– Почему вы это сделали, герр Леншерр? К чему столько возни с каким-то пленным?
Немец с секунду остается стоять спиной к нему, после оборачивается и будто удивленно смотрит на Ксавьера:
– Вы же сами говорили, что если я не пересмотрю свою… хмм… политику по отношению к временно пребывающим здесь людям, то очень скоро буду страдать от недостатка общения, да и вообще испытывать дефицит этих самых людей вокруг. И вот я решил прислушаться к вашим словам.
Леншерр снова берется за ручку, открывает дверь, переступает порог, но вдруг замирает в дверном проеме, поворачивается, словно вспомнив о чем-то. Свет из коридора падает против него, оставляя лишь темный силуэт. И только глаза продолжают хищно блестеть:
– Поправляйтесь скорее, мистер Ксавьер. Нас еще так много ждет впереди.
Замок едва слышно щелкает, а Чарльз с трудом выдыхает, чувствуя, как ледяной страх начинает ворочаться в груди. Сказанные напоследок слова крутятся в голове, Ксавьер перебирает их, ищет различные комбинации, собирает и разбирает, словно головоломку, но единственное, что удается понять на данный момент – оказавшись в руках Леншерра, он очень быстро пожалеет, что остался жив.
***
– И как скоро Чарльз пожалел об этом?
Мужчина опускает подбородок на сцепленные замком руки, неопределенно пожимает плечами, будто не зная, что ответить. Молчит какое-то время, вспоминая что-то или думая, как продолжить рассказ.
– Очень скоро, разумеется. Едва он поправился, его тут же отправили обратно за проволоку. Леншерр глаз с него не спускал. Я сейчас уже не вспомню точно, но если не ошибаюсь, больше месяца Ксавьер пытался помогать другим заключенным, по мере своих сил, естественно, а комендант знал о каждом его шаге. Это действительно чудо, что врач не сгинул в одном из карцеров; от болезней, от недоедания. Суть не в этом, а в том, что Леншерру понадобилось не так много времени, чтобы понять, что такими методами Ксавьера ему не сломать. Тогда он начал зверствовать еще больше по отношению к заключенным, зная, что так он точно рано или поздно растопчет англичанина. Фрицу некуда было торопиться, понимаете? В этом и заключалась тактика гестаповцев и остальных гитлеровцев: у них было время, были люди, которых они и за людей-то не считали, и поэтому они могли искать и применять все более и более изощренные пытки и издевательства. Ну, и, само собой, побои. Били буквально за все: не так посмотрел, не так ответил, не туда пошел. Причин особо не искали.
– И все надзиратели вели себя так? Не было кого-то, кто старался закрыть глаза на что-то, не наказывать по пустякам?
– Нет-нет, надсмотрщики зверствовали точно так же, как и их начальник. И били, били… и стреляли. Чего у Эрика Леншерра было не отнять, так это то, что он был отличным стрелком. Никогда не промахивался.
***
Эрик как чувствовал, что сегодня его любимый зверек, его развлечение, которое не надоедало ему вот уже больше месяца, удивит его. Он не просидел и десяти минут на балконе, слегка поглаживая нагретую солнцем теплую рукоять винтовки, как внизу начало разворачиваться действо. Один из надсмотрщиков тащил за волосы женщину, не забывая отвешивать ей тумаки и пинки, а когда она спотыкалась и падала, волочил ее по земле. И само собой Чарльз оказался в ненужном месте в ненужное время, и был единственным, кто вступился за бедняжку.
– Это уже не интересно, милый, – невнятно проворчал немец, зажимая в зубах сигарету. – Нам нужно какое-то разнообразие, пора выходить на новый уровень.
Леншерр никогда не задумывался, сколько он убил. А месяц назад начал счет. Сорок шесть человек. Стольких он лишил жизни, но стольких и не смог спасти Чарльз Ксавьер. Эрику было интересно, как много еще человек должны умереть на глазах ретивого доктора, пока тот поймет, что только комендант может решать, кому в этом месте жить, а кому нет.
