— Ещё и должен остался, что ли? — хмыкнул Фил, сгребая монетки.
— Травы редкие, дорогие, а пирожные пришлось отдать за полцены, — пояснил тот. — Сира Вероника, — он повернулся ко мне, — спасибо вам большое, выручили.
— Спасибо в стакане не булькает, — наставительно проговорил трактирщик.
— Конечно, — легко признал Росс. — Что вы любите больше всего, сира?
— Эклеры, — мечтательно прикрыв глаза, ответила я. — С заварным кремом.
— Вы сами зайдёте, или вам занести в крепость?
— Сама, — подумав, сказала я.
А подумала я о том, что эклеров я могу и полдюжины слопать без всякой посторонней помощи. В крепости же придётся делиться, а делиться мне уже как-то поднадоело. Как ни крути, сеньоры Вязов мне не семья. Так я и сказала сире Катрионе, когда она предложила мне выбрать любые два отреза из её сундуков, чтобы сшить платья на так внезапно начавшееся лето. «Но вы же на меня работаете», — удивилась она моему отказу. Я однако только головой покачала: «За работу я получу деньги по контракту, а ситца или кисеи на платья я вполне способна купить себе сама».
Кажется, она обиделась. По крайней мере довольно сухо посоветовала мне к осени подготовиться заранее, если я сама намерена заботиться о своём гардеробе. Я поблагодарила за совет, но вообще-то мне уже половина вязовских баб обещала чулки, перчатки, фуфайки и прочее добро на осень. Я только кивала. Что-то в самом деле буду носить, — пока живу здесь по крайней мере, — что-то отдам в первый же попавшийся по дороге приют. Я вообще деньги в храмовых чашах оставляла только ради поддержания репутации гильдейских наёмников. Разве что обращалась к Мораг или Канн как ипостасям своей богини. По-настоящему я молилась Истар, но Её святилищ я знаю немного: прячутся Её дочери и от служителей Девяти, и от Ордена Пути, а более всего — от идиоток, мечтающих о великой силе Многоликой-но-Единой, однако при этом не желающих принимать вместе с великой силой и неподъёмный груз ответственности. Делать подношения Ей мне удаётся редко, но именем Её можно помогать слабым и беззащитным; помощь же эту я предпочитаю оказывать в таком виде, чтобы её получали нуждающиеся, а не вполне благополучные жрецы.
— Эй, — трактирщик похлопал меня по руке, — ты где там? На луну улетела?
Я даже вздрогнула, приняв было его слова за намёк. Потом сообразила, что это просто шуточка.
— Ну да, — хмыкнула я. — прежде чем с луны свалиться, надо же на неё улететь. Вот я и думаю, как.
— В нетопыря превратиться, — хохотнул он. — Про Людо вон болтали, будто он упырь: днём спит, ночью то ли впрямь работает, то ли бродит по селу, смотрит, кто до ветру выйдет. А у Магды ещё как нарочно нетопырь на чердаке завёлся — не то настоящий, не то упырь в него оборачивался.
Росс фыркнул.
— Упырь, конечно, — ехидно сказал он. — Какой ещё нетопырь? Это я летал, зазевавшихся простаков высматривал, а как найду, так кровушки напьюсь и спать завалюсь. А вафли и меренги меж тем сами собой ночами пеклись, без всякого моего участия.
— Почему ночами? — удивилась я.
— Потому что пока Каспар не построился, мне приходилось делить кухню с сударыней Тильдой, — объяснил он, нервно дёрнув плечом.
— А-а, — я понимающе усмехнулась. — Сударыня Тильда — это да… это серьёзно. Мне пришлось Лидию просить, чтобы увела её из погреба, пока я там руны вычерчивала. А то сударыня Тильда бурчала, дескать, виданное ли это дело — ведьму до еды допускать. Сквасит же всё!
— А потом самой же прокисшее и протухшее есть? — хмыкнул Фил. — Дура баба, одно слово.
Я кивнула. Я тоже поинтересовалась, зачем мне портить припасы, если я ем за одним столом с хозяевами, но дурная тётка понесла в ответ такую чушь, что я махнула рукой и занялась своим делом, попросив только управительницу, чтобы увела кухарку, а то и правда… отвлекает. А я не люблю, когда меня отвлекают.
