Несмотря на то, что я занимал руководящий пост в нашей архитектурной студии, я всегда вел какие-нибудь проекты, а не только руководил. На днях мы завершили работу по реставрации агрикультурной фермы: восстанавливали виллу и прочие здания, а также занимались ландшафтным дизайном, поскольку хозяин решил разбить перед домом сад. В преддверии нового заказа требовалось без задержек сдать текущий проект, поэтому работы у меня было невпроворот.
— Амато! — окликнула моя ассистентка Эмма — жизнерадостная и веселая молодая женщина. Когда один мой друг попросил пристроить на работу дочь своего дальнего родственника, я с большой неохотой взял ее на испытательный срок, пригрозив, что требования к сотрудникам предъявляю высокие. Но Эмма приятно удивила меня и стала моим обожаемым младшим архитектором. — Спешишь?
— Хотел успеть пообедать, — ответил я. — Присоединишься?
— С удовольствием, только зайдем в кабинет, я возьму кошелек.
— Я могу угостить, — предложил я.
— Нет-нет, иначе я с тобой за всю жизнь не расплачусь, — отказалась она, задорно подмигнув.
Мы работали вместе чуть больше года, и за это время стали хорошими друзьями. Она была исключительно моим ассистентом, и все проекты мы вели вместе. Если Дамиано во многих проектах выступал в роли главного архитектора, и наши с ним заказы никак не пересекались, то Эмма работала со мной над всеми заказами, которые вел я. Таким образом, мы проводили вместе уйму времени и не только в офисе: мы еще обедали вместе, ездили в командировки и тому подобное.
Почему я не увлекся ею? Неужели она не привлекала меня как женщина? Однажды меня даже Дамиано спросил об этом. Ответ, на самом деле прост: я не завожу служебных романов. Категорически. Поэтому я старался всегда видеть в Эмме только коллегу и подругу и не смотреть на ее аппетитные формы. А так, Эмма — симпатичная, веселая особа, душевный друг, умный и интересный собеседник. Она утверждала, что ей тридцать два года, но я никогда не верил. Выглядела она лет на двадцать семь, не больше, хотя в определении возраста я не был силен.
— У тебя все в порядке? — спросила она, изучающе взглянув на меня.
— Да, а что?
— Ты какой-то слишком задумчивый, будто тебя попросили отреставрировать купол Брунеллески.
— Думаю, это было бы куда меньшей проблемой, — хмыкнул я.
— Чем что?
— Чем задачки, которые иной раз подкидывает жизнь, — отшутился я.
— У Иоланды все в порядке?
— У Иоланды? — Я напрягся. — Да, а почему ты спрашиваешь?
— Они ведь едва вернулись из свадебного путешествия, а ты вдруг такой взбудораженный. Вот я и подумала, может, что-то стряслось, хотя Дами выглядит вполне счастливым.
Какая наблюдательная! Удивительно, конечно, что при столь немаленькой разнице в возрасте мы с ней неимоверно сдружились. Я чувствовал себя в ее компании очень комфортно и обожал болтать с ней о том о сем за обедом или когда иной раз подвозил ее до дома.
— Нет-нет, все в порядке, спасибо за заботу, — тепло улыбнулся я. — Просто работы много, проекты сложные, сроки поджимают, вот я и думаю, как выкрутиться.
Это было правдой. О Каролине я умолчал. Во-первых, вряд ли Эмме интересны мои бытовые неурядицы, во-вторых, я не был любителем обсуждать проблемы личной жизни.
— Если что — давай задания, я покручусь быстрее, — предложила Эмма.
Мы уже дошли до нашего просторного кабинета, когда в моем кармане зазвонил телефон.
— Синьор Ланфранкони? — послышалось в трубке.
— Да, это я, — ответил я, пытаясь понять, кто звонит. Голос принадлежал женщине и был мне незнаком, впрочем, как и номер.
— Вас беспокоит Аннамария Мантовани, директор лицея, в котором учатся ваши дети.
Сердце у меня моментально камнем повисло в груди.
— Да, я слушаю вас.
— Я хотела спросить, контролируете ли вы оценки вашего сына?
— Оценки? — недоуменно переспросил я. — Время от времени, разумеется…
— У вас ведь двойняшки, верно? Каролина ваша дочь? — уточнила директор.