Он понимал, что упрямый англичанин набил оскомину всем надсмотрщикам лагеря, потому как, сколько бы его не запирали в карцерах, оставляли без еды и воды, избивали, доктор никак не желал униматься. Поэтому, когда надсмотрщик с силой толкнул Ксавьера, тот не удержался на ногах и упал рядом с женщиной, Эрик, попыхивая сигаретой, с ленцой подумал, что Чарльз совершенно точно получит сапогом по ребрам, а может и не один раз. Но солдат вытащил пистолет и направил его на распластанного по земле Ксавьера.
Выстрел прогремел раньше, чем Леншерр успел понять, что происходит.
***
– Герр комендант, вы хотели меня видеть.
Капитан залпом допил виски, поставил стакан на перила и вошел в комнату, оставив балконные двери распахнутыми настежь.
Занял привычное место в кресле за рабочим столом, отработанным жестом достал портсигар и закурил. Сигареты хватило на четыре затяжки. Все это время Чарльз Ксавьер неуверенно переминался с ноги на ногу, стоя посреди кабинета коменданта. Пожалуй, это был первый раз, когда Чарльз чувствовал себя сконфуженно в присутствии немца и не знал, что сказать. Эрик тяжело облокотился на столешницу, и посмотрел на него давящим, нечитаемым взглядом.
– Герр комендант… – начал было Ксавьер, но Леншерр оборвал его резким жестом, не терпящим возражений. Чарльз благоразумно замолчал, понимая, что комендант в бешенстве и едва сдерживается.
Стоило отдать должное – Эрик достаточно быстро взял себя в руки, медленно выдохнул и, возможно сосчитав мысленно до десяти, сухо бросил:
– Я промахнулся, – и тут же поморщился досадливо, потому что это прозвучало как оправдание.
– Это был очень странный промах, герр комендант.
Конец фразы тонет в грохоте: Леншерр не выдерживает, вскакивает с места, бьет кулаком по столу, отчего пепельница с чернильницей подскакивают и жалобно звякают, а Ксавьер подскакивает вместе с ними.
– Только я могу решать, кому жить, а кому умирать! Я здесь главный, а вы и думать не смеете о том, чтобы нарушать мои приказы или прихоти! Власть в моих руках, когда же, наконец, черт вас дери, вы это поймете и успокоитесь? – и такой Леншерр – с побелевшими от ярости глазами и каменным лицом, едва разжимающий губы, чтобы прохрипеть эти слова – пугает Чарльза больше, чем когда-либо до этого.
Вот в этот бы момент Ксавьеру смолчать, придержать язык за зубами, благоразумно переждать бурю, но слова слетают с губ прежде, чем он успевает остановиться:
– Настоящая власть у того, кто может убить, но не делает этого, герр комендант.
Немец сверлит его поблекшим взглядом, потом отворачивается к окну, глядя, как заходящее солнце отбрасывает последние лучи на крыши лагеря, и вдруг спрашивает:
– Значит, мне нужно было позволить надзирателю пристрелить вас, так? Выбор был невелик: либо я убиваю его, либо он убивает вас. Я принял неверное решение?
– Вы просто промахнулись, герр комендант, – звучит тихо в напряженную спину.
– Уйдите прочь, мистер Ксавьер.
***
Почти неделю Чарльз с тревогой посматривает на балкон, с которого их персональный Бог решает, кому даровать жизнь, а кому смерть. Но оттуда не раздается ни одного выстрела. Вот только Ксавьеру это затишье совсем не нравится. Он гадает, что задумал Леншерр, что он выжидает, и что приготовил для них всех.
Пятничным вечером его окликает один из надсмотрщиков, и приказывает следовать за ним. Англичанин тяжко вздыхает, и с неспокойным сердцем идет в сторону дома коменданта. Он готовит себя к чему угодно, но только не к тому, что происходит.
– Вы станете моим личным врачом, Чарльз.
Ксавьер поднимает недоуменный взгляд и изумленно спрашивает:
– Вы хоть понимаете, что я могу убить вас? Скажу, что делаю вакцинацию против оспы, а на самом деле введу какой-нибудь яд или недопустимую дозу лекарства. Вы понимаете это?
Леншерр подается вперед, пристально смотрит на собеседника и медленно произносит:
- Значит, моя жизнь будет в ваших руках, мистер Ксавьер. Вы ведь сами утверждали, что настоящая власть у того, кто может убить, но не делает этого.
Англичанин не находит, что ответить.
