*
В Верхних Землях Солнцеворот отмечался довольно бурно: невелика радость, конечно — наступление настоящей зимы, но до Начала Года, весеннего дня, когда день наконец сравняется с ночью, от Урожайника слишком уж далеко. А душа просит праздников, так что пока и Солнцеворот сгодится — три ночи, начиная с Самой Длинной, горцы жгли костры повыше и пожарче, прогоняя темноту и поддерживая солнце, у которого еле доставало сил, чтобы вскарабкаться на небо, показаться ненадолго и опять уйти отсыпаться после летних трудов. Ещё костры отгоняли всяческих злобных тварей, таящихся во Тьме, поэтому там, где рядом с людьми селились гномы, бородачей охотно приглашали с их взрывчатым порошком: огонь до небес, вспышки, грохот — отличная забава.
За это богопротивное шумное веселье Айсу каждый год неизменно выговаривал солнцеликий Отон, потому что в имперском культе Отца-Солнца эти три дня были отнюдь не праздничными, а едва ли не траурными. Посвящать их требовалось строгому посту, молитвам и размышлениям, а не пьяным песням-пляскам у костров. Айс вежливо огрызался, что орки в Самую Длинную ночь, чтобы умилостивить Тьму, режут на своих алтарях стариков и тех раненых и больных, кто не надеется поправиться до весны и не хочет обременять своё племя лишним ртом. В его крепости ни орки, ни их полукровки бесполезных едоков не режут — чего вам ещё, солнцеликий? Хотите, чтобы владетель запретил своим людям и не людям помогать усталому солнцу теплом и светом костров? Хотите нового бунта, как десять лет назад?
Нового бунта Отон, конечно, не хотел, но свадьбу пришлось назначить на четвёртый день Солнцеворота, когда в храмах возносятся благодарственные молитвы Отцу-Солнцу, в очередной раз победившему Тьму. То есть, мрачно прикидывал Айс, целая орда гостей съедется за пять-шесть дней до бракосочетания, чтобы заодно и Солнцеворот отпраздновать. Может, и в самом деле утопиться в Ведьмином Котле? Быстрее и проще, чем где-то размещать и чем-то поить-кормить эту орду.
Церемония должна была состояться после полудня — после торжественной службы. Однако молитвам и размышлениям в предшествующие три дня сильно мешали не только взрывы, треск пламени, песни и драки, но и визг пил, стук молотков и забористая ругань плотников, которым охотно вторили легионеры, в очередной раз сгребавшие снег с вчера только расчищенных дорожек. Снег валил и валил, родственники на свадьбу выезжали с хорошим запасом времени, боясь, что опоздают, завязнув в этом снегу. Но запас редко пригождался, так что Айс был ещё слишком оптимистичен, со своими пятью-шестью днями — кое-кто заявился больше, чем за неделю, и болтался по крепости, путаясь под ногами и действуя на нервы владетелю, и без того сбивавшемуся с ног.
Проще всего было с Волками и каким-никаким начальством будущего супруга: те обычно, перекусив утром, пропадали до ужина, целый день инспектируя казармы, объезжая окрестности или разгуливая по гномьей слободе, где приценивались к оружию или просто разглядывали диковинные гномские механизмы, обычно скрытые от глаз людских под землёй, а здесь стоящие открыто.
А вот собственные дорогие родственнички словно сговорились вывести Айса из себя — всё-то они совали не в меру длинные носы куда не просят, лезли с расспросами или, Хозяин помилуй, давали советы, как вести хозяйство. Конечно, он же бедный сиротка, совсем юнец, наивный и неопытный, его любой мошенник облапошит! Не рассказывать же было надоедливым самовлюблённым клушам про двойную отчётность — одну настоящую, другую для чинуш и чужих поверенных. Айс про себя скрипел зубами, но мило улыбался, благодарил за советы и, отговариваясь множеством дел, удирал к себе в кабинет. Особо настырные настигали его и там, но за своим столом он с сосредоточенным видом гонял шарики абака и скрипел пером, изображая напряжённую мыслительную деятельность, а те, кто пытался вникнуть в подробности, обычно только очумело крутили головами: больно уж парень намудрил чего-то, без хорошей кружки не разберёшься.
Спас его дядя, приехавший со своим младшим и с какой-то девушкой, которую Юлий представил как свою кузину.
— Ой, Юль такой вежливый, — смеясь, сказала она. — Я Цинния, дочь Валерия Соловья. Мы с вами виделись на брачной церемонии вашего дяди и даже были друг другу представлены, но вы меня вряд ли помните: много нас там было таких, дальних родственников. Вы уж простите, что я внаглую напросилась с Юлем. Мне так хотелось побывать в Верхних Землях, своими глазами увидеть настоящие горы… Потерпите меня, пожалуйста, недельку, дорогой Снежный Кот. Я очень мало ем, честное слово!