И демонстрируя, как выглядит моя нелюбовь, я затянула толстым гладким слоем льда несколько подвешенных к потолку, от крыс подальше, окороков. Тильда, побледнев, умолкла и сама, без помощи управительницы, вылетела из погреба. Зато потом наговорила обо мне такого, что услышав о своих подвальных подвигах в пересказе Марты, здешней служанки, я просто восхитилась могучей и злобной ледяной ведьмой, одним движением брови замораживающей всех, кто посмел ей слово поперёк сказать. Кто-то и правда начал от меня шарахаться, но народ тут, я гляжу, в массе своей не особенно пугливый. Стараниями Тильды я, кажется, наоборот, стала ещё популярнее.
— Как мы с вами на завтра договоримся? — спросил меж тем Росс.
— А какие есть варианты?
— Я могу принести эклеры сюда, или вы сами можете зайти ко мне.
— А сир Генрих что скажет? — ухмыльнулся Фил.
— Сир Генрих, глядя на Яна, каждый раз требует, чтобы я уже своих двух-трёх завёл, — отмахнулся Росс. — Кстати, о нём же… Заболтался я, надо идти. А то ещё решит, будто дриады меня с собой в лес утащили. В личные кондитеры Первой. Ещё раз спасибо, сира Вероника, и до завтра. До завтра, Фил, — сказал он трактирщику, и тот ухмыльнулся ещё шире.
— Давай, — отозвался он. — Увидимся. А ты, Зима, не теряйся. Видишь, мужик ни два, ни полтора — вроде женат, а вроде и один. Тебе же всё равно замуж не выходить, так что хватай, пока свободен.
— В матери двух-трёх признанных Россов я точно не гожусь, — возразила я. — А в ином качестве господин будущий барон вряд ли меня потерпит.
— Ренату же терпит, — возразил тот.
— Ренату?
— Ну… у них с Людо вроде было что-то, — пояснил Фил, пользуясь тем, что Росс уже вышел за дверь. — А вот с сиром Генрихом у него видимость одна, жопой чую. Не любились ни разу, ставлю фартук свой против имперской кроны. И смотрят не так, и разговаривают не так… Слыхал я, будто барон здешний не хотел Серпентов судейским отдавать, пока старик Иероним под следствием ходил. Для того и велел сыну надеть колечко на руку серпентовской дочке, а когда она заупрямилась, вместо неё Людо согласился в фавориты пойти.
Я неопределённо повела плечом. Мужских пар на всю Волчью Пущу имелось всего две с половиной штуки, и все из семьи барона: его младший брат с целителем, сир Генрих с кондитером и принудительно разлучённый с Меллером младший сын сира Георга. И впечатление складывалось такое, будто фаворитов все трое выбирали не за их красоту и любовные таланты, а исключительно руководствуясь желанием удержать в Волчьей Пуще полезных людей. Я сказала об этом Филу.
— Три с половиной, — поправил он. — Сир Максимилиан, младший брат барона, в браке с каким-то хлыщом состоит. Правда, типа этого никто здесь уже лет пять или шесть не видал. И ещё столько же рады будут не видеть, я думаю. Вот уж от кого никакой пользы, кроме приданого, так оно давно потрачено. То есть, у хлыща этого, — поправился он, — отец какой-то важной шишкой был в Озёрном, но это когда было-то. Давно уже либо в отставку вышел, либо вовсе помер. От жены сира Ламберта куда как больше пользы, хоть она и суконщица.
— Именно потому и больше, — усмехнулась я. — Елена Ферр — это вам не хлыщ. Ладно, Фил, мне надо идти, а то к ужину опоздаю, а сира Катриона не любит опозданий. Что у тебя дриады ещё не съели?
Возвращаться в Вязы пришлось по каменным плитам и щебню, основательно прогретым за день солнцем. У реки было попрохладнее, но дальше до самой крепости тень давали разве что заборы, невысокие и отнюдь не сплошные; так что вернулась я вся взмокшая и потому попыталась отказаться от ужина — опять хотелось только пить.
— Зря, — заметила сира Катриона, принимая у меня пакет с меренгами. Я их не особенно люблю, приторные и липнущие к зубам, но просто грызть сахар мне не хотелось. Ещё сира Катриона как-то странно посмотрела на книгу у меня в руке, однако ничего про неё не сказала. Не одобряет авантюрные романы? Ну, извините, я вот любовные терпеть не могу, но я же никому свои вкусы не навязываю. — У сиры Аларики первые огурчики поспели, — сказала она. — Неужели откажетесь?
