Гарри смутился. Он не представлял, что нужно сказать или сделать.
— Малфой, не молчи, — то ли попросил, то ли потребовал он, и Драко, так и не отводя взгляда от далеких деревьев, дернул плечом и болезненно усмехнулся.
Гарри думал, что он так ничего и не скажет, но он все-таки снизошел до ответа:
— “Нравишься” — неверное слово, — наконец-то выдавил он.
— То есть с-сильно? — от смущения Гарри начал запинаться как Невилл.
Теперь он смутился еще сильней и неловко поежился. Благодаря Джинни, он терпеть не мог такие вот разговоры.
Малфой коротко взглянул на него, холодно усмехнулся, почти становясь прежним собой, и Гарри, словно испугавшись этого превращения, быстро заговорил, пытаясь удержать его настоящего:
— Послушай… не надо… ты просто скажи. Я… в общем… не понимаю. Меня никто никогда не любил ни за что, просто так… И я… я не понимаю, как надо. Я не знаю, как это понять, — Гарри понимал, что говорит не так, и не то, потому что даже такие невнятные слова жглись горечью, опаляли губы, падая вниз, но Гарри так хотел ему объяснить.
Плотно сжатые губы Малфоя чуть шевельнулись:
— Твоя рыжая, — выронил он, и Гарри мотнул головой.
— Это было не то, — тихо ответил он. — Она… не меня… понимаешь? Джинни хорошая. Но она… любит кого-то, кто совсем на меня не похож. Он правильный, он национальный герой… на него молится вся страна. А я — просто я, понимаешь? Поэтому ей во мне постоянно что-то не нравилось, она хотела это исправить. И я сам это знаю… меня сложно любить. Во мне тысяча недостатков, я упертый, я… ору по ночам, не понимаю, когда мне врут и поэтому меня можно использовать, но я… — сердце у него билось часто-часто, он не понимал, зачем говорит это Малфою, но ему важно было сказать ему об этом вот так.
— Я это знаю.
— Что? — Гарри осекся.
Малфой усмехнулся, но теперь в его усмешке была прежняя горечь.
— Поттер, чем ты хочешь меня удивить? Я знаю все твои недостатки. И даже те, о которых ты даже не подозреваешь, — его губ снова коснулась усмешка, и Гарри залип на ней взглядом: сейчас она была не ехидной, она была, скорее, мечтательной.
— Знаешь? — Гарри растерянно взглянул на него. — И все равно… любишь меня? — Гарри смутился: ему было неловко произносить эти слова. Они казались такими чужими.
Малфой сунул руки в карманы и немного ссутулился.
— Это неважно, — сухо ответил он. — Твои недостатки. Все это неважно.
— А что тогда важно? Скажи, — Гарри напряженно смотрел на него, ожидая, что вот сейчас Малфой скажет ему то, что известно всем, кроме Гарри. Поделится с ним откровением и выдаст что-то такое, отчего и Гарри наконец-то поймет, что же такое любовь.
Малфой усмехнулся и бросил на него горький взгляд, наполненный нежностью. Такой, что у Гарри свело все внутри:
— Все это неважно, Поттер. Потому что, даже зная их все, я хочу быть только с тобой. И больше никогда и ни с кем.
У Гарри перехватило дыхание. Этот взгляд, эти слова отозвались внутри него сладким трепетом, заставляя дрожать на ветру еще больше.
Он сделал к Малфою неуверенный шаг и замер, просительно глядя в лицо:
— Еще. Скажи мне еще.
Тот хмуро и недоуменно взглянул на него, но увидев, что Гарри не думает смеяться над ним, немного расслабился и даже позволил себе чуть улыбнуться — печально и грустно.
— Что тебе сказать, гриффиндорский придурок?
Но Гарри не желал принимать предложенного им легкого тона:
— Скажи мне, — выдохнул он, чувствуя, как его тело все сильней и сильней бьет дрожь от незнакомых эмоций. — Почему? Почему только со мной?
Малфой изумленно посмотрел на него, но, видимо, прочитав что-то в глубине умоляющих глаз, опять усмехнулся, и сказал ровно и холодно, словно издеваясь над своими наивными, глупыми чувствами:
— Потому что мне очень больно видеть тебя и не быть рядом с тобой. Это тебя устроит?
Гарри молча кивнул, двигаясь к нему, как зачарованная факиром змея. Подойдя ближе еще на пару шагов, он тихо выдохнул-приказал:
— Еще. Пожалуйста. Драко.
