На следующий день, устроив натурщика в новой позе и начав рисунок, девушка решила вернуться к вчерашнему разговору. Информация о том, что Нацу нравится классическая музыка, весьма удивила – она прекрасно помнила, как это чудо, согласившись однажды сопровождать её на концерт, бессовестно продрыхло почти всё время, с удобством устроив голову на худеньком плече своей спутницы. Не храпел, и то ладно, хотя Люси всё равно было стыдно, и с тех пор девушка и в самом деле не брала Драгнила на такие мероприятия. А теперь ей безумно хотелось узнать, почему друг предпочитает слушать музыку именно так, и при этом не засыпает.
На её вопрос Нацу ответил не сразу. Задумчиво помолчал, словно подбирая слова, потом начал медленно говорить:
– Знаешь… Скорее всего, дело в том, в какой обстановке и для чего я это делаю. Музыка может быть просто фоном, так называемым «белым» шумом, чтобы не сидеть в тишине. Иногда мне хочется от чего-то отвлечься, переключить внимание, чтобы помочь мозгу принять какое-то решение. И опять же, музыка тоже в этом неплохо помогает. Но чтобы получать от неё удовольствие, лично мне необходимо, чтобы этому общению никто не мешал. Это как с сексом: кому-то нравится, что за ним наблюдают во время процесса, кто-то считает это действо настолько интимным, что готов заниматься им только наедине с любимым человеком. Ну, скажи, о каком наслаждении может идти речь, когда вокруг толпа народа? При этом один почёсывается, другой зевает или кашляет…
– А третий спит, – не смогла сдержаться от подколки Люси. Парень только скосил на неё глаза – сегодня он был повёрнут к художнице в профиль и не мог видеть её лица. Впрочем, девушка быстро оставила шутливый тон. – Наверное, ты в чём-то прав, – согласилась она с аргументами друга. – Я никогда не смотрела на музыку с этой точки зрения. Раньше… я её просто слушала, иногда представляла какие-то картинки… Вот и всё.
– Хм… А ты не пыталась угадать, какой инструмент играет тот или иной кусочек?
– Зачем мне угадывать, если я знаю?
– Знаешь, потому что видела на концерте? – уточнил Драгнил. Люси кивнула, потом, сообразив, что парень не видит её, подтвердила это вслух. – А я не видел, и мне это интересно. Хотя это касается любой музыки, не только классической. Попробуй как-нибудь, думаю, тебе понравится. Кстати, у меня есть неплохие записи красивой инструментальной музыки, может, в следующий раз… О, чёрт!
Девушка, в это время растушёвывающая на рисунке тень, резко вскинула голову. Как там она говорила? Подумает об ЭТОМ чуть позже, когда придёт время? Ну-ну! Наивная…
Комментарий к Малиновая
Тот самый любимый кусочек нашего натурщика)
http://myzlo.info/poisk/%D0%97%D0%B8%D0%BC%D0%B0%20%D0%A7%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%201%20%D0%90%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D0%B3%D1%80%D0%BE%20%D0%BD%D0%BE%D0%BD%20%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%BE
========== Вишнёвая ==========
Что испытывают дети, когда видят, как хитрый фокусник вынимает из чёрного старомодного цилиндра маленького пушистого кролика или связку разноцветных платков? Удивление, восторг, страх… Люси просто впала в ступор, смотря, как исчезает в недрах потрёпанной временем и бесконечной чередой выступлений шляпе симпатичный белый зверёк, умильно шевелящий розовым мокрым носиком, а потом на свет Божий вместо него появляются бумажные флажки и растрёпанный букет искусственных цветов.
Примерно то же девушка испытала и в тот момент, когда, услышав огорчённый возглас Нацу, вскинула на него глаза. Конечно, она была уже не ребёнком, да и происходящее мало смахивало на фокусы, но по оказанному на неё эффекту практически не отличалось одно от другого. Из ступора её вывел немного растерянный голос друга:
– Э-э-э… Люси… Может, мне… вернуть его на место?
