Так, о чём это я? Да, мазать Поттера… чувствовать под пальцами расслабленные мышцы, упругость кожи, скользить по тонким волоскам, по морщинкам локтей, угадывать позвонки, а когда он, неблагозвучно кряхтя, перевернётся на спину… Э-э-э… Ещё секундочку… Вот сейчас!.. Да-да! Ух!..
Пустяки, значит. Намазал — и забыл… А вот контролировать на людях взбесившийся и абсолютно автономно и нагло заявляющий о недвусмысленных желаниях, рождающихся в непосредственной близости поттеровских открытых участков кожи, половой орган оказалось куда как сложнее. Когда на пляже я задремал, разглядывая ноги своего персонального мучения, топтавшие под коротким краем душевой кабинки скомканные плавки, то очухался от сладостных фантазий, только услышав неприличный гогот, летящий в мою сторону от весёлой компании подростков, расположившихся рядом. Подняться, прикрыть стояк полотенцем, одарить молокососов таким взглядом, от которого они поперхнулись и быстро засобирались уходить, ничего не стоило. А вот прогнать мысли о позорной слабости, не поддающейся контролю ни разума, ни воли, не удавалось, сколько не старался. Чувствовать себя игрушкой в руках собственной похоти — не слишком приятное и привычное состояние для Драко Малфоя. Даже в школе быстро научился справляться с неподобающими желаниями или уж, во всяком случае, находить их претворению релевантное время и место. А задумываться над тем, что, возможно, это вовсе и не похоть… Задумываться всерьёз… Бред!
Тем не менее, умилившись парочке, вдохновенно и нежно целующейся на глазах у разомлевшей от солнца публики, я совершенно автоматически помахал рукой Гарри, выходящему из душа. Такому свежему, влажному, жизнерадостному, пленительному… Уже помахал и даже улыбнулся, как идиот. Вот и нечего делать вид, что не знаю этого парня и вообще рука не моя!
Под ночь становилось совсем тяжко. Воздух в сумерках, лишаясь влияния южного ветра Адриатики, делался вязким, тревожным, нагнетал глупые мысли об исходе всех дел мирских, об одиночестве. Быстро наползавшая с заката ночь; свечи в разноцветных округлых бокалах; гриль из морепродуктов; молодое вино (от которого Поттера не удавалось отвадить ни флиулийской граппой с ванилью или пряностями, ни крепким густым крем-лимончелло, ни янтарным бренди веччиа); далёкие огни города и бегущая по чёрному склону вереница автомобильных светлячков; гитарные напевы и маггловская рэперная бубниловка; луна, жемчужным сиянием подсвечивающая невесть откуда взявшееся одинокое облачко… Одинокое… Голоса сирен в шуме волн: наколдуют, заворожат, утянут в пучину на поругание и вечную скуку… Все тридцать три признака болезни «синдром романтика, страдающего без взаимности». Неужели и Малфоя зацепило по касательной? Очень хотелось… любви? Ну, зачем так громко. Всего лишь милой беседы, шутливой, забористой, рук на своих плечах, запрокидывать голову на обнажённую грудь и чувствовать жар спиной. Его жар, его желание, твердеющее и упирающееся в позвоночник. Хотелось глаз напротив, в тени длинных густых ресниц неопределённого тёмно-оливкового цвета, зовущих, блестящих тысячей вопросов и одним ответом: «Да!», и скользить босой ногой ему под брючину, подбирая большим пальцем плотный хлопок всё выше и выше. Нет, всё не так! Усесться к нему на колени, так бесцеремонно, по-женски, словно имеешь на это право, будто он сам попросил. Отклониться, прижимаясь бёдрами, заворачивая свои ступни за его щиколотки, стянуть ему через голову футболку, а пряжку ремня начать расстёгивать зубами… Что за фантазии? О! О, Мерлин! Драко, что с тобой?! Не пить же из-за этого навязчивого эротического кошмара успокоительные? Как-то не по-мужски, не по-малфоевски.
