Спустя несколько дней мы случайно встретились в супермаркете: Стефан был вместе с красивой девушкой и, увидев нас с Фанни, пренебрежительно улыбнулся, не преминув одарить самодовольным взглядом. А я, к немалому своему удовольствию отметила подживающий синяк на его скуле, неловко замазанный тональным кремом.
— А ему идет макияж, — хихикнула кузина.
Она была в курсе случившегося — не выдержав, я рассказала ей все уже через пару дней.
В остальном же следующая неделя прошла без каких-либо значимых событий: в понедельник Алекс уехал обратно в Пассау, где его ждала работа, а мы коротали дни в Шердинге. Фанни показала мне все мало-мальски интересные места, познакомила с парой своих друзей, и три раза мы выбирались на дикий пляж, поскольку официального городского здесь не имелось. Шердинг стоял на берегу реки Инн, совсем недалеко от того места, где он впадал в Дунай, и если отъехать от города на несколько километров, можно было увидеть место их слияния. Там-то мы и купались.
Дни проходили однообразно, и уже к пятнице я откровенно заскучала, но, чем ближе подбирались выходные, тем сильнее росло во мне странное предвкушение. Неделя казалась пустой, несмотря на то, что, благодаря стараниям Фанни мы почти не бывали дома и каждый день находили какие-то занятия. Но все это словно проходило мимо меня — я старалась поддерживать разговор, участвовать в затеях кузины и ее подруг, но мысли находились в каком-то раздрае. События той вечеринки не выходили из головы, но думала я не о Стефане или о том, что могло произойти, нет — я раз за разом прокручивала в памяти наш разговор с Алексом на темной веранде. Где бы я ни находилась и что бы ни делала, мысли неизменно возвращались к нему.
И если поначалу рассказы Агнесс о детях нагоняли скуку, то теперь я с интересом слушала ее, особенно в те моменты, когда она говорила о старшем сыне — как он учился в школе, чем интересовался в средних классах и все в таком духе. Мне хотелось узнать о нем как можно больше.
Вечером в пятницу, когда мы с Фанни вернулись с пляжа, Агнесс за ужином посетовала на то, что на выходные Алекс решил остаться в Пассау. К удивлению для самой себя, эта новость расстроила меня едва ли не больше, чем тетю, хоть виду я и не подала. Никто ничего не заметил, но меня это даже немного испугало, ибо уже тогда я понемногу начинала понимать, что происходит. «Пожалуй, надо все-таки позвонить Биллу, узнать, как он там» — впервые за все время я вспомнила об оставшемся в Нью-Йорке бойфренде. Когда отец и Марси отвозили меня в аэропорт, он поехал с нами и, улучив момент, пока родители покупали кофе, жарко поцеловал на прощание. Тогда мне было очень грустно с ним расставаться, в голову лезли мысли о том, что за время моего отсутствия он может найти себе другую или же расстояние попросту сгубит наши отношения, но теперь это почти не волновало.
— Я позвоню ему, — Фанни встала из-за стола и взяла телефонную трубку, — спрошу, может, мы сами к нему приедем. Да и тебе понравится в Пассау, — она обернулась в мою сторону, — хоть по нормальным магазинам пройдемся, — кузина улыбнулась. — Ты ведь любишь магазины?
— Угу, — ответила я, обрадованная этой затеей, хотя причиной моего воодушевления был отнюдь не шопинг.
Разговор получился коротким и, судя по довольному лицу Фанни, Алекс не возражал.
Однако, на следующее утро планы изменились: кузина проснулась с температурой, и Агнесс заявила, что никуда ее не отпустит, особенно, учитывая то, что дом, где снимал квартиру Алекс, стоял на берегу реки и продувался всеми ветрами.
— Я могу остаться, если хочешь.
Но Фанни лишь отмахнулась:
— Еще чего! Не хочу, чтобы из-за меня ты торчала в этой глуши. Езжай, и ни о чем не думай.
Мне действительно не хотелось оставлять ее одну, наедине с аспирином и старым пледом — а ведь говорила же ей, что вчера, что купание в дождь — не самая лучшая идея, но Фанни, конечно, не послушала — и вот результат.
— Нет, правда, я действительно могу остаться, а как поправишься, поедем вместе.
Фанни закатила глаза.
