Выйдя из лифта в вестибюле, он бодрым шагом направляется к столу. Ева, хмурая от напряжения, даже не глядит в его сторону.
– Господи боже, – говорит она в микрофон, – как вы за помнить не можете? Называйте фамилию, иначе я не смогу вас соединить! – Увидев Джонса, она срывает наушники. – Черт знает что. Звонят и звонят!
Он бормочет нечто сочувственное.
– Если Гретель завтра не выйдет, я сделаю так, что она вообще сюда не вернется, богом клянусь! Сколько ее уже нет, две недели? Безобразие. Ну что, пошли обедать?
– А разве тебе можно отлучаться? – моргает Джонс.
– Да плевать. Не могу больше. – Она встает. – «Зефир» не рухнет, если эти чертовы звонки на пару часов останутся без ответа.
– От других-то ты требуешь, чтобы они исполняли свои обязанности, – замечает Джонс. За стеклом на улице стоит Фредди с сигаретой в руке. Он смотрит на Джонса, и лицо у пего какое-то не такое.
– Ничего. – Ева берет свою сумочку. – Мы ведь с тобой не другие, правильно?
– Ева, ты не знаешь, что с Фредди? А? Ева!
– Я сказала ему.
Джонс так ошарашен, что не сразу находит слова. У него и голове не укладывается, что она это сделала.
– Про нас?!
– Слушай, он пришел сюда и начал приставать. У меня времени не было с ним возиться, вот и сказала. – Она выходит из-за стола. – Все равно он узнал бы, Джонс. Жестоко было держать его в неведении.
– Раньше-то ты держала! Полгода водила его на веревочке!
– Раньше у него был шанс. – Она с улыбкой склоняет голову набок, что обычно так нравится Джонсу. – Но теперь… – Она тянется к его галстуку.
Джонс отталкивает ее руку. Лицо Евы, словно от щелчка невидимого выключателя, каменеет. Проходит секунда, другая. Они смотрят друг на друга и чувствуют, как почва уходит у них из-под ног.
– Не смей распускать руки, – тихо произносит она.
Фредди по-прежнему следит за ними через стекло, но отворачивается, встретив взгляд Джонса.
– Извинись, – говорит Джонс.
– За что, интересно? Что я такого сделала? Выдала секрет, что мы с тобой трахаемся? – Джонс морщится. Он хорошо помнит о микрофонах и камерах, передающих все это на тринадцатый этаж. – Или оповестила Фредди, что его лучший зефирский дружок ему врет?
– Скажи еще, что это хороший урок…
– А что, он тебе нужен? – поднимает брови она.
– Да пошла ты!
– Это смотря куда.
Когда Джонс выходит на улицу, Фредди там уже нет. Щурясь на солнце, Джонс замечает его исчезающую за углом спину и переходит на бег. Фредди шагает быстро, но Джонс догоняет его у нового загона для курильщиков, под томными взорами нарисованных коров.
– Фредди!
Тот оборачивается. На лице у него улыбка – вернее, судорожная попытка улыбки.
– А, Джонс.
– Фредди, прости ради бога…
– Да ладно. Не надо ничего говорить. Все равно из этого бы ничего не вышло. Холли права. Я не тот парень, которому достаются девушки вроде Евы. Я тот парень, который за пять лет никуда не продвинулся. – Он издает короткий тающий смех. – Так что все к лучшему. Сэкономил мне на цветах сорок баксов в неделю.
– Нормальный ты парень, Фредди. Слишком хороший для этой конторы, – от всей души заверяет Джонс. Фредди явно думает, что он говорит так только из вежливости, и это распаляет его еще больше. – Здесь все неправильно, Фредди. Все надо менять. Просто необходимо. А если администрация ничего менять не хочет, – само собой вырывается у него, – то надо ее саму поменять.
– Чего?
– Нам требуется бунт. Революция. Сопротивление. Чтобы в «Зефире» опять хорошо работалось. – Джонс осекается – он не уверен, что в «Зефире» когда-либо работалось хорошо. – Почему компания о тебе совсем не заботится? Почему ей на тебя наплевать? Ты ведь не какой-нибудь расходный материал, ты личность. Эта компания опустошает себя изнутри, разбрасываясь своими служащими. Перемены нужны не только потому, что мы заслуживаем лучшего, ко и потому, что только так можно прекратить это самоедство.