К счастью, Поттер, решивший выжать из своих коротких итальянских каникул максимум, выматывался за день так, что быстро уходил к себе. Обычно он бросал какое-то смешное пожелание на ночь и поднимался на второй этаж. А я долго сидел на террасе, стиснув кулаки, и заставлял себя не смотреть ему вслед… Засыпал с гордостью за то, что и в этот день сдержался, ничего не разбил, не спалил, не дал никому по морде, не подлил Гарри яду в суп или просто не накричал на назойливого гостя. С гордостью и… да, опасениями увидеть во сне всё то, в чём так старательно отказывал себе наяву…
Уже под утро мне приснилось, что Поттер втихаря собрал вещи и уехал, не предупредив. Смылся, сбежал, исчез. «Наконец-то! Вот и славно!» — читал я, словно мантру, простенький самоуговор, лёжа в постели, а сердце никак не могло настроиться на размеренный ход без нерационального страха болезненной потери…
========== -3.2- ==========
— Всё киснешь? — Поттер, вернувшись с пляжа, небрежно бросил на лабораторный стол влажное полотенце и заглянул в котёл с булькающей закваской для сыворотки Тайных желаний. [1] — Я бы на твоём месте, Малфой, из моря не вылезал. А ты, зануда, всё время в лаборатории, — энергично замотал он головой, вероятно, стараясь вытрясти из уха воду. Брызги с волос разлетелись по рукописям, намочили хрупкие страницы открытой на старинном рецепте ветхой книги. Псина гриффиндорская! — И люди у вас тут такие приветливые, не чопорные. Познакомился с замечательной весёлой компанией. Меня пригласили на местный праздник. Феррагосто?
Истинный грифф, всюду бы ему собраться в кучу! Интересно, и кто это его пригласил?
— Да, день окончания летних работ у местного населения. Праздник в честь Девы Марии. Но он через четыре дня. А ты, Поттер, завтра улетаешь. «Не поставил в известность того, кто тебя приглашал?»
— Ну, четыре дня аврорат без меня потерпит. Или пять. Надеюсь, господин зельевар, вы поняли, что мы идём на это Ферро вместе? — забирая полотенце, растяпа опрокинул пару пробирок и смахнул на пол горсточку замороженных муравьиных слёз.
И кто его пригласил-то? Нет, ну надо же, ещё и недели не прошло, а Поттера уже кто-то куда-то приглашает!.. Или я спросил это вслух, или Гарри прочёл вопрос на моём лице. Где же ваше самообладание, мистер Малфой?
— Если ты, Драко, занят, то я пойду с Джио, — бросил провокатор уже в дверях. От их грохота на полке упала грамота Европейской Гильдии Зельеваров. Джио? Хм… Джиона? Корджиоза? Джилорензиана? Или Джиованни, Джиордано, Серджио? Вот теперь бросай все дела и тащись на эту глупую сельскую пьянку!
*
Феррагосто, Феррагосто, будь оно не ладно! У меня сыворотка подходит, за ней пригляд нужен, постоянное встряхивание, это же вам не примитивное Оборотное, а редкое, сложное зелье. А Поттер прожужжал мне все уши про предстоящую дурацкую вечеринку на пляже и про своих новых друзей. Именно так: не приятели или знакомые, а сразу друзья! Два дня знакомы, а уже не разлей вода и «все итальянцы точно бы учились на гриффиндоре!» после кружечки розовой кислятины. Простодушному и яму рыть не надо! Джио, как выяснилось, оказался парнем, но вполне безобидным, свежепомолвленным. Но в сумбурно-восторженных рассказах Гарри (не спрашивать же на полном серьёзе подробности, демонстрируя собственную заинтересованность!), покорённого обаянием итальянцев, кроме женских имён неоднократно мелькали какие-то Беппе и Жерардо, и я, скрепя сердце, вынужден был самому себе признаться, что просто не перенесу вечер в лаборатории, когда эти самые «храбрые копья»[2] будут при свете костров под шум ночного прибоя обхаживать зеленоглазого молодого наивного англичанина. Да у Поттера, наверное, ещё никогда и парня-то не было? А, может быть, и девушки?! Что? Гарри — девственник? Нет, не может быть… Но, в любом случае, на ловеласа и, тем более, на опытного гея он не похож ни капли… Гарри — девственник? М-м-м… Брошу всё к чёрту! Какая лаборатория, какая сыворотка, когда от этих мыслей рубашка моментально прилипла к спине и заныли зубы… А теперь и не только зубы!..
Пробирку с концентратом сыворотки я укупорил не только плотно притёртой пробкой, но и магией и положил в карман: буду трясти время от времени и осторожно контролировать процесс созревания зелья, авось, ничего не взорвётся… Шутка. Согласен, что не смешная. Заразный он, что ли, этот Мальчик-у-которого-вечно-нет-своих-сигарет-зато-полно-подозрительных-друзей?..
