Баки спал с Броком всю неделю, пока они смотрели мультики, возвращаясь к себе только переодеться на пару часов перед тренировками, заворачивался в одеяло и думал о Броке. О том, что увидит его уже скоро. И не мог понять себя, потому что то чувство, которое он к Броку испытывал, уже не было просто дружеской приязнью. Он тонул в Броке, он был нужен ему, и Баки не представлял, что будет вечером, как он вернется к себе, в темную пустоту и, не включив свет, разденется, заберется в кровать, совьет гнездо из одеяла и будет представлять, что Брок его обнимает, потому что был уверен, что иначе уже не уснет.
Но когда Баки пришел в зал, Брок показал ему еще семь дисков с мультиками.
— Когда хочешь начать? — почти ласково улыбнулся он.
— Сегодня? — с надеждой спросил Баки. Ему очень хотелось сегодня, чтобы не возвращаться в темное пустое свое, а быть в светлом и не одному. Быть с Броком.
— Доедим вчерашний ужин? — спросил Брок, похоже, тоже обрадовавшийся.
— Конечно. Брок, а что ты любишь смотреть? — Баки переодевался у Брока в кабинете, чтобы никто не видел его руку, а мылся он, когда все уходили.
— Я? — удивился Брок. — Комедии потупее, чтобы не думать. И ужастики про всяких монстров. Они тоже обычно очень тупые и смешные.
— Если хочешь, можем посмотреть то, что тебе нравится, — предложил Баки, понимая, что это ему нравятся мультики, а Брока от них может и стошнить в таком количестве.
— Хорошо, следующая неделя — неделя тупых комедий, — заключил Брок.
Это было здорово — не оставаться одному. Они с Броком практически все время проводили вместе. Правда, в зале им было чем заняться, зато вечером они гуляли до магазина, потом готовили ужин, ели и смотрели кино. Или мультик, смотря чья была неделя. Баки в какой-то момент решил, что у них должен быть выходной, и они стали брать по шесть фильмов, и день перерыва. Жизнь стала еще более размеренной, теперь Баки даже с определенным удовольствием возвращался на несколько часов в свою квартиру.
Несмотря на то, что он практически жил у Брока, спал с ним в обнимку, своих вещей он к нему не тащил. В зале у него была сменная одежда на всякий случай, но к Броку он и носков не принес.
Правда, Баки все чаще замечал, как с утра Брок старался встать раньше него, отмазываясь завтраком, но в ванной проводя времени больше обычного. Сам же Баки тут же утыкался носом в подушку Брока и дышал его запахом, понимая, что его чувства теперь совершенно не дружеские. На Брока у него стояло, и, сказать по правде, Баки не знал, что с этим делать.
Теперь Баки понимал, что Брок заменил ему того важного, о котором он не помнил, и он подумал, что это предательство, что так нельзя. Ведь этот важный может быть все еще жив, все еще ищет его. И Баки решил сбежать. Нет, не навсегда, не насовсем, а сбежать от близости с Броком, даже такой простой и незамысловатой, как сон в обнимку. Ему нужна была передышка, потому что он пропитывался Броком, падал в него, и Баки испугался, испугался, что его важный не простит ему этого. Он и сам уже винил себя, что позволил, но ему было так плохо одному, так холодно, а Брок согрел. Брок прогнал демонов из-под кровати, из темноты, из снов. Нельзя было его обижать, и Баки решил взять отпуск. Просто неделю посидеть дома, сходить подраться в Клетке, может быть это прочистит мозги.
Баки застонал в подушку, сжав член, который требовал внимания, и услышал, как открылась дверь в ванную.
— Белоснежка, кофе или какао? — крикнул Брок.
— Какао! — ответил Баки и побежал в ванную. Он быстро скинул лонгслив и белье, забрался в душ, врубил воду и, закусив губу, принялся яростно дрочить себе, пропуская через себя ощущение от объятий Брока, от его жара. Баки прикусил нижнюю губу, только бы не застонать, только бы Брок не услышал этого полувсхлипа-полустона, задушенного, заглушенного водой, беспомощно-сладкого. Баки кончил в несколько быстрых рывков, тяжело привалился к стене и почти пять минут просто стоял, приходя в себя и кляня себя за то, что предал своего важного.
