— Ничем таким, чего нельзя было бы отложить, — я закрыла глаза, и разве что не замурлыкала, ощутив прикосновение сухих и теплых губ к оголенной шее. Кожа тотчас покрылась мурашками.
— Тогда идем, — он отстранился, взял меня за руку и хитро улыбнулся.
— Куда?
— Увидишь.
Комментарий к Глава 18. Эль Комачи
группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya
========== Глава 19. Звезды и кровь ==========
Алекс загадочно молчал, игнорируя мои вопросы: сначала мы вышли из здания, пересекли двор и подошли к воротам. Сегодня дежурили Махади и Уезерс – парни, с которыми он сдружился и, потому нас выпустили без проблем.
— Интересно, это считается дезертирством? — я усмехнулась, но вышло немного нервно. — А если на боевиков нарвемся?
— Не нарвемся, — успокоил Алекс. — Эта территория хорошо охраняется.
Он уверенно вел меня за собой, к холмам. Гравий и песок тихонько шуршали под нашими ногами, а наверху раскинулось чернильно-синее небо. Было прохладно, и вскоре я начала замерзать.
— Это феномен пустыни, — Алекс снял куртку и набросил мне на плечи, — днем плавишься от жары, а ночью стучишь зубами.
С каждой минутой мы все дальше отходили от базы, звуки становились тише, пока не смолкли вовсе. Я обернулась. «Эль Комачи» почти не виднелась – только огоньки мерцали вдалеке. Наконец, мы добрались до холмов.
— Закрой глаза, — сказал Алекс.
Я подчинилась. Подниматься наверх вслепую было неудобно, хоть он и держал меня за руку. Пару раз я споткнулась, камни и песок скользили под ногами.
— Долго еще? — меня уже распирало от любопытства.
— Почти пришли. — Я не видела его лица, но была готова поклясться, что он улыбался. — Все. Можешь открывать.
Я открыла глаза…и ошалела. Было светло. Не так, как днем, нет – это светили звезды. Тысячи, сотни тысяч белых огней мерцали над нашими головами. Внизу, под склоном холма тихо плескалась река, и звезды отражались на ее поверхности. Раньше я думала, что «звездный свет» – не более, чем красивая метафора, но ошибалась. Они сияли. Действительно сияли.
— Нравится? — Алекс обнял меня сзади, и я уперлась спиной в его грудь.
— Да… — эмоции захватили настолько, что было трудно выразить их словами. — Никогда не видела ничего подобного.
— В городах небо затянуто смогом: машины, заводы… А здесь ничего этого нет. Только небо и свет. — Он поцеловал меня в макушку, и вдоль позвоночника пробежали мурашки.
— Потрясающе.
Я, как зачарованная, смотрела вверх, не в силах оторвать взгляд от сияющего великолепия. Алекс тем временем расстелил покрывало и достал из рюкзака бутылку вина.
— Узнаешь? — улыбнулся он, показывая мне бутылку, когда я села рядом.
Это было то самое вино, которые мы пили в Праге, в первый вечер, когда умудрились заблудиться.
— Где ты ее раздобыл?
Алкоголь на «Эль Комачи» не запрещался, но достать что-то кроме виски и пива было практически нереально.
— Махади. Он найдет, что хочешь, и где хочешь. Вот только бокалы я не взял, — Алекс протянул мне бутылку. — Так что придется без них.
…Жаль, что нельзя остановить время или хотя бы замедлить его бег. Впрочем, скорость зависит от обстоятельств: в минуты скорби каждая секунда тянется вечность; но когда ты счастлив, час пролетает как секунда.
Мне хотелось впитать каждый миг этой ночи, каждую мелочь, сохранить в памяти каждое прикосновение и каждое слово. Оставить их при себе, ни с кем делиться, и тогда никто не сможет забрать их. Это будет только наше: мое и его. И я впитывала – прикосновение ночного холодка к обнаженным плечам, шелест воды о прибрежную гальку и расцвеченное звездами небо над нашими головами. Я понимала – это один из тех моментов, которые не повторяются. Никогда. Уже завтра оно станет воспоминанием и оттого ценнее вдвойне.
— Я люблю тебя. — Слова как-то сами собой вырвались наружу, но произнести их было необходимо. Слишком долго носила их внутри.
— Знаю, — Алекс тихонько засмеялся. — И я тебя тоже.
