— По крайней мере, пока в холодильнике будет мясо. — чуть улыбается Чарльз, заканчивая натирать сыр.
— В крайнем случае, можно прожить без еды два дня, чтобы не чувствовать дискомфорта, так что… — он упирается бедром в край тумбы.
Ксавьер раскладывает приборы на столе и подходит к кипящей кастрюле, пробуя макароны.
— Готово, — сообщает Чарльз, выключая конфорку. — Сливай воду, а я пока налью чай.
Эрик еще секунду смотрит на Чарльза, а после кивает, взяв чуть ранее подготовленный дуршлаг.
— Твоя сестра вообще бывает дома? — спрашивает он, немного отворачиваясь от горячего пара. — Мне просто вспомнилось, что я часто видел ее гуляющей вечером, да и ты нередко ходишь домой один.
— Они с Мойрой довольно часто… проводят вместе время, да. — отвечает Чарльз, разливая кипяток по чашкам.
— А ты сидишь дома? Почему бы не проводить больше времени с кем-то? — интересуется Леншерр, выполнив указание.
— Вообще-то больше шастаю по пустым туалетам и закоулкам, а не сижу дома. — напоминает с лёгкой усмешкой Ксавьер. — И да, если ты не заметил, я пытаюсь «проводить с кем-то время» прямо сейчас. Присаживайся. — говорит он, кивая в сторону стула и раскладывая только разогретую еду по тарелкам.
— Ладно, тогда, наверное, мы теперь можем считаться кем-то вроде друзей, м? — он садится за стол, рассматривая милейшую белую чашку, ярко-зеленую внутри. Видно только небольшой ободочек над чаем.
— Мм… да, я думаю, да. — отвечает Чарльз, с улыбкой смотря на Леншера. — Неплохой переход за пару дней от яростного прижимания меня к стене со словами ненависти до совместной готовки, кстати говоря. Интересный прогресс. — говорит он, ставя тарелку перед Эриком и садясь напротив него. — Чтож, bon appétit.
— Тебе тоже. И я не сказал о ненависти. — усмехается Леншерр, взяв в руки вилку. — Я сказал о гиперактивном выскочке. Разные вещи.
— Хорошо, я учту, пускай и не особенно вижу разницу. — пожимает плечами Ксавьер и, пробуя приготовленное, добавляет:
— И правда отлично солишь. Находка. — ухмыляется Чарльз.
— Отлично солю и ставлю монетку на ребро. Если это не лучшие таланты, которые должен иметь человек, то я не знаю, что вообще может еще требоваться. Наверное, научиться не обжигаться о горячую пищу. — отвечает он, облизнув губу.
— Ты забыл о своём прекрасном умении поддерживать спор о Шекспире, — Ксавьер чуть ухмыляется.
— Тут нужно отдать должное твоему мастерству их начинать. — фыркает Эрик, поднимая взгляд на Чарльза.
— Видимо, тоже самое относится и к обмену комплиментами. — в ответ говорит Чарльз, продолжая чуть улыбаться.
— Давать несуществующие поводы Эмме и Рэйвен считается? — спрашивает Эрик, делая ставку на то, что еще пара подобных… завтраков, и Эмму вообще не остановить.
— Их уже не остановить. Когда Рэй увидела, что мы переписываемся, эта шарманка началась сначала. Детский сад, правда, — отвечает Ксавьер и делает глоток чая.
— Серьезно? — с усмешкой спрашивает Леншерр, на секунду останавливая вилку. — Пара сообщений ради того, чтобы сгладить скучное времяпрепровождение, а уже догадки и интриги? Колеблюсь между любовью и осуждением.
— Тоже самое. Надеюсь, сегодня обойдётся без назойливых сообщений о «метафорических шахматах». — говорит Чарльз.
Ксавьер всегда говорит чертовски вовремя, поэтому Эрик давится глотком чая от смеха.
Господи, да куда зашла эта девушка, они общаются нормально только два дня, какие «метафорические шахматы»?
— Даже у Эммы обороты поменьше. — все еще смеясь говорит Леншерр.
— Возможно, она просто считает, что я должен себе кого-нибудь найти. Не имею, правда, понятия, почему она нацелилась именно на тебя. — говорит Чарльз, ухмыляясь и смотря на Леншерра.
— Я умею солить и монетки на ребро ставить, вот почему, — с наигранным самодовольством отвечает Эрик. — И да, возможно, она права? Найди себе со временем какую-то миловидную любительницу Шекспира, она и успокоится. Или любителя, если угодно.