Нужно было бежать, бежать без оглядки, ждать своего важного, который обязательно его найдет, придет и заберет к себе, напомнит, как с ним было хорошо, и Баки вспомнит, все вспомнит, и, самое главное, своего важного. А пока надо просто подождать.
— Ну что, Белоснежка, что хочешь смотреть на следующей неделе? Можем попробовать что-то новенькое, — сегодня у них был выходной от фильмов, и Баки должен был ночевать у себя дома.
— Брок, мне нужна неделя за свой счет, — быстро сказал он, чтобы не успеть передумать.
— Что-то случилось? — насторожился Брок, подобрался весь.
— Мне… Пожалуйста, Брок, мне надо, — попросил Баки, боясь начать умолять и совершенно не желая рассказывать о причинах, зачем ему неделя. Может быть, недели будет мало, и ему понадобится месяц, два, три.
Баки понимал, что он не может просто так взять и бросить тех, кого тренировал, это будет неправильно, да и Броку уже удавалось больше, чем он сам думал. Но неделя нужна была. А после прекратить совместные просмотры фильмов, хотя это было очень здорово. Но он найдет, чем себя занять. Книжки будет читать, в конечном итоге, до этого же читал, и много.
— Хорошо, Баки, — больше не задавая вопросов, согласился Брок. — С сегодняшнего дня?
— Да, — кивнул Баки. — Я пойду, Брок.
Баки видел, что Брок растерян, расстроен и даже зол, понимал, что, наверное, надо поговорить, объясниться, но не хотел. Он чувствовал, что чем дольше будет рядом, тем меньше шансов, что он сможет уйти. А, наоборот, рухнет на пол, уткнется Броку в колени и будет просить не прогонять его, когда закончатся фильмы, оставить рядом с собой. Но Баки не мог так предать того важного, который у него был.
— Приходи через неделю, я буду ждать, — только и сказал Брок, закрывая за ним дверь.
Баки добрался до дому и попробовал вернуться к той жизни, что была у него два месяца назад — в гордом одиночестве и ничегонеделанье. Он скачал на телефон несколько книг, завалился на кровать, подгребя под себя одеяло, и принялся читать, но мысли о Броке не давали ему сосредоточиться и понять, что написано. Буквы вроде бы складывались в слова, но вот слова в предложения уже не ложились.
Баки терзался тем, что уже предал своего важного, раз дрочил на Брока у него в душе, раз спал с ним в одной кровати, просто уже тем, что ему было хорошо с Броком. И тем, что своего важного он не помнил, пытался, видел во сне смутные образы своего важного и какого-то мелкого цыпленка, который тоже был важен, но не так. Он откуда-то знал, что цыпленка больше нет, но он не умер, просто нет. А важного он потерял, или он сам потерялся, Баки так толком и не мог сказать. Решето вместо памяти давало только смутные образы и чувство вины, что он не может отыскать своего важного, что нашел другого. Нашел, потому что хотел быть не один, потому что одному было невыносимо и холодно.
Баки так издергался, так накрутил себя, что тихо всхлипнул, сворачиваясь в плотный клубок и превращая свой противоударный телефон в крошево из пластика и металла.
Заставить себя поесть он тоже не смог, хотя понимал, что надо, а ночью, провалявшись без сна в гнезде из теплого, даже жаркого одеяла, пошел бродить по ночным улицам бездумно и бесцельно. Просто чтобы не сидеть в четырех стенах, не мучить себя виной и тоской.
Баки никогда не спрашивал себя, почему его важный его не ищет, почему до сих пор не нашел, его важный для него был бел, чист и непогрешим.
На третьи сутки этого бесцельного существования Баки понял, что если не даст кому-нибудь в морду, то просто съедет с катушек.
Он выгреб все деньги, которые у него были, позвонил по заветному номеру и получил вожделенный адрес.
В Клетке он не щадил, не подхватывал, вырубив бойца. Настройки сбились, он ломал челюсти и руки, вырубал одним ударом и не собирался прекращать, пока против него просто больше не нашлось желающих выйти.
Баки не обращал внимания на публику, которая ревела и жаждала крови, не обращал внимания на ставки, даже на противников внимания не обращал, потому что они все не были Броком, не были тем человеком, который хотя бы пытался, тянулся к его уровню.
Когда противники кончились, он молча забрал свой выигрыш в почти полсотни тысяч и ушел, не получив ни одного удара.