– Не надо… – жалобно выдохнула художница, пытаясь удержать в дрожащих пальцах уголёк. – Стой уж так…
Чтобы не испортить рисунок, пришлось переместить внимание на тени, почти не касаясь тела. Но именно это и помогло девушке отвлечься и забыть произошедший казус. Причём настолько отвлечься, что когда тихонько тренькнули часы, оповещающие о прошествии очередных пятнадцати минут, после которых надо сделать перерыв (в процессе рисования Люси просто забывала о времени, а натурщик то ли по неопытности, то ли из самых дружеских побуждений не торопился ей напоминать о необходимости отдыха для себя), она лишь бросила молодому человеку: «Нацу, отдыхай» и продолжила прорабатывать ту часть работы, где он был ей не нужен.
Когда Драгнил снова вернулся к своим обязанностям, встав у стола, художнице всё же пришлось оторваться от рисунка. Потому что решить один важный вопрос могла только она.
Нацу, кашлянув, чтобы привлечь её внимание, негромко поинтересовался:
– Мне оставаться так или…
Даже не поднимая головы, девушка знала, в каком виде сейчас стоит её натурщик и о чём он спрашивает. Поэтому она ответила – так же тихо и не отрывая глаз от бумаги:
– Снимай… – ну, в самом деле, есть ли смысл теперь в этом «фиговом листе», если уже и видела, и всё равно снимать придётся?
Парень, молча откинув ненужное теперь полотенце, постарался принять ту же позу, что и до перерыва. Люси, старательно обходя глазами зону «Х», сделала несколько замечаний, чувствуя, как горят щёки и слегка дрожит голос. Впрочем, скоро ей стало не до стеснения – рисование настолько всегда захватывало её, что она порой не замечала ни времени, ни усталости.
Отследить взглядом линию. Короткими, лёгкими штрихами проложить её на бумаге, едва касаясь бархатистой поверхности листа заточенным ребром уголька. А здесь провести широкой стороной обожженной палочки, то сильнее, то слабее надавливая на брусочек – наметить тень, которая после растушёвки станет глубже и мягче. Не рисовать – творить, превращая союз бумаги и угля в нечто живое, со своим характером и душой. И голосом. Потому что, начиная с этой работы, все последующие – она уже знала, чувствовала это – обязательно начнут говорить.
Уже поздно вечером, снова рассматривая рисунок под льющуюся из магнитолы первую часть «Зимы» Вивальди, Люси поймала себя на том, что ей чего-то не хватает в нём. Да, это всего лишь незаконченный набросок, но дело было не в этом. Она и сама не знала, чего именно не доставало этой работе, но странное ощущение лёгкой тревоги не ушло и на следующий день. А потом к ней прибавилось раздражение от того, что сегодняшний сеанс придётся сделать чуть ли не в половину короче: ещё утром ей позвонили из кафе и попросили выйти на смену пораньше.
Как только Нацу пришёл, Люси, торопливо затолкав его в студию и попросив как можно быстрее подготовиться, выскользнула в коридор, чтобы дать парню спокойно раздеться, но закрывать дверь не стала, лишь отошла в сторону от проёма, нетерпеливо постукивая ногой по полу.
– Что за спешка? – громко окликнул её из комнаты Драгнил. – Тебе так не терпится увидеть меня полностью обнажённым?
– Нацу… – простонала девушка, утыкаясь лбом в стену и обречённо закрывая глаза – кажется, друг никогда не прекратит подкалывать её на эту тему. – Вынуждена тебя огорчить – дело не в тебе. Просто сегодня сеанс будет на час короче.
– Почему? – полюбопытствовал молодой человек.
– Мне нужно быть в кафе не позже половины четвёртого. Чтобы не опоздать, придётся закончить в два – тогда я успею на автобус, и мне не придётся ехать с пересадками.
– Можно сделать проще… А, да, кстати, я всё, – Люси быстро скользнула на своё место – не хотелось терять ни минуты. Смотреть на полностью обнажённого друга было ещё немного неловко, но девушка постаралась как можно скорее отбросить стеснение. – Так вот, сделаем по-другому, – продолжил Драгнил. – Во-первых, сократим количество перерывов – я спокойно могу обойтись без них и дольше, чем пятнадцать минут. И не спорь, – Нацу сказал это прежде, чем Люси успела открыть рот, будто предугадав её действия. – А, во-вторых, я сам отвезу тебя на работу. И это, кстати, тоже не обсуждается, – теперь в его голосе слышались веселые нотки, да и Хартфилия успела заметить, как дрогнул уголок рта, когда парень пытался сдержать улыбку. Вот ведь… Пришёл и решил всё за неё. Так привычно и уверенно. Как всегда.