Невозможно было не улыбнуться в ответ, глядя в эти ясные глаза, а уж ямочки на горящих с морозца щеках были просто прелесть. Айс ответил, что прокормить он сможет хоть всех сестёр Юлия, сколько бы их ни приехало, и Цинния упорхнула переодеваться с дороги, а потом всерьёз взялась за кузин и тётушек Айса, выспрашивая их о Верхних Землях, здешней погоде, обычаях, людях, орках, хозяйстве, модах и ещё, ещё, ещё о чём-нибудь, так что немалая часть родственниц была ею надёжно нейтрализована. Ещё какая-то часть гостей была очарована Юлием и его художественными талантами. Как у бедняги рука не отвалилась, рисуя портрет за портретом… то есть, конечно, набросок за наброском — Юлий не считал несколько росчерков свинцового карандаша настоящим портретом, но Снежные Коты и их родня так не думали и непременно желали себе такие же. Ещё за Юлием устроили настоящую охоту двое-трое Волков, скучавших в ожидании бракосочетания, потому что их положение не позволяло присоединиться к празднующим Солнцеворот горцам. Соловей флиртовал со всеми одновременно, никому однако ничего всерьёз не обещая. Йен, к удивлению Айса, только усмехался, глядя на это.
— Ты его совсем не ревнуешь? — как-то спросил Айс.
— Красивого мальчика, который мне в сыновья годится? Если бы ревновал, запер бы его дома, но тогда какой смысл брать в супруги сына клана? Пусть развлекается, пока есть силы и желания. От меня уж точно не убудет.
*
К дню бракосочетания тучи разошлись и выглянуло бледное, неубедительное северное зимнее солнце. Выпавший снег заиграл в его лучах цветными искрами, а солнцеликий Отон объявил улучшение погоды благословением Отца-Солнца молодым.
Народу в храм (очень небольшой, в расчёте на гарнизон из двух сотен легионеров — которые никогда, разумеется, все разом в храм прийти не могли бы, да на тех местных жителей, кого удалось обратить в истинную веру — то есть, очень немногих) набилось столько, что не спасали распахнутые настежь двери и бережно вынутые из проёмов рамы с мозаикой из цветной слюды: настоящих витражей в Верхних Землях не делали, но умело подобранные по цвету прозрачные пластины тоже придавали храму вид нарядный и торжественный одновременно. Однако гулявшие по залу сквозняки не спасали от духоты тех, кто стоял у самого алтаря, потому что зеваки толпились даже на крыльце, вытягивая шеи, а легионерам, оцепившим круг возле служителей Храма и ожидающих своей очереди новобрачных, пришлось сомкнуть щиты, потому что дети так и норовили проползти у взрослых под ногами и прорваться в первый ряд
Солнцеликий Отон, радуясь небывалому наплыву прихожан, не просто провёл праздничную службу, а произнёс небольшую проповедь, которую судя по всему, готовил задолго до этого дня. Увы, мало кто её оценил: северяне невоспитанно пялились на будущих супругов, вполголоса переговаривались и пересмеивались, а имперцы, почти сплошь легионеры да несколько чиновников и служителей Храма, терялись на их фоне и не могли отвлечь на себя внимание солнцеликого, который не на шутку разозлился на язычников и разошёлся, грозя грядущими муками в Негасимом Пламени всем, кто не примет заветов истинной веры. Горцев его угрозы трогали мало, а вот праздник вполне мог оказаться испорчен, и посланник Храма из Берлоги шепнул настоятелю, подавая ему ритуальный факел Живого Огня, что надо заканчивать церемонию и переходить к освящению брака, пока варвары не начали расходиться со служения, не дождавшись его окончания. Солнцеликий Отон совету внял и плавно перевёл благодарственное слово Отцу-Солнцу на Его благословение вступающим в брак в этот светлый день.
Гай, тревожно поглядывающий на своего младшего, отметил испарину на лбу и висках, сжатый в твёрдую полоску упрямый рот, заметно вздрагивающие на рукоятке трости пальцы — и в нарушение всех правил приличия, подошёл к своему пока ещё не супругу, чтобы крепко взять его под локоть. Тот благодарно глянул на Волка и опёрся на подставленную руку. Настоятель, глядя на них, спохватился, что этак одного из супругов не выводить, а выносить из храма придётся, и сократил насколько мог церемонию.
Что для молодых означало только переход к новым испытаниям, поскольку им предстояло выслушать по очереди целую толпу гостей с их поздравлениями, ответить на эти, почти сплошь непристойные, поздравления, принять подарки, пригласить к столу… Особенно доставалось младшему, которого родня с непонятным Волку удовольствием изводила то ядовито-сладкими шуточками, то почти откровенными оскорблениями. Аскольд с непроницаемым видом благодарил за поздравления и подарки, но Гай понемногу закипал и в конце концов не выдержал, хоть и неприлично было вроде бы ссориться с новой роднёй сразу после брачного обряда.