Я совсем испугался. Они что, на пару что-то натворили?!
— Да-да, именно так.
— Однако, если ваша дочь не имеет никаких проблем с учебой, то оценки Элио все более низкие. Особенно меня беспокоят математика и латынь. Если по всем остальным предметам он балансирует между пятью и шестью баллами, то по математике и латыни его средняя оценка четыре балла. Вы понимаете, что это значит?
Да, я прекрасно понимал, что это значит: чтобы быть допущенным до сдачи экзаменов, нужно получить минимум шесть баллов по каждому предмету.
Только этого и не хватало!
— Вы меня слышите? — спросила директор.
— Да. Да-да. Разумеется, я понимаю, что это значит, — сказал я, глубоко вздохнув. — Просто я шокирован тем, что вы сообщили. Я не знал, что у моего сына проблемы с учебой.
— Понимаю. Дети об этом умалчивают, полагая, что проблема сама рассосется. Тем не менее, такое редко происходит без усилий. Ему нужно начать учиться. — Она говорила со мной серьезно, но без негатива, и это меня немного успокоило. — Может, ему нужно всего лишь помочь расставить приоритеты? Насколько мне известно, он серьезно занимается теннисом?
— Да. Профессионально, — подтвердил я, меряя шагами рабочий кабинет.
— Я понимаю, но без аттестата зрелости… — она замолчала, давая мне возможность самому представить плачевные последствия.
— Я отлично это осознаю, синьора Мантовани. Обещаю вам, что непременно поговорю с сыном.
— Прекрасно. Также вам стоит поговорить с синьорой Карафоли, профессорессой по латыни и итальянскому. Она ведет этот класс и настаивает на встрече с вами.
— Существуют какие-то другие проблемы? — насторожился я.
— Не знаю, синьор Ланфранкони. Я назначу вам встречу, там и проясните. Сегодня в два часа или завтра в три?
Porca miseria[5], у меня проекты горят, и это время — самый разгар работы! А завтра в два мы будем на объекте.
Я взглянул на часы. Обе стрелки стояли на единичке.
— Хорошо, я сейчас подъеду, — пообещал я, стараясь исключить из своей интонации недовольство.
— Отлично! Спасибо вам за сотрудничество. Я передам профессорессе, чтобы она дождалась вас. Пожалуйста, подойдите к библиотеке.
— Хорошо. Всего хорошего.
Я отключил телефон. В тот момент я остановился у окна и потерянным взглядом уставился на улицу.
Не позвонить ли Каролине и не спросить, что происходит? Почему она молчала о проблемах Элио? Ведь не могла не знать…
Легкое прикосновение к моему плечу заставило меня вздрогнуть и обернуться. Я напрочь забыл, где нахожусь и что нахожусь я там не один. На меня с беспокойством взирали зеленые глаза. Кстати, моя младшая архитектор имела необычный цвет глаз: бархатно-зеленый с золотыми прожилками. А еще волосы у нее были необычного цвета: каштаново-рыжие.
— Что случилось, Амато? У тебя такое лицо, будто купол Брунеллески обвалился.
— Сохрани Мадонна Флоренцию от такой участи! — ужаснулся я. Эмма вопросительно смотрела на меня, и я понял, что от ответа не уйти. Ну что ж, раз она так хочет послушать о бытовых проблемах… — Все куда прозаичнее. Мой сын перестал учиться.
— Совсем?
— Почти. Только что мне звонила директор лицея, чтобы сообщить эту «чудесную» новость. А еще она попросила прийти на встречу с профессорессой латыни и итальянского. С латынью у Элио совсем провал.
— Ох… — с сочувствием вздохнула Эмма. — Наверное, он чрезмерно ушел в теннис.
— Наверное…
— Ты не переживай! У меня такой же безответственный брат! — видимо, она хотела приободрить меня. — Только он футболист. В свое время родители поседели, пока он не получил аттестат зрелости.
— Все-таки получил?
— Да. И твой получит. Главное — распиши ему в ярких красках перспективу, какая ждет всех неучей.
— Главное — чтобы понял и внемлил… — скептически заметил я.
