Читатель, вероятно, помнит: ночь я провел тогда в кустах сирени, за монастырской оградой. Как мы уточнили потом по карте, это был Белянский монастырь, расположенный на холме, на левом берегу Вислы, в пяти-шести километрах от Кракова.
Меня разбудило солнце. Много рассветов встречал я потом в дороге, в горах, в лесу, в чистом поле, но такой, как в то утро, редко выпадал на мою долю.
Августовский воздух был чист и прозрачен. Ни выстрелов, ни пожаров. Ничто не напоминало о войне. Необычная, мирная тишина. Город лежал внизу, как на ладони. Красная черепица крыш пылала на солнце. Четко выделялся в зеленом полукольце старых бульваров древний Краков: массив готического Мариацкого костела с высокими башнями, мощная громада Сукенниц, ратуша, устремленная ввысь, стрельчатые крыши Ягеллонского университета, огромная квадратная рыночная площадь, от которой отходили в разные стороны прямые широкие улицы с поперечными переулками и кольцевой магистралью. Кафедральный собор и королевский замок на Вавельском холме казались совсем близкими, поднятыми богатырской рукой над Вислой, над городом.
Все это запечатлелось мгновенно, будто на негативной пленке. Тогда не до красот было. Сообщение друзей, рассказ Валерии, ее тревога подействовали как проявитель. И город — такой, каким я увидел его с Белянского холма, — ожил, вошел в мое сердце.
Как обманчива тишина на войне! Ночь ли, рассвет ли взорвутся от грохота и боли. И с городом повторится то, что уже было с Киевом, Варшавой, со многими городами за эту войну.
Понадобились века, сотни тысяч, миллионы рук, труд и пот народа, гений зодчего, чтобы поднялся над Вислой этот город. И достаточно нескольких дней, часов, даже минут, злой воли бесноватого фюрера и слепого рвения преступных исполнителей, чтобы все превратилось в пепел.
Так может быть…
Так не должно случиться!
Город должен жить.
Возвратился в землянку. При тусклом свете трофейного фонарика стал писать шифрованные письма Алексею и Михалу.
На рассвете Валерия и Метек ушли в город.
СПАСТИ ГОРОД!
Тревожное предупреждение наших польских друзей подтверждалось сообщениями Правдивого, Молнии. С августа планомерно готовилось уничтожение Кракова.
Навязать наступающим частям Красной Армии уличные бои, завлечь в мышеловку, начиненную многими тоннами аммонала, и взорвать город — таков был план гитлеровского командования.
В своих радиограммах Центр просил сообщить характер и систему вражеских укреплений Кракова. Мне тогда, естественно, неизвестны были дальние, стратегические замыслы командования, но чувствовалось: назревают большие события.
Пришел Гроза. Рассказывает, что довольно странно ведет себя генерал-губернатор Польши Ганс Франк.
— Что-то уж очень подозрительно, — делился своими опасениями Алексей, — заигрывание палача со своими жертвами. Старая политика кнута и пряника. Этакое представление «Кот и мыши». С одной стороны, усиливаются репрессии, облавы, на улицах хватают людей, бросают в тюрьму, трудовые лагеря. С другой — приемы в Вавельском королевском замке. На эти приемы впервые демонстративно приглашаются поляки — представители местной администрации и интеллигенции. Франк выступает в роли отца-благодетеля, заступника польского народа, призывает поляков оказывать всемерную помощь «несчастным» беженцам из сожженной Варшавы, запугивает «большевистским нашествием» и обещает отстоять европейский древний город от «диких орд Востока».
В подтверждение Алексей притащил целый ворох газет. «Гонец Краковски» широко освещал приемы в резиденции генерал-губернатора, его речи, призывы, запугивания, заклинания.
Мы с Алексеем пришли к тому же выводу, что и польские товарищи: Франк и его администрация, помимо прочих целей, пытаются усыпить бдительность местного населения, до последней минуты скрывая в строжайшей тайне план уничтожения города.
Что могло спасти Краков? Только стремительность, могучий и точный удар по врагу, исключающий изнурительные, опасные для города уличные бои. Но для этого надо было знать, и знать точно, все уязвимые участки обороны, заполучить детальный план заминирования города.
