— Думаешь там прознали что-нибудь? — спросил Никита Никитич.
— Мы цесаревне Елизавете крупные суммы пожертвовали. А понравиться ли то императрице?
— Она просила, а ты дал, братец Акинфий. И что с того? Главное чтобы наши рублики не выплыли. Пусть и далее все думают, думают, что они императорские.
— Теперь берг-конторой руководит немец умный фон Штемберг. Его на мякине не проведешь.
— Но подкупить немца сего можно? Все они на золото падки. Не поверю, чтобы нельзя было купить немца.
— Вот с этим и разберусь я в Петербурге. А ты, братец Никита, здесь останешься. Только на тебя полагаюсь. Следи, чтобы приказчики воровали поменее. И особливо наш старший приказчик меня волнует. Сволочь известная.
— Шаров? Ты не говори так про него, Акинфий. Он вор и кат известный. Это так, и про то всем ведомо. Но пользы от него еще много поиметь сможем. Он хоть и ворует, но людишек в покорности держит. А они токмо язык кнута и силы разумеют.
— А слыхал, что наш Шаров недавно сделал, братец?
— Беглых на заимке имал? И правильно делал. А то развелось сволочи всякой. Он их всех в шахты спустил и там их к тачками чепями* (*чепи — цепи) приковали. Пусть трудятся нам на славу и прибыток.
— Да не про беглых я, братец. Не про беглых. Он девку Настасью, что с городке нашем проживает, дочку мастера Леонида, из дома похитил. И к сожительству с собой принудить захотел. Но девка не давалась ему. Говорила, что без венца не ляжет в постель.
— Ну и дура, — проговорил Никита Никитич. — Убыло бы от девки что ли? А Шаров-то что?
— Он приказал попа нашего доставить и мертвое тело заваленного в шахте горщика Семена. Так повенчали девку с умершим. А Шаров сказал, что молодой жених от счастья помер.
Никита Никитич засмеялся:
— Вот молодец! Хват у тебя, Акинфий, приказчик. Мне бы такого шутника.
— Но шутки сии людей работных злят, брат. И от того зла может большой бунт зародиться.
— Работные людишки должны нашу волю исполнять и голов своих не поднимать. То отец наш всегда говорил! А он сии места поднял, и заводы здесь ставил!
— Но ты все же, братец, за Шаровым следи. Ты Демидов, и тебя он станет слушать. А то сыновья мои им управлять не смогут. Молоды еще.
— Послежу, Акинфий. Не беспокойся про то. Езжай в столицу.
— И сам ты, Никита, не дури более. Я ведь про твой гарем из девок знаю, что ты у себя на заводе шантарском завел. И про ропот заводских людей знаю. К тебе на завод 20 наших ближних холопов отправились, дабы там бунта не было. Смотри здесь ничего такого не устрой…..
Год 1735, октябрь, 20–29 дней. Невьянский завод Демидова.
Берг-гауптаман Рихард Улрих быстро примчался в Москву и выправил все необходимые документы от тамошней берг-конторы. Приказы генерал-берг-инспектора и лично государыни императрицы давали ему большие полномочия.
Но начальник берг-конторы сразу предупредил Улриха:
— И до вас, сударь, многие полномочные господа к Демидовым ездили. Но толку никакого.
— У меня приказ государыни.
— Сударь, вы на Урале хоть раз бывали?
— Нет, — честно признался Ульрих. — Но что из того? Я знаю горное дело.
— В том никакого сомнительства не имею, сударь, что знаете. Но знать дело горное всего лишь половина дела. Господин Татищев, что на казенных уральских заводах сейчас начальствует много пакостей от Демидовых видел. Много жалоб настрочил, а толку то чуть. Там край дикий. Это вам не Петербург и не Москва. Там леса и заводы-крепости. И ватаги разбойников шастают, всякой сволочи беглой полно. Тати и разбойники.
— Но власть то там есть?
— В демидовских владениях и власть демидовская. Ежели, что узнаете, то Демидов на вас своих варнаков натравит и костей никто не найдет. А потом, поди найди, кто на государева офицера напал. Концы в воду, как у нас говорят. Так что соблюдайте осторожность, сударь….
Затем Улрих поехал до Казани, а оттуда и на Каменный Пояс. Вот когда он увидел что такое просторы Уральские. Реки бурные, леса дремучие бесконечные.
Проводник и слуга только и сопровождали офицера.
