Мастер даже бальзамы свои почти забросил. Вернее, производил только какие-то совсем уж неизбежные-неотложные операции, а с полудня и до заката вместе с Ренатой пытался разобраться в тонкостях зачаровательского ремесла. Хорошо, что он сам когда-то учился в академии и хотя бы по верхам нахватался обрывков знаний по теории магии. По крайней мере объяснить ему мои действия было не сложнее, чем «чистой» стихийнице. Даже проще, пожалуй, потому что он-то анализировать и считать умел и любил. В общем, мы то ли работали как проклятые, то ли развлекались напропалую, забывая о времени (тем более что следить за ним в подвале сложно). В конце концов в лабораторию спускался сам Росс или его очень недовольный ученик, а то и сир Матиас являлся поинтересоваться, жива ли ещё его напарница, и нас гнали ужинать, пока мы тут не померли не то от истощения, не то надышавшись какой-нибудь ядовитой дрянью. Ужинала я там же, тем более что готовил Ян не просто вкуснее, но и гораздо разнообразнее, чем Тильда. И еда была, как здесь сказали бы, «городская». После таких трапез я охотно оставалась бы хоть до полуночи, чтобы и дальше подбирать самые эффектные наполнители для стеклянных сосудов, однако увы — время после ужина мне не принадлежало. Меня ждали мандолина и компания рукодельниц.
Но в конце концов в Вязы приехал сир Ламберт, а Меллер напомнил мне про нотариуса. Ещё Аларику хотела видеть не-помню-чья-супруга сира Луиза, чтобы посоветоваться по поводу то ли цветов, то ли каких-то новых овощей. По моему скромному мнению, умнее было бы самой приехать и посмотреть, что и как растёт у сиры Аларики на её волшебных грядках. Но может быть, сира Луиза просто давала Аларике повод удрать хоть ненадолго из Вязов и отдохнуть от сына, мужа и очень уж требовательной сеньоры? Мало ли, вдруг они дружили ещё до замужества? Или вообще родственницы — в такой глухомани обычно все друг другу хоть троюродная, да родня.
Словом, нам с нею было велено собираться и быть готовыми выехать послезавтра с утра. Аларика, ясное дело, набрала две корзины (настоящие, не тот детский коробок на три огурчика и пучок петрушки, что носила к Серпенту) огурцов, зелени и новомодного овоща редиса. Я ограничилась своими конспектами и «скатертью», и ничего из этого никому преподносить, разумеется, не собиралась. Самое большее — дам кое-что переписать, да и то исключительно в моём присутствии. Я жадина? Да, ещё какая. А вы за моё обучение платили? Нет? А с долгами расплатиться поможете? Тоже нет? Тогда чего вы ждёте от меня? Я и так делаю куда больше, чем должна по контракту.
Погода хмурилась, но в облаках наметились просветы, и я подумала, хорошо бы нам добраться до Волчьей Пущи раньше, чем ветер окончательно разгонит хмарь и солнце примется жарить с новой силой. Пока что было в меру прохладно, а дождями прибило пыль на дороге, и ещё народ, ездивший туда-сюда, накатал ту насыпь из щебня в логу с дивным названием Жабий: она осела и выровнялась, на ней уже почти не трясло — поездка вышла даже приятной. Следовало бы поблагодарить Меллера, что отправил меня проветриться, а то я как засела в серпентовском подвале, так не сразу заметила даже перемену погоды.
Вместо так до сих пор и не сшитой котты я надела поверх платья вязаную фуфайку, полученную за лёд в очередном погребе. Она была мешковатой, но удобной, мягкой и тёплой, а что выглядела по-деревенски, так и я не в графский дворец ехала. А вот сира Аларика, для которой поездка в замок была, похоже, нешуточным событием, накинула узорчатую шаль, связанную из мануфактурской крашеной пряжи (я даже подумала, что на грядущую осень и зиму надо будет заказать себе такую же). Правила лошадью Аларика привычно, не задумываясь, едва замечая вообще, что у неё вожжи в руках, да и ручки у неё были — иная горничная только презрительно фыркнула бы над благородной сирой с мозолями и обломанными ногтями, из-под которых никакая щётка не могла вычистить огородную грязь полностью. Что тут скажешь? Приграничье. Женщины сами ведут хозяйство, не надеясь на управителей, а мужчины сами защищают своих людей и даже нелюдей — всё так же, как и два-три века назад. Но раз сюда сунули носы Ферры и Меллеры, ненадолго же этой старой доброй идиллии хватит. И я даже не знаю, хорошо это или плохо. То есть, знаю, что достанет и того, и другого. Но будет ли следующий барон Волчьей Пущи так беспокоиться о своей земле и тех, кто на ней живёт, как его отец, дед и далее вглубь десятилетий?