Алексей возвратился в Краков. Вскоре пришло от него новое тревожное сообщение:
«D. S. Противник сильно укрепляет Краков. Замурованы окна первого этажа главпочтамта. В остальных — амбразуры, оборудован дот… Оборонительные работы ведутся днем и ночью».
Мы радировали в Центр:
«Павлову. Один пьяный немецкий офицер сообщил Зайонцу: Краков, от улицы Смоча до Вислы построен небольшой тайный аэродром, с которого в случае опасности можно будет эвакуировать комсостав.
Аэродром готовился, как мы вскоре выяснили, для самого генерал-губернатора и его камарильи.
В середине декабря мы получили из штаба фронта задание особой важности:
«Установите точную численность войск и нумерацию частей в Кракове. Сообщайте о каждой новой части, прибывающей в город.
Точно установите расположение артпозиций, танков, пехоты, все мероприятия немцев по обороне Краковского района.
Данные молнируйте».
«Все мероприятия по обороне…» Вновь и вновь просматривал я последние донесения.
«D. S. В Кракове, на Гердерштрассе, 11, расквартирован личный состав первой эскадрильи 77-й эскадры бомбардировщиков — около двухсот человек. Аэродром эскадрильи — в Раковице. Штаб 8-го летного корпуса — в Витковице».
Алексей подтвердил наши предварительные данные о строительстве дотов в районе электростанции. Отман уточнил:
«Командует обороной Кракова генерал-ортскомендант Китель. Гарнизон — три дивизии».
Отсеять второстепенное, сверить данные из разных источников, проанализировать, сжать донесения в скупые строки радиограмм — я уже находил вкус в этой черновой, несколько однообразной, повторяющейся изо дня в день работе.
Центр не выпускал нас из виду ни на день, чутко реагировал на деятельность группы.
«Ваши данные, — говорилось в одной из радиограмм, — исключительно ценные. Всеми силами сосредоточьте внимание на оборонительных обводах Кракова и инженерных сооружениях вдоль левого берега Вислы».
Все сводилось к одной, теперь главной для нас задаче: нужна цельная картина обороны Кракова. А ее у нас не было.
Тут я получил записку Алексея:
«Инженерная часть укрепрайона дислоцируется в селе Рацеховице. Командует ею генерал-майор».
Генерал-майор… Ему-то наверняка известен если не весь план, то, уж во всяком случае, часть плана укрепрайона. А что, если?..
Я — к Гардому. Ему мой план вначале показался фантастичным. Однако обещал все разведать.
С польским связным Метеком пошел Митя-Цыган. На третий день возвратился, доложил обстановку. В Рацеховице полным-полно немцев. За селом, в лесу, расположилась танковая часть. «Наш» генерал-майор уже с месяц живет в доме одной польской семьи. Точнее, польско-украинской. Хозяйка сама родом из Тернополя, родной язык помнит, германа ненавидит. А хозяйская дочка заигрывает с генералом.
— Красна, пся крев, як та крулевна польова, — коротко охарактеризовал ее Метек.
Родной дядя этой «крулевны», вскружившей голову генералу, оказался связным польских партизан. Люди Гардого установили с ним контакт.
Постепенно начал вырисовываться план операции. Вызвались на опасное дело Евсей Близняков, неразлучные друзья-танкисты Митька-Цыган и Семен Ростопшин. Все они должны были появиться в Рацеховице как земляки хозяйки, беженцы-полицаи. Обжиться, примелькаться. Главная роль отводилась дяде. Ему поручили деликатно объясниться со всеми героями предстоящей «премьеры», за исключением, конечно, «жениха»-генерала. Сошлись на следующем: Евсей Близняков и Семен Ростопшин ночью бесшумно снимают часового. «Жениха» и «невесту» вместе с хозяевами «умыкают», увозят в неизвестном направлении. Таким образом, и овцы останутся целы (семье было обещано надежное убежище в горах), и волк окажется в капкане.
Увы, самые идеальные планы не всегда сбываются, порой проваливаются из-за пустяка или непредвиденного случая.