— Тэсса Блумвуд, бери задницу в руки, топай на вокзал и садись на электричку. Мой братец встретит тебя на станции.
Ирвин и Агнесс были на работе, так что везти меня в Пассау было некому, но я даже обрадовалась такому повороту событий — это давало возможность побыть наедине со своими мыслями и попробовать привести их в порядок.
Шердинг и Пассау разделяли чуть больше двенадцати километров, а дорога занимала около пятнадцати минут вместе с остановками на попутных станциях. Вагон в утренний час был почти пуст и, заняв самое привлекательное на мой взгляд место, я сняла кроссовки и закинула ноги на сиденье напротив.
За стеклом тянулись кукурузные поля, вскоре сменившиеся лесом, и в приоткрытую форточку проникал запах хвои и влажного мха. Я прислонилась к стеклу, разглядывая пейзаж, но мысли мои были далеко. Нет, меня не пугало, что Алекс казался мне привлекательным, как мужчина — скорее, это казалось забавным, к тому же я хорошо отдавала себе отчет в том, что никакого дальнейшего развития моя симпатия не получит, а, значит, и поводов для опасения нет. Это не было влюбленностью, но меня приятно будоражило чувство легкой эйфории — новые эмоции, новое впечатления, новые места и новые люди — то, что нужно, когда жизнь начинает становиться однообразной. Будни в Нью-Йорке напоминали безвкусную изжеванную жвачку — от монотонных движений сводило скулы, и я испытала огромное облегчение, когда смогла, наконец, выплюнуть этот пресный кусок резины.
Алекс ждал на вокзале, я сразу узнала его в пестрой людской толпе. Увидев меня в окне, он махнул рукой и улыбнулся краешками губ — то ли действительно был рад видеть, то ли просто из вежливости.
— Привет, — он протянул руку, помогая мне перепрыгнуть узкий зазор между вагоном и платформой.
Прикосновение его сухой и теплой ладони отдалось во мне легкой волной мурашек, пробежавшей от груди до пят.
— Привет, — я высвободила руку, все еще ощущая этот импульс внутри. — Надеюсь, я не порушила твои планы?
— Не бери в голову, — отмахнулся он и подхватил мою сумку, — зато ты, наконец, выбралась из нашей дыры.
Алекс повел меня к припаркованной под мостом машине и открыл дверцу пассажирского сиденья. Внутри чувствовался едва уловимый запах его парфюма, пропитавший салон, а по дороге до дома еще и мою одежду — выйдя на улицу, я все еще чувствовала его на своей коже.
Дом Алекса, как уже было сказано, стоял впритык к набережной Дуная — выкрашенное в коралловый цвет четырехэтажное здание с итальянскими ставнями. Однокомнатная квартира находилась на последнем этаже и окна ее выходили на реку.
Едва перешагнув порог, я поняла, что попала в холостяцкое логово — нет, бардака не наблюдалось, но даже мой неискушенный девичий взгляд выловил явное отсутствие «женской руки». Никаких безделушек вроде фотографий, подсвечников и кружевных салфеток не наблюдалось. Только самое необходимое. Когда мой взгляд случайно упал на одинокий черный носок, Алекс, неловко улыбнувшись, пинком отправил его под обувную полку. Я перехватила его взгляд и улыбнулась в ответ.
— Все в порядке. Сама не люблю убираться.
Я с интересом разглядывала незатейливый интерьер его жилища, и даже завидовала, поскольку сама мечтала съехать от родителей. Как было бы здорово иметь личное пространство, пусть даже и арендованное — обустраивать на свой вкус, подстраивать под себя и, переступая порог, знать, что здесь твоя собственная территория.
— Ни пентхаус, конечно, но меня устраивает.
Слева у стены стоял разложенный диван, одновременно служивший кроватью и явно наспех заправленный темно-синим пледом. Из приоткрытой дверцы шкафа напротив торчал мятый рукав рубашки. Рядом, на столе стоял ноутбук, а перед ним выстроились в ряд две пивные бутылки и четыре банки из-под кока-колы.
— Твою девушку тоже не смущает беспорядок? — как бы невзначай поинтересовалась я.
— Может, и смущал бы, если бы она была, — усмехнулся он. — Но мне сейчас не до этого. Хочу для начала встать на ноги.
