– Джентльмены.
Томаззо и Данте остановились, услышав тихое рычание Люциана. Оба неохотно оглянулись, когда мужчина приблизился к небольшому склону, по которому они только что поднялись.
– Думайте, – приказал он, подойдя к ним. – Мы не можем просто ворваться туда.
– У них Эбигейл и Мэри, – прорычал Томаззо, стараясь говорить так же тихо, как и Люциан, чтобы его не услышали люди на вилле.
– У них также есть эти проклятые дротики с наркотиками, – возразил Люциан, а затем добавил: – Так что, если ты не хочешь снова оказаться голым в клетке, на этот раз с голыми женщинами в клетках рядом с тобой, я предлагаю придумать план.
Томаззо похолодел при мысли о том, что Эбигейл голая и испуганная в клетке. И тут его поразило, что она, возможно, уже в таком затруднительном положении. Эта возможность почти поставила его на колени. Томаззо поклялся себе, что защитит ее, и уже с треском провалил задание. Осознать это было тяжело.
Эбигейл заслуживала лучшего. Она была... всем. За эти годы Томаззо повстречал много женщин, некоторые ему нравились, некоторые вызывали восхищение, некоторых он находил привлекательными, но Эбигейл была первой женщиной, которая воплощала для него все это. Она была чертовски умна, улавливая вещи, которые другим нужно было бы объяснять. Ее нервная болтовня, когда ей было неудобно, была восхитительна и заставляла его улыбаться. Ее доброта, искренняя забота и преданность другу – качества, которые действительно позволили раскрыть ее и засиять в его сознании.
Томаззо знал, что Эбигейл чувствует себя виноватой из-за того, что недостаточно беспокоилась о Джете во время их злоключений. Женщина явно выражала свои эмоции на лице, и он видел, как несколько раз на нем мелькало чувство вины, когда они обсуждали ее друга. Но ему показалось удивительным, что она вообще думала о мужчине, учитывая все, что с ними происходило в то время.
«И она такая сильная», – с восхищением подумал Томаззо. Другая женщина на ее месте могла бы плюхнуться на берег и ждать либо спасения, либо того, чтобы он пошел за помощью. Иначе она бы плакала и стонала или впала бы в истерику. Но не его Эбигейл. Она оставалась сильной, готовой спасти себя и даже его, когда он был ранен. Она также оставалась жизнерадостной все это время, обычно улыбаясь, часто находя, над чем посмеяться, но также готовая сделать то, что нужно.
В его глазах Эбигейл была самой великолепной женщиной, которую он когда-либо встречал. Томаззо знал, что она не поверила, что он видел ее такой до поворота, но это так и он до сих пор видит ее такой. Женщина была редким драгоценным камнем, и он потерял ее, как беспечный ребенок, потерявший игрушку.
– Ты же не думаешь, что это ловушка, которую они устроили? – внезапно спросил Джастин, привлекая внимание Томаззо к делу. – Может быть, они ждут нас прямо сейчас.
«Сначала никто не откликнулся», – подумал Томаззо, потому что, как и он сам, они подумали, что это вполне может быть ловушкой. Возможно, Джейк и Салли знали о камерах и ожидали, что они посмотрят на них, а потом пойдут по следу сюда, к вилле. Возможно, эти двое сейчас внутри, наблюдают за ними из-за занавесок и ждут, когда они приблизятся, чтобы выстрелить в них дротиками.
Не успел Томаззо подумать об этом, как с виллы раздалось несколько выстрелов. Он был не единственным, кто вздрогнул и пригнулся, оглядываясь вокруг, чтобы увидеть, откуда стреляли. Но Томаззо первым сообразил, что звуки исходят от настоящего пистолета, а не от дротика. Он также отметил, что они были слегка приглушены, как будто они пришли изнутри, а не из открытого окна.
Выругавшись, Томаззо повернулся на каблуках и бросился к вилле. Он знал, что она вряд ли умрет от огнестрельного ранения, но она может быть ранена, и Джет может умереть. Томаззо не сомневался, что Эбигейл каким-то образом обвинит себя в смерти Джета, если это произойдет.