— Ночевать в лесу станем. Я тут местечко знаю. Шалашик быстро соорудим, — проговорил проводник.
— Но далеко ли до Невьянска? — спросил Улрих.
— Не слишком далеко. Только варнаки здеся шалят. Так и режут ножичками. Осторожность соблюдать требуется.
— Но мне сказали, Иван, что ты лучший проводник по здешним местам.
— От того и лучший что осторожный, господин. Я варнаков за много верст чую. Словно волк. Здесь закона нет вообще. Кто сильнее тот и закон. Видал просторы какие?
Слуга Улриха Яган Кемф уважительно покачал головой.
— Это край света, — прошептал он по-немецки и перекрестился.
— Совсем еще не край, Яган, — ответил ему Улрих. — Это Россия. И как она велика, ты даже представить себе не можешь.
Вдруг проводник встрепенулся и сделал знак всем замолчать.
— Конский топот! — прошептал он. — Слышите?
— Нет.
— А вот я слышу. И не демидовские люди сие. Разбойные.
— Разбойники? — Улрих побледнел.
— Съедем с тропки и в лесу схоронимся.
Так они и сделали и скоро в том месте, где они были, появились всадники. Целый отряд в 20 человек. Все на конях и все при оружии.
— И где они? Нет здесь никого? Может иной дорогой поехали. А ты варнак набрехал все? — раздался властный голос высокого мужчины с широкой рыжей бородой.
— Да нет, Степан Романыч. Здеся они. Не иначе в лесу схоронились.
— Да чего им хорониться? Не разбойники мы, а люди демидовские. Сам Никита Никитыч за ними нас послал!
Проводник повернулся к Улриху и прошептал:
— Видать не разбойные они, а люди Демида. Я голос Степана Шарова признал. Он старшим приказчиком служит в Невьянске.
— Так значит, мы зря прячемся?
— Дак кто его знает, барин. С чем Демид послал его? Этот Шаров человек опасный. Хуже варнака каторжного. И ежели Демид прикажет то и жизни человека лишит.
— Но я посланец государыни! У меня письма от генерал-берг-директора фон Штемберга!
— Тише, сударь. Не дай Бог услышат!
— Я приказываю тебе выходить, если это люди Демидова.
— Как знаете, барин. Ежели, вам голова не дорога. Мое дело сторона. Идите к ним сами. А я здесь подожду. Я вам проводить был должен и проводил. Вот вам стража демидовская. Идите.
— Яган, за мной! — приказал Улрих слуге.
И они перестали скрываться…..
Приказчик Степан Шаров действительно больше напоминал разбойника, нежели управителя Демидовского. Он был росту высокого, с широкими плечами и кулаками пудовыми. На его лице, заросшем бородой до самых глаз, сверкали колючие волчьи глаза. От этого взгляда Улриху стало не по себе, хотя трусом он не был.
— Кто таков? — строго спросил Шаров.
— Государев офицер по горному ведомству! Берг-гауптман Рихард Улрих с предписанием от генерал-берг-директора фон Штемберга!
— Вона как? Вроде тот, кого мы ждали! Вас сударь наш господин Никита Никитыч Демидов поджидают давно! И нас встречать послали! Дороги то не спокойнее нынче. Воровской народишко шалит. А под нашей охраной те, барин, здесь никто не страшен….
К утру следующего дня приехали они в Невьянскую крепость. Это и был большой литейный завод Демидова с рабочим поселком, господским домом, да службами в придачу.
— Сие напоминает больше форпост, чем завод, — проговорил Улрих.
— А так оно и есть. Я же те говорил, барин, что места здесь неспокойные. А вот и хозяин вышел нас встречать.
Никита Демидов богатырем как его отец Никита или брат Акинфий не был. В нем не сказалась крепкая тульская кузнецкая порода. Был он сух и худ, и седые волосы обильно покрыли его голову, не прикрытую париком.
Младший Демидов хоть и был не в Петербурге, но для встречи гостя оделся в костюм парижский синего бархата с позументами золотыми.
— Рад видеть посланца генерал-берг-директора во владениях Демидовых. Я брат здешнего хозяина Никита Демидов.
Улрих соскочил с коня, и они обменялись с Демидовым рукопожатием. На Улрихе был простой мундир зеленого сукна, высокие сапоги, офицерская треуголка. Рихард не любил роскоши в одежде.
