…Капитан Сухоруков сидел за столом напротив командира парашютно-десантного полка подполковника Ремизова - полностью облысевшего к своим сорока годам толстяка среднего роста, - который, лучась от счастья, довольно потирал руками.
- Ну, Сухоруков! Ну, молодец… Я только что звонил в госпиталь: жизнь пленного уже вне опасности. Так что службу нам этот «пернатый» сослужит… Используем этого «пака» по полной программе!
Придвинувшись к Александру поближе, командир полка понизил голос и произнес:
- Через месяц в Кабуле - пресс-конференция. Для наших и иностранных журналистов. Там им пакистанского летчика и покажут, - Ремизов хлопнул в ладоши. – А это - прямое доказательство военного вмешательства Пакистана в афганские дела… Понятно?
Сухоруков весело кивнул.
- Так точно.
Командир полка распрямился и широко улыбнулся.
- Буду представлять тебя к первой боевой награде.
Александр улыбнулся в ответ.
***
В столице Малагии стоял жаркий полдень.
В окне маленького, скромно обставленного кабинета главного военного советника шумно работал советский кондиционер БК.
На стене кабинета висели рядышком сразу два портрета: Ленина и Президента Малагии маршала Малулу – тучного, щекастого, с гордым, надменным взглядом, облаченного в мундир, шитый золотом и увешанный множеством орденов и медалей.
Под портретами, за широким, массивным столом сидел генерал Сухоруков. Разложив перед собой большую карту, Василий Егорович внимательно изучал ее, время от времени озабоченно вздыхая. Рядом с ним устроился на стуле, подперев голову руками и тоже склонившись над картой, заместитель главного военного советника генерал-майор Столяров. Он находился в Малагии уже второй год. Столяров был младше Сухорукова на пять лет, но не выглядел моложе: его худое и изможденное землистого цвета лицо вдоль и поперек бороздили глубокие морщины. Оба генерала были одеты в одинаковую, песочного цвета, форму с отложными воротниками без знаков различия.
Не отрываясь от карты, Сухоруков медленно и грустно произнес:
- Спасибо, что ввел в курс дел, Иван Ильич, - Василий Егорович поднял голову и посмотрел на Столярова. - А дела наши, судя по всему, хреновые… Говоришь, ни о каких наступательных действиях пока не может идти и речи?
Столяров отрицательно помотал головой.
- Занимаем глухую оборону. На всех фронтах. Причем молю Бога, чтобы сепаратисты ее не прорвали. Особенно здесь.
Протянув руку к карте, он очертил на ней указательным пальцем кружок.
- Поэтому почти все кубинские подразделения я распорядился направить сюда, - продолжал Столяров. - Около трех батальонов. Они хоть умеют воевать.
Столяров кивнул на портрет Малулу за спиной Сухорукова, раздраженно махнул рукой и протянул:
- А эти… Я вообще не знаю, что бы мы делали без кубинцев, - Столяров понизил голос. - Спасибо Фиделю. Сказал, что его солдаты будут выполнять здесь интернациональный долг и слово держит. На следующей неделе ждем очередного транспорта из Гаваны…
- Много людей?
- Около пятисот.
Сухоруков удовлетворенно хмыкнул.
Столяров улыбнулся.
- Цвет кожи у них и местных – одинаковый. Поэтому и иностранное военное вмешательство нашим врагам доказать трудновато.
Василий Егорович тоже улыбнулся.
Столяров снова кивнул на портрет Малулу.
- Когда Вас собирается принять сам?
Сухоруков пожал плечами.
- Пока не знаю. Министр обороны Малагии…, - Василий Егорович наморщил лоб. – Как его…?
- Бригадный генерал Дукуну, - подсказал Столяров.
- Точно, Дукуну, - Сухоруков поморщился. - Фамилии тут у них… Сразу и не запомнишь. В общем, он намекнул мне сегодня утром, что через пару дней президент меня примет.
Василий Егорович пристально посмотрел Столярову в глаза.
- Кстати, какое у тебя мнение сложилось о Дукуну?
Столяров откинулся на спинку стула и, помедлив пару секунд, произнес:
- Не дурак. В свое время закончил Кембридж. А при прежнем режиме то ли год, то ли два был на стажировке в Штатах… Но самостоятельных решений принимать не любит. Приглашает меня к себе за советом по каждому пустяку.
