Гай кивнул. После того разговора он просто-таки не знал, как ему держаться с будущим супругом, считающим его каким-то паразитом вроде покойного Ворона. Но тот сам, кажется, пожалел о слишком резких словах, потому что выцарапал из своего крайне насыщенного дня часок-другой и предложил вместе съездить в Гномью слободу.
Они подъехали к одному из домов. Вблизи, не с дороги, идущей под гору, он вообще не был виден за каменным забором, и на воротах не было никакой вывески, но Котёныш уверенно остановился возле него и с неожиданной ловкостью выскользнул из двуколки — Гай спешивался сам и помочь наречённому просто не успел. Чего тот, кажется, и добивался. Волк подумал, что не стоит, наверное, лезть со своей помощью к самолюбивому и наверняка обидчивому парню, пока в этой помощи не будет настоящей необходимости. Хотелось, конечно, облегчить жизнь своему будущему супругу, что бы тот ни думал об этом. Только вот Снежный Кот, кажется, умереть готов, доказывая, что он не беспомощен и никому не будет обузой.
Гай привязал коня к бронзовому кольцу, вмурованному в ограду, Аскольд просто оставил свою лошадку перед воротами. Они не стучали: им открыли раньше, чем Гай взял в руки молоток, сплошь покрытый узорами — то ли рунами, то ли просто орнаментом. Молодой, ещё безбородый, только усики темнели, гном молча поклонился владетелю и его супругу в ответ на их приветствие и повёл в дом.
Комната, куда их ввели, совсем не была похожа на мастерскую. Тесновато, потолок низковат, однако уютно и тепло. И светло — светильники горели целой цепочкой, хоть вышивай. Но ни вышивать, ни шить было нечего: не валялись обрезки кожи, не лежали на резном каменном столе инструменты, не висели по стенам образцы и готовые заказы. Очевидно, комнатка была рассчитана только на приём заказчиков, а трудился мастер где-то в глубинах дома, так чтобы никто не мог подсмотреть за ним во время работы. Гай, в некотором разочаровании вертя головой по сторонам, чуть не прозевал появление одетого по-рабочему, но с золотыми шнурами в затейливо заплетённой бороде хозяина дома.
Мастер Нори был в том самом неопределённом гномьем «зрелом» возрасте, в котором проходит немаленькая часть их жизни и который даёт повод для человеческих сказок о долго, долго, чуть ли не вечно живущих подгорных мастерах*. На самом деле, это почти те же басни, что и о «вечно юных бессмертных эльфах» Ну действительно же, какая-нибудь пожилая крестьянка, в юности соблазнённая остроухим красавцем, а теперь измученная тяжёлой работой и ежегодными родами, с изношенными суставами, лишившаяся почти всех зубов, встречает его после внучкиной свадьбы — и видит, что за тридцать с лишним лет этот негодяй ничуть вроде бы не постарел, в развалину так уж точно не превратился. Хвастается внучке, что «была в молодости ух какая красотка, даже елфы заглядывались, вон хоть ентот», та смотрит на беззубую морщинистую бабусю и на заносчивого красавчика — вот и сказочка готова. С гномами почти та же история, просто с людьми они общаются теснее, так что соседи и торговые партнёры время от времени узнают о смерти кого-то из бородачей, после чего, понятно, о бессмертии гномов сказок не складывают.
— Я гляжу, владетель, — хмыкнул гном, повертев в руках тот самый меч, — це’ните вы своего будущего супруга?
— Единственная польза от моего первого брака, — усмехнулся тот. — Насмотревшись на Ворона, начинаешь ценить нормальных людей.
Мастер опять похмыкал, кивнул владетелю на кресло, явно стоящее для избранных верзил, потому что для гнома оно было высоковато, а сам взялся за Гая, обмерив того в самых неожиданных местах, хотя легионер всю жизнь искренне считал, что перевязь — это просто ремень через плечо, разве что более или менее качественный и нарядный. Тот самый молодой гном, который открыл ворота гостям, принёс горячего вина со специями и откровенно стрельнул глазами в Волка, оставленного мастером в одной нижней рубашке. Гай слегка ох… э-э… был удивлён: гномы вроде бы на отношения между мужчинами смотрели весьма неодобрительно? Или он о них чего-то (многого, конечно, как большинство людей) не знает?