От свежих огурцов, когда у людей на грядках рассада ещё только-только начала зацветать, я отказываться, разумеется, не стала.
— Я только умоюсь и переоденусь, — сказала я. — И платье, и рубашка под ним — всё насквозь. Как представлю, что сейчас пришлось бы трястись в седле в замшевых штанах и куртке… А куртка ещё и проклёпана стальными кольцами. — Я даже против воли выгнула спину и повела плечами, словно в самом деле таскала на себе… не четверть пуда, конечно, это я преувеличила слегка, но верных пять-шесть фунтов кожи и стали.
— А почему вы и правда не хотите наняться к какому-нибудь колбаснику? — чуть помедлив, с неловкой гримасой спросила сира Катриона. Она, в общем, никогда не докучала мне расспросами, но вот это, похоже, волновало её всерьёз. — Жили бы себе в одном месте, никаких трактиров, никакой брони.
— Может быть, — усмехнулась я, чуть пристукнув посохом, — потому что я боевой маг?
— Да здесь у нас, к примеру, — возразила она, — и у Нижних Бродов маг из ваших, гильдейских, служит, и Отто в баронском замке, и Рената тут по соседству — и всем забот хватает, особенно осенью и зимой. Это обязательно для боевого мага — мотаться по всему белу свету?
— Кому как, — я дёрнула плечом. — Простите, я хочу всё-таки успеть умыться перед ужином.
Умывалась я в некотором раздражении. Я уже поняла, что с точки зрения очень многих местных жителей, я умею делать кое-что нужное и полезное, чего не умеет даже опытная и сильная боевичка Винтерхорст. Именно потому и не умеет, кстати, что сильна магически и никогда не имела нужды даже просто накопителей навешать на себя от души, не то что воспользоваться рунными костылями. Неглупым, но необразованным сельским жителям никто, ясное дело, не объяснял, что все мои умения были получены вынужденно. Жители баронства их просто оценивали с точки зрения пользы и удобства. Но нельзя же быть до такой степени навязчивыми!
Так что за столом я, составив компанию мастеру Дромару, помалкивала. Причин его молчаливости я до сих пор не узнала, а сама я опасалась ляпнуть в сердцах лишнего. А меж тем разговор шёл довольно занятный: сира Аларика спрашивала Меллера, будет ли теплица в новой крепости.
— Разумеется, — ответил он. Я уже замечала за ним, что он вообще охотно рассказывал о своих планах и всяческих перспективах (хотя наверняка умалчивал при этом о действительно важных вещах). — И гораздо больше нынешней. Устроим теплицу над кухней и пекарней, у которых потолки поневоле всегда хорошо нагреты, да ещё дым из плит гномы отведут так, чтобы трубы её обогревали. Были бы здесь зимы помягче, можно было бы настоящий зимний сад разбить, но боюсь, от Белой дороги и до Излома зимы получится выращивать только лук, петрушку и укроп.
— Только! — фыркнула сира Аларика. — Если бы мы это «только» продавали, озолотились бы уже.
Я тихонько хмыкнула. Судя по распоряжениям сиры Аларики, едва ли не половина первого урожая огурцов должна была отправиться в баронский замок. С зеленью, выращенной посреди зимы, наверняка дела обстояли схожим образом. А ещё родня маршала и его супруги так же наверняка то и дело клянчила по корзиночке-другой зелёного лука и петрушки к праздникам.
Сиру Катриону, впрочем, совсем другое зацепило в ответе консорта.
— Вы сказали, кухня и пекарня? — едва дослушав помощницу, почти перебила её сира Катриона.
— Да, — кивнул Меллер. — Сир Георг собирается держать здесь гарнизон побольше… сир Эммет, вам ещё не советовали присмотреть себе толкового помощника?
— Да мне не советовали, — усмехнулся тот, подгребая себе на тарелку ещё отварного картофеля (вообще-то старого, начавшего прорастать и потому отваренного в большом количестве солёной воды, а в результате ставшего почти безвкусным — зато картофеля, а не ячменя или капусты). — Мне приказали найти помощника, а лучше двоих. Ну, на случай ранения, болезни или там поездки по делам. Чтобы сире Катрионе не приходилось больше самой с главарями разбойников драться.