— Капитан горного ведомства Рихард Улрих. Вот предписание об инспекции заводов частновладельческих от генерал-берг-директора Георга фон Штемберга.
Предмисание перешло в руки Демидова.
— Прошу в мой дом, господин капитан. Вы устали с дороги.
— Вы правы, сударь. Просто с ног валюсь. И страшно хотел бы поспать.
— Все уже готово. Выспитесь до полудня, а затем делами нашими займемся. Никуда они не уйдут от нас.
Когда Улрих и его слуга ушли в отведенные для них покои, Демидов спросил Шарова:
— Про что в дороге говорили? Чай не один час вместе ехали.
— Долго ехали, Никита Никитыч. И про разное болтали. Но все более по пустякам. Немчура богатству края нашего дивился. И просторам здешним.
— А про месторождения серебра ничего не спрашивал?
— Нет. Хотя про места рудные говорил. Приметы барин этот хорошо разумеет. Быть бы ему знатным рудознатцем.
— Вот потому и боюсь я сего офицера, Шаров. Много он знает в деле рудном. Большой знаток. Не спроста его сюда прислали. Раскопали наши с тобой делишки. Ох, чую что раскопали.
— Но барин баил мне, что не токмо на наш заводишко он приехал. Но и седей наших.
— Э нет, Шаров. К нам он в Невьянск притащился из Петербурга. Прознали они про серебро. Сколько за все время рублевиков отчеканено?
— Почти 200 тысяч, Никита Никитыч. Да и сейчас работа кипит.
— Как? — глаза у хозяина на лоб полезли. — Как это кипит? Кто приказал?
— Да ты, батюшка не приказывал работу в башне останавливать. Вот мастерки робят рублики. Да и чего станется то? Не полезет же он в башню. Там в подвалах склады для меди брусковой числятся. Что он её пересчитывать станет?
— Дурак! Этот офицерик от самого фон Штемберга прибыл. Чуешь? Мне не даром про то донесли. От Штемберга. А он генерал-берг-директор. Пустяками заниматься не станет. Про серебро пронюхал и ищейку выслал к нам.
— Дак он всего то со слугой приехал и если что, то мы….
— Дурак еще раз! Ты хоть знаешь, что будет, если кляуза на нас до царицы дойдет? Тогда Ушаков, начальник канцелярии тайной копать начнет. И закопает и тебя и меня.
— Все они подарки любят, Никита Никитыч. Все купить можно. И Ушаков тот не хуже иных прочих. Да и Акинфий Никитыч в Петербурге за нас похлопочет.
— Можно купить многое. Но не по всякому делу, Шаров. Не то меня пугает, что мы рубли чеканили. А то, что цесаревне Елизавете Петровне* (*Цесаревна Елизавета Петровна — дочь Петра I и будущая императрица в 1740–1760 годах) из тех рублей мы подарки делали. Почти пятьдесят тысяч на неё ушло. А императрица цесаревну терпеть не может. Опасается царица, что цесаревна престол у неё отнять желает. А ежели братца Акинфия к изменному делу привяжут, то ничто не поможет. Тогда и нам всем конец. Потому надобно чтобы никаких доказательств Улрих здесь не нашел. Понял ли?
— А как же…
— Я сказал, чтобы ничего не нашел, Шаров. Он пока спит, ибо устал с дороги. Он не то, что ты, и к таким переездам не привык. И пусть до того как он проснется у нас беда случиться. Плотину пусть прорвет.
— Но тогда все подвалы башни затопит, хозяин. А там серебра сколь пудов. И рубли готовые, только отчеканенные.
— Да и хрен с ними с серебром и с рублями. Мне подвал надобен затопленный. Ибо если он водой наполниться, то его за год не вычерпать! Иди и делай. И сам подохни, а приказ мой исполни!
— Исполню, хозяин….
Шаров никого с собой в башню не взял. Нечего слугам знать про это дело. Мог Степан Романович и сам все обладить. Да и выгоду он свою в этом деле уже видел.
"Демид со страху и серебра не пожалел. Ну и ладно. Слитки все одно пропадут, но вот рублики в корзине начеканенные имеются. Тем то по что пропадать?"
Толстый мужик по кличке Рябой пропустил его в подвалы башни Невьянской и запер двери накрепко.
— Все тихо? — спросил Шаров.
— Тихо. А чего им сделается? Робят мастерки.
