Пришедший Роллинз на время отогнал тяжелые мысли, рассказав, что Зимний сам его нашел и приказал Брока вытащить тихо и незаметно. Вот Роллинз одурел, конечно, с тяжелой тушкой на руках по закоулкам базы мотаться, но вытащил Брока, привез в госпиталь, в котором тот сейчас и находился. Четыре дня уже как.
На резонный вопрос, что тут делал Зимний, Роллинз замялся, и сказал, что тот чуть не убил техников, которые пытались его урезонить, у охраны погнул автоматы, и сказал, что пока не увидит командира, никого к себе не подпустит. Вот Роллинз его и привез. Чего Зимний хотел, Роллинз не знал, но был уверен, что извиниться.
— В хуй не всрались мне его извинения, — выплюнул Брок. — Сам теперь, Роллинз, с ним ебись.
Роллинз ничего на это не ответил, попрощался, сославшись на то, что Броку надо отдыхать, и ушел.
Брок не знал, что теперь думает о нем его заместитель и друг, и не представлял, как теперь себя с ним вести. На всех хотелось кидаться и материться, и Брок вдруг вспомнил давний тренинг по психологии, где рассказывали про пять стадий принятий неизбежного. И вот гневом была вторая. Надо сказать, ему было глубоко похуй на всю эту мозгоправскую муть, но лекция все равно не шла из головы. Дальше шли торг, депрессия и само принятие. Прикинув, что торговаться за порванную задницу не с кем, а депрессии с ним отродясь не случалось, он решил, что позлится и успокоится, насколько это вообще возможно. Потому что злиться было проще, злость не давала сойти с ума, скатиться в непонятное жаление себя, признавание себя слабым, уязвимым, хрупким. Смертным. Брок бывал на пороге смерти, бывал за гранью, но никогда он не был настолько беспомощным, и это пугало до дрожи в коленках. Беспомощность. Он не мог себе позволить быть беспомощным, но оказался таковым. Ему не хотелось думать о Зимнем, он только надеялся, что ему не придется больше никогда увидеть его, потому что, если увидит, убьет. Не простит никогда.
Надо было менять работу, и срочно. Потому что он к Зимнему больше не подойдет и на пушечный выстрел.
*
Зимнего ему заказали, как лучшему наемнику. Даже сказали, когда его разморозят и куда выпустят. И Брок начал готовиться.
Он был уверен, что легко сможет застрелить Агента, в этом даже не будет ничего личного, и вот он устроился в лежке и ждал, когда появится этот отмороженный ублюдок, который умудрился одним своим срывом переписать всю жизнь Брока, расчертить ее на “до” и “после”. Как ни старался Брок забыть, у него не получалось. Не получалось потому, что первые полгода Брок вообще боялся подпустить к себе кого-то, не важно, сверху или снизу. Ломал себя, пытаясь снова вернуться к нормальной половой жизни, к нормальной жизни вообще. Да и потом лучше не стало. А про то, что у него начались кошмары, вообще говорить не стоит. Он убеждал себя, что это всего лишь порванная задница, которая давно зажила, даже нормально, но ничего не получалось. Зимний сломал что-то в нем, что-то важное, что никак не могло срастись, и Брок очень надеялся, что это убийство вернет ему его жизнь обратно.
Он увидел в прицел знакомую фигуру, затянутую в причудливый тактический костюм, видел, как Зимний меняет оружие за оружием, выкашивая все и вся на своем пути. Брок смотрел и медлил нажать на спусковой крючок. Медлил, преступно медлил, но сейчас в нем что-то снова ломалось, но иначе, не так, как тогда, а как-то правильно. А потом Зимний поднял голову и посмотрел, казалось, прямо на него, словно знал, что он там, что там именно он, и замер, как будто чего-то ждал.
Брок разрядил винтовку, поднялся и тихо ушел, оставляя за своей спиной Зимнего резвиться дальше.
Он уходил все дальше и дальше, чувствуя, как что-то в нем встает на свои места. Осталось только дать этому встать до конца. И тогда снова можно будет жить.
Баки. Душа и память.
Баки проснулся с полузадушенным криком, рвущимся из горла, и резко сел на постели, вцепившись в волосы пальцами. Дернул себя за них, причиняя боль, словно она могла отогнать демонов, что терзали его, и тихо застонал. Этот кошмар преследовал его после Гидры чаще всего.
— Баки! — влетел в его комнату Стив, который тоже чутко спал и, как бы Баки не хотел скрыть свои кошмары, услышал его. — Опять Гидра?
— Нет, Стив, — обреченно опустил голову Баки. — Это не Гидра. Это я.