Раздвижные двери в то, что должно было быть гостиной-столовой на их собственной вилле, были открыты, заметил Томаззо, перепрыгивая через высокие кусты с цветами и приземляясь на террасе. Набирая скорость, он направился к ним и бросился внутрь, чтобы увидеть, что эта вилла была такой же, как их собственная, и он действительно был в гостиной-столовой, которая копировала их комнату. Его взгляд метнулся по комнате и, заметив ноги, торчащие из двери, которая должна была вести в хозяйскую спальню, Томаззо направился туда как раз в тот момент, когда Данте ворвался в дверь позади него. По размерам ног Томаззо понял, что они не принадлежат ни Эбигейл, ни Мэри, поэтому, подойдя к двери, он с облегчением увидел, что ноги принадлежат Салли.
Тем не менее, этот факт поразил его, и Томаззо на мгновение остановился, чтобы посмотреть на человека, прежде чем звук гремящих цепей привлек его внимание в комнату.
Мэри, как он заметил, стояла, окруженная цепями, и изо всех сил пыталась снять с рук еще одну цепь, с тревогой глядя в пол. Только тогда Томаззо увидел Эбигейл и Джета. Мужчина был связан, как свинья, и извивался, как червяк, пытаясь пробраться к Эбигейл, которая лежала в нескольких футах от него.
– Данте! – воскликнула Мэри с облегчением, и звука ее голоса было достаточно, чтобы вывести Томаззо из шока. Он двинулся вперед как раз вовремя, чтобы не быть растоптанным своим близнецом, когда Данте бросился к своей спутнице жизни.
Взгляд Томаззо скользнул по Эбигейл, когда он поспешил к ней, заметив симпатичный синий сарафан с сотнями белых горошин ... и, – с ужасом осознал он, – три кроваво-красных цветка расцвели на ее груди.
– Он застрелил ее! – взволнованно воскликнул Джет, когда Томаззо опустился на колени рядом с Эбигейл. – Она жива?
– Да, – ответил Томаззо, подхватывая ее на руки и прижимая к себе. Он начал поворачиваться, но остановился, увидев тела через открытую дверь ванной.
– Отведи женщин обратно на виллу, – прорычал Люциан, проходя мимо Томаззо, чтобы развязать Джета, когда Данте закончил освобождать Мэри от цепей и подхватил ее на руки. – Мы с Джастином обо всем позаботимся.
– Вилла? – в тревоге закричал Джет. – Эбигейл нужна больница. В нее стреляли, ради Бога.
Томаззо не стал дожидаться, как Люциан справится с этим человеком, а просто повернулся и понес Эбигейл прочь. Он знал, что Данте был рядом, поэтому выйдя на улицу, не был удивлен, когда он услышал голос Мэри прямо позади правого уха. – С Эбигейл все будет в порядке, не так ли? Он выстрелил в нее три раза. Я уверена, что он попал в сердце, но теперь она бессмертна, так что выздоровеет. Не так ли?
– Si, bella. С ней все будет хорошо, – заверил ее Данте, а затем спросил: – Почему она не была прикована, как ты?
Это заинтересовало Томаззо, и он невольно замедлил шаг, чтобы услышать ответ. Это позволило Данте встать рядом с ним.
– Они не знали, что Эбигейл вампир, – объяснила Мэри. – Джет купил ей очки, и они слышали, как доктор говорил о ее лихорадке Денге, и думали, что она все еще смертна, как Джет, поэтому они только привязали ее запястья к кровати.
– Ах, – пробормотал Данте.
Какое-то время они шли молча, а потом Мэри сказала с благоговением: – Она была такой сильной, Данте.
Томаззо обернулся и увидел, что блондинка озабоченно смотрит на Эбигейл. – Она порвала веревки, как спагетти, а потом просто швырнула этого человека в белой футболке через всю комнату, как тряпку, когда он попытался это сделать…
Томаззо резко взглянул на Мэри, когда она внезапно оборвала себя. Прищурив глаза, он проворчал: – Когда он попытался что?
– Он пытался шантажировать ее, чтобы она позволила ему изнасиловать себя в обмен на жизнь Джета.
– Позволить ему изнасиловать ее? – недоверчиво спросил Данте. – Разве это не противоречие?
– Он хотел, чтобы она притворилась, будто ей это нравится, – объяснила Мэри. – Если она не убедит его, что ей это нравится, он пригрозил убить Джета или заставить его умолять о смерти. Что-то в этом роде, – пробормотала она, а затем сердито добавила: – И все время, пока он говорил ей, чего хочет, он засовывал пистолет ей под юбку. Удивительно, что он не выстрелил ей в пах, когда она порвала веревки.
