О. Мой.
У него была Старуха, но судя по боли на его лице, у него больше её нет. Мое сердце болит, и во мне горит любопытство. Что с ней случилось? Она мертва? Она жива? Она оставила его и разбила его сердце? У него есть дети? Так много вопросов. Так много я не могу спросить, потому что сейчас явно не время для того, чтобы напирать.
– Была, но я не хочу обсуждать это.
Его голос грубый и рваный.
Мое сердце наполняется болью за него.
– Я понимаю, – говорю я. – Есть ли у тебя семья в клубе?
– Мой брат – президент.
– О, вау, – говорю я заинтригованно. – Вы двое близки?
– Близки, как братья могут быть.
Я улыбаюсь.
– Это так мило.
– У тебя есть братья и сестры?
Я качаю головой.
– Нет. Только я. У моих родителей больше никого не было после меня. Я не совсем уверена, почему.
– Твои родители еще живы? – спрашивает он, слегка поворачиваясь ко мне.
– Да, они живы, но... я не говорю с ними так много, как следовало бы.
– Почему нет?
Я усмехаюсь.
– Так много вопросов.
Он подмигивает мне. И мое сердце делает много глупостей в моей груди.
– Я думаю... я не знаю... Я стала известной и, ну, я немного обиделась на них. Я отдалилась. Я как бы обвинила их в том, что они поставили меня в центр внимания. Они подтолкнули меня к этому.
– Ты не хотела петь? – спрашивает он, потирая щетину на своем подбородке и заставляя меня желать пробежаться по ней пальцами.
– Нет, я хотела. Я любила петь. Просто это был не тот путь, по которому я хотела идти. Я хотела взять на себя их ранчо и проводить дни, управляя им и разводя лошадей. Глупая мечта, но все же мечта.
– Это не глупо. Нет ничего плохого в том, чтобы знать, чего ты хочешь. Ты все еще могла бы сделать это, не так ли?
Я качаю головой.
– Сейчас я владею ранчо; я выкупила его у них, когда они решили переехать поближе к городу. Я плачу людям, чтобы они распоряжались и жили на нём. Когда я возвращаюсь домой, я остаюсь в маленьком коттедже, в котором мы обычно устраивали гостей. Я люблю быть там. Это мой дом. Это моя страсть. Но у меня нет времени на это. Даже когда я не гастролирую, я записываю альбомы или пишу песни. Всегда есть что-то, что нужно сделать. Моя жизнь никогда не останавливается.
Он изучает меня некоторое время.
– Жаль это слышать. Каждый должен иметь возможность следовать по пути, которым он увлечен.
– Не пойми меня неправильно, – мягко говорю я, – я благодарна за свою карьеру. Это изменило мою жизнь. Это позволило мне владеть моим ранчо. Это дает мне образ жизни, который я имею, и я люблю петь, я всегда так делала. Но эта жизнь, все время постоянная суета, неспособность просто пройтись по улице, не будучи замеченной, она утомляет. Спрос огромен.
– Я могу себе представить, что это не то, в чем я бы преуспел. Мне не нравятся люди.
Я хихикаю.
– Для того, кому не нравятся люди, ты стоишь впереди перед сценой в их окружении на моих концертах.
Его глаза смотрят на меня.
– Твой голос, ты... это уносит меня в прекрасное место, милая. Место, где я чувствую себя хорошо внутри. Это увлекательно. Поэтому мне не нравятся люди, окружающие меня, но я не сдаюсь, потому что, честно говоря, все, что я могу слышать – это ты.
Проклятье.
Это так чертовски приятно.
Моя грудь болит.
– Спасибо, – говорю я тихо. – Это действительно много значит для меня.
Он одаривает меня ещё одной улыбкой, а затем встаёт, хлопая руками по своим коленкам, когда выпрямляется.
– С удовольствием остался бы, но я должен кое-где быть. Было приятно поговорить с тобой, Скарлетт.
То, как он только что произнес мое имя, заставило мое сердце сжаться прямо у меня в горле.
Это чувство. Боже. Так хорошо.
– Спасибо за то, что пришёл и поговорил со мной и, конечно, что пришёл на мое шоу.
Он подмигивает мне, затем выставляет одну ногу в сапоге и опускается вниз, жестко целуя меня в лоб. Его щетина царапает мою кожу, но он пахнет невероятно, и мое тело замирает от всего этого. Я закрываю глаза и пытаюсь понять, как его губы ощущаются на моей коже, как его запах проникает в мои чувства, как мое тело напрягается, а кожу покалывает.