Впрочем, сира Аларика не дала мне удариться в сплошную философию. Длинные уши и языки служанок остались в Вязах, егеря ехали впереди и позади, даже сир Ламберт нам своё общество не навязывал (чтобы не слушать нашу трескотню, полагаю). Так что болтать мы могли без оглядки на общественное мнение, и Аларика, смущённо хихикая, спросила, сама ли я кроила свои… своё бельё? Когда стояла жара, гораздо приятнее, наверное, было ходить с почти голыми ногами под платьем, чем в панталонах ниже колена длиной.
— Да что вы, моих талантов в шитье только и хватает, чтобы заплатку поставить, — честно сказала я. — Белошвейке я всё заказывала, пока лечилась. Она была в ужасе, честно сказать, — усмехнувшись, прибавила я. — Разве порядочные женщины такое носят? Пришлось сказать, что я маг. Госпожа Констанс с умным видом ответила на это «А-а, понятно» и больше не пыталась меня отговаривать от такого непотребства.
— Эммет случайно увидел, как это… непотребство сушится на заднем дворе после стирки, — хихикнула Аларика. — Вид у него был, как у кота перед кувшином сливок — вот бы добраться. Я потому и спросила про выкройку. Забавно же было бы, если б он меня’ увидел в таком.
— Сира Аларика, — шутливо упрекнула я расшалившуюся спутницу, — вы же приличная замужняя дама из хорошей семьи. Разве можно вам надевать такую мерзость, как у заезжей ведьмы?
— Можно, — отмахнулась она, — сплетней больше, сплетней меньше… Вам говорили уже, что я чуть не умерла при родах? Я в последний месяц всех извела своими страхами, чуть ли не надгробие себе уже заказать готовилась. А когда пришла в себя после тех ужасных капель, которые мне Каттен споил, подумала, что на этом надгробии следовало бы написать: «Вот лежит трусливая дура, которой мнение завистливой соседки было важнее собственного». — Мне показалось, что тут она повторила чьи-то (не того ли же Каттена?) слова. Слишком уж прозвучало непохоже на её обычную речь. — Ну, я и решила, — с заметным ожесточением продолжила Аларика, — буду жить так, чтобы совсем-то, конечно, шлюхой и пьяницей не прослыть, но и оглядываться на каждую сучку тоже не стану. Как же я вам, чародейкам, завидую! — вырвалось у неё.
— Нашей свободе? — невесело усмехнулась я. — Наша свобода, сира Аларика — это свобода бездомной шавки. Крупным, сильным и наглым можно обойтись и без дома. Без конуры с цепью, зато с овсянкой в миске. Мелким вроде меня приходится побегать, на кого-то порычать, перед кем-то повилять хвостом, чтобы просто-напросто не сдохнуть с голоду.
— С вашими-то умениями? — недоверчиво спросила Аларика. — Ну, это постараться надо. Сдохнуть с голоду — постараться, — объяснила она.
— С моими умениями надо искать миску с овсянкой, а к ней хорошую, прочную цепь, — возразила я.
— А вам не хочется, — как-то очень уж понимающе даже не спросила, а просто договорила Аларика за меня. — Знаете, был тут у нас два… или уже три? В общем, два-три года назад случился у нас тут ужасный скандал.
— От кондитера сбежала жена, — кивнула я. — И не с другим мужиком сбежала, а просто от законного супруга. К тому же почти непьющего, спокойного, работящего и вообще со всех сторон положительного.
— Да, — подтвердила Аларика. — И как уж тут у нас бедную женщину полоскали! Её там, в Империи, наверное, икота мучила непрерывная. А я слушала и думала, вот и правильно, вот и молодец. Хоть кому-то духу хватило своей жизнью распорядиться по своей воле.
— Магистру алхимии по фамилии Серпент своей жизнью распоряжаться легко, — вздохнула я. — Особенно, пока живы дед и бабка. А мой дед, пошлите ему боги удачного перерождения, выдал мне разрешение учиться чему сама пожелаю и денег ровно на минимальный курс в академии. После чего выставил меня, ведьму-ублюдка, из замка и возвращаться… не советовал. Я не в претензии, конечно, — соврала я. — И он, и отец сделали для меня гораздо больше, чем должны были. Просто вот это чувство, что ты совсем одна, и если что, рассчитывать можешь только на себя, хоть и зовёшься сирой Вероникой из Засолья… Ну да, очень помогает пробиваться в жизни, — вымученно усмехнулась я. — Сама не заработаешь, никто не накормит.
