К Сухорукову подполз лейтенант Абдуллаев.
- Товарищ капитан, что это? – кивнув на небо, где над кишлаком заходила для пуска НУРСов следующая пара вертушек, недоуменно произнес переводчик. - Почему по своим?
Сверкнув глазами, Александр сжал руки в кулаки.
- Не знаю! – процедил он сквозь зубы. - Но кто-то за это ответит. Обязательно ответит!
Вертолеты дали залп, и вокруг снова загремели взрывы…
…В наступившей через несколько минут тишине был слышен только стрекот улетающих «вертушек».
Кошкин лежал среди обугленных камней, накрыв руками голову. Когда стало тихо, он снял руки с затылка и медленно оторвал от земли свое чумазое лицо.
Глаза солдата тут же испуганно расширились: прямо перед собой, метрах в десяти, он увидел худенького афганского подростка, который, спрятавшись за обломком стены, целился из винтовки в спину только что поднявшегося на ноги Сухорукова.
Наставив ствол автомата на афганца, Кошкин нажал на спусковой крючок, но вместо выстрела услышал лишь предательское клацанье металла: в магазине не осталось ни одного патрона.
Солдат тут же вскочил и бросился к командиру, стоявшему всего в пяти-шести шагах от него.
Александр увидел подбегающего десантника и, не понимая, зачем Кошкин несется к нему, удивленно вскинул брови.
Едва Кошкин успел поравняться с Сухоруковым, оказавшись между ним и афганским пацаном, как тот выстрелил.
Пуля, предназначавшаяся Александру, попала Кошкину в затылок.
Солдат рухнул на землю.
Александр резко обернулся, увидел целившегося в него подростка, вскинул «калаш», но так и не выстрелил: сбоку к афганскому мальчишке подскочил Абдуллаев. Ударом ноги он выбил из рук подростка винтовку, а затем прыгнул на него, повалив афганца на землю…
Александр упал на колени рядом с лежащим на спине Кошкиным, глаза которого неподвижно смотрели в небо.
Склонившись над ним, капитан сквозь ком, подступивший к горлу, хрипло произнес:
- Спасибо, Игорек…
Сухоруков взял голову Кошкина в свои руки и провел ладонью по глазам солдата, чтобы закрыть их…
…Абдуллаев навалился на поверженного им афганского мальчишку сверху и схватил его за грудки.
Оскалив зубы, он с ненавистью рявкнул на дари:
- Если не хочешь, чтобы я отправил тебя к аллаху… Говори, где американцы!
Подросток, который от страха был не в силах произнести ни слова, замычал и показал рукой на блиндаж, который находился метрах в тридцати от них…
…Александр и Абдуллаев подскочили к блиндажу. Александр дернул ручку массивной металлической двери. Дверь не поддавалась.
Макнамара и Крамер, забившись в дальний угол блиндажа, смотрели на дверь и испуганно прислушивались к тому, что происходит снаружи.
Напротив них, в другом углу блиндажа, сидел на полу уже не молодой афганец с пистолетом в руках. Его глаза сверкали злобно и фанатично.
Все трое услышали раздавшийся из-за двери громкий голос Абдуллаева, который говорил по-английски:
- Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь. Мы гарантируем вам жизнь!
Макнамара и Крамер переглянулись. Оба поняли друг друга без слов.
Тяжело вздохнув, Крамер подошел к выходу из блиндажа и потянулся к дверной ручке.
Афганец, сердито вскрикнув что-то на своем языке, вскочил и выстрелил из пистолета в спину Крамера. Застонав, американец упал.
Макнамара тут же выхватил из-за пояса пистолет и выпустил из него сразу несколько пуль в афганца.
Тот беззвучно осел на землю.
Отшвырнув пистолет в сторону, Макнамара бросился к двери блиндажа, распахнул ее и поднял руки вверх…
…Американский инструктор со связанными руками сидел на камне в окружении нескольких десантников. Рядом с ним, опустившись на одно колено рядом с лежащей на земле рацией, громко кричал в микрофон Александр:
- Одного мы взяли! … Да, живым. Второго застрелили «духи»… Присылайте за ним «вертушку»! И за ранеными! За ранеными тоже! У меня их больше тридцати.
Из объятого пламенем дома недалеко от Сухорукова раздался душераздирающий детский крик.