Он так и не смог больше уснуть, ходил сомнамбулой по квартире, запутался в днях недели и числах, впал в полную апатию, так и не разрешив для себя проблему.
Когда раздался стук в дверь, Баки вздрогнул. Он лежал в кровати, слепо пялясь в потолок, новый телефон он себе так и не купил, а ноут не открывал, поэтому знал только, что сейчас день, даже внутренние часы дали сбой, хотя раньше никогда не подводили.
Баки медленно встал и пошел открывать, хотя он точно никого не ждал. Каково же было его удивление, когда на пороге своей квартиры он увидел Брока. Тот стоял небритый, осунувшийся и очень обеспокоенный, хотя хорошо скрывал это за злостью.
— Что происходит, Баки? — спросил он, проходя в квартиру, хотя его не приглашали.
Баки вздохнул и поплелся за ним, только сейчас понимая, какой у него бардак. И почему-то перед Броком за этот бардак было стыдно. Он даже попытался что-то прибрать, но Брок только зло усмехнулся.
— Оставь, — потребовал он, и Баки прекратил жалкие попытки сгрести вещи хотя бы в одну кучу. Нет, у него было не грязно, просто все, что можно, лежало, где попало. — Я жду ответа. Баки? Что. Блядь. Происходит?
Он внимательно оглядел Баки и выругался, словно по почти недельной небритости и запавшим щекам, по заострившимся скулам и пустому взгляду понял больше, чем вообще мог рассказать Баки. Словно Брок знал его, знал все его привычки, знал, что его радует и печалит.
— Я сейчас схожу в магазин, куплю жратвы и накормлю тебя. А ты, пока я буду ходить, приведешь себя в порядок и уберешь этот бардак. Как понял, Белоснежка? — Брок не спрашивал, не предлагал, он очень спокойно и правильно рассказывал, что будет дальше. И от этого стало спокойно, хорошо и правильно.
— Привести себя в порядок и прибрать бардак, — словно делал так всегда, повторил Баки.
— Умница, Белоснежка, — похвалил Брок. — Ключи дай, и я пойду.
Баки, не спрашивая, отдал ключи Броку и пошел прибираться. Это даже не заняло много времени, а потом он долго грелся под горячими струями, тщательно намывался, брился. Когда он вышел из душа, Брок уже что-то готовил на его маленькой кухне.
— Какао с печеньем на столе, ешь, — сказал Брок, не поворачиваясь от плиты. — И рассказывай, что происходит. Я твой друг, Баки, и я хочу тебе помочь.
Баки хотел сказать, что он поможет, если уйдет или поможет ему найти того важного, кого Баки забыл, но он просто молча принялся есть печенье. Его любимое.
Баки раздирало противоречие. Он хотел быть с Броком, хотел быть к нему ближе, чем просто друг, но не мог предать своего важного, не мог отпустить, уверенный, что его ищут, что он важен и нужен. И как объяснить это Броку, тоже не знал.
— Помнишь, я говорил тебе, что у меня был кто-то важный, — спросил Баки, решившись рассказать. Вдруг Брок действительно сможет помочь.
— Помню, Белоснежка, это ты из-за него? — Брок спросил так, что Баки показалось, что он открутит этому важному голову, если тот довел Баки до такого состояния.
— И да, и нет, — покачал головой Баки, не зная, как объяснить, а потом выпалил, как есть, потому что просто не умел ходить вокруг да около. — Я не могу быть с тобой, потому что у меня есть важный. Он меня найдет, я уверен. Найдет, и все будет хорошо, потому что я его жду. А если я буду с тобой, я его предам, и он никогда не придет. А я навсегда останусь один. Брок, я жду своего важного, понимаешь? Прости.
— Ага, а когда этот твой важный придет, он найдет хладную мумию твою, да? — зло бросил Брок.
— Нет, — словно извиняясь, попытался что-то сказать Баки, но Брок его перебил.
— А если твой важный давно на тебя забил или умер вообще? — он резко развернулся от плиты, глядя на Баки покрасневшими влажно блестящими глазами.
— Пока я не узнаю, что это так, я буду ждать, — просто ответил Баки. Это казалось ему самым логичным вариантом развития событий. — Я бы искал сам, просто я не знаю, кого, — горько добавил он.
— Это я, — глухо сказал Брок.
— Что ты? — не понял его Баки.