Он сочувственно покачал головой.
- Теперь будет приглашать Вас.
- Ясно, - протянул Сухоруков. – Не хочет брать ответственности. Но, небось, когда дела на фронтах идут хорошо, приписывает все заслуги себе, да?
Столяров усмехнулся.
- Есть такое.
Сухоруков покосился на портрет Малулу у себя за спиной.
- Иван Ильич, а портрет этот… Он что, обязательно должен здесь висеть?
Столяров шумно вздохнул.
- Не поверите, но начальник главного политического управления Вооруженных Сил Малагии генерал Самба водрузил его сюда лично. Даже не поленился забить гвоздь.
Брови Василия Егоровича удивленно взлетели вверх.
- А потом, - продолжал Столяров, - вежливо, но твердо заявил, что портреты главы государства должны висеть во всех наших кабинетах рядом с портретами Ильича. Так что…, - Столяров многозначительно развел руками.
Смирнов недовольно скривился и нехотя махнул рукой.
- Ладно, хрен с ним. Пусть висит.
Он встал и подошел к окну. Посмотрел на унылый городской пейзаж: старые, обветшалые, приземистые здания одной из главных улиц столицы. На улице почти не было людей, спрятавшихся от полуденного зноя в домах.
Сухоруков сложил руки на груди и тоскливо вздохнул.
- Ты супругу сюда привез?
Столяров грустно улыбнулся.
- Отказалась ехать наотрез. Она со мной в Ливии прожила два года. Так что Африкой сыта по горло.
Сухоруков удивленно хмыкнул и повернулся лицом к Столярову.
- А моя хотела поехать… Да не позволило здоровье. Гипертония.
Столяров сочувственно покачал головой, поднялся из-за стола и подошел к Сухорукову.
- Может, это и к лучшему. Обстановка здесь пока, сами знаете…
Раздался стук в дверь. Распахнув ее, на пороге кабинета вырос худенький, совсем молодой парнишка с курносым носом и пышной гривой волос. На нем была такая же форма песочного цвета, что и у генералов, а на боку из-под куртки торчал пистолет.
Улыбаясь, парнишка обратился к Столярову.
- Разрешите, товарищ генерал?
Столяров тоже растянул губы в улыбке.
- А, Максим. Заходи!
Максим, кинув любопытный взгляд на Сухорукова, стоящего у окна, прошел в кабинет и остановился посреди комнаты.
Василий Егорович, повернувшись к Максиму, тоже с любопытством разглядывал его.
Столяров кивнул Сухорукову на парнишку.
- Вот это, товарищ генерал-майор, и есть Ваш переводчик. Младший лейтенант Бабушкин.
В глазах Бабушкина, который только сейчас понял, что человек у окна – это новый главный военный советник, мелькнул легкий испуг. Он вытянулся в струнку и, прижав руки к бедрам, повернулся всем корпусом к Сухорукову.
Василий Егорович махнул рукой.
- Вольно!
Бабушкин стоял навытяжку, словно не слыша команды.
Сухоруков улыбнулся.
- Ну, чего стоишь, как пень? Присаживайся.
Бабушкин подошел к столу и несмело опустился на краешек стула. Страха в его глазах уже не было, но зато любопытства появилось еще больше.
Василий Егорович тоже приблизился к столу и сел на стул напротив Бабушкина.
- Тебе сколько лет? – спросил Сухоруков.
Бабушкин слегка покраснел.
- Девятнадцать.
Брови генерала взлетели вверх.
- Не понял. Когда ж ты успел окончить институт?
- А я и не окончил, товарищ генерал, - весело ответил Максим. - Я – с «ускора». Прошел десятимесячный курс ускоренной подготовки в Военном институте, получил младшего лейтенанта – и в Африку. Отслужу здесь два года, а потом буду доучиваться.
- Вон оно что…, - протянул Сухоруков.
- Это недавно придумали, - вступил в разговор Столяров. - Переводчиков в горячих точках не хватает, вот в Военном институте и ввели ускоренный курс.
Иван Ильич кивнул на Бабушкина.
- Но язык он знает хорошо. Трещит по-ихнему, как…, - Столяров восхищенно цокнул. - И парень боевой. Я его к ордену хочу представить. Если Вы, конечно, не возражаете.
Сухоруков пожал плечами.
- Если заслужил – не возражаю.
Он посмотрел на Бабушкина в упор.