– Ты, похоже, малость того, Джонс.
– Почему компания не может перемениться к лучшему? Только потому, что администрации это ни к чему. Значит, ее надо взять под контроль. И мы это сможем, если будем действовать все вместе. Как они нас остановят? Компания – это мы. Надо только объединиться. Создать союз.
Фредди моргает.
– Или, если хочешь, сопротивление.
– «Сопротивление» как-то лучше звучит.
– Значит, ты «за»?
– Джонс, я тебя понимаю, – вскидывает ладони Фредди. – Хорошо бы, конечно, да только ничего не получится. Во-первых, чтобы организовать здесь собрание, надо подать заявление за три недели вперед. Во-вторых, как только кадровики поймут, что ты задумал, тебя тут же выкинут.
– Знаю, но у меня есть план.
Двое курильщиков входят в загон, садятся на скамейку, хлопают себя по карманам в поисках сигарет.
– Твой план приведет к тому, что меня уволят? – спрашивает Фредди.
– Нет.
– Слово?
– Клянусь, – с полной искренностью говорит Джонс.
– Ладно, давай послушаем.
Холли сидит одна в маленькой комнате для переговоров, примыкающей к вестибюлю. Перед ней раскрытая папка и какие-то бумаги – на случай, если кто-нибудь заглянет в дверное окошко. На самом деле она ни с кем не договаривалась о встрече.
Она не думала, что ей когда-нибудь снова придется к этому прибегать. Ведь Роджер назначил ее заведовать спортзалом! Единственным местом в «Зефире», имеющим для нее хоть какой-то смысл! Сорок пять минут назад Роджер прислал ей сообщение по голосовой почте.
– Холли, я провел кое-какую работу и понял, что спортзал мы не сможем сохранить. Он себя попросту не оправдывает. Ты будешь разочарована, я знаю, но постарайся понять. Лично к тебе, поверь, это никакого отношения не имеет. Ты бы отлично справилась. Зайди ко мне, если что-то неясно.
«Я надул тебя, дура несчастная, чтобы узнать, кто стащил мой пончик». Этого он, разумеется, не сказал, но Холли и так поняла. Она повесила трубку, ощущая жжение всюду: в глазах, в ушах, в сердце. Она не смела оглянуться, боясь, что сидящая позади Элизабет увидит ее лицо и спросит, что случилось. Застыла на стуле, сглатывая снова и Снова. Но комок в горле продолжал разрастаться, и она, поняв, что вот-вот расплачется и опозорит себя окончательно, схватила какую-то папку и встала. Элизабет все-таки увидела ее лицо – красное, потное и опухшее, – но Холли, не дожидаясь расспросов, выбежала вон. Первые три переговорные комнаты были заняты, и она испугалась, что разревется прямо здесь, в вестибюле, но четвертая, слава богу, оказалась свободной. Холли влетела туда и села спиной к двери.
Она, наверное, круглая идиотка. Фредди такой подвох за милю учуял бы. Может, он и чуял, потому и обращался с ней так сурово. Ей больно представить себе, как отреагирует Фредди. Больно думать, что он разочаруется в ней.
В дверь кто-то стучит.
– Занято! – кричит она, но дверь все равно открывается. – Говорю же, занято!
– Это я.
– Фредди? – каменеет она. – Ты мне мешаешь.
– Извини. – Пауза.
– Ты уже слышал.
– Да. Мне очень жаль, Холли. Роджер – козел.
– У меня встреча. – Она поправляет на столе папку. – Люди вот-вот придут.
Ей слышно, как он топчется на месте.
– Холли, мы с Джонсом кое-что задумали… тут я не могу объяснить. Может, выйдешь на секунду? Это важно.
– Конечно. Только встречу закончу, хорошо?
Тогда Фредди делает то, чего она совершенно не ожидала, нечто такое, что может стоить ему работы: он наклоняется и легонько целует ее в щеку.