— А ваша матушка как же?
— Она пропала, когда мне было одиннадцать. Ушла на болота за какой-то редкой травой и не вернулась.
Сира Аларика жалостливо охнула, а я смолчала. Запрещённое на западе, но вполне практикуемое на востоке гадание по крови уверенно показывало, что моя мать жива. Гадала я не сама, если что — заплатила бодрому толстенькому дедуле с маслеными глазками. Он мне даже предлагал воспользоваться той же моей кровью для точного поиска, но я отказалась. Зачем? Я десять лет представляла себе всякие ужасы: в трясину затянуло, волки загрызли, бандиты изнасиловали и убили… Ну да, не всем же бандитам хватает ума понять, что живая травница гораздо полезнее мёртвой. С другой стороны, держать в плену травницу — а что ей стоит под видом отвара от лихорадки напоить главаря сонным зельем? Или вообще всю банду перетравить?.. В общем, я узнала, что мать жива, и успокоилась. Что она не питает ко мне пылкой самоотверженной любви, я лет с пяти знала, а чувствовала, наверное, с самого зачатия. Но она меня вырастила, научила всему, что я способна была усвоить к одиннадцати годам, а отца она тихо ненавидела и устала от него безмерно. Думаю, от него мать в конце концов и сбежала, когда пристроила меня ученицей к целительнице. Надеюсь, на новом месте она устроилась лучше, чем в Засолье.
Но Аларике я, разумеется, ничего такого рассказывать не собиралась. Это мои дела, и больше никого они не касаются.
Когда мы уже подъезжали к Волчьей Пуще, я окликнула сира Ламберта и спросила, обязательно ли нам останавливаться в замке? Честное слово, в трактире я себя чувствовала гораздо свободнее и комфортнее. Сира Аларика чуть помялась, но тоже сказала, что не хочет никого стеснять и вообще доставлять людям лишние хлопоты. Сир Ламберт глянул на нас удивлённо, но ответил, что если у нас деньги лишние, то мы, понятно, можем спустить их как угодно — хоть каморку в трактире снять, хоть в кости проиграть. Сира Аларика отдала одну корзинку кому-то из егерей, и мы с нею свернули в ворота единственного в городке и потому до сих пор безымянного трактира.
Там мы с нею сняли одну комнату на двоих, и я сразу сообщила усатому хозяину, что менять тюфяк на шкуры больше нет необходимости. Он наставительно высказался в духе «я же говорил, что сударь Каттен даже мёртвого поднимет», а я не стала поправлять его, что поднимают мёртвых исключительно некроманты, но никак не целители. Комнату нам сдали ту же самую, где я жила, когда приехала сюда. Аларика только тихонько вздохнула, глядя на одну кровать, но на отдельную комнату у неё денег точно не было. Я засомневалась даже, сможет ли она заплатить половину за эту. Ну да Девятеро с нею, не разорюсь, если сама заплачу’. Портить отношения с помощницей сиры Катрионы из-за нескольких монет совсем мне не хотелось.
Мы с нею умылись, отряхнулись от дорожной пыли, неплохо пообедали, часок после этого обеда отдохнули и отправились в замок. И разумеется, по дороге зашли в храм. Она вручила той самой надутой жрице в атласной ризе корзину с овощами и зеленью, а я просто положила монетку в чашу перед статуей Сот. Я бы вообще в часовню Сот лучше сходила помолиться и сделать пожертвование, но сира Катриона старалась с здешним гадючником не ссориться и без конца отправляла жрицам подарочки вроде нынешнего. Да уж, озолотишься тут, торгуя зеленью: барону корзинку, жрицам корзинку… а теплица-то — десяток шагов в длину. Только-только самим остаётся зелени, чтобы в суп покрошить.
Аларика, видимо, думала так же, потому что выйдя из храма, пробурчала себе под нос что-то про одного с лопатой и с ложками — десяток. Я прижала палец к губам, она кивнула, вздохнув.
— Я вас отведу прямо к Отто, — сказала она. — Вы, наверное, в замке заблудитесь одна. Сдам вас ему на руки, а потом пойду к сире Луизе. Вы на ужин в замке останетесь?