- Поедем сегодня на передовую, Максим.
Бабушкин весело и озорно сверкнул глазами.
- Да хоть в Лагосаку, товарищ генерал!
- Куда-куда?
Столяров вздохнул.
- Есть тут одно гиблое место. Там сепаратисты обстреливают наши позиции по три раза на дню. И бомбят регулярно.
Он поморщился.
- Ну ее к лешему, Василий Егорович. Не ездите сегодня. Успеете Вы там еще побывать.
Сухоруков хлопнул ладонью по столу.
- Едем в Лагосаку!
…Во дворе резиденции главного военного советника в Малагии стояли два почти новеньких уазика без тентов. Неподалеку от них топтались четверо солдат из взвода охраны.
За рулем одной из машин сидел солдат-водитель. Водительское сиденье другого уазика пустовало.
Сухоруков, Столяров и Бабушкин вышли из подъезда резиденции и направились к машинам.
Столяров кивнул Сухорукову на машину без водителя.
- Это – Ваша.
Приблизившись к своему УАЗику, Василий Егорович уселся в него. Бабушкин тут же лихо запрыгнул на водительское сиденье.
Остановившись рядом с машиной, Столяров укоризненно протянул.
- Опять рвешься за руль, Максим? А ну уступи место водителю!
Переводчик хитро прищурился.
- А нет водителя, товарищ генерал. Забрали в госпиталь: подозревают малярию. Я к Вам и шел, чтоб об этом сказать.
Он хлопнул ладонью по рулю.
- Так что сегодня за баранкой я сам.
Столяров нехотя махнул рукой.
- Ладно.
Он направился к другой машине и забрался в нее.
Сухоруков повернулся к переводчику.
- И часто тут у вас болеют малярией?
- Бывает. Но Вы не волнуйтесь. Не заболеете! – Бабушкин весело тряхнул головой. - Я Вам таблеток дам. Хороших!
Солдаты охраны тоже уселись в обе машины – на задние сиденья.
Бабушкин завел уазик, и он тронулся с места…
…Два уазика, поднимая пыль, мчались по разбитой грунтовой дороге.
Вокруг дороги простиралась унылая африканская пустыня.
Вдали виднелась деревушка, а сразу за ней тянулась линия оборонительных сооружений: окопы, блиндажи, доты, обтянутые маскировочными сетями.
Бабушкин кивнул на деревушку.
- Это и есть Лагосака, товарищ генерал.
Максим показал рукой на оборонительные сооружения.
- Здесь занимают оборону кубинские батальоны.
Сухоруков прищурил глаза, разглядывая позиции кубинцев. Неожиданно он вздрогнул и напрягся: генерал услышал грохот взрывов, доносящийся со стороны окопов, а спустя несколько секунд Сухоруков и Бабушкин увидели сразу несколько столбов дыма и огня, взметнувшихся над позициями.
Переводчик со злостью бросил:
- Сепаратисты снова начали артобстрел.
Грохот становился все громче и громче. Над окопами уже стояла сплошной завесой стена дыма. В глазах Максима мелькнуло беспокойство.
- Товарищ генерал, как бы эти гады не засекли и нас, - бросил он. – Тут недалеко есть безопасное место, где можно переждать артобстрел. Давайте туда?
Сухоруков согласно кивнул.
- Давай!
Бабушкин что есть мочи нажал на педаль газа. Их уазик помчался по дороге на предельной скорости. Уазик Столярова – тоже.
В воздухе раздался противный свист артиллерийского снаряда, и мощный взрыв, вздыбив землю, прогремел совсем недалеко от летящих по дороге машин.
Сухоруков и Бабушкин непроизвольно вжали головы в плечи.
Бабушкин резко нажал на тормоза. Проехав еще несколько метров, машина остановилась. Следом за уазиком Сухорукова замерла на месте и вторая машина. В глазах переводчика мелькнуло мгновенно созревшее решение. Он выпрыгнул из машины и махнул Сухорукову рукой.
- Товарищ генерал, вылезайте! Быстрее!!!
Смирнов выпрыгнул из УАЗика, солдаты охраны тоже покинули машину. Бабушкин показал рукой в сторону небольшой низины метрах в пятидесяти от дороги и крикнул:
- Туда!
Подталкивая Сухорукова перед собой, Бабушкин понесся к низине. Следом за ними к естественному укрытию бежали Столяров, его водитель и четверо солдаты охраны.