…Когда мне было тринадцать, я составила список из ста пунктов, которые намеревалась выполнить в течение жизни. В основном всякая подростковая ерунда и откровенно неосуществимые вещи, но в числе тех, что осуществимы, значилось «заняться сексом под звездами». Ну, или что-то вроде того, дословно не помню. Могла ли я тогда подумать, что все случится вот так?
И, пожалуй, это был самый лучший секс в моей жизни. Я не замечала, как впиваются в спину камни сквозь покрывало, не замечала холода, но чувствовала, как дрожит Алекс, как напрягаются его мышцы под моими пальцами и балансировала на грани восхитительно нового, незнакомого прежде удовольствия. В ту ночь мы были одним целым – не только телами, но и душами. И уже только ради этого стоило преодолеть тысячи километров, рискуя жизнью, будущим и всем остальным. Я знала – он любит меня. То, что началось летом две тысячи третьего, никуда не исчезло.
***
Еще через три дня материала накопилось достаточно, чтобы сделать из него статью: у меня были фотографии, диктофонные записи и кое-какие наброски в лаптопе. До отъезда оставалась неделя, и это время я решила посвятить работе. В Нью-Йорк мне хотелось вернуться с уже готовой статьей.
Алекс уезжал рано утром и возвращался затемно – их команда приводила в порядок недавно зачищенный от боевиков город. Террористы были уничтожены, но на улицах и в зданиях еще оставались «сувениры»: от самодельных взрывных устройств, напичканных стеклом и гвоздями до противопехотных мин.
Каждый день я провожала его с замиранием сердца и до возвращения молилась, хотя никогда особо не верила в Бога. Говорят, на войне многие приходят к религии, и, глядя вокруг, я убеждалась в этом лично. На «Эль Комачи» имелась небольшая церковь, расположенная в одно из фургонов, а капелланом был здоровенный вояка. Не знай я, кто он, никогда бы не угадала в нем пастора.
— Ты ходишь в церковь? — удивился Алекс. В тот день он вернулся раньше обычного и застал меня выходящей из фургончика. — Я не знал.
— Вообще-то нет. Но там легче привести мысли в порядок. Я волнуюсь за тебя, а пастор Дэви умеет успокоить.
Алекс огляделся и, убедившись, что нас никто не видит, взял мое лицо в свои руки.
— Тебе нечего бояться. Город очищен, боевиков нет, взрывчатки тоже. Да и в составе этой команды я временно. Так что все хорошо.
Слева раздались голоса, и он торопливо отстранился.
— Если в городе безопасно, может, возьмешь меня на прогулку? — я коснулась его пальцев, старательно делая «милые глазки». Прежде, Алекс всегда на них покупался. — Это бы отлично дополнило мою статью. Так сказать, вишенка на торте.
Он нахмурился. Судя по его лицу, Алекс уже жалел, что вообще начал разговор.
— Не уверен, что это хорошая мысль.
— Почему? Ты же сам говоришь, там все чисто. — Я сощурилась. — Или врешь?
— Нет, не вру. Но не могу гарантировать наверняка. — Он пытался отвертеться, но по глазам я уже видела, что моя взяла.
— Никто не может ничего гарантировать наверняка, — фыркнула я. — Но я ХОЧУ поехать с вами.
Алекс вздохнул.
— Черт, уговорила. Но, — он подошел вплотную и погрозил пальцем. — Подчиняешься беспрекословно. И от меня ни на шаг. Это война, а не пикник.
Я улыбнулась и шутливо отдала честь:
— Есть, сэр.
Город с труднопроизносимым названием располагался в двадцати двух милях от базы. В целом, он мало чем отличался от того, куда возил меня Махади – разве что разрушений здесь было больше. Едва ли не каждое второе здание пострадало от обстрелов, а от некоторых и вовсе остались одни руины.
Людей на улицах было немного: еще недавно они прятались по подвалам, и до сих пор выходили с опаской. Несмотря на то, что боевиков уже не было, американцы и союзники, судя по всему, тоже не вызывали у местных доверия.
Время не подобралось и к полудню, но жара стояла невыносимая. В горячем и пыльном воздухе курилась легкая дымка, а в небе не было ни облачка – одно лишь раскаленное добела солнце. Кондиционер в «Хаммере» приказал долго жить, и в открытые окна врывался зной.