Если вы не были на Феррагосто, то обязательно посетите 15 августа сельскую глубинку или побережье Италии. Советую! Или… не советую, даже не знаю, как будет честнее…
Драко Малфой никогда не страдал потерей памяти, даже если эта память не доставляла ничего, кроме боли, стыда и страданий. Но та, знаменательная во всех отношениях ночь во славу маггловской богородицы врывается в мой мозг рваными спутанными воспоминаниями, не желающими раскладываться по привычным полочкам самоконтроля и владения ситуацией. Именно, врывается. Без стука, без приглашения, кусками и ошмётками мыслей, чувств, удивительного, необычного ощущения раздвоения и присутствия в параллельном мире, полёта над морем, над миром, рука к руке с Гарри, с парнем, которого я…
«Buon Ferragosto! Buon Ferragosto!», — неслось радостно и искренне со всех сторон. Хмельно, игриво. Заразительно! «Buon Ferragosto!», — шептал я, лаская абсолютно, совершенно, неестественно расслабленного черноволосого крепкого удивительно красивого парня. Самого лучшего на свете, самого желанного. Лаская, и нежно, но сильно удерживая его под живот, укладывая перед собой, раздвигая его безвольные послушные ноги, удобнее подтягивая за бёдра, оглаживая поясницу, колени, щиколотки, массируя пальцы на его ногах. Вдыхая пьяный аромат вожделения, податливой плоти, не помышляющий о сопротивлении, проникая языком туда, куда даже мысли свои не пускаю, не то, что желания. Гарри Поттер?! Он. Он!
Это будет потом. Или где-то в середине? А в финале оргазм, который после снился мне так часто, да и, чего греха таить, снится и по сей день… Один оргазм или много? Наслаждение, острое, жгучее, ласковое, словно ангельские облака, гуляющее по телу горячечной волной, пробивающее в самых неожиданных местах. Вы кончали так сладко, что на миг отключались? Вас имели настолько страстно и ювелирно, что от той самой точки удовольствие прямиком летело в мозг и заставляло на эти десять-двадцать фрикций забыть своё имя? Да, тогда вы можете хотя бы представить, что творилось со мной, когда вся эта карусель неслась и неслась, и неслась, и неслась, час, два, вот и рассвет уже, и назойливый розовый луч бьёт в глаза, и не понимаешь, где верх, где низ, где мои руки, где его, где моя сперма, где моего любимого Гарри. В нём, во мне, на животе, на ягодицах, между пальцев, на губах, во рту… Моего любимого Гарри… П-п-о-о… Поттера? Возможно… Только дышишь и слышишь его слабые стоны, сливающиеся в один звук, в один ритм с моим сердцем. С его сердцем? С нашим сердцем…
Чёрт! Не пейте эльфийского! Строго-настрого запрещу своим детям пить эльфийское, пока им не исполнится пятьдесят! Нет, сто! Узнаю, что ослушаются, выпорю волшебной палочкой. И не посмотрю, что Малфои!..
Это будет потом. Ночь растворится в зелёном свете самых прекрасных глаз на земле, рухнут призрачные стены мэнора, возводившиеся многими поколениями досточтимых предков и моими скромными трудами, луна упадёт косым пиратским кинжалом в бокал Эльфийского, песок в ботинках перестанет бесить, искры костра превратятся в Млечный шлейф. И только глаза цвета изумрудного стекла, непослушная темная чёлка… Мир вертится волчком, встаёт с ног на голову, несётся синим вихрем. И забываешь кто ты, где ты… Так древняя магическая раса, попавшая в добровольное рабство к чародеям, мстит своим неразумным слабым господам?..
— Мы мечены! — пьяный смех вылетает за приоткрывшийся ветром полог шатра и спешит поделиться с морем впечатлениями о двух нетрезвых голых идиотах, сидящих на циновках и тыкающих пальцами друг в друга. — Мы оба с тобой мечены, Гарри! — сгребаю Поттера в охапку, чуть ли не сворачиваю ему шею и страстно прикладываюсь губами к знаменитой молнии на лбу.
— Клеймённые, как породистые щенки! — восторженно тявкает-рычит тот и кусает меня в Метку. Между прочим, по-настоящему так кусает!.. Провал, сон, драка, оргазм и, кажется, всё вместе, причём, одновременно… То, что я ему отомстил, помню по вкусу крови на языке и по жжению на стёртой без смазки уздечке… То, что он не остался в долгу… стараюсь забыть. Мерлин, хоть Обливиэйтом самого себя: разве захочется Малфою вспоминать, как скулил через плечо, когда злопамятный бессердечный грифф, как следует пройдясь по простате, вынул свой член и начал тереться им о мою мошонку: «Гар-р-ри-и! Пожалуйста, ещё! Ну, давай! Умоляю!»