— Хорошо. А как плотина у тебя?
— А чего плотина? Крепкая. Сдюжит в рази чего.
— А надобно, Рябой, дабы не сдюжила.
— Как так? — не понял мужик.
— А так! Надобно дабы плотину в час ближайший прорвало! Разумеешь меня?
— Дак тама люди и инструмент. И серебришко…
— Хайло закрой, Рябой. В остатний раз тебе говорю. Плотину прорвать должно! Уразумел ли меня? Вы полнишь — 100 рублев от хозяина. Не выполнишь самого сгноим в узилище.
— Понял, Стяпан Романыч. Все уразумел.
— Я только зайду туда на минуту. А затем делай свое дело.
Шаров вошел в жаркое и душное помещение, где работали прикованные к стенам железными цепями люди. Это были те, кто рубли Демидову из серебра найденного чеканил.
— Эй, Захар! Захар!
— Чего? — отозвался старый седой как лунь мастерко, что был здесь за старшего.
— Сколь рублевиков ты от третьего отчеканил?
— Да вот в корзине пять сот будет. Все считаны.
— Давай сюда корзину-то.
— Дак она не полна ишо. На кой она те?
— Давай говорю! — прикрикнул Шаров. — Чего пасть разинул? Приказ хозяина нашего. Я что ли просто так сюда пришел?
— Такого не бывало, — с тревогой проговорил Захар, и его цепи жалобно звякнули.
— Хозяину виднее. А вы работу продолжайте. И за то я вам, коли много сробите, завтрева винца поднесу.
Старший приказчик взял тяжелую корзину и закинул себе на спину.
"Своя ноша не тянет".
Двери за Шаровым закрылись и мастера переглянулись в тревоге. Все почувствовали опасность.
— Кажись все, — проговорил Захар.
— Чего все-то? — спросили его.
— Не жить нам более братчики! Задумал погубить души наши Демид.
— Дак серебро здеся! Как губить, ежели мы рублевики чеканим?
— А для чего в цепях сидим? — вскричал Захар. — Что поведать про то не могли никому. Вот и спрятал нас Демид в этой подземной яме до веку.
— Дак он работать далее велел и винца сулил.
— Винца те черти на том свете поднесут в сковороде горячей.
— Да не могет быть того, Захар. Серебро то здеся!
— Да что ему серебро? Демуду на сие начхать. Али мало добра у него припрятано в слитках? С чего тогда Шаров корзину забрал? Ведь не полна она ишо.
— И то верно.
— Спаси Христос!
Все вокруг замолкли. Нужно было примириться с богом. Иного времени для сего могло у работных людей более не быть….
Шаров с корзиной вышел из башни отправился в свой дом прятать серебро. Сегодня в его руки попало целое состояние. А Рябой, перекрестясь, отодвинул заслонку. Вода стала наполнять подвалы. И ничего офицеру Улриху уже доказать будет невозможно……
Год 1735, декабрь, 1 дня. Санкт-Петербург. В доме у Густава Бирена, брата фаворита, и шефа лейб-гвардии полка Измайловского. Густав Бирен и Акинфий Демидов.
Акинфий Никитич Демидов прибыл в столицу империи, и уже много чего до 1 декабря там сделать сумел. Он решил для себя покровителя высокопоставленного сыскать. Ему советовали Остермана, Левенвольде, Волынского. Но он к сим господам ездить не стал, а поехал в дом, где жительство имел Густав Бирен, брат фаворита Анны Ивановны.
Много подарков он младшему Бирену перетаскал: и серебра, и соболей. и тканей, и оружия. А Гутсав за то решил представить его своему брату.
— Сегодня Эрнест вас примет, Демидов. И мы с ним все дело решим.
— Но мне донесли, что государев офицер Улрих уже на Москве и свои следствия заканчивает.
— Да кто такой этот Улрих? Капитан по горному ведомству. Я же шеф лейб-гвардии Измайловского полка. А брат мой обер-камергер! С нами не пропадете, Демидов.
— Но дело больно громкое раздуть могут, ваша светлость.
— Дело то далее берг-департамента пока не пошло, Демидов. А Берг-коллегией у нас заправляет фон Штемберг. А он человек Либмана. А Либман человек моего брата. Вот ежели Либман был бы человеком Остермана, тогда вам стоило бы беспокоиться. Так что все будет хорошо, Демидов. А вы и вправду рубли у себя чеканили?