Я закашлялась. За последние три недели пыль и песок, казалось, навечно поселились в горле. Спина под черной майкой взмокла, как, собственно, и голова под кепкой. Мы выехали всего сорок минут назад, а я уже была липкой и потной. Впрочем, здесь это никого не смущало. Война – не подиум, здесь обращают внимания на иные вещи.
Чтобы отвлечься от жары и стеснения, я достала фотоаппарат. В конце концов, у меня была конкретная цель, и не стоило забывать о ней.
Ради «красивого кадра» парни прошлись по уже зачищенным несколько дней назад домам, попозировали с оружием и за рулем «Хаммера»… Постановка, конечно, но именно так зачастую и делается материал. Реальных подвигов на всех не хватит.
— Ну, что, мисс Блумвуд, вы довольны? — Махади перекинул через плечо автомат и направился к «Хаммеру».
— Вполне, — ответила я, просматривая сделанные фотографии.
Некоторые из них получились особенно хорошо. Например та, где Алекс и еще двое парней лихо «выбивают» дверь (она вообще-то не запиралась, но это неважно); или Махади, брутально прицеливающийся из-за остатков стены в несуществующего террориста.
— Потом пришли мне обязательно, — попросил он, когда я показала ему фото. — Отправлю своей сестре в Норвегию. — Да и сам, наверное, уеду. Здесь хоть и родина, хоть и родина, но хватит с меня этой войны.
— Всем бы быть такими рассудительными, — вздохнула я и посмотрела на стоящего чуть в стороне Алекса.
Вот уж кто явно не собирался никуда уезжать. И далась ему эта война? Он поймал мой взгляд и двинулся навстречу.
— Ладно, пора возвращаться на базу. — Алекс снял кепку и утер пот со лба.
Загорелый, в пыльном камуфляже, и с автоматом наперевес, он выглядел чертовски сексуально. Эх, скорее бы вечер!
— Так, парни, закругляемся, — Алекс махнул остальным. — По машинам и на базу.
Вместе с Махади и еще одним напарником они направились к «Хаммеру». Вдруг Махади остановился.
— Это еще что за дерьмо? — он указал влево.
Рядом с заброшенным домом из песчаника возвышалась горка камней. Я не увидела в ней ничего подозрительного, но ребята напряглись.
— Отойди к машине, — скомандовал Алекс. — Живо!
В его голосе прозвучали незнакомые прежде угрожающие нотки, и я подчинилась.
Он тем временем осторожно подобрался к горке. У меня перехватило дыхание и вспотели ладони.
— Провод. — Махади указал на землю.
По низу, присыпанный пылью и песком, как змея тянулся кабель.
— Там еще один. — Алекс кивнул вправо. — Вот сукины дети, черт бы их побрал.
Я по-прежнему стояла возле машины. Страшно не было – только внутренний мандраж.
Третий напарник присел на корточки и осторожно поднял провод.
— А вот и первый детонатор, — хмыкнул он. — Топорная работа.
Как выяснилось через пару минут, работа не была такой уж топорной. Проводов оказалось четыре, на каждом был закреплен детонатор, и все они вели к главному. Алекс, правда, успокоил, что, несмотря на серьезный вид, устройство собирали дилетанты: скорее всего местные ополченцы, и начинено оно максимум стеклом и железной стружкой.
— Но, если рванет, мало не покажется.
Часового механизма тоже не было, ровно как и дистанционного взрывателя, что существенно упрощало задачу.
— Ну, парни, вы знаете, что делать.
Алекс сказал это так, словно речь шла о замене колеса на старом «Кадиллаке» в отцовском гараже.
— Здесь такая хрень часто встречается, — пояснил он. — Стой на месте. — Алекс угрожающе нахмурился.
— Извини. — Я отступила на шаг.
Он изменился. Стал более резким, собранным. И жестким.
— Это не игра, Тэсса. — Его взгляд немного смягчился. — Это война.
Он мимолетно коснулся моих пальцев и вернулся к остальным.
Все еще пребывая в легком шоке, я сняла рюкзак и достала фотоаппарат. Режим видео на нем был так себе, но, думается, сойдет.
— Вот и твоя вишенка на торте, — Алекс улыбнулся в объектив камеры. — Давай, Баки, режь. — Это было адресовано уже подрывнику.