— Осторожнее с Дис, — сказал Аскольд, когда они покинули мастерскую.
— С Дис?
— С дочкой Нори, — пояснил младший.
— Это дочка? — поразился Гай.
— Да. Очаровательная юная девушка, умница и красавица, — твёрдо проговорил Снежный Кот. — Только так, капитан, и ни слова иначе, если не хотите рассориться с мастером на веки вечные. Но при этом — ни словечка наедине! У гномов очень строгие нравы.
— Я заметил, — проворчал Гай, ещё не отошедший от известия, что с ним заигрывала гномка. — Отец-Солнце! Как вы их различаете?
Аскольд улыбнулся. Он, оказывается, и улыбаться умел, не только усмехаться. У Гая потеплело на сердце… пока он не сообразил, что смотрит наречённый вовсе не на него: это в компании очередного гнома, что-то на ходу отчёркивая ногтем в длинном списке, спускался по дороге высокий сухощавый мужчина, глядя на которого, сразу становилось ясно, в кого пошёл сложением не по-северному тонкий и гибкий Аскольд. Йен Замшевый Кошель, торговец, купивший право двадцать лет поставлять Легиону продовольствие. Одет он был, как и положено сыну рода, в коричневое и серое, но ох уж эти дети богатых родов! Разумеется, они не носили ни бархата, ни шёлка и не надевали ни алого, ни ярко-синего, ни изумрудно-зелёного. Но сами богаче многих детей кланов, ткачи, суконщики, красильщики и прочие мастера умудрялись изготавливать полотно, которое выглядело дороже иного шёлка, особенно привезённого с Тысячи Островов, и красить дорогое, мягкое и текучее сукно в такие оттенки серого и коричневого, что вытертый и полинялый лазурный бархат смотрелся рядом с ним именно тем, чем и являлся по сути — старой тряпкой, вопящей о славном прошлом и, увы, куда менее славном настоящем. Волки ни шелков, ни бархата позволить себе не могли, разве что девушкам в приданое перепадала иной раз нарядная яркая тряпочка, но такой вот «неблагородный» плащ Гай охотно надел бы и сам — серый со стальным отливом, играющий мягкими бликами в тусклом свете пасмурного дня.
Подойдя к племяннику и его будущему супругу, торговец учтиво поздоровался с Гаем, извинился перед гномом, что вынужден прерваться, и довольно хмуро спросил Аскольда, кто разрешил ему вставать?
— Да Лауриэ сама выгнала меня проветриться, — ответил тот. — Сказала, что я скоро ослепну со своими счетами за кур и баранину, и велела одеваться и познакомить капитана с гномами.
Гая неприятно царапнул этот второй подряд «капитан», но он оставил разговор об этом на потом, когда рядом не будет посторонних и даже близких родственников.
— Уточняете заказы? — он кивнул на список в руках Замшевого Кошеля. — Я думал, вам хватает продовольствия для Легиона.
— Я не изменяю первым покупателям, — улыбнулся торговец. — Легион был уже гораздо позже, а в Семь Водопадов я первый раз приехал с отцом, сопровождая товар именно для гномов. Вам что-то привезти из Ясного Плёса, капитан?
— Лучше увезти отсюда и найти надёжную оказию в Трёхречье.
Йен уточнил, о чём речь, Гай пояснил про деда и про носки, и торговец заинтересованно выспросил подробности: кажется, Волк подкинул ему какую-то свежую мысль. Гном терпеливо скучал рядом, Замшевый Кошель спохватился, попросил прощения, что вынужден будет продолжить разговор в крепости, и вернулся к обсуждению списка. Гай хотел подсадить своего младшего в двуколку, но тот ухватился за бортик и с привычной ловкостью практически втащил себя на руках в повозку.
— Айс…
— Моё имя Аскольд, капитан, — с непоколебимой вежливостью поправил его младший.
— А моё — Гай, но вы всё время об этом забываете. — Волк пошёл рядом с двуколкой, ведя коня в поводу, чтобы не свешиваться с седла в попытках перекричать весь этот шум.
— Прошу прощения, — равнодушно отозвался Снежный Кот. — Сложно привыкнуть так сразу.
— Послушайте… — начал было Гай, но махнул рукой: разговор точно был не для этого места. Глупо было пытаться вызвать на откровенность своего будущего супруга, пытаясь при этом переорать ветер, реку и механизмы гномов одновременно.