Девушке нравилось то, как друг заботился о ней, хотя не признавалась подчас в этом даже самой себе. Она часто пыталась протестовать против его, как ей иногда казалось, чрезмерной опеки, но, в конце концов, всё равно сдавалась, с благодарностью принимая оказываемую Драгнилом помощь, не ощущая при этом ни неловкости, ни стыда, ни раздражения. Наверное, потому, что эта дружеская поддержка оказывалась легко и непринуждённо и уже давно стала неотъемлемой частью их общения как любимый мятный чай Нацу или смена безвременно почивших лампочек. Или прогулки в парке по выходным. Или долгие разговоры ни о чём. Или чтение вслух. Или… Разве всё упомнишь? Иногда Люси казалось, что Драгнил был везде, в каждом моменте её скромной, не слишком богатой на события жизни, став такой же важной частью этого процесса, как и рисование.
Странно, но за два неполных года их знакомства этот человек стал ей не просто другом (поправочка – лучшим другом). Девушка могла с уверенностью сказать, что порой Нацу знал про неё больше, чем она сама, и постоянно помогал ей открывать что-то новое и в себе, и в окружающем мире. Взять хотя бы этот разговор о музыке. Люси была воспитана на классике, по-своему любила и ценила её, но только Драгнил смог так органично соединить два вида искусства. Обычно девушка работала в тишине, считая, что музыка будет отвлекать, да и просто не нуждалась в дополнительных источниках вдохновения. Но уже через пару дней рисования под аккомпанемент избранных композиций просто не представляла, что может быть иначе.
Без двадцати три Хартфилия отложила уголёк и удовлетворённо вздохнула – рисунок был закончен. Мелкие детали можно будет закончить вечером, после работы. Пока Нацу одевался, девушка вымыла руки, подхватила сумочку и вернулась в студию как раз в тот момент, когда молодой человек задумчиво рассматривал приготовленные для него в качестве оплаты сладости, выбирая, какую взять сегодня.
– Интересно, – не отрываясь от своего занятия, протянул он, – а если бы мы закончили раньше, я получил бы только половину мармеладки?
– Сластёна! – засмеялась Люси, ероша парню волосы. – Не переживай, она была бы вся твоя в любом случае. Какая сегодня?
– Пожалуй, вот эта, вишнёвая. Почти классика, как и вчерашняя, малиновая.
– Экзотические оставишь напоследок? – девушка захлопнула входную дверь и поспешила за другом. Тот ждал её пролётом ниже и пропустил вперёд, отстав на пару шагов.
– А насколько экзотические там есть? – полюбопытствовал он. Люси пожала плечами:
– Не знаю. Вот ты и расскажешь.
Выйдя из подъезда, Хартфилия со страхом посмотрела на двухколёсного монстра, на котором ей предстояло ехать. Она до жути боялась даже садиться на этот казавшийся ей огромным мотоцикл, и если бы не желание подольше порисовать, ни за что бы не согласилась на предложение Нацу подвезти её до работы. Но теперь отказываться было поздно – на автобусе она точно опоздает, да и такси придётся ждать минут пятнадцать, не меньше. Придётся всё же так…
Молодой человек между тем уже надевал ей на голову чёрный блестящий шлем. Люси попыталась протестовать:
– А как же ты? Это же твой…
– Ты мой пассажир, и я за тебя отвечаю, – спокойно ответил Драгнил, начиная подтягивать ремешки шлема. – Так что стой спокойно и дай мне закончить.
– Нацу, – девушка едва не притоптывала на месте от нетерпения, – я ведь опоздаю. Может, так? Здесь ехать всего два квартала.
– Да хоть два метра, – возразил парень. – Без защиты ты не поедешь. Ну, что, нормально? – Хартфилия кивнула. – Не слетает? – теперь она отрицательно мотнула головой. Драгнил усмехнулся: – Ты такая смешная в нём. Ладно, поехали. Только держись крепче.
Дважды упрашивать не пришлось. Стоило Нацу оседлать свой любимый мотоцикл, как сзади пристроилась его пассажирка, обхватив руками за пояс. Парень завёл двигатель и плавно тронул железного коня с места. Люси поспешно зажмурилась и сильнее прижалась к широкой надёжной спине друга.
