- Нет, - честно ответила она, - ты слишком много говоришь. Причем здесь ленточки?
- Он чушь несет, - бросил Ланерье, - ты этого не сделаешь, Варт...
- Сейчас покажу, - улыбнулся Варт Саю, все так же не обращая на Ланерье ровным счетом никакого внимания, и рывком открыл дверь в комнату, где тот принимал... он называл их "просителями", но Саю - "клиентами", потому что они чаще требовали, чем просили.
И потому что Ланерье брал деньги.
Ланерье рванул за ним, но Варт ловко подставил ему подножку и тут же подхватил за шиворот, не давая упасть и расквасить нос. На его руке четче проступили мускулы.
По шкале от Ланерье до Эйзека Варт был куда ближе к Ланерье. Но теперь Саю поняла, что эта его худощавость и внешняя хлипкость, подчеркнутая растянутой футболкой, обнажающей трогательно-хрупкие ключицы, - кажущаяся.
Ланерье и не мог помешать. Он лишь обозначил негодование.
- Ты его откормила, - констатировал Варт, и Саю, рванувшаяся было на выручку, вдруг осознала, что ситуация эта происходит не в первый раз, - слушай, Ланерье, оно же все равно рано или поздно облетит, ага?
Ланерье покачал головой, нащупал рукой косяк и встал, резко выдернув ворот одеяния из пальцев то ли друга, то ли недруга.
- Не думаю, что от этого кому-то станет легче, - сказал он спокойно.
Клиенты частенько просили Ланерье связать узелочки; он брал две ленты и сплетал их вместе. Весь его... кабинет был увешан этими странными, слишком пестрыми украшениями, иногда совершенно не сочетающимися по цветам. Стены от пола до потолка были утыканы гвоздями, хаотично, бестолково, и почти на каждый гвоздь было накинуто по плетению.
Иногда узлы развязывались сами по себе и ленты тихо падали вниз, на пол. Ланерье просил Саю собирать такие и класть на специальный низкий столик, чтобы он мог их очистить и использовать еще раз.
Ланерье завязывал узелочки-встречи, узелочки-на-удачу, узелочки-вероятности. Никогда - принуждение, всегда - шанс. Они по природе своей были недолговечны, но Саю каждый раз было немного грустно убирать ленты.
- Мне все равно, - пожал плечами Варт, - хочешь, напомню тебе все те случаи, когда тебе казалось, что ты должен что-то сделать? Могу до завтрашнего утра напоминать.
- Это другое... Твоя богиня другая.
- И в нее мало веры. Но не суть. Напомнить? Однажды ты продиктовал шайке преступников код от сейфа. - хмыкнул Варт и переступил порог. - Потому что тебе вдруг показалось, что нужно срочно позвонить и назвать пару цифр, вот... Почему мне нельзя? Мне тоже иногда кажется, что станет легче, если сделать...
Он медленно вышел на середину комнаты, чуть не запнувшись по пути о столик с ароматическими свечами и демонстративно скрестил руки на груди.
- ...вот как.
Саю подошла к Ланерье, чтобы лучше видеть. Она не понимала, что такого страшного может случиться из-за того, что кто-то просто стоит в центре комнаты, но Ланерье даже открыл глаза и теперь взирал в сторону Варта мутным невидящим взглядом, напряженный, побледневший до синевы.
Сначала ничего не происходило. Варт просто стоял. Ни к чему не прикасался.
А потом Саю услышала шелест.
Шелест ткани.
Ланерье зашарил в воздухе длинной ладонью, нащупал Саю и больно вцепился в ее локоть.
- Они...
- Они опадают, - подтвердила Саю, - опадают, как листья.
Ленты скользили, как живые, расплетались, падали грудами у стен. Варт все так же стоял.
Ничего не делал.
Саю знала, что они бы расплелись и сами, просто много позже.
Он не был причиной.
Он был катализатором.
- Что-нибудь осталось? - одними губами спросил Ланерье.
Саю окинула взглядом голые стены с сиротливо торчащими криво вбитыми гвоздями.
- Нет. Ничего.
Ланерье выдохнул раздраженно сквозь сжатые зубы, развернулся и ушел на кухню. Саю слушала, как он топает по скрипучему полу, как шумит закипающий чайник.
Она не двинулась с места. Как и Варт, замерший среди сотворенного бардака статуей самому себе.
- Ты не виноват, - вдруг сказала она.
- Знаю, - согласился Варт, - но все равно погано. Кстати...
Он подошел, брезгливо стараясь не наступать на разлетевшиеся ленты, смешно и высоко задирая ноги - узкие щиколотки болтаются в старых спортивках, носок на левой ноге серый, с маленькой дыркой около большого пальца, а на правой коричневый в зеленую полоску, - почему-то Саю не решалась посмотреть Варту в лицо...
- Забавный факт, - Варт положил руку ей на плечо, слегка похлопал, - ты тоже ни в чем не виновата.
Он ушел на кухню, а она осталась одна, на пороге.
Вот как.
Иногда все просто...
Просто...
Случается.
Не по твоей вине. Просто... с тобой.
14.
Селия знала Ярта уже очень-очень долго и примерно представляла, что начнется, если кто-то придет на похороны его матери не скорбеть, а просить помощи у рода Наль. Ярт всегда был циничен, и он был некромантом и медиком - что обуславливало его довольно специфичное отношение к смерти. Но кроме того он терпеть не мог, когда его родных использовали как предлог... Он мог выбирать довольно извращенные способы, чтобы показать семье любовь и заботу, но никогда особенно не заморачивался, демонстрируя свою неприязнь посторонним людям: умел он облить грязью тех, кто ему не нравился.