Комментарий к Глава четвёртая, в которой будущие супруги выясняют отношения
* - очень рекомендую, “Краткий очерк физиологии подгорного племени” В.Серебрякова:
http://you-books.com/book/V-Serebryakov/Kratkij-Ocherk-Fiziologii-Podgornogo-Plemeni
========== Глава пятая, в которой брак наконец заключается ==========
Снег сменился дождём, дождь подъел залёгшие было сугробы, потом заморозки превратили грязь в мёрзлые кочки, их присыпало тонким сухим снежком, а тот опять сменился ледяным дождём — обычная поздняя осень Верхних Земель. Сборщику налогов не повезло: он попал то под чередующиеся, то под хлещущие совместно мокрый снег с замерзающим на лету дождём и настроен был соответственно. Даже отогревшийся, сытый-умытый и выпивший за обедом чуть ли не бутылку сладкого южного вина (под ненавидящим взглядом бывшего опекуна, пившего всего лишь местную наливку), он был мрачен и придирчив сверх всякой меры. Присутствие Волка, решившего поддержать наречённого, кажется, только заставило его цепляться к каждой строчке с удвоенным рвением. Словно чиновник рвался доказать легионеру, что с будущим младшим надо держать ухо востро: это же купеческий сынок, а стало быть, мошенник и ворюга, у него это в крови. Не то чтоб он был неправ — Айс смотрел на сборщика честными глазами, охотно и подробно пояснял сомнительные, с точки зрения чиновника, траты, а сам про себя от души благодарил дядю за науку. Сам бы он и до половины уловок в жизни не додумался, а отдавать какому-то императору немалую часть тяжко заработанного людьми и не людьми Семи Водопадов? А что он, император, собственно, сделал для Верхних Земель? Только дороги проложил, так руки каторжников стоят недорого.
Когда наконец дотошный тип убрался, увозя с собой (под надёжной охраной, разумеется) сундучок с аккуратно уложенными, сыто позвякивающими мешочками, Айс слегка перевёл дух. Теперь до Солнцеворота можно было жить более или менее спокойно. Хотя кое-какими приготовлениями к свадьбе он занялся уже сейчас. Даже неплохо, думал он, что Хозяин послал ему орков, большинство которых осталось в крепости: их женщины, чтобы накормить детей, без единого слова впрягались в любую работу. А работы было невпроворот: гостей предстояло где-то разместить и чем-то кормить ещё до бракосочетания, поэтому из кладовок вытаскивались и перетряхивались тюфяки, подушки и одеяла; десятками забивались и ощипывались куры, утки и гуси, коптились окорока, начинялись колбасы; а для прислуги и охраны, сопровождающих гостей, Айс попросил разрешения у будущего супруга занять казарму, предназначенную для третьей сотни, на которую крепость была рассчитана, но которой в гарнизоне не числилось, наверное, со времён войны гномов с тёмными эльфами. Волк, кажется, прикинул свою часть списка приглашённых, помрачнел, разрешение дал, но попросил приготовить места и для денщиков-возчиков-вестовых. Здание, простоявшее много лет нетопленым-непроветренным, активно прогревалось и приводилось в жилой вид, орчанок пришлось учить мыть полы и набивать тюфяки и подушки (вот и пригодилось перо с забитой птицы, как и шерстяные очёсы), а Айс почти всерьёз подумывал о том, что в крепости, кроме всего прочего, есть прекрасные подземелья. В которых редко-редко бывают заняты две-три камеры, да и те ненадолго: пойманных преступников полагалось отправлять в Берлогу для судебного разбирательства, хотя кое-кого, по мнению Айса, следовало бы просто хорошенько выпороть и заставить отработать причинённый ущерб. Подземелья были сухие, прохладные, конечно, но жаровни с углями можно ставить хоть в каждую камеру, а уж под меховыми одеялами не замёрзнешь и без жаровни. Детям-внукам-племянникам, которых почти наверняка притащат с собой старшие родичи, можно будет предложить словно бы шутки ради провести несколько дней в «мрачной зловещей темнице» — парни наверняка согласятся.