По соседству с Рацеховице неожиданно появился крупный отряд Армии Крайовой. Нашего «жениха»-генерала, когда он возвращался из служебной поездки, обстреляли. Он отделался легким испугом, но стал осторожней, усилил охрану, затребовал в свое распоряжение бронеавтомобиль.
КУРТ ПЕККЕЛЬ
Прибыл связной группы Отченашев. Рассказал о неожиданных осложнениях с генералом.
— Разрешите, товарищ капитан, другой план: вместо журавля поймать синицу. Есть у нас там на примете один ученый майор. Главный инженер укрепрайона.
Я подумал и дал добро.
Через несколько дней мы радировали Центру:
«Павлову. Нами взят в плен инженер немец Курт Пеккель. Он руководит участком строительства укреплений в 6 км от Кракова в направлении Варшавы. Его показания будут переданы.
Рассказ Евсея Близнякова о том, как брали майора Курта Пеккеля, я записал сразу после выхода из вражеского тыла. Привожу эту запись с небольшими сокращениями.
«…Трое суток следили мы за «нашим» инженером. Уточнили его маршрут, режим дня, привычки. Пеккель — большой любитель шнапса во всех видах, польской кухни и слабого пола — ежедневно с часу до двух отдыхал и развлекался в доме одной разбитной вдовушки. Майор — птица стреляная, из осторожных. Уходит, приходит среди бела дня, когда улицы забиты солдатами. Правда, хата вдовушки стоит особняком, на самом краю села — отделена от других домов небольшой рощицей.
Бродим по селу постоянно втроем. Я, Митя-Цыган, Семен Ростопшин. Навеселе. Местные жители косятся: не то беглые полицаи, не то бандеровцы. Митя — с аккордеоном. На нас шляпы, плащи. Из карманов выглядывают бутылки. Гуляем, горланим песни. Нам что — море по колено.
Вот и рощица. Расстелили плащи. Расставили бутылки, закуску. Разлеглись. Ждем. Наконец-то… Наш толстячок. Роста среднего. Белобрысый. Маленькие глазки блестят, предвкушают удовольствие. Заметил нас. Насторожился. Смотрим: улыбается. А нам тоже улыбок не жалко.
Встали вразвалку, окружили:
— Шнапс, битте, тринкен. Выпьем, герр майор, за компанию.
Замахал руками: дескать, данке шен, некогда.
Митя, вежливо так, пистолет майору под бок. Я бутылку в зубы. Вылили мы в борова пол-литра первосортного шнапса. Подействовало. Смотрит осоловелыми глазками, шатается. Мы на его мундир плащ накинули, натянули шляпу по самые глаза. Добавили еще стакан.
В лесу нас ждал Отченашев с повозкой. Майор было пришел в себя, закричал. Мы ему кляп в зубы, легонько, чтоб не задохнулся. Он у нас, миленький, на мягком сене сразу захрапел. Так и довезли. Принимайте гостя дорогого, товарищ капитан».
Гость оказался действительно дорогим, с богатой начинкой.
При обыске обнаружили у него билет члена нацистской партии за № 10340, выданный владельцу в 1925 году.
В моей землянке Пеккель, окончательно протрезвев, сразу сообразил, что к чему. Заявил, что, как старый партайгеноссе, он по билету с таким номером имел право беспрепятственного входа в рейхсканцелярию самого фюрера и в резиденцию генерал-губернатора.
— Мы сидели с Гансом Франком за одним столом. И это такая же правда, как то, что я стою перед вами, герр оберст.
Повысив меня в чине, майор окончательно успокоился; привык за долгие годы службы к субординации. Когда приказывает оберст (полковник), майор должен лишь подчиняться. Я не стал его разочаровывать. Разложил перед Пеккелем карту.
— Нам нужен план оборонительных сооружений укрепрайона. Весь план. И, по возможности, с мельчайшими деталями. Не вздумайте ссылаться на забывчивость и слабую память. Все будет перепроверено нашими людьми. За каждый объект, господин майор, отвечаете головой. Только добросовестная работа гарантирует вам жизнь. При первой возможности перебросим вас в Москву.