Теперь и Малфой уже не мог отвести от него глаз, словно переставая бояться насмешки и поверив, что Гарри это действительно нужно.
— Потому что это не просто больно. Это невыносимо, — негромко ответил он. Неуверенно трогая пальцами шершавую стену, словно ища в ней опору, он тоже шагнул к Гарри, сокращая между ними дистанцию. — Невыносимо до боли. Смотреть, как все они могут к тебе прикасаться, и не иметь этой возможности самому. И знать, что я не буду иметь ее никогда.
Гарри подошел еще ближе и замер совсем рядом с ним, ловя каждое слово, оседающее в груди прямо на сердце.
— Еще, — он умоляюще смотрел на Малфоя, не позволяя ему замолчать.
Драко качнулся к нему:
— Потому что каждый день, каждую минуту я думаю о тебе, — он медленно поднял руку, осторожно прикасаясь к его волосам, и Гарри, замирая от наслаждения, придвинулся к нему еще ближе, уже почти вжимаясь в него, лишь бы продолжать слышать сбивчивый шепот: — Потому что скоро закончится школа, и я не знаю, что буду делать, когда не смогу тебя больше видеть, мой Гарри Поттер. Потому что я не умею жить без тебя.
Холодный ветер по-прежнему задувал в огромные арки, но Гарри уже было не тепло — ему было жарко от этих слов, от горячего дрожащего тела к которому он почти прижимался своим.
— Еще, Драко. Еще, — он готов был его умолять снова и снова, но теперь и сам Драко не готов был остановиться, распахивая перед Гарри всю свою душу.
— Потому что я с самого первого курса болен тобой, — шептал он уже в самое ухо, и незнакомое чувство мчалось у Гарри по телу, разливаясь горячей щекоткой вниз до самых ступней. — Потому что не умею хотеть никого кроме тебя, — он ласково перебирал длинные пряди, и Гарри больше не чувствовал пронзительный северный ветер, а только жадно подставлялся под теплые облачка его слов и под уже знакомые руки. — Потому что только тебя я хочу любить, только к тебе прикасаться, — малфоевский большой палец ласково поглаживал скулу, спускался по шее, и Гарри уже просто дурел от его близости, от его слов. — Потому что только тебя хочу целовать, — прошептал Малфой, почти касаясь губами его щеки, и Гарри, закрыв глаза, тихо выдохнул ему “да”, и потом так и продолжал зачем-то шептать “да… да… да”, пьянея от того, как по его лицу легко движутся прохладные губы.
Замерев на мгновение, Драко внезапно прижался губами к его губам, и Гарри дернуло словно током. Распахнув глаза, он смотрел, как Малфой, пугающе близкий, закрыв глаза, снова тянется к нему за поцелуем.
Гарри зачарованно замер. Все происходящее здесь и сейчас было так хорошо, так до боли желанно, но вместе с тем очень и очень неправильно.
— Драко… Я… — он растерянно смотрел на него затуманенным взглядом, не зная, что ему делать.
— Не надо. Расслабься. Пожалуйста, — Драко чуть отстранился и, улыбнувшись ему, стянул с его носа очки и сунул к себе в карман. Почему-то этот жест — теплый, почти домашний, снес у Гарри последние тормоза, и он, ни в чем больше не сомневаясь, зажмурился, позволяя Малфою себя целовать.
Значит, вот что такое любовь. Когда он знает все твои недостатки и все равно любит. Когда тебе с ним так хорошо, что невозможно его отпустить. Когда при мысли, что все это всего лишь жестокий розыгрыш, становится по-настоящему больно.
Гарри снова распахнул глаза и отшатнулся:
— Ты… ты ведь не шутишь? — умоляюще выдохнул он.
Малфой, одурманенный им настолько, что, казалось, начал выпадать из реальности, с трудом сфокусировал взгляд:
— Совсем идиот? — выдохнул он, с силой возвращая Гарри за шею обратно к себе, и сейчас эти слова прозвучали мягко и совсем необидно.
И на этот раз Гарри уже сам решился прикоснуться к нему. К коже, холодной от ветра, гладкой и нежной, словно тающей и оживающей под губами, к его точеным скулам и закрытым глазам. И наконец, осмелившись, коснулся его губ своими, чувствуя, что больше не может остановиться. Холодные губы на холодном ветру. Почему же с каждой секундой их хочется все сильней и сильней?