Быстро сняв наушники, Александр повернул голову на крик и сквозь окно с разбитыми стеклами увидел в глубине дома мечущуюся в огне афганскую девочку лет десяти.
Мороз, Макаед и Михолап и еще несколько солдата стояли рядом с домом, не решаясь броситься в огонь.
Швырнув на землю автомат, Александр подбежал к солдатам.
- Снимай куртку, быстро! – крикнул он Михолапу.
Солдат расстегнул ремень, сбросил «лифчик» с боезапасом и скинул с себя куртку-афганку. Схватив ее, ротный набросил куртку на голову.
- Облейте меня водой! – бросил ротный солдатам.
Все стоявшие у дома десантники окружили ротного, сорвали с себя фляги и, открутив их крышки, начали поливать Сухорукова водой.
Мокрый с головы до ног Александр, торопливо перекрестившись, забрался в окно горящего дома…
…Через полминуты, которые показались и самому Сухорукову, и его подчиненным вечностью, он выпрыгнул из окна, держа на руках обезумевшую от страха и громко кричащую девочку лет десяти. Одежда Александра и его волосы были объяты пламенем: мокрую куртку Михолапа Сухоруков накинул на голову ребенка.
Потеряв сознание, Александр уронил девочку и упал рядом с ней на землю…
…Салон летящего вертолета был битком набит ранеными.
Среди них на полу лежал так и не пришедший в себя Александр, обмотанный окровавленными бинтами с головы до ног. Рядом с ним примостился раненый Савельев, который с состраданием глядел на Сухорукова.
- Потерпи, Саня… Не умирай, - прошептал он.
На скамейке салона сидела перевязанная афганская девочка, которую Александр вынес из горящего дома, а рядом с ней, в окружении двух дюжих десантников, -второй лейтенант Макнамара, который смотрел на то, во что превратился Сухоруков, с ужасом в глазах…
…По коридору гарнизонного госпиталя сновали военные врачи и медсестры.
Прислонившись к стене, у двери операционной стоял лейтенант Абдуллаев.
Дверь открылась, и в коридор вышел тот самый хирург, которого десантники Александра когда-то спасли из плена. На нем был белый халат, заляпанный кровью.
Хирург замер у порога, полез в карман и достал из него пачку сигарет и зажигалку.
Абдуллаев оторвал спину от стены и повернулся к врачу.
- Как он?
Врач поморщился.
- Плохо. Я вообще удивляюсь, как он с такими ожогами еще жив.
Хирург закурил и, сделав пару затяжек, нервно развел руками.
- Я сделал все, что мог. Но клинические условия у нас не те. Первым же самолетом будем отправлять твоего ротного в Ташкент. А оттуда – в Москву, в госпиталь Бурденко.
***
В воскресенье в Тульском городском парке было шумно и многолюдно.
Недалеко от карусели за столиком летнего кафе сидели Василий Егорович и Татьяна Ивановна. Василий Егорович потягивал из бокала пиво.
…По аллее парка, задевая и толкая идущих ему навстречу людей, торопливо шагал Тюпалов, в глазах которого смешались растерянность и тревога. Увидев Сухоруковых, Тюпалов вскинул правую руку вверх и громко крикнул:
- Василий Егорович!
Сухоруков повернул голову на крик и заметил Тюпалова. Увидев его перекошенное лицо, Василий Егорович тут же вскочил. Татьяна Ивановна тоже поднялась. Оба быстро пошли навстречу Тюпалову…
…Тяжело дыша, Тюпалов приблизился к взволнованным Сухоруковым.
Утерев со лба пот, он дрожащим голосом произнес:
- Мне только что позвонили… Сашку доставили в госпиталь Бурденко. С сильными ожогами. Без сознания…
Татьяна Ивановна вскрикнула и прижала ладони к щекам. Василий Егорович помрачнел и тяжело вздохнул.
Тюпалов кивнул на выход из парка.
- Машина ждет. Едем!
…На койке реанимационной палаты под капельницей лежал Александр, перебинтованный с головы до ног. К нему была подключена система обеспечения жизнедеятельности. Александр находился без сознания.
Рядом, у изголовья его постели, стояли в белых халатах военный хирург полковник Колбышев и Татьяна Ивановна. На осунувшемся лице Сухоруковой была печать бессилия и горя.