Агнесс говорила мне, что два года назад он бросил колледж, и с тех пор перебивался случайными заработками, но не назвала причину, по которой это произошло. Лезть к нему с расспросами было не лучшей идеей, к тому же мы еще не так хорошо знали друг друга.
— Приготовишь мне кофе? — я поставила обратно одну из фотографий на комоде и повернулась к нему.
— Конечно. Пойдем на кухню.
Как оказалось, варить кофе Алекс не умел от слова «совсем», и это стало поводом выбраться на прогулку.
День выдался погожим, несмотря на то, что утром было пасмурно — когда мы вышли из дома, июльское солнце грело в полную мощь.
Пассау отличался от Шердинга только своими размерами, но все равно был небольшим — пятьдесят пять тысяч жителей, как поведал мне Алекс. Те же цветные дома; узкие, мощеные булыжником улицы и бесчисленное количество магазинов, сувенирных лавок и кафе с открытыми верандами.
Около часа мы петляли по закоулкам, я сделала несколько фотографий и купила пару сувениров для отца и Марси. Последней нашла довольно уродливый подсвечник с купидонами, но, зная, вкус мачехи, была уверена, что он ей понравится.
— Тебе нравится здесь?
Мы сидели за столиком в одном из уличных кафе. Солнце припекало, но навес спасал от полуденного зноя.
— Вполне. — Алекс закурил. — Или ты имела в виду, не скучаю ли я по Америке?
— Именно это, — улыбнулась я. — У вас здесь так… — мне понадобилось несколько секунд, чтобы найти подходящее слово, — правильно.
— Намекаешь на то, что я раздолбай? — улыбнулся он.
— Таким я тебя помню. А сейчас даже не знаю, что и думать. Конечно, глупо удивляться, ведь прошло столько времени… Но ты действительно очень сильно изменился. Вот я и хочу знать, это жизнь здесь сделала тебя таким?
Алекс помрачнел.
— Прости, не стоит мне лезть не в свое дело. Не надо ничего говорить.
Я уже жалела, что начала этот разговор. С какой стати он должен делиться со мной переживаниями? Кто мы друг другу, в конце концов? То, что мы были родственниками, еще ни о чем не говорило. Семья — это нечто большее, чем просто общая кровь, и если смотреть объективно, то после переезда Ирвина и Агнесс, мы отдалились, и дело было не в семи тысячах километрах, разделяющих нас. Мы просто потеряли связь.
— Все в порядке, — успокоил Алекс и накрыл мою руку своей, — тебе не за что извиняться, но я действительно не хочу об этом говорить. По крайней мере, сейчас. Это слишком хороший день, чтобы портить его.
Я видела, чувствовала, что в прошлом есть нечто, до сих пор причиняющее ему боль, и мне хотелось как-то облегчить ее. Облегчить, чтобы вновь увидеть того беззаботного мальчишку, который сбегал с уроков, чтобы достроить шалаш на старом вязе около дома; мальчишку, который однажды до икоты напугал меня, выскочив из шкафа в маске Майкла Майерса [1], и вечно приносил домой раненых животных. Однажды он притащил голубя со сломанным крылом и три недели выхаживал его, пока тот не оправился. Теперь же он сам походил на того голубя, вот только лечить его было некому.
Комментарий к Глава 5. Сломанные крылья
[1] Майкл Майерс - персонаж культовой серии ужасов “Хеллоуин”
группа в контакте - https://vk.com/lena_habenskaya
========== Глава 6. Под небом Зальцбурга ==========
Ночью мне не спалось. Поскольку кровать у Алекса была только одна, он оставил ее мне, а сам устроился на полу. Мы гуляли до поздней ночи, и вернулись в квартиру, когда стрелка часов подобралась к половине второго.
Алекс заснул уже через несколько минут, а я так и ворочалась с боку на бок, понимая, что, судя по всему, встречу рассвет, не смокнув глаз. И дело было не в чужой обстановке, я никогда не испытывала проблем со сном в незнакомом месте — нет, мне не давало не давало покоя что-то другое. Я и сама не могла объяснить толком, что именно, ведь ничего необычного не произошло. Мы просто бродили по городу — от старой ратуши до Собора, а оттуда, петляя по узким закоулкам выбрались к пассажу и оказались на пристани. Играла музыка, толпились люди и стояли вдоль берега, переливаясь огнями, прогулочные корабли. На верхних палубах сидели за столиками нарядно одетые пассажиры, а меж ними юрко сновали официанты, разнося еду и напитки. От всего этого исходила такая атмосфера беззаботности и летней феерии, что я невольно залюбовалась, испытывая желание оказаться среди них.