*
Снег таял и ложился снова, пока не лёг всерьёз, уже до весны. Гай объезжал с патрулями окрестности, знакомился с местными жителями, выяснял, кто чем промышляет… На походы контрабандистов, таскающих оркам всякие хозяйственные мелочи, он и на прежнем месте службы смотрел сквозь пальцы, а с оружием здешние и сами не связывались: ещё живы были те, кто застал войну с орками во вполне сознательном возрасте.
Дела гарнизона покойный Ворон порядком запустил, а первый сотник, хоть и старался как мог, не в состоянии был делать за капитана его работу и при этом полноценно исполнять свои обязанности. На два дня, проведённых в седле, приходилось три, заполненных пыльными бумажками, и Гай тоскливо ругался, посылая предшественнику проклятия имперские, орочьи и уже выученные местные. Первый сотник охотно поддакивал, второй, поскольку был сыном рода, а не клана, как Барсук — только согласно кивал, помалкивая при этом.
Ещё Гай для острастки слегка тряхнул интенданта, втихомолку менявшего бобы и дроблёный ячмень на добытых орочьими охотниками кабанов и лосей, а туши продававшего гномам. Пойманный с поличным, кругленький лысенький мужичок бойко отбрехался тем, что чуть ли не половину выменянного таким манером свежего мяса отправляет на кухню вместо опостылевшей всем солонины, а заработанные на гномах деньги тратит на уборку, мелкий ремонт и всякие хозяйственные мелочи, о которых штабные умники просто не задумываются. Вот хоть тряпки взять, чтобы мыть полы — где их, спрашивается, брать, если на них ни гроша не выделено? Казните меня на месте, господин капитан, но обозвать интенданта вором - это, конечно, святое, а вот как этому интенданту крутиться прикажете? Гай, вникнув в детали, признал, что тот прав. Всё равно, разумеется, пригрозил, чтоб не зарывался, но интендант был, кажется, удивлён самим фактом признания его правоты.
— Ох, господин капитан, — с чувством сказал он, — пошли вам Отец-Солнце всяких благ, как же я ждал-то, что сплетники-вестовые не врут и к нам в крепость впрямь Волк назначен. Господин-то Ворон, да упокоится его дух, на нас ведь дурное настроение привык срывать. Пастух ему не поклонился, девка местная отказала, гномы кинжал в долг не продали — а виноваты всё мы. А я, понятно, наипервейший вор и мошенник, и в Ущелье Призраков мне самое место. При том, что я для крепости стараюсь!
Ну… тряпки — мётлами, рубахи — сапогами, а себя он вряд ли забывал. Ладно, Слуги Тьмы с ним. Пусть лучше себя не забывает, но действительно что-то делает. Тем более, что обворовывает он не солдат, а безликую и безразмерную казну. Да и легионеры легко мирились с похлёбкой чуть пожиже уставной, но зато со свежатинкой, так что одной заботой меньше.
А вот с наречённым своим Гай виделся обычно только за обеденным столом, чаще утром и вечером, реже — ещё и в обед. Но там поговорить толком было невозможно, потому что за столом неизменно присутствовали четыре не по летам бодрые, зоркие и с отличным слухом старушки — то ли бабки, то ли тётки владетеля, доставшиеся, похоже, ему в наследство вместе с крепостью и землями вокруг неё. Ещё в противоположном конце стола каждый раз целеустремлённо надирался непросыхающий мутноглазый тип, оказавшийся двоюродным дядей Аскольда. Пропойцу этого глава Клана Снежных Котов приставил опекуном к осиротевшему племяннику, но дядюшка почему-то не покинул бывшего подопечного ни после заключения первого брака, ни после совершеннолетия, ни после гибели старшего супруга. Похоже, он тут прямо-таки навеки поселился. Следовало как-то аккуратно расспросить наречённого, что он об этом думает, чтобы в случае чего властью старшего супруга немножко почистить Семь Водопадов от явно лишних постояльцев. Вот только время для серьёзного разговора пришлось бы, скорее всего, выкраивать за счёт сна, а будущий супруг и без того выглядел замученным и издёрганным. Пришлось, как и в случае с интендантом, махнуть рукой: вреда от пьянчужки не было никакого, не считая ущерба провианту и выпивке, а бутылка-другая домашней ягодной наливки (отличная вещь, кстати — Гай, то и дело возвращавшийся то промокшим, то продрогшим до костей, быстро оценил довольно крепкие и при этом приятного вкуса напитки) явно не стоила того, чтобы из-за такой мелочи устраивать скандал.