Разбив лагерь в пятнадцати километрах в самую неудобную сторону, Баки собрался и аккуратно начал продвигаться к дому Брока, прихватив с собой и винтовку, так, на всякий случай, с ней ему просто было спокойнее.
Найдя удобное место для обзора, Баки обезвредил несколько капканов и еще пару более хитроумных ловушек, которые бы не заметил и хороший спец, и улегся, принимаясь наблюдать за домом.
Брок подъехал на машине, больше похожей на танк, какие он всегда и любил, ближе к закату, и Баки затаил дыхание, глядя на него в прицел. Все такой же подтянутый, с прямой спиной, уверенный в себе, но что-то в Броке неуловимо изменилось, что-то в нем было не так, но заметно это могло стать только тому, кто отчасти живет инстинктами. Баки смотрел, смотрел и не мог насмотреться на усталое, небритое, но такое родное лицо, на уверенный разворот плеч, длинные сильные ноги.
Брок вынимал продукты из машины, когда вдруг поежился и обернулся, глядя прямо на Баки, но не видя его. Губы его скривились, прошептав что-то явно матерное, и Брок понес покупки в дом.
Неделю Баки спал вполглаза, практически ничего не ел, а только смотрел, наблюдал за Броком, который все больше ежился и оглядывался по сторонам. Баки понимал — нутром чует, что что-то не так, и улыбался про себя, потому что Брок чуял, но не понимал, что именно. Но все больше оглядывался, когда выходил на улицу, а окна в доме теперь постоянно были закрыты ставнями. Скорее всего, изнутри они еще и металлическими роллетами были закрыты, но снаружи это были просто добротные ставни.
Ночью восьмого дня Баки поставил на машину маячок, и утром был этому очень рад, потому что увидел, как Брок перетаскивает в машину тяжелые характерные сумки и чехол со снайперкой. Баки тут же сорвался с места и побежал к своей стоянке, чтобы, бросив все, рвануть за Броком, куда бы тот ни собирался.
Баки уже переволновался, на какую войну собирается его командир, но все оказалось просто и прозаичнее: миссия сопровождения. Брок усадил в свою машину какого-то мужика очень крутого, но сильно мудаческого вида, и куда-то повез. Баки ехал за ним на почтительном расстоянии, но так, чтобы успеть, если что, вытащить, помочь, защитить, закрыть собой. Но не пришлось.
Домой Брок вернулся через два дня и, вместо того, чтобы отдохнуть, пошел обходить окрестности. Баки пришлось ретироваться и вообще залезть на дерево, потому что уходить он категорически не хотел. Он словно помешался на Броке и, не зная, как подойти и поговорить, как вообще прийти и показаться на глаза, заделался сталкером, не способным отвести взгляд от своей цели.
Баки следил, как Брок проверяет свои ловушки и сигналки, как методично обходит квадрат за квадратом своей территории, как периодически оглядывается и поеживается от пристального внимания. Баки понимал, что может довести его до нервного срыва, но уже не мог остановиться. Брок был словно наркотик, омут, который затягивал в себя все сильнее и сильнее, и тем тяжелее было оторвать взгляд, чем больше Баки понимал, что это, наверное, единственное, что у него есть. И, чтобы не сойти с ума самому, и не свести Брока, Баки должен был уйти. По-хорошему, вот прямо сейчас, но он не мог. Он хотел дать себе еще время, хоть немного, хоть несколько дней. А потом он уйдет. И постарается больше никогда не появиться, чтобы не напоминать собой Броку о том, что он сделал с ним.
К исходу второй недели на крыльце появилась большая табличка, которая гласила “Иди сюда, мудила, харэ в стесняшку играть”.
Баки прочитал записку, адресованную явно ему, и решил, что, раз его зовут, не важно, что звали абстрактного кого-то, кто надоедал своим вниманием уже две недели, отнес оружие в свой лагерь и вернулся, медленно подходя к крыльцу. Поднялся по нему и постучал в дверь, которая тут же распахнулась, и ему в лицо ударил приклад дробовика, ломая нос, из которого тут же пошла кровь. Такой удар должен был вырубить кого угодно, но не Зимнего Солдата. Баки отшатнулся, но устоял, глядя на Брока, ожидая, что тот будет делать дальше.
— Ты!? — взревел Брок и накинулся на Баки, метя ему в челюсть. Баки не сопротивлялся, прекрасно понимая, что с ним ничего не случится, а Броку это было нужно, хотя бы иллюзия возможности отыграться.