Тот улыбнулся, вынул из набедренной сумки стальные щипцы и перекусил провод.
Камера подрагивала в моих руках. Я снимаю обезвреживание бомбы. Тэсса Блумвуд – военный журналист.
— Отлично, детка, — Махади похлопал Баки по спине. — Теперь второй.
Баки ухмыльнулся и бросил кусачки Алексу. Тот поймал их на лету. «Вот засранец, а говорил, что разминированием не занимается», промелькнуло в голове. Сердце пропустило пару ударов, когда он, опустившись на колено, поднял провод, ведущий ко второму детонатору. Стряхнул пыль и песок.
— Не в мою смену, ребята, — Алекс перерезал провод.
Вот и все. Считай, очередная бомба обезврежена. Только теперь я буду знать, что Алекс занимается этим каждый день. Тоже мне, «радиотехник».
— Проклятый обманщик, — беззлобно сказала я, и отвесила ему подзатыльник, когда он подошел.
Махади тем временем заканчивал с главным детонатором.
— Прости, киса, вечеринка отменяется, — ласково обратился он к взрывчатке. — Ты это снимаешь, малышка Тэсса? — он помахал в камеру.
— Вишенка на торте. — Я подняла вверх большой палец.
Мне вдруг и впрямь захотелось торта. Желательно, домашнего и непременно с вишней. Жаль только, печь их я не умею.
Махади достал щипцы и перекусил провод. А миг спустя прогремел взрыв.
========== Глава 20. Смерть и пиар ==========
Тогда я даже понять не успела, что произошло – щелчок, грохот, взлетевший к небу песчаный столб… и темнота. Взрывной волной меня отбросило назад, приложило спиной о борт «Хаммера», и я рухнула наземь. В ноздри ударил запах пороха, гари и еще чего-то противного. Алекс упал на меня сверху, закрывая собой, но в тот момент я этого не поняла – была в сознании, но реальность воспринимала туго. В ушах звенело так, что казалось – еще миг, и голову разорвет на куски; ноздри и горло забило песком.
– Тэсса! – голос Алекса звучал, как через толщу воды. – Тэсса!
Он перевернул меня на спину, и я увидела его окровавленное лицо. Хотела ответить, но получился лишь сдавленный хрип. Подбежали Баки и еще один подрывник. Кто-то ощупал меня, и сквозь тот же вакуум я услышала «почти не ранена». Страх в глазах Алекса сменился облегчением.
– Встать можешь? – он осторожно посадил меня.
– Попробую, – я не узнала собственный голос.
Кое-как он поставил меня на ноги. Картинка немного сфокусировалась, я посмотрела туда, где пару минут назад работал Махади, и… лучше бы не делала этого.
– Не смотри. – Алекс схватил меня за плечи и развернул к себе. – Не надо.
Слишком поздно. К горлу подступила тошнота, но, к счастью, меня не вывернуло наизнанку – я лишь закашлялась и прикрыла рот разорванным рукавом рубашки. Уже тогда я знала, что эта картина останется со мной на всю жизнь.
Через два часа мы вернулись на «Эль Комачи». И все то время меня не покидало ощущение нереальности происходящего – наверное, поэтому я была спокойной, как удав: не истерила, не плакала, только до побелевших костяшек сжимала кулаки, чтобы руки не тряслись. Это тоже было проявление шока, как позже объяснил мне штатный психолог, к которому Алекс отправил меня сразу после осмотра врача. Вот там-то меня и прорвало.
– Это хорошо, – спокойно сказал он. – Тяжело видеть смерть, особенно в первый раз.
Я не привыкла проявлять эмоции на людях, тем более незнакомых, и потому чувствовала себя некомфортно.
– Не ты первая, не ты последняя, – успокоил психолог. – Тут у многих нервы сдают, да и как иначе? Мы ведь не роботы, а живые люди.
Но он ошибался. Я плакала не от шока – мне было жаль Махади. Шесть часов назад мы ехали в джипе, он рассказывал анекдоты и обещал познакомить меня со своей сестрой, а теперь лежит в цинковом гробу. Я посмотрела на часы. В это время мы обычно сидели под тентом и пили кофе. Как и всякий араб, Махади варил его превосходно. «Главное – это выбрать правильную джезву» [1], говорил он. «От нее зависит девяносто процентов успеха. Я научу тебя, как это делать».