— Как, вы говорите, вас зовут, уважаемый Кот? — с откровенно злобной ухмылкой спросил он типа, подарившего резную прялку. — Обязательно передам старшей дочери, что именно вы припасли для неё такую миленькую вещицу.
— Какой-такой дочери? — удивился тот. — Мужики ж вроде не рожают.
— Конечно, не рожают, — охотно согласился Гай. — Но Волки всегда признают и собственных бастардов, и от младших супругов.
Толпа родственников младшего озадаченно загудела, запереглядывалась, а Гай посмотрел на своего супруга и недостойно позлорадствовал: Котёныш выглядел таким изумлённым — куда там самому Волку, ошеломлённому угрозой оставить его молодым вдовцом.
За столом Аскольд, измученный долгой проповедью и обрядом, почти ничего не ел и выпил лишь символический глоток за здоровье старших родственников. Обязательный поцелуй старшего супруга он снёс с равнодушной покорностью человека, которому уже безразлично, что с ним делают, лишь бы это закончилось наконец. И когда Гуннар Снежный Кот объявил на правах главы клана, что пора бы молодым узнать друг друга поближе, на бледном лице не появилось никаких эмоций, кроме облегчения.
Волк опять взял младшего под руку, борясь с желанием просто закинуть его на плечо и унести из переполненного парадного зала, душного и шумного. Он довёл Снежного Кота до его спальни и сказал суховато:
— Раздеться, полагаю, вы сможете и сами? Я возвращаюсь за стол, а вам советую выспаться, потому что, боюсь, разъедутся наши гости ещё не завтра.
— За неделю бы разогнать, — согласно усмехнулся Котёныш. Он помолчал немного, потом неуверенно дотронулся до рукава старшего супруга и проговорил: — Спасибо.
Гай только нервно дёрнул плечом, развернулся и торопливо спустился обратно в зал. Его место уже занял было какой-то Кот, желающий именно сейчас поговорить с главой своего клана, и Гаю пришлось приложить некоторые усилия к тому, чтобы выгнать его достаточно вежливо, но при этом непреклонно.
— Что ж ты парня моего бросил одного в первую же ночь? — хмыкнул Гуннар Снежный Кот. — Нехорошо это. Неприлично вроде как, а?
— Ему сейчас нужно просто отдохнуть, — пожал плечами Гай. — Вот и пусть отдыхает. Куда нам с ним торопиться? Наследников от нас никто не ждёт.
— Наследников — точно не ждут, — буркнул тот. — А ты никак всерьёз собрался всех ублюдков признавать? Так это зря, у нас такого не водится.
— У вас — это где? — иронически поинтересовался Гай. — Брак заключён по законам Империи, по этим же законам я собираюсь и признавать наших с Аскольдом детей.
— Заботливый, да? — кривовато усмехнулся Гуннар. — Это хорошо. А то с Вороном-то меня подвели ваши. Наплели про то да про это, про чуть ли не Старший Клан, да про молодчика, которому в Империи скучно и хочется новенького, для настоящих мужиков. И хоть бы одна скотина заикнулась, что в Империи ему чуть ли не каторга светит за эту его скуку! Ладно, у племянника наш характер, кошачий — другой бы сломался, да только не Айс. Он у меня упрямый маленький мерзавец, никаким воронам не заклевать.
Старший Снежный Кот был уже порядком пьян и говорил, не понижая голоса, так что за верхним столом к его разговору с Волком поневоле прислушивались.
— Ты вот тоже меня старой сволочью считаешь, да? — произнёс он, опять приложившись к парадному серебряному кубку. — Испортил жизнь мальчишке, дескать, всё такое… А ты вот о чём подумай, Волк. Жизнь у нас тут суровая, мальчишка калека, а у него ни отца, ни братьев. Случись чего, от Семи Водопадов до Красного Камня в иную погоду и за неделю не доберёшься — и как тогда быть? Вот я и подумал, что надо по вашему обычаю найти ему взрослого мужика, чтобы было кому присмотреть за мальчишкой. А ты небось подумал, что я на его крепость зарюсь? Не даю наследников завести, так? А кто ещё за него пойдёт-то, за хромоножку? Не из черни да из нищебродок, а из таких девиц, с кем не стыдно породниться? То-то и оно. Кому он сдался со своей палкой? Эх! — Он махнул рукой, допил вино из кубка и рыкнул: — Эй, кто там! Налей ещё!
«Вот и гадай, — подумал Гай, — то ли правда этот тип не знал ничего про Мария Ворона, то ли врёт и не морщится».