Они скатились с крыльца, и Брок, оседлав Баки стал бить его по лицу, самозабвенно, с упоением, как будто мечтал об этом всю жизнь. Хотя, наверное, так оно и было, если не всю жизнь, то последние три года. С неба закапало, потом сильнее, и вот уже Брок разбивал губы Баки в кровь под проливным весенним дождем, превращающем землю под ними в жидкую грязь.
Брок бил, что-то крича, но Баки не слышал, не слушал, не понимал, просто принимая удар за ударом. Голова моталась из стороны в сторону, волосы, заляпанные грязью, облепили окровавленное лицо. Баки видел, что Брок совсем сбил себе костяшки, но все равно не мог остановиться, чтобы не выместить всю злость на обидчике. А потом как-то внезапно сник, в один момент, словно сломалось что-то внутри, поднялся и, пнув без должного запала Баки в бок, бросил.
— Проваливай, — и ушел в дом.
Баки поднялся, весь извалянный в грязи, мокрый, грустно посмотрел на закрывшуюся за спиной Брока дверь и, развернувшись, медленно побрел прочь.
Он дошел до своего лагеря на берегу озера, отмылся в нем от грязи и, к тому времени, как дождь закончился, собрал практически все вещи, кроме палатки, которую решил оставить тут, просто чтобы иметь иллюзорное жилье рядом с Броком, и, позвонив Стиву, поехал домой. Кажется, теперь он хотел поговорить, спросить совета, потому что просто не представлял, что делать дальше. Его снова прогнали, как и в самый первый раз, и Баки не представлял, он просто боялся, что его прогонят снова и будут прогонять каждый раз.
Приехав домой Баки проскользнул к себе в комнату и, быстро скинув одежду, рухнул в кровать. Он нормально не спал две недели и только сейчас понял, что безумно вымотался, и не только потому, что не спал, а еще и потому, что все его внимание было приковано к Броку, а это выматывало морально похлеще двух недель без сна. Он вырубился, не успев подумать, что будет делать дальше и как объяснит покоцанную физиономию Стиву.
Проснулся он только ближе к следующему вечеру, принял душ, разглядывая в зеркало полностью зажившее лицо, и вышел к Стиву, который гремел чем-то на кухне.
— Привет, — поздоровался Баки.
— О, привет. А я думал, когда ты проснешься? — обрадовался Стив. — Я тут ужин готовлю. Будешь?
Баки отрицательно качнул головой, несмотря на то, что есть хотелось просто ужасно, он понимал, что ему кусок в горло не полезет.
— Не, спасибо, — отказался он, на еду ему было наплевать. Кажется, то, что с ним творилось, называлось “депрессия”, Баки точно не знал, но ему не хотелось ни есть, ни, толком, спать, единственным его желанием был Брок Рамлоу, который уже дважды прогнал его. Но сейчас Баки не хотел отступать, потому что просто не мог отступить, не поговорив, пусть его гонят еще хоть десять, хоть сто раз, он все равно будет возвращаться. — Я палатку в лесу оставил. Съезжу за ней.
Стив хотел что-то спросить, но Баки уже почти выбежал из кухни, переоделся и, подхватив ключи, вымелся из квартиры. Он снова гнал машину к дому Брока, но теперь он не собирался надоедать ему, следя за ним издалека, он собирался прийти к нему и попытаться поговорить.
Внаглую припарковавшись рядом с его домом Баки вышел из машины и уселся на крыльцо. Он не стал стучать в дверь, но знал, что Брок дома и наблюдает за ним. Баки просидел до самого утра, нутром чуя, как Брок тоже не сомкнул глаз. На утро Баки уехал, решив дать Броку выспаться, но знал, что уже завтра утром приедет снова.
Он не знал, чего добивается, на что рассчитывает или надеется. Но он точно знал, что не может взять и просто забыть человека, которого любит. И не сможет нормально жить, спать по ночам, если не объяснится. То, что Броку все это просто не надо, не нужен и сам Баки, Баки не верил, почему-то не верил, хотя подтверждений у него не было, даже, скорее, были подтверждения обратного. Но хотелось верить. До одури, до черных точек перед глазами хотелось верить.