— Я тот, кого ты ждёшь. Я — твой важный, — Брок попытался отвернуться обратно к плите, но Баки поймал его за руку, вглядываясь в лицо.
Брок не врал, Баки это видел, и почему-то оказалось так просто поверить, что вот он, тот важный, кого он так ждал, рядом уже два месяца. А он его так и не вспомнил. Но ощущения, ощущения были правильными, все было правильно.
— Прости, что не узнал тебя, — грустно сказал Баки. — Почему ты мне сразу не сказал?
— Я не знал, как, — признался Брок. — Думал, ты вообще меня не помнишь, пытался напомнить тебе всем, чем мог. И прозвищем твоим, и печеньем, и пирогом яблочным, и обнимашками.
— Ты останешься со мной насовсем? — с надеждой спросил Баки, словно не услышал, что Брок ему только что сказал.
— Да. Да, Баки, я останусь. Мы сейчас пожрем и ляжем спать, — снова взял командный тон Брок. — Нам завтра на работу. Обо всём остальном мы поговорим завтра.
Они ели приготовленные Броком макароны с мясом в томатном соусе, Баки не знал, как это называется, а Брок не сказал. Баки смотрел на Брока, смотрел, и вдруг подумал о том, что не может быть все так просто. Он столько ждал. С того момента, как вспомнил о своем важном, ждал его, а он, оказывается, уже два месяца, как рядом. Все, вроде бы было правильно, но что-то царапало что-то было не так. У Баки появились вопросы, и он не хотел ждать завтра, чтобы их задать.
— Почему ты не пришел раньше? — задал самый логичный вопрос Баки.
— Ты рожу мою видишь? — в голосе Брока проскользнула злость, но на Баки или на рожу, было непонятно. Баки уже хотел задать следующий вопрос, но Брок мягко продолжил, погладив его по ладони, словно извиняясь за резкость. — Баки, я не мог прийти раньше, потому что лежал в больнице. Ты не помнишь, но нас раскидало в последней заварушке, на меня уронили здание, а ты пропал. Я думал, что никогда тебя больше не увижу.
Баки слышал горечь, печаль и какую-то очень странную смесь эмоций, которую не взялся бы идентифицировать. Он просто понимал, что Брок чувствует себя виноватым перед ним, но почему, ведь он искал?
Было слишком много вопросов, Баки не знал, какие из них задавать первыми, а какие могут подождать.
— Если ты — важный, — наконец сообразил Баки то, до чего от радости не додумался сразу, — у тебя должны быть доказательства.
Брок хмыкнул и полез за телефоном. Потыкал пальцем в экран и повернул его к Баки. Там было фото: они вдвоем сидят, привалившись к стене полуразрушенного здания, и Брок его обнимает за плечи. Совсем другой Брок, не изуродованный шрамами ожогов. И тот, в ком Баки определил себя, положил голову Броку на плечо и прикрыл глаза, но явно видно, не спит. Селфи на память. Только на чью?
В Баки фото не всколыхнуло ни единого воспоминания, словно ластиком кто затер.
— Это мы, — кивнул Баки. — Мы — военные?
— Ты командовал сложными военными операциями, — вздохнул Брок, явно подбирая слова, — а я и мои ребята были твоей подтанцовкой, когда ты не мог все провернуть один. Мы скрывали наши отношения. Служба, вся хуйня.
— Если я был такой крутой, почему меня никто не искал? — Баки никак не мог сопоставить себя нынешнего и себя с фото. В странной черной броне, больше похожей на байкерскую, почему-то, с Ворфаер в руках, и откуда он знает, что это именно она? Значит, действительно это его прошлое. Прошлое, которого он не помнит, которое только пробивается странными ощущениями во снах.
— Потому что мы больше не нужны тем, на кого мы работали, — объяснил Брок, но Баки чувствовал, что он что-то темнит, недоговаривает. Что-то было не так с теми, на кого они работали.
— Брок, ты расскажешь мне обо мне? — наконец спросил Баки. — То, что знаешь.
— Я попытаюсь, — честно ответил Брок. — А сейчас спать, Белоснежка.
— Почему я ничего не помню? — почти жалобно глянул на него Баки. Он хотел вспомнить хоть что-нибудь, но кроме цыпленка из снов и ощущения важного, он не мог больше ничего вспомнить.