— Да, с этим у парней бывают проблемы. Но ты поставь ему ультиматум.
— Ему уже восемнадцать, он может и послать меня вместе с моим ультиматумом.
— Да, но ты содержишь его и оплачиваешь работу тренера, нет?
— В этом ты права, — согласился я, вздыхая с некоторым облегчением. — Прости, Эмма, но сегодня обед отменяется.
— Не страшно, беги! — лучезарно улыбнулась она и, приобняв, по-дружески чмокнула в щеку. — Если надо что-то сделать вместо тебя, говори.
— Ты работай над своей частью, а я задержусь вечером, если понадобится. Я в лицей и обратно. Надеюсь потратить на это только время обеда.
— Поняла! Мне придется позаботиться о твоем обеде. Я что-нибудь придумаю, — подмигнула Эмма хитро.
— Спасибо, tesoro[6]!
Я с благодарностью улыбнулся, махнул рукой и выскочил из офиса.
Глава 5
В Орвието все близко, и уже через пятнадцать минут я стоял возле окна в тихом коридоре лицея. Слева располагалась массивная дверь, обитая красно-коричневой кожей, с надписью «Biblioteca». Прямо напротив меня была еще одна дверь, обычная, деревянная, и из-за нее доносились голоса. Похоже, там шла лекция и живое обсуждение.
Несмотря на отвратительное настроение, я улыбнулся, вспомнив свои студенческие годы.
Я всегда учился хорошо и никогда не боялся, что могу оказаться за бортом экзаменов. Преподаватели нас заранее пугали последним годом, но, когда он настал, они не бросили нас на произвол судьбы и всячески помогали, хотя и продолжали стращать. Но я оставался спокойным и все свободное время гулял с друзьями, пока не подкрался первый экзамен: по итальянскому.
Я едва не завалил его! Набрал лишь проходной минимум. Второй экзамен, по математике, прошел лучше, благодаря тому, что я хорошо разбирался в точных науках. Тут мне не хватило одного балла до максимума. Сумма набранных баллов за последние три года была более чем достаточной, у меня уже был в кармане необходимый минимум для аттестата зрелости, но предстоял еще устный экзамен: защита курсовой работы на какую-то дурацкую тему, название которой я теперь даже не вспомню. Но я так увлеченно рассказал свою тему, что экзаменационная комиссия с чего-то решила, что я очень хорошо подготовлен по всем предметам. Они так и сказали: «После такого выступления вы, наверное, без запинки ответите на все наши вопросы». Я, вместо того, чтобы приободриться, впал в уныние.
Профессора по математике и физике были мировыми мужчинами и задали вопросы, относящиеся к моей курсовой работе. Профессоресса по философии тоже не стала меня мучить, а на английском я разговаривал свободно, так что и тут проблем не возникло. Зато профессоресса по итальянскому, которую мы всем лицеем ненавидели дружно и глубоко, со словами «Ну что ж, раз ты так хорошо готовишься по всем предметам и только мой недолюбливаешь, я задам тебе легкий вопрос» попросила рассказать о влиянии д’Аннунцио на творчество Гоццано.
Легкий вопрос?! В первые мгновения я даже не мог вспомнить, кто такой этот д’Аннунцио, что уж говорить о его влиянии? Но меня очень любили преподаватели точных наук и умудрились намеком направить мои мысли в нужную сторону. Профессоресса итальянского позеленела от негодования, но мой ответ приняла.
Сколько в итоге я набрал баллов? Девяносто четыре из ста.
Надеюсь, эта профессоресса по итальянскому и латыни у моих детей не такая же, как была у меня…
— Buongiorno!
Я сильно вздрогнул от неожиданно прозвучавшего приветствия, практически подпрыгнул на месте.
Передо мной стояла симпатичная женщина лет тридцати, белокурая, с темно-серыми глазами. Судя по тонким чертам лица и довольно светлой коже, она была северного происхождения. За счет невысокого роста и элегантного, сидящего точно по фигуре делового костюма она выглядела миниатюрной и изящной.
— Я Пьера Карафоли, — представилась женщина, так и не дождавшись от меня ответного приветствия. — Вы синьор Ланфранкони?
— Да-да. Buongiorno, синьора Карафоли! — наконец вернулся я в реальность и протянул руку для пожатия.