Едва они все отбежали от дороги на приличное расстояние, как еще один снаряд вдребезги разнес машину, в которой несколько секунд назад находились Сухоруков и Бабушкин…
…Сухоруков, Бабушкин, Столяров и остальные лежали в низине, вжавшись в песок и закрыв головы руками. Снаряды рвались недалеко от них, ложась все ближе и ближе к низине.
Чертыхнувшись, Бабушкин подполз к Сухорукову и навалился на него всем телом.
Почти в тот же миг прогремел еще один взрыв, и земля взметнулась вверх буквально в нескольких метрах от них…
…Артобстрел закончился. В воздухе повисла тишина.
Бабушкин неподвижно лежал на Сухорукове, широко раскинув руки. Почуяв неладное, Василий Егорович медленно вылез из-под переводчика. Тело Бабушкина осталось лежать на песке. По виску Максима стекала тонкая струйка крови.
Наклонившись над Бабушкиным, Сухоруков осторожно перевалил его тело на спину. Взяв голову Максима в руки, генерал поднес лицо переводчика к своему. Глаза Бабушкина, не мигая, смотрели в небо.
- Эх, Максим, Максим…, - горько протянул Сухоруков.
…Вечером того же дня Сухоруков сидел в своем кабинете за столом, нацепив на нос очки и торопливо покрывая лежащий перед ним лист бумаги аккуратными строчками. Рядом с листом лежало раскрытое личное дело Бабушкина с его фотографией в форме. Со снимка на генерала смотрело улыбчивое, еще почти совсем мальчишеское лицо.
Зазвонил телефон, и Сухоруков, перестав писать, не спеша снял с аппарата трубку.
- Сухоруков слушает.
- Здорово! – пророкотала трубка.
Встрепенувшись, Василий Егорович сразу узнал голос Мурашова и улыбнулся.
- Гена, ты?! Здравствуй!
- Как тебе на новом месте? Уже осмотрелся? – спросил Муращов.
- Сегодня ездил по частям, - Василий Егорович тяжело вздохнул. - У меня погиб переводчик. Младший лейтенант, совсем мальчишка… Мы попали под артобстрел. Когда залегли, он закрыл меня своим телом.
Мурашов сочувственно крякнул и протянул:
- Да будет ему земля пухом, - он тоже вздохнул. - Сколько таких ребят сложили головы на чужой земле…
- Хочу представить его к Ордену Красного Знамени. Посмертно, - Сухоруков напрягся. - Ты, пожалуйста, проследи, чтобы мое представление не замылили в Москве. А то знаю я, что они могут сказать – мол, переводчик, не боевой офицер.
- Обязательно прослежу. Обещаю, - откашлявшись, Мурашов понизил голос. - Сам тебя еще не принимал?
- Нет, - Сухоруков непроизвольно посмотрел на портрет Малулу у себя за спиной. - Пока я видел его только на портрете в своем кабинете. Но, вроде, через пару дней собирается.
- Тогда готовься, - сказал Мурашов. – Кстати, к нему ты пойдешь уже в новом звании. Я ведь и звоню тебе, чтобы об этом сообщить. С сегодняшнего дня ты…, - Мурашов помедлил, выдерживая торжественную паузу, - …генерал-лейтенант! Поздравляю!
Слегка растерявшись, Сухоруков несколько секунд хранил молчание, а затем
с радостным волнением произнес:
- Спасибо.
- Были тут у нас некоторые… Говорили, что рано. Мол, очередное звание надо присваивать только после того, как проявит себя на новом месте, - Мурашов хохотнул. - А я им знаешь, что ответил?
Василий Егорович улыбнулся.
- Догадываюсь.
- Вот-вот. Сказал, что Сухоруков себя уже столько раз проявлял, сколько им и не снилось: и в сорок третьем под Курском, и в шестьдесят восьмом в Праге. Короче, прищемил языки.
- Ну, это ты умеешь!
- Твои-то как? Скучают по тебе? Звонят? – спросил Мурашов.
Сухоруков грустно вздохнул.
- Танюше я сегодня звонил сам. У нее все по-прежнему.
- А как Сашка?
- По-прежнему «за речкой». Командует разведротой, - Василий Егорович улыбнулся. - Мы с ним оба сейчас выполняем интернациональный долг. Только в разных «горячих» точках.