Стив сел рядом с Баки, притягивая его к себе и обнимая.
— Это не ты, Баки, — попытался он его успокоить. — Тебе приказывали…
— Нет, Стив, — горько ответил Баки. — То, что меня преследует, сделал именно я.
— Баки, что такого страшного мог сделать ты, что тебя это так мучает? — Стив поглаживал его по волосам, пытаясь хоть немного успокоить и отвлечь, но понимал, что это все бесполезно, но не представлял, как помочь Баки, если тот молчит, не говорит, что произошло.
— Я причинил боль очень важному мне человеку, — туманно ответил Баки, и Стив понял, что тот не скажет большего. — Иди спать, Стив. Спасибо, мне лучше.
Стив поднялся и ушел к себе, оставив Баки наедине со своими мыслями и демонами.
Баки откинулся на подушки, уставившись в потолок, боясь закрыть глаза, потому что, как только он закрывал их, он видел растерзанного Брока на столе. Помнил, какое испытал отчаяние, какой ужас от осознания, ЧТО он сделал, когда очнулся, когда спала кровавая пелена желания. Он сделал много всего, когда был оружием Гидры, но своего командира, человека, которому безоговорочно доверял, приказы которого выполнял, человека, который видел в нем не только бездушное оружие, он почти убил и покалечил сам, по своей воле, не выполняя ни чей приказ, а потому что пожелал его. Захотел до кровавой пелены перед глазами, до дрожи в руках и хищного азарта, когда командир, Брок, стал отбиваться. Тогда у Баки, тогда еще Зимнего, сорвало последние тормоза, и он взял его. Брок был единственным желанием Зимнего, желанием неосознанным, но от этого не менее сильным.
Зимний испытывал иррациональную привязанность к последнему хэндлеру, которая граничила с помешательством. Сейчас Баки понимал, что это были за желания, что он банально влюбился в Брока, но Зимний не знал, как выказать свою симпатию и свои желания, и сделал это единственным доступным для себя образом, навсегда отвратив от себя дорогого человека.
Баки хотел найти Брока, но не представлял, что скажет ему, потому что все слова были пустым звуком, он сам не мог простить себе то, что сделал. Не мог простить тот ужас, что увидел в глазах только что очнувшегося Брока. И был уверен, что та боль, которую испытал тогда Зимний, а он испытывал до сих пор, от того, что ему не дали даже шанса на объяснения, ничто по сравнению с тем, что испытывал Брок.
Да и не представлял Баки, где искать Брока, который сразу, как выписался, подал рапорт об отставке. Зимнего тогда уже заморозили, а, проснувшись, он понял, что у него новый хэндлер. Единственное, что Зимний тогда помнил, когда его снова разбудили, что кого-то не хватает, а новый хэндлер его совершенно не устраивал. Это был какой-то совершенно, даже по ощущениям, незнакомый мужик, решивший пойти по самому простому пути и управлять Зимним через боль.
Зимний тогда не понимал, что он сделал не так, хоть и не помня, как было, понимал, что так — неправильно. Он всем своим существом чувствовал, что должно быть иначе. Он видел, как отворачивается от него всегда доброжелательный здоровяк, имени которого он тоже не помнил, но смутно ощущал, что так было раньше. Он ощущал смутно знакомыми весь отряд и чувствовал недостачу чего-то или кого-то важного, жизненно необходимого.
Баки вспоминал, как возвращался из ледяного небытия, когда его нашел Стив, как тяжело возвращалась к нему память о лучшем друге, и как легко пришел командир. Пришел однажды во сне, такой родной и нужный, такой правильный. Как Баки купался в этих воспоминаниях о грубоватой заботе, пристальном внимании и редких теплых улыбках. А потом пришел кошмар. Это был не первый его кошмар, Баки регулярно просыпался то от фантомной боли обнуления, то от вязкой беспомощности после, то от темноты крио. Он видел во сне лица тех, кого убил, но он не знал, кто они, и они его не пугали, не вызывали в нем ничего, кроме непонимания. А однажды пришел командир. Пришел через пелену кровавого азарта, жгучего желания и еще чего-то странного, чего Баки не мог понять. Баки чувствовал радость Зимнего, а потом пелена резко спадала, и он видел тело командира, все в крови, распростертое на столе. Баки помнил, как первый раз проснулся, задыхаясь от крика осознания произошедшего. Даже не зная его имени, только обезличенное “командир”, Баки чувствовал, что это очень личное. Этот человек был дорог Зимнему, и Зимний кричал от безысходности, невозможности изменить произошедшее, отмотать назад, как кинопленку. Но с каждым новым сном о командире, Баки все отчетливее понимал, что чувства, которые не мог понять Зимний, понимал он сам, и от этого становилось больно и горько. Он должен был узнать имя командира, потому что, сколько Баки не силился, вспомнить его он не мог. У него сложилось ощущение, что Зимний имени просто не знал. И от этого стало еще больнее, от того, что настолько не понимал, что хотел быть ближе, рядом, хотел помнить даже через обнуление. А теперь Баки хотел знать имя, потому что ему казалось, что так он сможет стать чуть ближе к тому, кого искалечил.