Драко, замерев, словно боясь спугнуть его, позволял Гарри делать с ним все, что он только захочет, и Гарри, пользуясь этим, неуверенно попытался приоткрыть его губы своими, настойчиво проникая все глубже. Контраст опалял: стылый холод снаружи, и жаркая нежность его поцелуев внутри, между губами и сердцем. Задыхаясь от ощущений, Гарри коснулся языком нежного неба, прошелся по гладким зубам, но когда он, наконец, сладко столкнулся с обжигающим его малфоевским языком, Драко вздрогнул, распахнул глаза и чуть отстранился.
Гарри застонав от желания, не открывая глаз, попытался вернуть его обратно себе, но Драко, тяжело дыша, силился ему что-то сказать:
— Поттер, — выдохнул он, намертво вцепляясь в его мантию пальцами, и Гарри испуганно замер. Что он опять сделал не так? Но Малфой смотрел на него так серьезно, что мысли в голове вязли и плавились. — Ты же всё понимаешь? Что я тебя никому не отдам.
В его потемневших глазах разгоралось голодное пламя, вызывающее в Гарри ответный огонь. Драко снова потянул его на себя, не сводя с его губ жадного взгляда, и Гарри почувствовал, как возбуждение захватывает его целиком. Сейчас Малфой предлагал ему новую битву, мужской поединок, и Гарри, разумеется, не мог ему отказать, как никогда не отказывал ни в одном из сражений. Неизвестное прежде чувство топило, пьянило и обжигало. На смену болезненной нежности пришла ярая страсть. Нестерпимо захотелось проникнуть в него как можно дальше и глубже. Почувствовать его любовь на себе, или… в себе. Чтобы больно и горячо, чтобы прямо по нервам, чтобы получить от него все, что он только сможет позволить. Все, что только сможет отдать.
— Гарри… Иди ко мне.
Наверное, так рушится мир, и взрываются звезды. Почему ни Чжоу, ни Джинни не удавалось разжечь в нем ничего даже близко похожего? Их поцелуи были скучной обузой, а то, что происходило с ними теперь, стирало все границы и рамки. Давнее, запретное, запаянное на шестом курсе где-то в груди и после трусливо повернутое на Джинни, теперь лавиной рвалось обратно наружу, заставляя желать Малфоя до полной остановки дыхания, — так, что в глазах стояла полная тьма.
А если он несерьезно? Гарри внезапно напрягся. Если он так целуется с кем-то еще? И Гарри для него всего лишь один из многих… экспериментов. Огнедышащий дракон взметнулся внутри, опаляя и царапая внутренности так, что Гарри аж задохнулся от боли.
— Ты что? — Малфой, неожиданно чуткий, широко распахнув затуманенные глаза, смотрел на Гарри тревожным вопросительным взглядом. — Гарри, ты что?
Гарри сморщился от внутренней боли.
— Не смей кроме меня больше ни с кем. Слышишь? Не смей, — выдохнул он. — Я не выдержу. Не смогу, — непонятно пояснил он, но Малфой его понял. Он притянул Гарри к себе и мотнул головой:
— Ты сдурел.
Но чувствуя, что Гарри пытается отстраниться, тихо сказал ломким от напряжения голосом.
— Идиот. Я же сказал, что люблю. Я не размениваюсь по мелочам. Только ты. Если, конечно, захочешь, — в его голосе неожиданно послышалась сильная горечь.
Тонкие растрепанные пряди выпадали из челки, прилипая к разгорячённому лбу и вискам, щеки пылали румянцем, и он выглядел так открыто и уязвимо, что Гарри снова с силой дернул его на себя, сгребая в кулак его мантию:
— Нет, это ты идиот. Ты что, не видишь… не понимаешь, что из-за тебя со мной происходит?
Малфой неуверенно улыбнулся, и Гарри словно обожгло его беспомощным взглядом. Он его, должен быть только его.
— У тебя уже с кем-то было? — Гарри вглядывался в красивое лицо.
Драко досадливо дернул плечом, отмахиваясь от воспоминаний:
— Почти нет.
Гарри зажмурился, стараясь не думать об этом “почти”, и услышал, как ему в ухо опять вливается горячечный шепот:
— Ну, перестань. Слышишь, Поттер? Я все время… даже тогда о тебе… Постоянно… Даже, когда…
— Просто заткнись! — словно перейдя последний рубеж, Гарри рванул его на себя, сам не понимая, чего он хочет добиться — желая лишь одного: присвоить его себе, прикоснуться везде к гладкой, горячей коже, стереть с нее все чужие прикосновения, доказать и ему, и себе, что теперь только с ним, только с ним… И Малфой, словно не желая ему уступать, так же исступленно шарил руками у него под одеждой, словно пытаясь одновременно коснуться везде.