Томаззо почувствовал, как его охватывает ярость. Что Эбигейл была вынуждена страдать из-за этого ...
Проглотив подступившую к горлу желчь, Томаззо ускорил шаг, оставив остальных на пути к вилле.
Глава 18
Эбигейл открыла глаза, увидев розовую комнату с колониальной мебелью, и быстро закрыла глаза, чтобы снова открыть их. Когда она все еще находилась в розовой комнате с колониальной мебелью, она сразу же проверила, не прикована ли она цепями или не ограничена ли иным образом. К ее большому облегчению, Эбигейл была свободна, за исключением капельницы, ведущей к почти пустому пакету крови, который висел на подставке рядом с кроватью.
Вид капельницы напомнил ей о том, что в нее стреляли, и Эбигейл быстро подняла одеяло и простыни, чтобы проверить грудь. Она была практически полностью исцелена. Все, что осталось, чтобы показать, что в нее стреляли, – это три сморщенных шрама. Эбигейл подозревала, что они тоже скоро исчезнут.
Вздохнув, она снова закрыла глаза и покачала головой. Казалось, она вечно просыпается в разных местах. Даже во сне она ... О, привет! Был ли это еще один сон? Эбигейл удивилась и снова открыла глаза, но не была уверена, что сможет сказать точно. «Во сне должны быть знаки, предупреждающие об опасности», – подумала она. Плакат на стене, на котором было написано что-то вроде: «Это сон. Наслаждайтесь!» – было бы неплохо.
Открывшаяся дверь спальни привлекла ее внимание, и Эбигейл почувствовала, как на ее губах появилась улыбка, когда она увидела, как вошел Томаззо, неся поднос с различными предметами. Он закрыл дверь ногой и отнес поднос к маленькому столику с двумя стульями, стоявшему у окна. Держа поднос одной рукой, он аккуратно разложил на нем все необходимое: две накрытые тарелки, две чашки, кастрюлю с чем-то дымящимся и два стакана чего-то похожего на воду. Столовое серебро и, наконец, одна роза в вазе с бутонами. Как только последний предмет был убран с подноса, Томаззо отступил назад и оглядел стол, словно оценивая качество своей презентации.
– Чудесно, – сказала Эбигейл, и Томаззо удивленно обернулся.
– Ты проснулась, – пробормотал он, ставя поднос на край кровати и подходя к ней.
– Да. – Она криво улыбнулась. – И снова я просыпаюсь на новом месте.
Томаззо нахмурился. – Была только вилла, а теперь это место.
– Нет, – заверила его Эбигейл со слабой улыбкой. – С тех пор как мы встретились, я просыпалась на полу грузового самолета, на пляже, в душе, в спальне на вилле, а теперь здесь.
– В душе? – неуверенно спросил он.
– Это был сон, – объяснила она. – Все началось в душе.
– Ах. Да, теперь я вспомнил, – пробормотал Томаззо и, когда Эбигейл в замешательстве посмотрела на него, объяснил: – Мы разделили этот сон.
– Мы разделили? – тупо спросила она. Это вообще возможно?
– Общие сны – еще один признак спутников жизни, – объяснил он.
– Неужели? – с удивлением спросила Эбигейл.
– Si.
– О.
Эбигейл пыталась понять, что она чувствует по этому поводу, когда Томаззо спросил: – Ты голодна? Я думал, ты скоро проснешься ... – Он повернулся, чтобы помахать рукой в сторону стола, который так тщательно сервировал.
– Да, пожалуй, – призналась Эбигейл и села, но тут же вспомнила, что лежит голая под простыней и одеялом.
– Халат, – пробормотал Томаззо и подошел к шкафу, чтобы быстро достать шелковый белый халат. Неся его обратно, он выжидающе поднял его.
Эбигейл замялась, но потом решила, что глупо стесняться после всего, что они сделали вместе. Кроме того, он, вероятно, был тем, кто раздевал ее. Сделав глубокий вдох, она быстро отбросила простыни и одеяло в сторону и выбралась из кровати, чтобы засунуть руки в халат. Эбигейл не смогла сдержать румянца, который покрыл ее с головы до ног.
Томаззо помог ей надеть халат, задрал его вверх по рукам и даже потянулся, чтобы завязать пояс. Эбигейл почти ожидала, что он воспользуется возможностью поцеловать ее в шею и провести руками по ее телу, как он обычно делал, но этого не произошло. На самом деле он вел себя на удивление деловито, целомудренно, словно одевал ребенка.