Чтобы не предаваться горестным мыслям, Баки развернул активную деятельность, тщательно скрывая ее от Стива. Почему-то Баки не хотел рассказывать ему о командире и своих странных чувствах к нему, пока сам со всем не разберется. А еще больше он не хотел рассказывать о том, что он с командиром сделал, но не потому, что Баки было стыдно, хотя и это тоже, ему было жутко от содеянного. И открывать Стиву такие черные глубины своей души он был не готов.
Узнать пароль Стива от баз ЩИТа не составило труда, и когда друг уехал на базу, Баки уселся изучать досье на всех известных террористов Гидры. Он не особо вчитывался в имена, потому что не помнил их, он листал фото за фото, пока не наткнулся на досье ударной группы Страйк, командиром которой был тот самый здоровый мужик, который отводил взгляд. “Джек Роллинз” гласило имя под фото. В досье обнаружился даже домашний адрес, и Баки, быстро собравшись, отправился по нему, совершенно не представляя, что он скажет Роллинзу. Но память услужливо подкидывала воспоминания, что с командиром они дружили. А еще, что именно Роллинза Зимний просил отвезти командира в больницу. Эти разрозненные факты не складывались в единую картину, но это сейчас было не важно.
Подхватив ключи от машины, Баки почти бегом вышел за дверь, чтобы через сорок минут сидеть в машине напротив элитного жилого дома, где находилась квартира Роллинза. Сколько Баки намеревался просидеть напротив, он не представлял, да и не думал, что ему может повезти в первый же день. В первый день ему и не повезло. Он прождал до полуночи, ему уже обзвонился Стив, интересуясь, куда пропал Баки, на что тот ответил, что гуляет в парке, и Стив успокоился, попросив возвращаться хотя бы не под утро.
Баки следил за домом неделю, пока не увидел возвращающегося откуда-то Роллинза. Тот шел по улице, и Баки заметил его задолго до того, как тот успел подойти к подъезду, поэтому быстро вышел из машины, перешел улицу и неожиданно вырос перед ничего не подозревающим Роллинзом, который на него чуть не наткнулся.
— Изви… — заговорил он, поднимая глаза и только что не вскрикнул от ужаса, инстинктивно делая шаг назад. — Агент?
Баки дружелюбно оскалился, не двигаясь с места и не делая резких движений. Люди, идущие мимо обтекали двух мужчин, застывших друг против друга.
— Как зовут командира? — выпалил интересующий его вопрос Баки, а Роллинз еще сильнее округлил глаза, но, поняв, что его не собираются убивать, успокоился.
— Никак, — бросил он и шагнул, обходя Баки.
Баки сразу понял, что Роллинз сообразил, о ком идет речь, но говорить отказался. Баки прекрасно понимал, что просто так ему никто ничего не скажет, но и объяснять, зачем ему нужен командир, вернее, хотя бы имя, он не собирался. По крайней мере, не собирался изначально. Но он давно привык не отступать.
Резко развернувшись, он схватил Роллинза за руку стальной хваткой, но тот и не пытался вырваться, только зло посмотрел на него из-за плеча.
— Оставь командира в покое, Агент, — устало попросил он. — И меня тоже, я тебе ничего не скажу.
Баки показалось, что он хотел сказать еще что-то, но передумал, только несильно дернул руку, и Баки отпустил. Сейчас он ничего не добьется даже силой, нужно было подождать.
Он стал постоянно таскаться за Роллинзом, изучил его расписание, подкарауливал у баров со случайными девицами, в общем, всячески действовал на нервы и портил жизнь, но тот не сдавался. Баки надеялся, что когда-нибудь он встретится с командиром, ведь они были друзьями. Хотя, они могли и поссориться, командир мог десять раз переехать, да и вообще могло произойти все, что угодно, ведь Баки не знал, сколько прошло времени после смены командира. Тем более, что он сам восстанавливался почти год, чтобы нормально соображать и быть хотя бы похожим на человека.