Он посидел ещё немного, потом вышел с небольшой компанией легионеров во двор, где под навесами шёл пир для народа попроще. Там было шумно и весело — не каждый год выдаётся случай праздновать не три, а четыре ночи на законных основаниях. Шуточки по поводу новобрачных, правда, были такие, что кое-кому из шутников очень хотелось набить морду. Увы, того бы наверняка поддержали приятели, а Гая — Волки и свободные от дежурства солдаты, а заканчивать масштабной дракой собственное бракосочетание было бы чересчур уж… эффектно, хотя наверняка запомнилось бы надолго.
========== Глава шестая, в которой праздники наконец заканчиваются ==========
Гости ещё спали. Кое-кто — аж на длинных скамьях главного зала, где даже Марена Замшевый Кошель оставила всё как было, ничего не меняя из обстановки: всё старинное, массивное, потемневшее от времени (и копоти из открытых очагов, чего уж там). В самый раз, чтобы вытащить перебравшего гостя мордой из тарелки и уложить тут же вдоль стола. Сонная и помятая, то и дело прикладывающая ко лбу то пустой серебряный кубок, то глубокую миску, Герта тем не менее зорко выглядывала среди грязных тарелок и объедков то, что ещё сгодится после небольшой обработки на обед, складывая не до конца обглоданную птицу в глубокий тазик. Две помощницы старшей кухарки с несчастным видом сортировали оставшееся на «собакам» и «поросятам», а несколько орочьих девочек лет этак от шести до десяти деловито собирали грязную посуду в стопки, подбирая оставленные для них кухарками куски зачерствевших за ночь пирогов, и тихонько хихикали над храпящими у столов гостями.
Айс совершенно искренне сказал Герте: «Что бы я без тебя делал!» — и разрешил женщинам выбрать из оставленных на обед вин и прочих напитков любое на их вкус — подлечиться: «Только не перестарайтесь, ладно? Подлечиться, а не как эти вон». Кухарки посмеялись, за обещанное лекарство поблагодарили нестройным хором, а владетель вышел во двор проверить, цел ли он после вчерашнего.
Дяде тоже, оказывается, не спалось. Бродил с непокрытой головой и в небрежно накинутом плаще среди столов для народа попроще, тоже, видимо, оценивая ущерб. Ничего особо страшного не случилось, только в двух-трёх местах покосились столбы, поддерживающие навесы, да ещё в двух дерюжка, натянутая на доски, кому-то чем-то помешала и её, содрав, скомкали и бросили в снег. Внутри неуклюжих кулей никого, хвала Хозяину не оказалось (только замёрзших насмерть на его свадьбе Айсу не хватало!), а навесы в любом случае предстояло разбирать.
Понемногу светало, но двор был непривычно тих и пуст, только вдоль рядов сновали орчанки: собирали с ненужных уже столов грязные миски-кружки, потихоньку запихивая в рот мёрзлые корки пирогов, огрызки почти незнакомого оркам лакомства — яблок и просто недостаточно чисто объеденные кости. Айс рассеянно подумал, что Кураку нелегко будет увести остатки своего племени обратно в горы. Пока его племянник подрастёт настолько, чтобы попытаться найти новое место для стойбища, вырастут и остальные дети — вырастут в тепле и сытости. Да и тихие-молчаливые женщины вполне способны взбунтоваться, когда их заставят возвращаться к прежней жизни, в которой голодная смерть постоянно ухмылялась у них за плечом. Тихие-то они тихие, но именно такие вот молчаливые лучше всего вертят близкими, никогда ни в чём с ними не споря, но никогда и не отступая от своего. Вспомнить только, кто по-настоящему правил Семью Водопадами… Нет-нет, Марена Замшевый Кошель никогда не лезла разбирать споры-ссоры вассалов своего супруга — судить их может только сам владетель, конечно. И в его делишки с контрабандистами не совалась. И с гномами тоже обо всём договаривался сам Рагнар Снежный Кот. А что поступал он при этом, как считала нужным его жена… ну, наверное, иногда он всё же слушал умных людей. Особенно если они не пытались навязать ему своё мнение, а подводили к нему исподволь, начиная с невинных вопросов совсем вроде бы не о том: «А правда, что Ульв-печник очень ревнив и глаз с жены не спускает? Она старая и некрасивая? А я слышала, будто видели, как в потёмках к Ульву во двор шастает этот… как его? Щербатый такой и с мерзкой ухмылочкой… Я ещё удивилась, когда услышала: что’ жена Ульва могла в нём найти? Ах, у печника куры пропадают, и он уже жаловался на это…» «Очень утомительный способ, — думал Айс. — В жизни у меня не хватит терпения так же, как матушка, дёргать кого-то за верёвочки».