В шестнадцать десять по всему «Зефиру» распространяется анкета, напечатанная на фирменном бланке и озаглавленная ИССЛЕДОВАНИЕ УДОВЛЕТВОРЕННОСТИ ПЕРСОНАЛА. Большинство понятия не имеет, откуда эти анкеты взялись, но некоторые мельком заметили парня в красивом пепельно-сером костюме, или коротышку в очках, или блондинку с потрясающе накачанными ногами. По имени их никто не знает, но все припоминают, что видели их где-то в «Зефире». Служащие берут свои анкеты и начинают читать.
Спасибо за участие в проводимом «Зефир холдингс» исследовании. Ваши ответы помогут определить, насколько эффективна трудовая политика компании, и улучшить условия работы всего персонала.
Анкеты анонимны, поэтому личные данные просим не писать.
Служащие презрительно фыркают. Всем известно, что такое «анонимные опросы» в «Зефире». Они проводились и раньше, а потом менеджеры вызывали к себе подчиненных для дальнейших разъяснений, и конфиденциальные беседы заканчивались записями в личном деле. Анкеты осматривают на предмет скрытых регистрационных номеров и водяных знаков.
1. Хорошо ли, по вашему мнению, организован труд в «Зефир холдингс»?
Повсюду слышатся взрывы циничного смеха и предупреждения: «Поосторожнее с первым вопросом». К грубым методам, которыми пользуется компания для обмана своих служащих, все уже привыкли, но вера руководства в то, что подобные методы помогают, не перестает удивлять. Никто, впрочем, не собирается говорить об этом открыто. Положительная обратная связь ценится высоко и порой помещается в ежегодных отчетах, отрицательная приводит к кадровым расследованиям. Поэтому все, кто проработал в компании больше пяти минут, пишут то, что от них ожидают, вставляя термины типа «ориентированная на команду среда», «широкие возможности» и «производительность». Видя, как стажеры честно выводят «Я работаю здесь уже полгода и никого из администрации в глаза не видел», или «Никто не объяснил мне, с какой целью производилось слияние отделов», или «Эта анкета – первый признак того, что компанию интересует степень удовлетворенности ее персонала», старики откладывают перья, усаживают молодых и учат их уму-разуму.
2. Как, по вашему мнению, можно улучшить условия трудав «Зефир холдингс»?
Общее недоумение. Все совещаются, разбившись на группы. Хитрый вопросик, правильно? Что отвечать-то? «Никак», что ли? Это даже для «Зефира» уже чересчур. Какой-то новый уровень подхалимажа. Завязываются дебаты. Ветераны, крепкие орешки, давно уже существующие в режиме выживания, говорят, что самооценку администрации нельзя переоценить, и недрогнувшей рукой пишут «Никак». Идеалисты – в основном стажеры – принимают вопрос за чистую монету. Места для ответа оставлено много, и они заполняют его своими идеями. Остальные отвечают более осторожно, используя обороты «Если еще возможно что-то улучшить» или «Это, вероятно, слишком дорого обойдется, но»… Далее начинаются мечты. Почему служащий, уходя с работы рано, получает выговор, а если задерживается, ничего не получает? Нельзя ли компенсировать одно другим? Не лучше ли проявить к служащему немного доверия, чтобы он не заполнял график каждые десять минут, а сам поискал более продуктивные методы труда? Почему бы «Зефиру» не признать, что у человека есть какая-то жизнь и помимо компании, что он не является на свет, приходя утром на работу, и не исчезает, когда уходит? Безумные, крамольные мысли такого рода изливаются на бумагу одна задругой.
3. Не кажется ли вам, что вы и ваши коллеги заслуживаете такого улучшения?
Ого! На лицах тревога. Дискуссионные группы становятся еще теснее. Факт, что сама администрация так не думает, иначе условия улучшались бы без всяких анкет. Но приличия по крайней мере соблюдались всегда. На общих собраниях высшие чины в отутюженных костюмах вещают о том, что самое ценное достояние компании – это работающие в ней люди. Не слишком вяжется с бесконечными увольнениями и сокращениями, зато слушать приятно. Этот вопрос говорит о том, что рубеж перейден: если администрация ждет отрицательного ответа, то приличия больше не соблюдаются.
4. Верите ли вы в то, что администрация «Зефир холдингс» действительно улучшит условия вашего труда в результате данного опроса?