Колбышев тихо произнес:
- Время от времени он приходит в себя. Правда, ненадолго, - хирург бросил взгляд на наручные часы. - Простите, Татьяна Ивановна, но больше Вам здесь оставаться нельзя… Я и так сделал для Вас исключение.
Сухорукова покорно кивнула головой.
- Я понимаю… Конечно…
Она уже повернулась, чтобы уйти, когда Александр, застонав, открыл глаза. Взглянув на Колбышева с мольбой, Татьяна Ивановна сделала шаг к сыну и склонилась над ним. Мутные глаза Александра прояснились, а его губы растянулись в чем-то наподобие улыбки.
Александр прошептал:
- Мама…
Татьна Ивановна прижала руки к груди.
- Сашенька, родной!
- Мама…, - прошептал Александр уже тише.
Его глаза снова закрылись…
…Татьяна Ивановна вышла из реанимационной палаты.
Перед дверью палаты, в коридоре, сидели на диване Василий Егорович и Тюпалов. Оба встали. Татьяна Ивановна приблизилась к ним.
- Сашка узнал меня. Он приходил в себя, совсем ненадолго…, - она горестно опустила голову. - Они борются за его жизнь. Это может продолжаться не один день.
Татьяна Ивановна всхлипнула.
- Господи, сколько раз я сама говорила это другим…
Она присела на краешек дивана и начала беззвучно плакать. Видно было только, как подрагивали ее плечи. Василий Егорович опускается на диван рядом с ней и, обняв жену, привлек ее к себе.
Сухорукова вскинула голову, торопливо достала из кармана носовой платок и вытерла им глаза.
- Я останусь в госпитале. А вы езжайте домой. Лёне завтра на службу. Тебе в понедельник к министру…, - Сухорукова тронула пальцами воротник пиджака Василия Егоровича. - Тебе же надо хотя бы переодеться.
Сухоруков погладил ее по плечу.
- Я только что звонил Мурашову. Ты можешь переночевать у Гены.
Татьяна Ивановна слабо махнула рукой.
- Не нужно. Если я и смогу заснуть, то прикорну прямо здесь, - она посмотрела мужу в глаза. - А вы езжайте.
Сухоруков согласно кивнул.
- Хорошо. Я переоденусь, заберу все нужные мне бумаги и завтра вернусь в Москву.
Спохватившись, Татьяна Ивановна добавила:
- И позвони, пожалуйста, в мою больницу. Предупреди их, чтобы в выходные они меня не искали…
…Татьяна Ивановна осталась одна. Она сидела на диване, не отрывая взгляда от двери реанимационной палаты. Настенные часы в коридоре показывали половину двенадцатого. Глаза Сухоруковой начали слипаться…
…Татьяна Ивановна стояла на платформе железнодорожного вокзала. Прибывающий пассажирский поезд замедлял ход. В окне одного из проплывающих мимо нее вагонов Сухорукова увидела Александра в форме курсанта Рязанского училища ВДВ. Заметив на перроне встречающую его маму, он улыбнулся и радостно замахал руками. Татьяна Ивановна помахала сыну в ответ и двинулась следом за тормозящим вагоном.
Поезд вдруг стал снова быстро набирать ход. Сухорукова уже не шла, а бежала за вагоном, в окне которого маячил сын. Татьяна Ивановна начала отставать от вагона…Неожиданно земля между ней и поездом вспыхнула. Пламя охватило вагон, заслоняя собой сына. Его испуганное лицо мелькнуло в огне. Воздев руки к небу, Сухорукова испуганно и громко крикнула: «Саша!!!»…
- Татьяна Ивановна, - донесся откуда-то сбоку нежный женский голос…
…Сухорукова вздрогнула, проснулась и открыла глаза. Она повернула голову на голос и изумленно вскинула брови.
Рядом с ней на диване сидела Ирина, которая, сочувственно глядела на Татьяну Ивановну.
Сухорукова всплеснула руками.
- Ира? Откуда?
- Приехала из Тулы, последней электричкой, - Ирина виновато улыбнулась. - Я не хотела Вас будить, но Вы так громко кричали.
- Как ты узнала, где я?
- Я была у Павла. А ваши медсестры сказали мне, что у Вас… Случилась беда, - помедлив, Ирина спросила. - Ваш сын ранен?