— Приятно познакомиться, — ответила она, вложив в мою ладонь свои тонкие пальцы.
— Мне тоже.
— Пройдемте в библиотеку, там нам никто не помешает. — Она сдержанно, но приветливо улыбнулась. Нда, эта профессоресса совершенно не напоминает мне мою… Эту наверняка все студенты обожают.
Мы вошли в просторную старинную залу с арочным потолком. Вдоль всех стен тянулись массивные деревянные стеллажи, уставленные книгами. Чтобы добраться до верхних полок, однозначно требовалось раздобыть лестницу, и я даже невольно начал искать ее глазами.
— Присаживайтесь, — предложила профессоресса, указав на ближайший круглый стол.
— Шикарная у вас тут библиотека, — оценил я с искренним восхищением.
— Да, я тоже в восторге. Я первый год работаю здесь и покорена этой библиотекой.
— Представляю, — хмыкнул я. — А студенты наверняка не ценят свое счастье.
— Кто как, — пожала она плечами.
— Мой сын один из тех, кто не ценит? — спросил я с ноткой горечи.
— Синьор Ланфранкони…
— Амато. Можно по имени. — Не знаю, что на меня нашло, родители с преподавателями обычно соблюдали все формальности. Но это официальное ко мне обращение я никогда не любил. Чувствовал себя как на Конгрессе в Брюсселе.
Мое предложение смутило профессорессу. Она, по всей видимости, никак не могла решиться сократить дистанцию.
— Я не хочу говорить, что ваш сын глупый или что-то в этом роде… Я хотела спросить, были ли у него раньше проблемы с моими дисциплинами?
— Нет. Свои шесть-семь баллов он всегда получал. Особо одаренным в учебе он никогда не был, но проблем тоже не имел, — выпалил я на одном дыхании. Меня мучило какое-то волнение в груди, и я усиленно пытался взять себя в руки.
— Значит, возможно, сейчас что-то мешает ему учиться? Возможно, он уделяет мало времени занятиям? Нормальное явление в этом возрасте, но текущий год очень важный, ведь ребят ждут экзамены. Каролина, его сестра, сказала, что он увлекается теннисом?
— Да, он спортсмен. — подтвердил я.
— Успешный?
— Достаточно. Он занимается теннисом с восьми лет. Но проблем с учебой Элио никогда не имел.
— Понимаю… Я не хотела бы жаловаться, но не могу скрывать от вас, что Элио практически не выполняет и не сдает домашних заданий, которые я даю. На лекциях он не работает и на мои вопросы отмалчивается, не знает, что ответить. За последние работы, которые я давала, он получил три балла.
Мысленно я схватился за голову. Аттестат зрелости моего сына начал приобретать размытые очертания.
— С такими результатами он не наберет необходимый минимум, чтобы быть допущенным до сдачи экзаменов. Я не могу ставить ему высокие баллы только за то, что он профессиональный спортсмен и занят делом. Образование первично, понимаете?
— Я полностью с вами согласен и обещаю найти рычаг влияния на Элио.
— Спасибо вам за содействие, — улыбнулась она открыто. Профессоресса и в целом разговаривала со мной очень дружелюбно, даже с некоторым сочувствием и явным желанием помочь. — Рада, что вы участвуете в судьбе сына и разделяете мое мнение.
— Думаю, это не такая уж и редкость, — прокомментировал я грустно.
— Ошибаетесь. У меня за плечами уже несколько лет практики преподавания в лицее, и существуют родители, которые полагают, что если у них растет великий футболист, то главное — чтобы он попал в какой-нибудь топ-клуб, а получение аттестата зрелости — дело второстепенное. Таких родителей я не поддерживаю, а, напротив, осуждаю. Хуже подобного подхода, наверное, только тотальное равнодушие к судьбе собственного ребенка и отсутствие в его жизни.
Я потупил взор. Эта тема была болезненной для меня.
— Скажите, вы или ваша жена могли бы помочь Элио с латынью? А также с итальянской литературой? Итальянский, как язык, у него вполне сносный. Но литературу он не изучает. И также не изучает латынь.
— Я попробую что-нибудь придумать, — сказал я сквозь зубы.