— В другой раз можем прокатиться, — Алекс, конечно, заметил мой молчаливый восторг.
Казалось бы — ну, что такого? Подумаешь, прогулочное судно. В Нью-Йорке их сотни, курсируют туда-сюда двадцать четыре часа в сутки в любое время года. Я всегда относилась к ним довольно прохладно, и первое, что всплывало в памяти — школьная экскурсия по заливу, когда мы, в середине ноября, стояли на палубе и тряслись от холода и пронизывающего ветра.
Но, тогда, стоя на набережной Дуная, я поймала себя на мысли, что вот именно сейчас, в эту самую минуту, хочу оказаться за столиком наверху, со стаканом пина-колады в руке и говорить с ним. С Алексом, конечно, а не со стаканом. Эта внезапно вспыхнувшая мысль испугала меня, и я, пробормотав в ответ «может быть», увела его прочь.
На следующий день я вернулась в Шердинг. Алекс отвез меня на станцию, чмокнул на прощание, и махнул рукой, когда электричка тронулась. Я стояла у окна, провожая взглядом его стремительно уменьшающуюся фигуру, и все еще чувствовала на щеке поцелуй. Моя подруга Джессика наверняка сочла бы это чертовски прикольным и, будь она здесь, наверняка посоветовала бы «отдаться стихии» и делать то, что душа просит. Вот только тогда я понятия не имела, чего именно просила моя душа. Было страшно признаться себе, в том, что я увлеклась двоюродным братом, хотя с другой стороны это было вполне объяснимо. Мы не виделись с детства и сейчас, можно сказать, заново познакомились. Я не воспринимала его как родственника — прошло много времени, и от того прежнего Алекса ничего не осталось, его образ потускнел за эти годы, а когда мы увиделись вновь, эти воспоминания и вовсе перекрылись новыми впечатлениями. Не было больше мальчишки, который дико раздражал меня, но был привлекательный, хотя очень грустный молодой парень. Я не знала, что так изменило его, но вместе с тем чувствовала странное единение с Алексом, мне казалось, что между нами много общего. Но было ли оно так на самом деле?
***
Фанни выздоровела уже через четыре дня, и жизнь вернулась в привычное русло. Мы все так же гуляли с ее подругами, дважды ездили в Поккинг, а я снова жила в ожидании выходных.
— В «Парти-Рауме» опять тусовка, — сообщила она, когда закончила говорить по телефону с одной подружкой. — И, да, Стефана там не будет. Пойдем?
— Я пас. Алекс обещал свозить меня в Зальцбург.
Фанни закатила глаза:
— Зальцбург… — фыркнула она. — Тебе что, сорок лет? Хочешь мотаться по музеям?
— Почему бы и нет? Люблю старую архитектуру.
Не могла же я сказать ей, что красоты старинного города интересовали меня не больше, чем попойка в импровизированном сельском баре, и что мне просто хотелось побыть с Алексом?
— Как знаешь, — Фанни пожала плечами. — Но, учти, я с вами не поеду.
При мысли о том, что мы останемся вдвоем, мне сделалось и страшно и радостно. Но больше страшно. Согласитесь, непросто признаться в том, что увлеклась двоюродным братом? Признаться даже самой себе. А в том, что я увлеклась Алексом, сомнений не осталось. Я знала, что такое влюбленность — когда при мысли о человеке в животе пробегает дрожь; когда хочется говорить о нем, но ты сдерживаешься, чтобы не выдать себя; когда, засыпая, перебираешь моменты встреч, разговоров. Перебираешь особенно тщательно — то, как он улыбается, поворачивает голову набок и держит в руках сигарету. Когда один только запах парфюма, случайно пойманный в толпе заставляет вскинуть голову и оглядеться. Все эти признаки присутствовали у меня, только теперь они не предвещали ничего хорошего. Самым правильным было бы свести к минимуму наше общение, и уж точно не оставаться наедине — я понимала это разумом, а поступала наоборот.