Это будет потом.
Традиция Феррагосто обмениваться дарами на нашей пляжной вечеринке выразилась в отправлении дорогих цветов и спиртного от столика к столику. Разумеется, с многословными тостами-пожеланиями и неизменным бодрым «Buon Ferragosto!» в конце спичей. А принять подарок было прилично исполнением какого-нибудь шуточного желания, которое загадает даритель. Что-то наподобие классической игры в фанты. Некоторым пришлось петь серенады, изображать зомби, кто-то пускал дым из ушей, стоял на руках, всем без исключения довелось энергично попрыгать через костёр и поводить хороводы. Развесёлая девица с явным удовольствием исполнила за присланную Поттером бутылку Амаретто вдохновенный стриптиз (хотя Гарри всего лишь намекнул ей снять косынку с декольте). Когда весь приличный алкоголь в баре закончился и я уже начал подумывать, как бы ненавязчиво утащить Поттера от греха подальше, этот самый грех сам явился к нашему столику в виде того злополучного Беппе. Смуглый курчавый абориген, шевеля бровями и поигрывая мускулами на атлетическом обнажённом выше пояса торсе, плюхнулся накачанной задницей чуть ли не в мою тарелку и, белозубо скалясь, поставил перед Поттером бутылку синеватого пойла. Эльфийское?!
— Поцелуй! — выдохнул он огненный перегар. — Поцелуй, бамбино! Ух, красавчик!
Гарри испуганно захлопал ресницами и побледнел. Я почему-то (Марсала-верджине, самбука с мухами[3], Карминьяно, Кьянти?[4]) решил, что именно сейчас настало время вступиться за несчастного беспомощного львёнка, мяукающего жалобно: «Но, но, амиго, но, но!..»
— Слушай сюда, Беппе! Это — мой парень, и целоваться он будет только со мной!
Дружные овации и крики «Браво, рагаццо! Молодец, англичанин!» продемонстрировали толерантность публики и придали моему порыву национальный колорит.
Глаза Поттера вспыхнули недобрым огнём, ох, недобрым! Весь прежний их блеск, яростный ли, злой, отчаянный, упрямый, который мне доводилось видеть прежде, был светом родного маяка для измученного штормом морехода. Сейчас Гарри посмотрел на меня так, словно хотел расчленить, и загвоздка была лишь в правильном выборе максимально эффективного варианта этого увлекательного процесса.
— Твой парень? — нервно хохотнул он и икнул. — Серьёзно? Тогда поцелуй! — упёрся в меня взгляд «Авада. Дубль номер один».
— По-це-луй! По-це-луй! — начали скандировать зрители. — По-це-луй! — и дружно хлопать в ладоши. Улюлюканья и подбадривающие пошлые шуточки понеслась языками искушающего змея над ночным прибоем. — По-це-луй!
— По-це-луй! — слез со стола полуголый Беппе и уважительно отошёл в сторонку, приготовившись к зрелищу.
Поттер криво усмехался и медленно встал. Отказаться целовать его в сложившихся обстоятельствах было равносильно смерти, нет, публичному осмеянию и позору, что гораздо хуже. А согласиться… Да я бы рад, можно сказать, мечтаю, причём, без иронии. Но задница приросла к стулу, руки сделались ватными, а зубы сами собой сжались до хруста. Мужчина ты, Драко, или не мужчина?! Малфой или не Малфой?! Маг или… Онемевшими пальцами я нащупал в кармане пробирку с сывороткой и, искусно закашлявшись, быстро свернув пробку, накапал зелье в свой бокал. Неспешно, артистично, контролируя каждое движение, вскрыл бутылку Эльфийского и небрежно плеснул туда же искрящуюся сапфировую со специфическим ароматом жидкость. Отпил, смакуя, пару глотков, выждал, благородно причмокивая несколько секунд, пока по всему телу, начиная с головы, не разлилась щекочущая слабость, нырнула лёгкостью, безмятежным весельем и свободой в пах, пронеслась по венам и артериям азартным кличем бесшабашных отморозков всех времён и народов: «На хрен тормоза!». И, обойдя столик и разинувшего рот Беппе, сграбастал Поттера и обхватил его изумлённые, неверящие в происходящее губы своими губами.