Да.
– Доброй ночи, – бормочет он, а затем отступает.
Я сглатываю и смотрю на него.
– Спокойной ночи, Маверик.
Он улыбается.
Затем он перекидывает свое большое тело через перила и исчезает в ночи.
И мое сердце остается там, прочно застряв в горле.
Да.
Невероятно.
Глава 8
Я снова здесь. Черт знает, это требует большого терпения. Но когда я слышу её голос, он затягивает меня на этот переполненный стадион каждый раз, когда она играет, так что я могу наслаждаться тем, как это заставляет меня чувствовать себя на один день дольше. Сегодня она на сцене, одета в пару плотно облегающих джинсов и в чёрный блестящий верх, который демонстрирует слишком много декольте. Желание запрыгнуть на сцену, перекинуть её через плечо и стащить от любопытных глаз почти невозможно контролировать. Её светлые волосы распушены, локоны струятся сладкими маленькими колечками, и этот голос.
Всегда этот грёбаный ангельский голос.
Шоу почти закончено, и сейчас она стоит там, огни сияют на её прекрасном теле, глаза закрыты, покачиваясь из стороны в сторону, и она поёт в микрофон, который держит двумя руками у рта. Независимо от того, насколько тяжела эта карьера для неё или как ей одиноко иногда, когда она на этой сцене, она позволяет страсти сквозить из себя. Это написано прямо там, чтобы мир мог видеть, чувствовать, испытывать. Она впускает их в свою душу. Она удостоверяется, что они становятся частью ее мира.
Она невероятная.
После того, как её песня закончена, она открывает глаза и смотрит на толпу, её глаза смотрят на меня, и лёгкая улыбка играет на её губах.
– Эта следующая песня – одна из любимых песен. Я знаю, что вы узнаете её...
Публика начинает кричать, когда группа начинает играть то, что явно является их фаворитом.
– Я написала эту песню, когда я была…
Её глаза что-то ловят в толпе, и она останавливается на полуслове, уставившись словно на привидение. На что именно, я не знаю. Я оборачиваюсь, но ничего не вижу, кроме кричащих людей. К тому времени, когда я оглядываюсь на сцену, Скарлетт бледна как призрак, и микрофон выскальзывает из её пальцев. Кто-то бросается на сцену, какая-то леди, и пытается поговорить с ней, но девушка ничего не произносит. Дама смотрит на то, на что смотрит Скарлетт, качает головой, словно она смущена, и продолжает пытаться поговорить с девушкой. Но та ушла в себя. Всё, что Скарлетт увидела, унесло её куда-то еще.
Женщина тянет её со сцены.
Толпа выходит из себя. Кричит.
Я поворачиваюсь и начинаю выталкивать нахуй из этой толпы людей. Меня пихают и ругают, женщины пытаются схватить меня, но я направляюсь к выходу. Что-то здесь не так. Я собираюсь выяснить, что это. Меры безопасности повышены, поэтому я просто не смогу подойти достаточно близко, чтобы поговорить с ней. Почему, чёрт возьми, я не взял её номер, когда у меня был шанс? Я грёбаный идиот.
Когда, наконец, обхожу всех людей и оказываюсь снаружи, я глубоко вдыхаю свежий воздух. Мне не удастся добраться до неё здесь, в этом я чертовки уверен. Но я могу подобраться к ней, когда Скарлетт вернется домой. Поэтому, большими шагами я возвращаюсь к своему байку, перекидываю ногу и направляюсь к дому, в котором она остановилась. Мне нужно больше двадцати минут, чтобы добраться туда, я паркую свой байк у дороги и направляюсь к дому. Впереди стоят охранники и их машины.
Блять.
Я не смогу попасть туда, пока все они находятся там. Они увидят меня. Я нахожу близлежащее здание и просто небрежно прислоняюсь к нему, достаю сигарету и подкуриваю её, помещая одну ногу в сапоге позади себя на стене. Невзначай я слежу за хаосом, происходящим прямо сейчас перед домом. Что блять ещё случилось? Почему служба безопасности вдруг находится в состоянии повышенной готовности? Что заставило их так всполошиться? Кого, блять, она там увидела?
Моё сердце колотится, и я сжимаю пальцы в кулак.