Если он хотел пошутить, то сира Катриона его шутку не оценила — глянула мрачно и потёрла бок. Ей в самом деле пришлось с разбойниками схватиться, потому что маршал куда-то отлучился? Тогда мой контракт выглядит вдвойне глупо. И совсем уж оскорбительно для меня как боевого мага.
— Сир Георг, кажется, опасается, что я и впрямь попытаюсь создать для сына отдельное владение, — с коротким невесёлым смешком отозвался Меллер и положил себе ещё огуречных кружочков — картофель он, в отличие от маршала, только лениво поковырял. — Но вот честное слово, в мыслях не имел, мне и без того хватает забот… Так вот, о кухне и пекарне, — продолжил он, откровенно уходя от щекотливой темы, — будет больше егерей, больше обслуги для них и для нас, а значит, больше и едоков. А ещё гномы распробовали пироги, особенно с потрохами, и наверняка будут покупать их целыми противнями. — Он вопросительно посмотрел на Дромара, и тот кивнул, подтверждая, что да, будут. — Катриона, — прибавил Меллер, чуть заметно поморщившись, — будьте добры, подготовьте Тильду потихоньку к мысли, что она будет старшей или на кухне, или в пекарне, но не там и там разом.
Та только вздохнула, видимо, предвкушая грядущие переговоры со скандальной тёткой. И я ей (в смысле, сире Катрионе, а не Тильде) от души посочувствовала.
После ужина Меллер увёл племянницу в детскую, чтобы она помогла ему уложить младших детей: «Споёшь малышам дриадскую колыбельную? Я пива холодного напился, горло побаливает». Сира Аларика с гувернанткой пошли за ними, а сира Катриона осталась. Не в первый раз уже, кстати. Я попыталась представить себе, как отец усаживает меня на колени и читает… ладно, книги слишком до’роги, поэтому просто рассказывает сказку, пока матушка возится с травами. Нет, воображение отказывалось рисовать такую чушь. Отец меня признал — и сделал, по всеобщему убеждению, ровно вдвое больше, чем должен был, потому что вполне мог ограничиться содержанием. Вслух он этого никогда не говорил, но его отношение ко мне, как к досадной ошибке, которую ему, человеку порядочному, пришлось исправлять, было неизменным. Мне бы и в голову никогда не пришло не то что ластиться к нему, как Мадлена к дядюшке. Мне даже с пустяковой просьбой обратиться к отцу казалось немыслимым.
А Катриона похожа на мою мать, подумала я. Так же заботится о своих детях, чтобы всегда были здоровы, сыты, благополучны, и если понадобится, хоть убьёт, хоть умрёт за них. Но не любит в том смысле, какой обычно вкладывается в материнскую любовь. Это Меллер с детьми возится с удовольствием, играет и рассказывает стишки-сказки, отдыхая от своих торгово-строительных дел. Сира Катриона занимается детьми единственно потому, что это её обязанность, а свои обязанности она всегда честно выполняет. Сиськи Хартемгарбес! Да её консорт к её племяннице привязан гораздо сильнее, чем она, родная тётка. Ну или Гилберт Меллер так убедительно притворяется, что ведущие актёры Королевского театра воют от зависти.
Сира Катриона, которая, ясное дело, знать не знала о моих мыслях на её счёт, занялась каким-то рукоделием, а сир Эммет с Дромаром затеяли играть в нарды или что-то вроде этого. Я удивилась было, потом вспомнила меллеровских охранников — понятно, откуда в пограничной глуши появилась игра из Серебряной Лиги. Сама я нардами не прониклась даже в пыльной скуке заштатного форта и оценить, насколько оба игрока хороши или плохи, не могла. Я даже подходить к ним не стала, взяла мандолину и села в «своё» кресло.
— Вы хорошо играли, когда заколдовали бочки, молодая госпожа, — сказал вдруг гном. Я настолько удивилась такой длинной речи в его исполнении, что даже не сразу поняла: речь эта — Старшая. На ней он изъяснялся с характерным гномским, жёстким и как будто без половины гласных звуков, выговором, но свободно и уверенно. — Очень… необычно, но красиво. Могу я просить вас об одолжении? Я хотел бы ещё послушать эти песни.
— Это не песни, — возразила я, машинально перестраивая мандолину так, чтобы она звучала похоже на чартар или домбру. — Я читала рубаи и наигрывала мелодии, которые подходили к ним по стилю и настроению.