Баки приезжал по вечерам, просиживал всю ночь на крыльце, зная, что Брок следит за ним, а на утро уезжал. Это был странный ритуал. Стив интересовался, где Баки пропадает ночами, а тот многозначительно улыбался и молчал. Знал бы Стив, как тяжело давались ему эти улыбки, как хотелось выть после каждой такой ночи, потому что Брок снова не вышел. Но радовало то, что Брок не пытался сбежать сам, оставив свой дом. Он словно ждал каждый вечер, что Баки приедет и снова будет сидеть на крыльце. Баки казалось, что Брок специально изводит не только его, но и себя тоже, только бы не случилось что-то, чего, может быть, хотели оба?
Баки приезжал и уезжал, все больше теряя надежду, а однажды вечером решил, что никуда не поедет. Хватит, ему нужно было жить настоящим, а не мужиком из прошлого, который даже видеть его не хочет. И Баки попытался. Он гулял по городу, ходил по магазинам, покупая себе новые вещи, пытаясь заглушить этим отчаянную нехватку того, кто был невозможно далеко, хотя и всего в паре часов езды. Баки таскал гулять Стива, болтал с ним о всякой ерунде, заставлял рисовать, с удовольствием работая натурщиком, идеальным, потому что умел надолго замирать в одной, даже не очень удобной, позе. Баки делал все, чтобы жить жизнью обычного обывателя, даже с девушкой познакомился, которую регулярно водил в какой-нибудь ресторанчик, но на предложение зайти в гости вежливо отказывался. Ему нужна была просто ширма, попытка отвлечь себя от мыслей о Броке, которые возвращались к нему, как только он оставался в одиночестве. Баки радовался, что Стив не видит, что с ним творится, а если и видит, то не задаёт вопросов, на которые у Баки сейчас не было ответов. А может быть, никогда и не будет.
Баки продержался две недели, хотя чем дальше, тем больше хотелось бросить все и рвануть к озеру, где в лесу стоял дом Брока. И в начале третьей недели Баки не выдержал, потому что уже готов был выть от безысходности и желания ощущать рядом хоть так, через стены и плотно запертую дверь. Даже просто сидя на крыльце, он ощущал себя близко-близко, практически рядом.
Баки устал перебирать воспоминания Зимнего о Броке, его руках, голосе, глазах, походке, осанке, как тепло рядом с ним, как замирает сердце, когда он опасно скалится, что никогда не предвещало противнику, неважно, был ли это учебный спарринг или настоящий бой, ничего хорошего.
Он рванул в ночь и дождь, без машины, потому что её забрал Стив, куда-то поехав. Он даже говорил, куда, но Баки не слушал.
Через три часа, добравшись на попутках до нужной дороги, которая уходила в лес, он побежал по ней, разбрызгивая каждым шагом грязь из луж, бежал, не надеясь, что его пустят, но больше он не собирался уходить, потому что не смог бы уйти. Теперь его проще было пристрелить, чем прогнать.
Весь мокрый и грязный, Баки добрался до вожделенного крыльца глухой ночью, когда свет в доме уже не горел, но почему-то Баки был уверен, что Брок не спит, смотрит в окно, умело из него не высовываясь. Смотрит и ждёт его.
Усевшись на вожделенное крыльцо, Баки отжал волосы, с которых просто лилось, и принялся ждать, сам не зная, чего.
— Как же ты меня заебал, — услышал он голос Брока, когда тот распахнул дверь. — Закрой с любой стороны.
Баки только повернул голову, стараясь не улыбаться глупо и по-детски, но Брок уже скрылся в глубине дома, и это явно было приглашение. За все время, которое Баки следил за Броком, он ни разу даже не помыслил залезть в его дом, хотя так он бы стал гораздо ближе, но ему мешало что-то похожее на уважение и какой-то благоговейный трепет перед Броком, чтобы влезать в его жилище.
Баки зашёл и, аккуратно закрыв за собой дверь, принялся снимать грязные ботинки вместе с насквозь мокрыми носками.
Он ещё не знал, проходить ему или нет, когда в него полетели футболка и штаны.
— Вторая дверь, — бросил Брок. — Полотенце там найдешь. Ты, конечно, заболеть не можешь, но это не повод держать тебя мокрым и холодным. Считай, что я радушный хозяин.
И ушел вглубь дома, где была большая гостиная, отделенная от кухни барной стойкой.
В доме было тепло и уютно. Пахло деревом, огнем, немного порохом и оружейной смазкой, а ещё едой: тушеным мясом с овощами и пирогом с черникой.