— Не знаю, — неопределённо пожимает плечами Чарльз, сам не зная на что отвечая и отрезая ножиком кусок мяса. — Но мне доставляет то, что ты ставишь единственно-обязательный критерий именно по поводу Шекспира. Я же не настолько задрот по нему. — говорит Ксавьер. — Ну, разве что немного.
— Не единственно-обязательный, я уверен, что у тебя целая палитра маленьких нюансов, которые тебе хотелось бы видеть в человеке, Шекспир просто первая ассоциация лично у меня. — пожимает плечами Эрик. — У меня просто стойкая уверенность, что если я сейчас зачитаю строчки… мм… «прочтешь ли ты слова любви немой, увидишь ли глазами голос мой?», то ты назовешь номер сонета.
— Двадцать третий. — кратко отвечает Чарльз, пряча смешок в чашке чая.
— «Ну разве что немного», — цитирует Леншерр, отрезая кусочек мяса. — Мне становится страшнее спорить с тобой.
— Ты просто попал в один из моих любимых. — чуть ухмыляется Чарльз.
— Ну да, сейчас пройдемся по ста пятидесяти четырем сонетам, а окажется, что любимые, вообще-то, все. — кивает Леншерр, делая глоток чая, в котором прячет улыбку.
— Не могу отрицать, — улыбается Ксавьер.
— Можно скоро зачитывать вместо молитвы. Что тебя так привлекает в нем?
— Не знаю. Красота стиля? Прелесть метафор? — Ксавьер пожимает плечами.
— «Прелесть метафор»… Еще немного, и можешь сам писать сонеты. — подпирает ладонью щеку Леншер, глядя в глаза Чарльзу.
— В которых буду восхвалять генетику. — ухмыляется Чарльз, делая последний глоток чая.
— Льюис Кэролл был математиком, но это не мешало написать ему очень странную Алису в стране чудес с тонкими математическими отсылками, а ты студент факультета литературы, так что никто не запретит тебе писать странные сонеты о генетике с отсылками на… ммм… предположим, на Шарлотту Бронте. Все в твоих руках. — мягко улыбается Эрик, опуская вилку на пустую тарелку.
— Интересная идея, Эрик, я подумаю о её реализации. — улыбается в ответ Чарльз. Ксавьер встаёт из-за стола, забирая пустые тарелки и чашки и направляется к раковине.
— Дашь прочесть первые наработки? — интересуется Эрик, все ещё подпирая щеку и стараясь не смотреть на прямую спину Чарльза.
Сквозь одежду немного выпирают лопатки.
— Безусловно, mon chéri, — отвечает Чарльз, включая в раковине воду и начиная мыть посуду.
— Любишь говорить на французском? — как бы невзначай спрашивает Эрик, радуясь, что Чарльз не видит его улыбки.
Ему все еще интересно, почему Ксавьер это делает.
— Люблю почти так же сильно, как творчество Шекспира. — ухмыляется Чарльз.
— Тогда почти уверен, что тебе стоит больших усилий говорить на английском.
— J’aime parler français avec ceux qui ne comprennent pas la langue. — говорит Чарльз. — J’aime parler de ce qui est dans mon cœur. Donc, personne ne peut me reprocher*.
Эрик несколько долгих секунд вдумывается в сказанное, глядя в никуда.
Он… он еще более странный, чем казался. И еще более скромный, раз говорит о сердце только на другом языке, словно чего-то боясь, если произнесет на английском.
— Это звучит красиво. — задумчиво говорит Леншерр, разбавляя тишину.
— Французский — красивый язык. — говорит спокойно Ксавьер, отключая воду и протирая руки полотенцем. Он оборачивается к Леншерру. — Шахматы?
— Бесспорно. — кивает Леншерр, на секунду выгибая спину назад. — К завтраку прилагается игра? Мне нравится. Почаще заходить, что ли?
— Как я уже говорил: я всегда готов предоставить своему другу завтрак, обед и ужин. И игру в шахматы.
— Думаю теперь, не переехать ли сюда ради таких хороших условий. Только вот если так много есть, то придется бегать по утрам, чтобы не превратиться в шар. — фыркает Эрик, глядя на Ксавьера.
— Готов поспорить, что ты и так занимаешься спортом. Скорее всего, не командным. — говорит Чарльз, проходя в гостиную к столику с шахматами.