Пеккель склонил свой стриженый ежик в знак согласия. Попросил глоток шнапса и чашку кофе для похмелья. Мы предоставили, ему и та и другое. Пеккель до самого ужина просидел над картой, не разгибая спины.
«Павлову. Пленный Курт Пеккель показывает: в сентябре 1944 г. бывший командующий Краковским гарнизоном генерал-лейтенант Китель издал приказ и инструкцию в части строительства оборонительных сооружений района Кракова. Общее название системы сооружения «Группенсистем». Бункер на 10 солдат квадратного сечения 4 на 4, глубина 3 м 60 см.
«Павлову. Продолжение. Выше уровня поверх на бункер насыпается земля, 25—30 см, тщательно маскируется соответственно местности. Кроме настоящих бункеров, насыпаны кучи земли, плохо замаскированы с целью дезинформации артиллерии. От бункера в сторону ров глубиной 1,8 м, шириной 80 см расчленяется подобно оленьему рогу, на 2—3 концах которого — пулеметные гнезда. Бункера окружены проволокой со всех сторон на 30 м, среднее расстояние между бункерами 200 м. Много бункеров в жилых домах, сараях. На шоссейных дорогах строят бетонные столбы высотой 3—5 м, в диаметре 1,5 м. Их ставят с обеих сторон дороги и минируют, в случае приближения противника завалят ими дороги.
Это были самые горячие дни для наших радисток. Они передавали Центру план оборонительных сооружений по квадратам. Задали мы работу и штабистам из оперативного отдела 1-го Украинского фронта. Центр в течение нескольких дней запрашивал уточнения на отдельных участках, особенно на тех, где противник сооружал мнимые бункера.
В те дни нам в общих чертах уже был известен план минирования Кракова. Через «D. S.» систематически шли сообщения от Музыканта: подготовительные работы ведутся одновременно в разных районах города. Крытые машины с тяжелым грузом подъезжают ночью к административным и жилым объектам и возвращаются налегке.
…«Потрошение» Пеккеля шло успешно. Сведения, полученные от него, оказались очень ценными, но уже на первом допросе, несколько оглушенный внезапным пленением да изрядной порцией самогона, Пеккель заявил, что в его компетенцию входили только оборонительные сооружения. Минированием, уничтожением городов занимаются-де строго засекреченные, особые команды (зондеркоманды).
Курт Пеккель не лгал, но явно чего-то недоговаривал.
Обеспокоенный донесениями «D. S.», я на одном из допросов возвратился к нашему разговору о возможном минировании города.
Мы сидели в моей землянке, склонившись над крупномасштабной картой Кракова: советский разведчик, коммунист и старый наци, партайгеноссе. Со стороны могло показаться: два приятеля. И разговор тоже шел какой-то странный, скорее напоминающий то, что теперь называют ситуационной игрой.
— Господин Пеккель, вот карта Кракова. А вот приказ: город взорвать. Вы опытный, очень опытный (Пеккель при этих словах даже приосанился) военный инженер. Что вы предлагаете? С чего бы вы начали? Где Краков наиболее уязвим?
Маленькие глазки майора оживились. В них явно зажегся профессиональный интерес. От возбуждения — я уже замечал за ним эту привычку — стал потирать пухлые, с короткими пальцами руки.
— Это интересно, очень интересно.
Впился глазами-буравчиками в карту. Надолго задумался. Потом вскочил, ткнул пальцем в одну точку, другую, третью: тут! Тут и тут!
— Краков, герр оберст, исключительно удачный объект для минирования. Как, впрочем, и все средневековые города. На сравнительно небольшом пространстве много домов, много улиц, проулков. Но самое уязвимое место — подземные коммуникации города: канализация, сточные блоки под сооружениями. Я бы, герр оберст, начал с них. Огромный выигрыш во времени, средствах: не надо всюду рыть траншеи, маскироваться. Машина подъезжает — и пять-десять минут спустя груз на месте. Так можно хоть весь город начинить взрывчаткой. Остальное: провода, мины замедленного действия, центральный пункт для одновременного взрыва — дело техники.