— Вещи закинь в машинку, — крикнул ему Брок, когда Баки уже закрывал дверь в ванную.
Она тоже была отделана деревом, но там стояла вполне себе современная душевая кабина. Баки быстро разделся, запихав вещи в машинку, и встал под теплые струи, что били сверху. Баки жмурился, согреваясь, прогоняя из тела промозглый холод, вымылся, найдя шампунь и гель для душа, и, полностью согревшись, выбрался, вытерся и надел на себя предложенную одежду. Штаны были коротки, а футболка плотно обтягивала.
Баки вышел из ванны и уже собрался пройти в гостиную, сесть напротив человека, о котором так давно мечтал, посмотреть на него прямо, не через прицел винтовки, но его охватила странная робость, которой он никогда не испытывал раньше. Он стоял, смотрел на комнату, в которую должен был пройти, в которой его ждали, и не мог сделать ни шагу.
— Ну и хули ты там застыл? — позвал его Брок. — Проходи уже.
И Баки отмер, подавил в себе эту странную робость, даже страх посмотреть наконец-то в глаза Броку, и, выдохнув, пошел.
Брок, в одних домашних штанах сидел спиной к нему, и Баки залип на эту спину: широкую, смуглую, с красивым рельефом хорошо проработанных мышц, расцвеченных полосками шрамов от ножевых и парой звёздочек пулевых.
Он повернулся к Баки, оглядываясь через плечо, осматривая его внимательными желтыми глазами, и кивнул на кресло.
Баки прошел, только сейчас поняв, что Брок перебирал пистолет, который теперь лежал на журнальном столике перед ним.
Баки хотелось опуститься на колени у ног Брока, чтобы смотреть на него снизу вверх, взять его руки в свои и поцеловать каждый палец, прося прощения за то, что сделал, уткнуться лицом в колени, обнимая под ними, но Баки только прошел в кресло, понимая, что слишком рано. По сути, они даже не были знакомы. Похоже, Брок думал так же.
— Раз ты меня нашел, то имя мое знаешь. А ты теперь кто, Агент? — спросил Брок.
— Баки, — ответил он. — Я не теперь, я снова стал.
— И какого хуя, Баки, — Брок выделил имя голосом, слегка насмешливо, — тебе от меня надо?
— Ты, Брок, — честно признался Баки не только Броку, но и себе.
— А нахуй тебе не пойти, Баки? — издевательски поинтересовался Брок, видя, как сник Баки, сгорбился, сидя на самом краешке кресла.
Он не знал, что сказать, не представлял, что думает Брок, потому что не прогоняет из своего дома, хотя и не рад ему.
— Я… — начал Баки, но Брок его перебил.
— Вот только не надо мне задвигать, что это был не ты и прочая хуйня, Агент, — зло выплюнул Брок.
— Я хотел тебя, — все же ещё раз начал Баки. Слова давались ему тяжело, но он продолжал говорить: — Тогда. Хотел и не понимал, что со мной. А потом ты дал отпор, и у меня как пелена кровавая на глаза упала. Я думал, что убил тебя. Я вообще не сразу понял, что сделал. Я тогда не знал страха ни перед чем, а за тебя испугался.
— Знаешь, Баки, это самое хуевое, даже не знаю, что… Оправдание? Извинение? — Брок прямо посмотрел на Баки. — На кой хуй ты мне все это рассказываешь? Ты хочешь меня? Заебись! Один раз ты меня уже получил. Спасибо, я наелся.
— Что бы я ни сказал, это не изменит того, что я сделал, — Баки и хотел бы смотреть Броку в глаза, но смотрел на свои сцепленные в замок руки. — Брок, пожалуйста, — Баки поднял больные глаза на Брока, который сидел, откинувшись на спинку дивана, и ждал, сложив руки на груди. Баки и сам не понимал о чем просит, чего ждёт, на что надеется, ведь Брок уже все сказал.
— Что “пожалуйста”? Простить тебя? — начинал злиться Брок. — Ты мне, сука, чуть жизнь не сломал, а теперь припёрся и заявляешь, что я тебе нужен? И что? Думаешь, сейчас расплачешься, так я кинусь к тебе на шею и ноги перед тобой раздвину? Хуй тебе!
Баки, понимая, что все слова ничего сказать не смогут, стек к ногам Брока, как хотел сделать сразу, обнял икры, уткнулся лицом в колени, чуть не всхлипнув от переполняющих его эмоций.