Стив спрашивал, куда Баки постоянно пропадает, где его носит целыми днями, на что Баки неизменно отвечал Стиву, что он учится быть человеком, гуляет и наблюдает за прохожими, ходит по магазинам, а что ничего не покупает, там ему ничего не нужно. Стив не был дураком, понимал, что Баки лукавит, но не настаивал, соглашаясь с правом друга иметь свою жизнь и свои секреты.
Через месяц надоедания Баки понял, что Роллинз готов сдаться. Он, слегка пошатываясь, вышел из какого-то бара и медленно побрел по улице, не подцепив с собой никакую девицу, хотя были желающие. Баки подошел к нему и пошел рядом, немного сгорбившись и спрятав руки в карманы. Апрель в этом году выдался прохладным, а ночью было довольно холодно.
— Заебал ты меня, Агент, — вздохнул Роллинз, тоже пряча руки в карманы. — Но ты же не отстанешь. Того, кого ты ищешь, зовут Брок Рамлоу. Не знаю, чего ты от него хочешь, но смотри, как бы он тебя не пристрелил с порога. Все, теперь отъебешься?
Баки молча отстал от Роллинза и растворился в тенях ближайшей подворотни. Брок Рамлоу… Брок. Имя странно, иррационально согрело что-то внутри. Теперь, зная имя, было проще простого найти его. Баки хотел увидеть Брока, потому что подходить к нему он боялся. Боялся не того, что его просто пристрелят, это было бы вполне ожидаемо, а того, что на него посмотрят со страхом и отвращением.
Баки специально не искал адрес Брока, чтобы было некуда ехать, негде на него посмотреть, не было возможности подойти, заглянуть в глаза ища там прощения. Но каждый раз, просыпаясь с полузадушенным криком, видя во сне истерзанного Брока, Баки все отчетливее понимал, что, если он не встретится с ним, то сойдет с ума. Пусть Брок попытается его пристрелить, все равно это не так просто сделать, пусть, в конечном итоге, накинется на него и отпиздит до полусмерти, это тоже было не страшно, пусть даже посмотрит со страхом или отвращением, но Баки обязан был его увидеть и попытаться поговорить.
Воспользовавшись все тем же паролем Стива, Баки смог найти Брока Рамлоу и долго всматривался в фото, с которого на него смотрели по-звериному желтые глаза командира. По телу разлилась теплая волна предвкушения встречи, но Брок, судя по информации, жил на озере, не меньше, чем в ста километрах от Нью-Йорка, и Баки понимал, что просто так на кривой козе к Броку ему не подъехать. В досье говорилось, что Брок работает наемником, и у Баки сжалось сердце, потому что он мог не застать Рамлоу дома несколько недель, или вообще опоздать, проебав все на свете.
— Стив, — на следующий же день аккуратно подошел к нему Баки. — Я хочу съездить на озеро, пожить в палатке, может подстрелю какую-нибудь зверюшку. Ты не против?
— Конечно нет, — радовался Стив тому, что Баки оживает, живет своей, может быть, странной, но жизнью. — Ты надолго хочешь?
— Не знаю, — честно ответил Баки, потому что не представлял, сколько времени ему понадобится, чтобы встретиться с Броком. Теперь мысленно он звал его только по имени, нежно, словно оглаживал, словно Брок уже был его, хотя его он быть не мог. Не после того, что сделал Зимний. Но Баки почему-то упорно хотел пытаться, хотя бы пытаться.
Собрав все, что может ему понадобиться, вплоть до снайперской винтовки, он запрыгнул в машину и рванул, петляя по городу на шаткой грани до нарушения правил, выезжая на автостраду, и по ней уже втопил, стараясь быстрее добраться до места, которое изучил со спутника.
Брок жил в большом добротном доме на берегу озера и, Баки был уверен, вокруг этого дома стояла такая система ловушек и сигнализации, что обходить ему ее не один час, но он был уверен, что справится, сможет подобраться поближе к дому, чтобы посмотреть. Хотя бы просто посмотреть на Брока, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Но самого себя не обманешь, чувства, которые не понимал Зимний, списывая их на доверие и желание быть рядом, на ревностное подчинение, были ничем иным, как привязанностью, граничащей с помешательством, но иногда люди называли это любовью. И именно это чувство толкало Баки к Броку, толкало отчаянно, заставляя еще хоть раз увидеть, хоть раз коснуться. Услышать чуть хриплый голос, и пусть этот голос больше не скажет ему ни единого ласкового слова, загрубевшие руки не проведут по волосам в мимолетной ласке, а глаз не коснется теплая улыбка, Баки обязан был еще хоть раз оказаться рядом.