Немного удивленная, Эбигейл подошла к столу, когда он подтолкнул ее, и села на стул, который он держал для нее. Она неуверенно посмотрела на него, когда он снял серебряные греющие крышки с тарелок и отставил их в сторону, а затем подошел к креслу напротив нее.
– Где мы? – спросила она, наконец, когда Томаззо, даже не взглянув в ее сторону, взял стакан воды и сделал глоток.
Томаззо сглотнул, поставил стакан на место и сказал: – Торонто.
– Как в Канаде? – медленно спросила она.
Он кивнул и взял вилку, не отрывая взгляда от тарелки с едой. Эбигейл посмотрела вниз, чтобы увидеть, что так привлекло его внимание, и увидела, что у него на тарелке были спагетти и фрикадельки, салат «Цезарь» и чесночный хлеб. Она опустила взгляд на свою тарелку и увидела, что в ней стоит миска с каким-то супом. Еда инвалида, но она не чувствовала себя инвалидом. На самом деле она чувствовала себя вполне нормально и предпочла бы настоящую еду, такую, которую приходится жевать. «Например, содержимое его тарелки выглядит аппетитно», – подумала она, но снова обратила внимание на Томаззо и спросила: – Почему?
– Что почему? – неуверенно спросил он.
– Почему мы в Канаде? – она уточнила.
– О. – Его взгляд снова упал на тарелку. – Потому что ... – Томаззо замолчал и нахмурился, глядя на спагетти.
– Потому что? – настаивала Эбигейл.
Вздохнув, он положил вилку на стол и, уставившись в тарелку, признался: – Потому что я боялся, что ты не захочешь просыпаться на вилле, которая так похожа на то место, где ты был ... взята.
Глаза Абигейл сузились. Его колебание перед тем, как использовать слово «взята», было очень странным, как и тот факт, что он, казалось, не хотел даже объяснять. И почему он не смотрит на нее? Она нахмурилась, а затем ее глаза расширились.
– Он не насиловал меня, Томаззо, – быстро сказала она.
– Возможно, и нет, но ты подверглась сексуальному насилию, – спокойно ответил Томаззо.
– Нет. Он этого не делал, – заверила его Эбигейл. – Он никогда не прикасался ко мне.
– Он стрелял из дротика, – возразил он, и она пренебрежительно фыркнула.
– Он провел своим дротиком по моей ноге, вот и все, – раздраженно сказала Эбигейл, а затем призналась: – Это было неприятно, но это было далеко от изнасилования. Я не столько чувствовала себя оскорбленной, сколько злилась. Если бы это была его рука ... Она вздрогнула при одной мысли о том, что этот подонок так к ней прикоснется, и покачала головой. – Но он этого не сделал. Я в порядке. Действительно. Не было никакой необходимости покидать курорт. – Эбигейл помолчала и нахмурилась, прежде чем добавить, – и я хочу, чтобы ты посмотрел на меня. Твой отказ заставляет меня чувствовать, что ты видишь во мне какую-то грязь.
– Нет. Никогда, – твердо сказал Томаззо, наконец-то взглянув на нее. – Ты – ангел. Если бы Джейк изнасиловал тебя, ты все равно была бы ангелом в моих глазах. Я старался не смотреть на тебя, потому что ... – Он помолчал, поколебался, потом выругался и встал. Затем он просто стоял и ждал, как будто это действие должно было все объяснить. Когда Эбигейл в замешательстве уставилась на него, не понимая, он указал на свой пах обеими руками, направляя их к тому месту, где он согнул колени. – Потому что это то, что ты делаешь со мной.
Эбигейл опустила взгляд на то место, которое он очерчивал, и почувствовала, как ее брови поползли вверх по лбу. Штаны мужчины выпирали, как будто его член пытался установить в них палатку.
– И я боялся, – продолжал Томаззо, – что после того, что случилось, ты не будешь готова ... тебе может понадобиться время, чтобы ... – он беспомощно замолчал, а Эбигейл быстро встала, обошла вокруг стола и обняла его.
– Ты самый замечательный мужчина, – выдохнула она, крепко сжимая его.
Томаззо замер, а затем осторожно обнял ее, словно боялся, что она сломается. Неуверенным голосом он спросил: – Я?