Чарльз живет в доме Леншерра. И он не знает, для чего начальник сделал это: если у Эрика и есть проблемы, то только с головой, а в целом здоровье у него отменное, не нужен ему никакой личный врач.
Почти все время Ксавьер скитается по дому без дела. Его комната находится на первом этаже около кухни и небольшой комнатушки, в которой ютится Марта. Вход на второй этаж ему закрыт, поскольку там кабинет коменданта и его спальня. Зато у Чарльза достаточно времени для того, чтобы подумать. В первый же день он внимательно осмотрел первый этаж, стараясь быть настолько незаметным, насколько это возможно. Осмотрелся и с грустью подумал, что будь у него хоть часть власти над всем, что имеется в этом доме, то он мог бы помочь тем людям, которые сейчас находятся за забором всего в нескольких метрах от него. Тогда англичанин стал размышлять, как можно незаметно попытаться вынести немного еды или лекарств из дома коменданта, но ничего путного в голову не приходило. С Мартой он даже делиться не стал своими планами; она бы только испугалась и начала отговаривать его. В этом-то и есть вся проблема, обреченно думал Ксавьер, страх подавил в этих людях все, в том числе и желание бороться за жизнь.
С Леншерром он ни разу не встретился, у того были какие-то дела, связанные с партией, и поэтому капитан на несколько дней уезжал в Краков. С отсутствием хозяина жизнь в доме будто остановилась: надсмотрщики не бегали по поручениям начальника, Марта не спеша наводила порядок, тем более, что за неимением другого времяпрепровождения, Чарльз с радостью помогал пожилой женщине.
Утром в субботу в доме вновь поднялся шум, и деятельность возобновилась с удвоенной силой: вечером Леншерра должны были навестить какие-то высокопоставленные чины одного из филиалов Освенцима. Решено было устроить званый ужин. Чарльз помогал Марте на кухне и не уставал удивляться: буквально в нескольких десятках метров люди гибнут от истощения и болезней, а в этих стенах будто бы другой мир, никто не умирает, не голодает, не страдает. Как такое возможно?
– Чарльз, остаются комочки, ты не мог бы толочь тщательнее? – Марта суетилась около плиты, и пробегая мимо стола, заглянула в огромную кастрюлю с пюре, приготовление которого доверили доктору.
– Хотел бы я, чтобы главным разочарованием в моей жизни были комочки в пюре и теплая водка.
– Если это блюдо разочарует кого-то из гостей герра Леншерра, то поверь мне – у нас тоже найдутся причины для грусти.
Ксавьер лишь апатично хмыкнул в ответ, продолжая активно работать толкушкой.
К семи часам начали съезжаться гости. Чарльз смотрел в окно на этих холеных, довольных жизнью людей, и в который раз не мог поверить, что все это происходит здесь и сейчас; просто два параллельных мира, обитатели которых даже представить себе не могут, что творится по разные стороны.
К десяти часам вечера гости поели, но больше внимания они явно уделили выпивке: оглушающе играла музыка, то и дело слышались громкие разговоры и пьяный смех.
Чарльз зашел на кухню, чтобы взять стакан воды и увидел Марту, которая едва держалась на ногах от переутомления.
– Марта, извини, пожалуйста, я даже не предложил тебе помочь.
– Ничего, милый, перестань, – она улыбнулась мягкой усталой улыбкой, – твое присутствие вызвало бы вопросы, ни к чему, чтобы тебя видели.
– Давай я отнесу фрукты, – настаивал Ксавьер, – я быстро, никто меня не заметит.
Экономка колебалась с минуту, но потом все же доверила Чарльзу отнести в гостиную большую чашу с фруктами. Англичанин подбадривающе улыбнулся женщине, и двинулся в сторону дислокации праздника жизни.
– … и этот черт попал в монетку с такого расстояния, клянусь своим Железным Крестом!
Чарльз просочился через боковую дверь и постарался не привлекать к себе внимания. Кто-то из гостей все еще сидел за столом, кто-то курил на террасе, а небольшая, но самая веселая и, как следствие, нетрезвая компания стояла посреди комнаты. Какой-то толстый фриц с лоснящимся лицом и поросячьими глазками вещал что-то, что, как позже оказалось, было воспоминаниями его молодости о тех временах, когда он служил вместе с Леншерром. И вот гость травил байки о том, что Эрик был самым метким стрелком среди всего взвода. Сам комендант стоял рядом, смеялся вместе со всеми и довольно часто прикладывался к стакану с чем-то горячительным. Чарльз уже было готовился уйти, и радовался, что остался незамеченным, когда неугомонный товарищ времен юности стал подбивать Леншерра продемонстрировать свои выдающиеся способности.