— Всеми силами постараюсь отвертеться, — усмехнулась я. — Лучше зайду к сударю Брауну и куплю у него маковых медовиков. Эх, надо было у Каспара бутылку ягодного вина попросить с собой! Мы бы с вами заперлись в комнате и устроили кутёж. Ну, раз не сообразила, делать нечего, придётся чай кипрейный пить.
— Так у хозяина трактира должна же быть выпивка, — возразила Аларика. — Напиваться не будем, но бутылочку наливки на двоих можно же взять?
Так, строя самые приятные планы на вечер, мы и дошли до замка.
========== Глава одиннадцатая, в которой говорится о бессмысленности планирования ==========
Ну, планы на то и планы, чтобы рушиться с треском: сира Луиза, оказавшаяся супругой младшего баронского сына, перехватила нас ещё во дворе. Окатила меня, словно колодезной водой, неприязненным взглядом, но всё же поздоровалась, хоть и сквозь зубы, а Аларику ухватила под локоток и утащила с собой. Та только и успела, что оглянуться с виноватым видом. Будто я в замке обыкновенного западного барона заблужусь, сяду в уголке и потерянно заплачу. Угу, это после учёбы-то в чужой стране, где на тебя смотрят как на забавное насекомое в лучшем случае.
Я просто двинулась, никого ни о чём не спрашивая, в библиотеку. Или барон находится там и сам пошлёт за своим придворным чародеем; или ему доложат, что явилась вязовская ведьма и ждёт его милость. Я в любом случае бродить по замку, расспрашивая прислугу, не собираюсь: это я сиру Генриху нужна, а не Отто — мне. С какой радости я буду его искать?
Барона в библиотеке не оказалось, но выгнать меня оттуда никто не решился. Я, помня о невеликих богатствах Волчьей Пущи, не стала зажигать свечи, а вместо этого запустила целый рой мелких светляков и принялась рыться на книжных полках. Но только успела выбрать себе «Наблюдения о некоторых особенностях использования грозовых заклинаний в засушливых местностях», как стремительным шагом вошёл сир Генрих.
— Добрый день, сира Вероника, — сказал он, и я, подавив вздох, поставила книгу на место: я рассчитывала хотя бы бегло просмотреть её, но увы, посидеть с полчасика, ожидая кого-нибудь из хозяев, не вышло. — Как ваше здоровье?
— Благодарю вас, сир, терпимо.
Он усмехнулся.
— Кто ведь что считает терпимым, сира. Я послал за целителем, чтобы осмотрел вас лишний раз. Он должен скоро подойти.
И не сказать ведь, что в осмотре целителя я совершенно не нуждалась, но меня опять покоробила манера сира Генриха распоряжаться людьми, не спрашивая их мнения на этот счёт.
— А Отто? — холодновато спросила я. Впрочем, я даже не надеялась на то, что будущего барона можно пронять такой ерундой.
Он не успел ответить, потому что в библиотеку влетел чем-то очень недовольный Каттен. Судя по тому, что одет он был по-дорожному, целителя наверняка перехватили в последний момент, чтобы послать сюда. Он едва поздоровался и тут же развернул меня носом к стеллажам. От очередного диагностического заклинания я опять передёрнулась, и Каттен хмыкнул:
— Всего четвёртый или пятый раз в жизни встречаю настолько острую чувствительность к чужой магии, и все не в меру чувствительные — женщины… Ну что я могу сказать, сира Вероника? Неплохо, если учитывать, в каком состоянии вы сюда приехали. Но вообще-то, Генрих, — как-то слишком уж по-свойски обратился он к наследнику баронства, — не стоит дёргать девушку лишний раз. Мог бы и сам отвезти ей свой булыжник.
— Я всё равно собиралась в лавку к Каасу, — справедливости ради возразила я, немного нервно поправляя фуфайку, которую целитель бесцеремонно сдёрнул с плеч, открывая мою многострадальную спину. Видимо, он хотел оценить мою осанку, потому что толстая шерсть так же мало мешает заклинаниям, как и тонкое полотно, и раздевать пациента для диагностики магу-целителю нет никакой нужды. — Надо купить кое-что.
— Женщины, — только и вздохнул Каттен. — В общем, ничего страшного, но я вам всё-таки советую поберечься и не трястись без нужды по нашим дорогам. Всё, Генрих, я уехал в Моховое. Не могу сказать, когда вернусь.
— Да, конечно, — довольно рассеянно отозвался сир Генрих, с непонятным выражением разглядывая меня.
Я опять поправила одежду и вопросительно посмотрела на него.