И состояние отца не прибавляло ему выдержки и спокойствия - Пекх наблюдался у специалиста по зависимостям уже несколько месяцев, чудом совмещая с работой, но не с домом.
Он сильно отдалился от сыновей. У него и раньше была привычка сбегать из дома в командировки, деменция жены была для него невыносима, а теперь он и вовсе перестал там появляться.
Варт шутил, что ему придется присылать отцу приглашение, если он хочет познакомить его с Юлгой - а они ведь жили вместе.
Селия была знакома с Пекхом достаточно давно, чтобы понимать, почему он так себя ведет: этот огромный и мощный мужчина не мог простить Ярту найденной в нем слабости, а Варту того, что он всецело поддержал старшего брата. В итоге Пекху пришлось признать себя жертвой приворота и обратиться к специалисту - а ему претило быть жертвой и обращаться за помощью. Он был из тех мужчин, что скорее клещами вырвут себе зуб, чем сходят лишний раз к стоматологу.
А тут даже не особо болело, пока сыновья не забили тревогу. Никому не нравится, когда тебя заставляют признать, что твоя счастливая жизнь на самом деле не слишком-то здоровая для психики.
Таким образом на похоронах Талины должна была собраться довольно мрачная и озлобленная компания: обманутый муж, который до сих пор любил покойницу, при этом понимая, но не принимая, что его когда-то полюбить заставили; старший сын, всю жизнь исповедовавший принцип "взрослые люди, сами разберутся, а потом я так и быть объясню, в чем именно они ошиблись, надеюсь, будет над чем посмеяться"; и младший - недолюбленный в детстве парнишка, любой ценой привыкший хранить вокруг себя чужой душевный покой.
Мальчишка, до последнего ухаживавший за матерью.
Мальчишка, так и не добившийся ее любви.
Ну и Юлга. Наименее скорбящая, а значит, наиболее адекватная, она как всегда попытается помочь Варту навести в доме красоту, благодать и позитивную атмосферу, и в итоге впряжется в это сильнее всех. Единственная невестка в скорбящем доме - так себе местечко в семейной иерархии, даже если учесть, что официально речь о свадьбе еще никогда не заходила.
Селия все успокаивала себя мыслью, что не так уж долго эти двое встречаются, и вероятность этой самой свадьбы чересчур преувеличена. Но она помнила, что Юлгу в дом привела Талина - а Талина в свое время считалась одной из самых талантливых красных свах своего поколения. И этот факт капитально подламывал крылья надеждам Селии на зятя без детских травм, проблем с чужими эмоциями и нормальным самоконтролем.
Талина могла быть плохой матерью, но с задачей привести сыну подходящую девушку она, увы, справилась, как хорошая сваха.
Про это знали все. Так что свадьба считалась делом почти решенным - пусть молодые и не торопились.
Так что не стоило забывать, что море, просто море надоедливых родственников и друзей Талины обязательно придут поплакать, пожрать и посмотреть, как справляется невеста младшенького Хина.
Селия посмотрела на круги под глазами у Юлги - для той это был первый опыт организации семейных сборищ, и ей приходилось нелегко, пусть Варт многое и взял на себя, - в который раз пожалела, что Яльсе до сих пор нельзя выезжать из Хаша, а значит, некому будет подтирать за Яртом его яд и напоминать мужу, что он тут не единственный скорбящий. Да и обязанности невестки Хинов тогда бы не падали на одну Юлгу... Поглядела, как широко улыбается Варт, радуясь, что пристроил куда-то материнское пианино, и оно больше не будет стоять без дела, - у этого парня и в лучшие времена с психикой все было довольно печально... И решила, что хотя бы с Лелле разберется подальше от семейного гнезда.
Не то чтобы Лелле вообще была заботой Селии - девчонки сами в это ввязались, им бы, по-хорошему, и разгребать. Даже если бы не справились, ничего фатального им не грозило. Но Юлга была ее дочерью, а Жаннэй Селия официально удочерила - а значит, несла за них ответственность.
Как несла ответственность за целую поросль мелочи из рода Есса. Как хорошо, что Ярт все еще не накопил им с Яльсой на собственный дом! Как хорошо, что Живица ниспослала Селии двоюродную сестрицу, которая просто обожает нянчить чужих детей!
Как хорошо, что Яльса умеет окружать таким теплом и заботой, что даже ледышки-Есса потихоньку оттаивают. Когда Селия только приняла их, на них было смотреть страшно. Никогда она еще не видела настолько послушных и тихих детей...
А если Жаннэй сейчас попадет в переделку, то ее птенцам может грозить опасность. Вероятность мала, но...
Да и долгое сотрудничество в Орехене позволило Селии немного разобраться, что Лелле за человек и что для нее семья, так что...
Селия вздохнула.
Конечно, она привыкла обосновывать для себя целесообразность своих действий, но иногда правильнее было просто признать очевидное.
Она волновалась за своих девочек.
И немножко за ту девушку, что сбежала из дома в неизвестность.
В Храм Улы пускали всех. А потом главное знать, куда идти. Двадцать семь шагов от входа вглубь до колонны, направо от витража Улы Милостивой, по коридору, вверх по лестнице, переход, вниз по лестнице, и вот он - заветный прудик с кувшинками, запертый в восьми каменных стенах. Восемь - число Лаллей, а не Улы: создание этого места когда-то потребовало кооперации жрецов четырех Храмов.
Живица и Окос тоже участвовали.
Пруд ушедших. Жив или мертв человек? Здоров или болен? Пруд давал ответ.