И снова вечером художница сидела в студии, рассматривая готовую работу. В ней явно чего-то недоставало, только чего? Люси промучилась почти час, пока её вдруг не осенило: освещение! Нужно подобрать другое освещение! Сбегать на кухню за двумя витыми свечами, зажечь фитили, выключить верхний свет… Ах, да, и включить музыку – тот самый кусочек: «Зима. Аллегро нон мольто».
Осторожно, медленно, боясь неловким движением или дыханием затушить мягко горящие свечи, девушка сделала несколько шагов назад и замерла, всматриваясь в чёрно-белый угольный рисунок. Золотистые капельки пламени слегка колыхнулись, усиливая игру света и тени и тем самым словно оживляя изображение. Люси судорожно выдохнула. Теперь она знала, каким будет следующий рисунок.
========== Апельсиновая ==========
– Как мне придётся позировать на этот раз? – Нацу с интересом рассматривал лежащие на журнальном столике витые, чуть оплавленные свечи и старинный бронзовый подсвечник, тяжёлый даже на вид. После композиции со скрипкой хотелось чего-то не менее интересного. Впрочем, молодой человек нисколько не сомневался в своей художнице – её работы (те, которые ему разрешено было увидеть) часто были весьма оригинальны по замыслу, если только не требовалось рисовать что-то определённое, ограниченное академическим обязательным курсом.
– Не как, а где, – поправила его Люси, входя в студию. В руках у неё был кусок тёмной плотной материи, который она протянула Драгнилу. – Позировать для новой работы ты будешь у окна.
– Вообще-то обнажаться я планировал только для тебя, – немного растерялся тот.
– Не волнуйся, – засмеялась Хартфилия. – Именно так всё и будет.
Следующие минут сорок были потрачены на создание экспозиции: Нацу закрыл оба окна тканью (в том, перед которым ему потом предстояло стоять, материал повесили между рамами) и прикрепил над мольбертом узкую лампу с направленным светом, Люси поставила на подоконник подсвечник с зажжённой восковой свечой, приготовила краски, кисти, палитру – в общем, всё необходимое, и вышла, выключив верхний свет, объяснив это тем, что ей нужно настроиться и не терять время, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
Сегодняшняя поза не отличалась особой оригинальностью – натурщик стоял лицом к окну, чуть согнув левую ногу в колене и положив на подоконник одну руку. Неудобство было вызвано лишь положением второй, правой руки, которую пришлось поднять, чтобы опереться об откос. Художница предупредила молодого человека, что перерывы придётся делать обязательно, иначе конечность будет затекать. Взяв с друга слово, что тот предупредит её в случае, если устанет раньше, девушка медленно выдохнула и села перед мольбертом.
Люси любила акварель. После угля это была вторая техника, которой она отдавала явное предпочтение перед остальными. Воздушные, полупрозрачные, нежные, рисунки водными красками подходили ей по характеру, заставляя художницу и себя чувствовать такой же невесомой и хрупкой, как изысканные стеклянные статуэтки, что собирала её мама. Девушка помнила, с каким восторгом и упоением она рассматривала в детстве тонконогую лошадь и замершую в танце прекрасную танцовщицу, разноцветную птичку и нереально хрупкий цветок, на который было страшно даже просто дышать, не то что трогать или брать в руки. После обеда, когда солнце украткой заглядывало в комнату госпожи Хартфилии, Люси тихонько проскальзывала туда же, садилась на пол и, затаив дыхание, наблюдала, как переливаются тонкие грани, отбрасывая радужные блики по стенам.
Такую же красоту она нашла позже и в акварели, и когда хотела работать с цветом, обычно выбирала именно эти краски, словно желая хоть ненадолго вернуться в те далёкие, волшебные дни. И хотя сейчас в рисунке должны были преобладать тёмные тона, Люси всё равно хотела сделать его лёгким, почти эфирным, одновременно наполнив мистикой и тайной – тем, что рождалось в душе от робкого танца единственной зажжённой свечи.
Сделав карандашный набросок, художница объявила перерыв, но Нацу так и продолжал стоять у окна, разминая затёкшее плечо.