Ксавьер стал быстрее пробираться по стеночке к двери, но тут маленькие противные глазки, бегавшие по комнате в поисках достойной мишени, остановились на нем.
– Это еще кто, Эрик?! – Леншерр обернулся, и по его лицу пробежала тень.
– Помощник моей экономки, – дружелюбно оскалился тот в ответ, – и он уже уходит, так ведь, Чарльз?
Ксавьер закивал, как китайский болванчик и продолжил отступать к выходу.
– Чарльз?! Очаровательно! Не будет ли он так любезен побыть мишенью?
Леншерр без энтузиазма воспринял одобрительный гул голосов, поднявшийся в комнате, но гостей подшофе уже было не остановить; получив хлеб, они требовали зрелищ. Чарльз обреченно встал напротив стены, куда его пихнул поросенок в форме, и посмотрел на своего начальника. Эрику тем временем всунули в руку револьвер. Сами же гости расступились в стороны, оставив немца и англичанина стоять друг напротив друга. Леншерр не был трезв, но с такого расстояния он просто не мог промахнуться. Больше нет, подумал Чарльз. Вздохнул тяжело и полез в карман штанов за часами.
Эти серебряные часы на цепочке, доставшиеся ему еще от прадеда, удалось сохранить чудом. Сначала Ксавьер прятал их под одеждой, а попав в лагерь – под балкой в полу одного из бараков. Однажды, когда у одного из малышей разболелось ухо, и он плакал не переставая, Чарльз, чтобы отвлечь ребенка от боли, достал часы и мальчик стал с ними играть. Вездесущий комендант практически сразу же узнал о том, что у кого-то из заключенных (сразу ясно у кого) остались личные вещи. Ксавьер стоял перед столом начальника, пока тот с неподдельным интересом изучал старинную вещь.
– Очень хорошее серебро, – вынес он наконец свой вердикт. Слегка постучал пальцем по поцарапанному стеклу, закрывающему циферблат, захлопнул крышку с хитросплетением вензелей и пробежал глазами по гравировке. – Это ваша память, мистер Ксавьер?
– Да, герр комендант. К сожалению, у меня нет возможности носить их при себе всегда.
– Вам так важно знать время?
– Я бы очень хотел иметь возможность взглянуть на время перед тем, как умру. Считайте это моей маленькой прихотью, герр комендант.
– Буду иметь в виду, мистер Ксавьер, – кивнул серьезно Эрик, протягивая часы владельцу.
Перебравшись в дом Леншерра, Чарльз стал всегда брать их с собой. И, кажется, сейчас как раз и наступил тот момент, когда ему следовало взглянуть на стрелки.
– Подойди ко мне, Чарльз, – Эрик сунул руку в карман кителя и достал свои часы, которые были Ксавьеру хорошо знакомы: комендант часто поглядывал на них, поскольку был страшно пунктуальным. Он на ватных ногах добрел до Леншерра.
– Вернись к стене и вытяни руку с часами в сторону, – скомандовал немец.
Чарльз и думать не смел о том, чтобы ослушаться. Встал на прежнее место, и стал ждать, пока Эрик отойдет в противоположный конец комнаты и прицелится. В комнате все затаили дыхание в предвкушении, и Чарльзу казалось, что он слышит, как позвякивает цепочка, на которой раскачиваются часы. Время остановилось, но Ксавьер внезапно совершенно отчетливо понял, что не боится. Он смотрел на Эрика, который наставил на него револьвер, но страха не было. Чарльз знал, что Леншерр не промахнется. Может потому, что он и правда никогда не промахивался?
Раздался хлопок, и Ксавьеру по руке передалась волна от разлетевшегося в разные стороны механизма. Леншерр с секунду удерживал Чарльза взглядом, а после опустил оружие. Гости оживились, окружили хозяина, загалдели, тут же забыли про англичанина, и тот наконец-то смог добраться до двери.