Кто-то пытается причинить ей вред?
Через мой чёртов труп.
Через полчаса подъезжает черная машина, и я вижу двух мощных мужчин, сопровождающих Скарлетт в дом. Мне придется ждать еще дольше, но, по крайней мере, я знаю, что она в безопасности. Я стою, затягиваюсь сигаретами, беспокойство охватывает меня еще полчаса. Наконец, охрана на входе уходит, и я могу двигаться в направлении её комнаты. Осторожно иду, следя за любыми признаками того, что меня могут увидеть.
Я достигаю маленькой палубы, выходящей из её комнаты, и смотрю через перила. Девушки там нет. Блять. Я снова сжимаю кулаки и жду. Я слышу голоса внутри, некоторые кричат, некоторые приглушены, некоторые расстроены. Проходит ещё десять минут, прежде чем, наконец, я слышу, как хлопает её дверь. Я снова заглядываю и вижу, как Скарлетт запирает её, затем в ярости поворачивается и прижимает свои руки к лицу, ее тело дрожит.
Она плачет.
Ебать, нет.
Я убью любого ублюдка, который заставил ее плакать.
Я перепрыгиваю через перила, иду к стеклянным дверям и стучу по ним. Скарлетт дёргается, её руки быстро опускаются, и она смотрит на меня заплаканным лицом.
– Открой, – говорю я ей. Она подходит и дрожащими пальцами открывает дверь. В ту минуту, когда я вхожу, кладу руки ей на плечи и слегка встряхиваю её. – Что произошло? Ты ранена? Какого хрена там произошло?
Она смотрит на меня, издает тихий писк, а потом снова начинает плакать.
Ебать меня, если это не разбивает моё проклятое сердце.
Она подаётся вперёд и вжимается лицом в мою грудь. Я колеблюсь на секунду, потому что мне никогда не нравилось это утешительное дерьмо, и, в конце концов, обвиваю её руками, положив подбородок на макушку её головы.
– Сделай глубокий вдох. Нужно успокоиться, да?
Она икает и начинает плакать сильнее.
– Скарлетт, успокойся, чтобы ты смогла рассказать мне, что происходит, и я смог бы сломать шею какого-то ублюдка.
Она замолкает на секунду, а затем начинает истерически хихикать. Ебать меня. Она сошла с ума. Взяв её за плечи, я немного отталкиваю Скарлетт, глядя на нее сверху вниз. Девушка смотрит на меня своими щенячьими карими глазами – у нее заплаканное лицо, а из носа немного потекли сопли, и эти большие пухлые губы – черт возьми, даже сейчас она выглядит как падший ангел. Даже пугающе плача. И истерически хихикая. Одновременно.
– Сделай глубокий вдох, – приказываю я твёрдым, но не жестоким голосом.
Она делает неуверенный вдох, всё ещё глядя на меня.
– И ещё, продолжай, пока не почувствуешь себя спокойнее.
Она делает, вдох и выдох, её грудь поднимается и опускается, пока, наконец, она не успокаивается достаточно, чтобы я мог поговорить с ней.
– Хочешь рассказать мне, что случилось сегодня вечером? Что же так расстроило тебя, что ты так плачешь?
– Я… – запинается она. – Я не уверена, что это хорошая идея.
– Почему нет?
– Во-первых, – говорит она мне, – ты байкер, и ты только что сказал, что сломаешь ему шею...
Ему.
Речь о мужчине.
Теперь я наверняка сломаю шею маленькому ублюдку.
Мои челюсти сжимаются, но, к счастью, она смотрит на свои ноги, поэтому пропускает это. Мне нужно знать, что вызвало эту реакцию у неё сегодня вечером. Мне нужно знать, кто напугал ее. Кто-то это сделал. В этом я уверен. Теперь мне надо узнать кто он и где я его могу найти. Мои пальцы дергаются при этой мысли, но я сохраняю спокойствие и дотягиваюсь до неё, осторожно беря её подбородок в свою руку и наклоняя голову назад. Скарлетт слегка задыхается, эти красивые розовые губы приоткрываются, и её глаза встречаются с моими.
– Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль или сделать твою жизнь сложнее. Ты ещё плохо меня знаешь, поэтому я понимаю твои колебания, но ты можешь мне доверять. Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы навредить тебе. Я хочу знать, что заставило тебя так чертовски испугаться, что ты застыла, как будто увидела, как призрак вышел на сцену и начал петь твою песню.