Все замолкают. Нет, разумеется. Только идиот или стажер способен в такое поверить. Именно поэтому задавать подобные вопросы не следует. Цель этой анкеты, как и ящика для предложений, – показать, что администрация интересуется мнением персонала, хотя на самом-то деле ей глубоко наплевать. Этот вопрос означает одно из двух: либо администрация отрастила себе сердце, либо опрос проводит не администрация.
5. Если вы заслуживаете лучших условий, но не верите, что администрация их улучшит, согласны ли вы, что единственный способ добиться улучшения – это удалить некомпетентную, корыстную, коррумпированную администрацию и заменить ее новой?
«Дзыннь!» На втором этаже этот звук возвещает о революции. Джонс, Фредди, Холли выходят из лифта, и головы секретарш медленно поднимаются над столами.
Так вот он какой, второй этаж! Кабинеты, кабинеты, сколько хватает глаз – никаких стойл. Солнце льется в огромные, от пола до потолка, окна. Растения сияют здоровьем. А ковер-то! Мягкий, как мох, и нет в нем дорожек, протоптанных к кофеварке и туалету. Что это, водопад? Нет, просто-напросто кулер. Но и водопад был бы только к месту в этом краю меда и клевера. Именно так они и представляли себе райские кущи, где сильные мира сего вкушают виноград, подаваемый секретаршами – ну, не виноград, так кофе, – в то время как простой люд внизу надрывается на каторжных работах. Порой эта земля обетованная показывается на обложках ежегодных отчетов в виде фона для улыбающихся руководителей, но реальность поражает куда сильнее. Где разгороженные пространства? Где затягивание ремней?
– Извините, – подает голос одна секретарша (Фредди узнает в ней девушку, пропавшую из отдела тренингов около года назад – он думал, ее уволили), – но как вы сюда попали?
Следовало бы ответить, что у Джонса есть допуск, но Джонс об этом умалчивает. Он даже Фредди и Холли ничего не сказал – они думают, что он воспользовался услугами хакера для взлома системы.
– Мы пришли, чтобы встретиться с администрацией. В полном составе.
Секретарши переглядываются.
– Нужно договариваться заранее. В любом случае к нам вы не должны приходить. Для этого имеются переговорные комнаты…
– Давайте ваших боссов сюда, – говорит Джонс. – Прямо сейчас.
Секретарши, между которыми, очевидно, выработалась некая телепатия, приходят к решению посредством одних только взглядов.
– Я позвоню мистеру Смитсону. Не хотите ли присесть?
– Нет, – говорит Холли.
У Стэнли Смитсона, вице-директора отдела обслуживания персонала, пилотирующего по своему кабинету на кожаном кресле, звонит телефон. ВАНЕССА, показывает определитель. Ванесса – его секретарша, и час назад Стэнли, кажется, достаточно четко высказал ей просьбу не беспокоить его. Стэнли сокрушенно вздыхает. Он не требует от Ванессы ничего экстраординарного. Принести иногда кофе, распечатать кое-что с его диктофона (идеи, планы, наброски меморандумов; окончательный текст составляет она, на то у нее и степень по филологии). Она же, что самое главное, должна обеспечить Стэнли покой, когда ему надо собраться с мыслями. Ничего сложного, казалось бы, верно? Не слишком превышает полномочия вице-директора большой корпорации? Видимо, превышает, поскольку вот она звонит.
Он откладывает проспект по учету налетанных миль. Главное для руководителя – свежесть мысли, поэтому Стэнли, спасаясь от корпоративных стрессов, выделяет себе время для медитации. Приказывает Ванессе ни с кем его не соединять, достает эту брошюрку и прикидывает, куда мог бы слетать за так. Это очень успокаивает. Порой у Стэнли появляется гнетущее чувство, что вся его карьера основана на обмане, удаче и подхалимаже; что на его месте вполне мог быть, скажем, Джим из охраны (простите, из службы безопасности); Джим с тем же успехом мог бы сидеть здесь и размышлять над оптимизацией процесса, а он, Стэнли, патрулировал бы гараж, следя, не тырит ли кто лазерный принтер. Но проспект авиакомпании убеждает его в обратном, поглаживает его самолюбие, снимает сомнения. Получается, что Стэнли незаурядно талантлив и прозорлив, поскольку он может слетать бесплатно в Берлин, а Джим, предположительно, не может позволить себе даже машину, выпущенную в новом столетии.