— Ты теперь только мой, ты меня понял? — Гарри, чувствуя, как его сжирает горячая ревность, крепко держал его, пытаясь раздеть, прижать как можно сильнее к себе, поймать его губы своими.
Малфой, в ответ судорожно дергая его пуговицы на рубахе, смотрел на него требовательно и зло:
— Ненавижу твою Уизлетту. Зааважу ее, если она к тебе еще хоть раз подойдет. Тебе это тоже понятно?
Рванув в стороны мантию и белые полы рубахи, Драко с силой прижался к его голой груди, но не успел Гарри ответить ему, как малфоевская сильная кисть скользнула к нему в штаны и так требовательно и жадно сжала внизу, что мыслей в голове не осталось. Никто, никогда еще… там… и вот так…
— Ты только мой. Ясно тебе?
Задыхаясь, Гарри поспешно кивнул, удивляясь, как тот мог еще сомневаться. Глядя перед собой невидящими глазами, подчиняясь обжигающим движениям сильной руки, Гарри жадно потянулся к его ремню.
— Подожди. Хочу… тебе тоже так…
Драко зажмурился, пытаясь сдержаться, пока Гарри, неловко смущаясь, пробирался рукой ему в брюки, и закусил губу, как всегда в моменты волнения.
— Давай. Я хочу, — Гарри толком не понял, кто из них произнес это вслух, потому что больше не было их по отдельности, были только движения, быстрые, рваные, слаженные, тяжелое сбивчивое дыхание и наслаждение, огромное, бесконечное, надвигающееся на них плотной стеной.
— Поттер, давай, — Гарри, и так подошедший к самому краю, услышал его сбивчивый шепот и, с трудом разлепив тяжелые веки, увидел устремленный на него шалый малфоевский взгляд. — Я хочу видеть, как ты кончаешь.
Гарри с трудом облизнул пересохшие губы:
— Давай. Я тоже. Хочу.
Этих горячечных слов и пульсирующей в кулаке чужой твердой плоти для Гарри оказалось достаточно, чтобы невыносимый по силе оргазм накатил на него как лавина, разбивая все тело на атомы.
Резкий порыв ветра заставил их очнуться, спустя пару минут или лет, и смущенно отпрянуть в разные стороны.
— Ну, и что теперь дальше? — Малфой подчеркнуто не смотрел на него, принимаясь приводить испачканную одежду в порядок.
Теперь он выглядел замкнуто и отстраненно, и Гарри не очень понимал, как ему теперь себя с ним вести.
— Я… не знаю. Я могу сказать нашим, что теперь встречаюсь с тобой. Или ты хочешь, чтобы никто ни о чем не узнал? — Гарри, наскоро накладывал на себя Очищающее и судорожно одевался — на башне был жуткий холод.
Малфой вскинул голову и почти равнодушно посмотрел на него:
— Поттер… А ты вообще в этом уверен? Может быть, завтра ты уже передумаешь, — в его голосе снова звучала насмешка, и сам он в этот момент опять был холодный, далекий, к тому же Гарри так некстати вспомнилось это “почти”.
— А может быть, это ты уже передумал? — он сердито повернулся к Малфою. Кто там у него был до него? Забини? Нотт? Или верная Паркинсон? И кто еще будет после? — Получил, что хотел? Мне можно проваливать?
Малфоевские глаза сузились, превратившись в две злые щели:
— Не зря я всегда был уверен, что ты редкий кретин. Проваливай, если хочешь. Меня уже тошнит от тебя.
Гарри, задохнувшись от ярости, сжал кулаки:
— Я всегда знал, что ты обычная сволочь! — и чтобы ни у кого не оставалось сомнений, добавил привычное: — Ненавижу тебя.
— Ты меня так удивил, — Малфой смотрел на него так равнодушно, что у Гарри рухнула последняя надежда. Неужели все было неправдой? — Не могу поверить, что я вынужден… — прошипел он сквозь зубы.
Гарри резко остановился напротив него:
— Ты вынужден что? Ну, давай, договаривай! — он требовательно уставился на Малфоя, но тот посмотрел ему в лицо с таким откровенным презрением, что Гарри еле сдержался, чтобы не выдернуть палочку из рукава.