Она моргает и отводит взгляд, хотя я держу её лицо.
– Посмотри на меня, – приказываю я. – Сейчас же.
Девушка подчиняется.
– Поговори со мной. Пожалуйста.
Она выдыхает и удерживает мой пристальный взгляд.
– Ты обещаешь мне, что я могу тебе доверять?
– Обещаю.
– И обещай, что не сделаешь ничего с тем, что я тебе расскажу?
Я хмурюсь.
– Зависит от…
– От чего? – спрашивает она.
– От масштаба проблемы. Если кто-то навредил тебе, я не могу обещать, что не пойду и не вырву тому маленькому хорьку одну из его чертовых конечностей.
Она снова улыбается.
– Я обнаружила большой намек на агрессию внутри тебя, Маверик.
– Там много для неправильных людей, дорогая. Теперь признавайся.
Она вздыхает.
– Ладно. Если ты отпустишь мой подбородок, мы сядем, и я все тебе расскажу.
Я отпустил ее подбородок.
И мы садимся.
И она рассказывает мне всё.
– Это был мой бывший.
Я не знаю, с чего начать, поэтому просто погрузилась в поиски наиболее очевидного выбора. Того, который в значительной степени объясняет большую часть происходящего и охватывает много всего. Я слежу за лицом Маверика, чтобы понять, о чем он думает, но он не дёргается. Он просто смотрит на меня напряжённым взглядом и кивает, чтобы я продолжила.
Я знаю, что не должна была говорить ему об этом. Я не должна ни с кем об этом говорить, ради собственной безопасности, но, честно говоря, я устала от того, что мне не с кем поговорить. Видя его сегодня вечером в толпе, после почти года бездействия, просто стоящего там, уставившегося на меня с этой холодной, злой усмешкой на лице, у меня перехватило дыхание. Страх охватил меня, и я ничего не видела, ничего не чувствовала, ничего не делала. Он поднял руку, пошевелил пальцами в устрашающей волне и исчез.
Сьюзен не поверила мне.
Это делает меня такой... такой... горько разочарованной. Особенно учитывая, что она не верила мне в прошлый раз, и это чуть не убило меня. Я знаю, что у неё есть основания сомневаться. Они сразу же проверили безопасность. Никто не видел, как он вошел, и никто не видел, как он вышел. Ничего на камерах. Чего они не понимают, так это того, что Трейтон Джей Уайлдер – умный грёбаный человек, и у него есть всё вокруг. Всё.
У меня были мгновения после того, как он впервые исчез, где я поклялась, что он наблюдал за мной и заставлял сходить с ума, но у меня была причина. Я была напугана все время. Боюсь, он вернется. Что он каким-то образом причинит мне вред. Сьюзен считает, что это очередной привет из прошлого – она думает, что я представила себе то, что увидела. Она ошибается. У меня не было таких моментов уже очень долго. Это был он сегодня вечером. Я уверена в этом.
Я просто не понимаю, почему.
И это пугает меня до глубины души.
– Хочешь рассказать мне больше, или я должен догадаться? – говорит Маверик, отрывая меня от моих мыслей.
Я глубоко вздыхаю. К чёрту всё. Мне нужен кто-то на моей стороне на этот раз. И я знаю, что Маверик поверит мне. Прежде всего я знаю, что он присмотрит за мной. Это приятные чувства. Чтобы кто-то прикрывал твою спину не потому, что ему платят, а потому, что он заботится, верит в тебя и не хочет, чтобы ты пострадал.
– Мы были вместе чуть более двух лет. Сначала все было хорошо. Он ездил со мной в тур, нам было весело. Он казался хорошим парнем. Это продолжалось недолго, может быть, месяца четыре или около того. Затем он стал вспыльчивым и исчезал каждую ночь на несколько часов, получая все эти странные телефонные звонки и тому подобное...
Я судорожно вздыхаю, и Маверик кивает, чтобы я продолжила.
– Однажды вечером я спросила его об этом, и он стал очень холодным, не злым как таковым, просто холодным и устрашающим. Он сказал мне никогда больше не спрашивать его об этом, иначе мне не понравится то, что может случиться со мной. Я не очень сильный человек, когда дело доходит до таких вещей, поэтому я сделала то, что мне велели, и больше ничего не говорила об этом. Но это не остановило насилия. Он был холодным, хитрым и чрезвычайно умным.