Сухорукова тяжело вздохнула.
- Очень сильно обгорел.
Она бросила взгляд на настенные часы, стрелки которых показывали уже первый час ночи, и с жалостью посмотрела на Ирину.
- Господи, ты поехала неизвестно куда, одна, ночью…
- Татьяна Ивановна, Если бы не Вы, мой брат бы не жил, - сказала Ирина. - И то, что я здесь – это самое меньшее, чем я могу Вас отблагодарить. Вам нужно, чтобы сейчас кто-то был рядом. И я буду – столько, сколько нужно.
С нежностью и благодарностью в голосе растроганная Сухорукова произнесла:
- Девочка моя…
Она обняла Ирину.
- Как ты сюда прошла? Кто тебя пустил?
- Там, в будке, у ворот, сидит дежурный. Я не разбираюсь в званиях…У него на погонах по две звездочки, - Ирина показала их расположение пальцами на своем плече. – Вот так.
- Прапорщик, - подсказала Сухорукова.
- Он сказал, не положено, - продолжала Ирина. - Тем более, ночью. А когда я ему все выложила – про Вас, про Павла, про Вашего сына, он начал куда-то звонить… Узнал, где лежит Саша. И даже показал мне дорогу, - оглянувшись, Ирина перешла на шепот. - Только очень просил… Если кто-нибудь меня задержит… В общем, не говорить, что я прошла через калитку.
Ирина хихикнула.
- Попросил сказать, что я перелезла через забор.
Татьяна Ивановна улыбнулась.
- Ну, через забор так через забор, - спохватившись, она вскинула голову. - Как твой брат? Ему уже лучше?
- Да. Сегодня ему даже дали посмотреть телевизор. Полчаса. Вы же разрешили мне привезти из дому телек и поставить в палате. Паша так по нему соскучился… Он хоть и взрослый, но очень любит смотреть мультики. Особенно «Ну, погоди».
Пожав плечами, Ирина с любовью грустно протянула:
- Прямо как ребенок.
- Я тоже люблю их смотреть, - сказала Сухорукова и, не удержавшись, зевнула…
…Часы на стене коридора показывали пятый час утра.
Положив голову на плечо Ирины, Татьяна Ивановна спала…
***
Кабинет генерал-полковника Мурашова располагался на втором этаже здания Министерства обороны.
Мурашов сидел за своим огромным рабочим столом. Напротив генерал-полковника сгорбился на стуле бледный и осунувшийся Сухоруков.
Мурашов тихо спросил:
- Как он?
- Плохо, - Василий Егорович поморщился. - Танюша пробыла в госпитале все выходные, но ничего обнадеживающего ей не сказали… Я тоже заезжал туда сегодня утром.
Сухоруков горько вздохнул.
- На Сашке живого места нет. Врачи вообще удивляются, как он до сих пор еще…
- Татьяна сейчас в Туле?
- Да, - Василий Егорович развел руками. - У нее у самой больные. Кого-то готовят к операции, кому-то ее только что сделали. Как только сможет вырваться, снова приедет.
Мурашов твердо и уверенно произнес:
- Василий, я верю, что Сашка выкарабкается. Обязательно выкарабкается!
Сухоруков помотал головой из стороны в сторону.
- Ой, Гена… Я бы все за это отдал.
Глаза Сухорукова недобро сверкнули.
- Может, я чего-то не понимаю…, - Василий Егорович придвинулся к другу поближе. - Но скажи, как такое могло случиться? Почему вертолеты шарахнули НУРСами по кишлаку? Когда там находились свои?
Мурашов отвел взгляд в сторону.
- Командир полка подполковник Ремизов…
- Ремизов? – Василий Егорович наморщил лоб. – Был у меня такой ротный, в Кировабаде.
- Он, он, - утвердительно кивнул Мурашов. – Так вот… Сашкина рота находилась на подступах к кишлаку, и Ремизов попросил командира дивизии, чтобы наступление поддержала авиация. А когда десантники туда ворвались, комдиву об этом не доложил…Вот вертушки и дали по кишлаку.
Сухоруков возмущенно засопел.
- Как же так?!
- Вчера, на заседании комиссии, созданной для расследования этого случая, - продолжал Мурашов, - он ссылался на плохую связь. Говорил, что пытался связаться с комдивом по телефону, но не смог.