— Возможно. Хотя шахматы тоже спорт в своем роде, так что. — улыбается Эрик, шагая вслед за Чарльзом.
— Как выяснилось в одном из исследований, за напряжённую игру в шахматы участник может потерять до одной тысячи калорий. — говорит Ксавьер, с улыбкой раскладывая по доске фигуры. Белые — себе.
— Мы сейчас о каких именно шахматах? — нагло ухмыляется Леншерр, садясь напротив.
Рука Чарльза едва заметно тормозит, зависает в воздухе на пару секунд.
— О тех, в которые мы собираемся сыграть. — говорит Ксавьер как можно более невозмутимо.
— Хочу спросить «а в какие собираемся?», но тут уже все более-менее понятно. — продолжает улыбаться, на секунду взглянув в голубые глаза.
— Кажется, упоминание метафорических шахмат заразно. — фыркает Ксавьер, делая первый ход — пешка на Е3.
— Передаётся через воздушно-капельный, определённо. — Эрик двигает пешку вперёд, стараясь не смеяться.
Комментарий к
mon cher² – мой дорогой
charmant³ – прекрасный
J’aime parler français avec ceux qui ne comprennent pas la langue. J’aime parler de ce qui est dans mon cœur. Donc, personne ne peut me reprocher* – Я люблю говорить на французском с теми, кто не знает языка. Мне нравится говорить на нём о том, что в моём сердце. Потому что никто не сможет обвинить меня, если не понимает.
========== Часть 6 ==========
Ставя коня на В3 и ожидая хода друга-противника, Ксавьер решает, что верхняя пуговица рубашки немного неприятно ощущается на коже, а значит, её нужно срочно расстегнуть.
Ничего странного, просто душно.
Эрик цепляет взглядом движение Ксавьера, что заставляет на секунду задуматься о чем-то далеком от шахмат.
— Видимо, будет дождь. — мимоходом говорит Леншерр, двигая фигуру в убыток себе.
Случайность.
Ксавьер чуть хмуро смотрит на доску, после чего забирает коня Леншера.
— Да. С утра на небе не было и облачка. Не взял зонт? — предполагает Чарльз.
— Не люблю зонты. — уголком губ улыбается Эрик, провожая коня взглядом.
— Весьма очевидно, — скорее себе говорит Ксавьер, с лёгкой улыбкой откидываясь на спинку кресла.
— Правда? — приподнимая бровь спрашивает Леншер, медленно и немного неуверенно делая ход.
— Обычно довольно легко определить тех, кто любит ходить с зонтом даже в солнечную погоду, а кто люто ненавидит их и в дождь. — говорит Чарльз, недоверчиво смотря на доску. — Так, либо ты поддаёшься, либо разучился играть за сутки, либо что-то не так.
— Разбираешься в людях? — усмехается Эрик, поднимая взгляд. — Я не поддаюсь, так что одно из двух, но я не знаю, что именно.
— Если Эмма не ударяла тебя чем-то тяжёлым об голову, то однозначно последнее. А я не вижу синяков или ушибов, так что… Эрик? — Ксавьер не трогает фигур на доске, смотря на Леншерра.
— Эй, все нормально! — поднимая ладони вверх говорит Эрик. — Может, задумался просто.
— Ладно, я просто… — Ксавьер не договаривает фразу, решая умолчать, и делает ход.
— Просто видишь, как я проигрываю? — фыркает Эрик, поставив ладью вперед.
— Да. А ещё то, что ты немного… отрешён, словно. — отвечает Чарльз, съедая пешкой фигурку Леншера.
— Мм. Не замечаю, хотя со стороны виднее. Не знаю, влияние чего-то? — спокойно говорит Эрик, потирая щеку, думая над ходом.
— Наверно. — решает ответить Ксавьер, думая, что, может, ему просто показалось?
Леншер думает ещё пару секунд, а после решает, что если уж ему и не выиграть эту партию, то поиграть хотя бы нужно красиво.
Одна из последних фигур пусть и не надолго, но все же блокирует проход Чарльзу, вынуждая того поджимать губы в обдумывании.
Ксавьер неуверенно тянет руку к одной из фигур, ставя её в более-менее безопасную позицию.
— Ну и кто теперь отрешён? — нарушает тишину Эрик, делая последний ход.
— Оба понемногу. — отвечает, улыбнувшись уголком рта, Чарльз. — И уровень умения играть в шахматы у нас тоже почти одинаковый.
— Первая оконченная игра заканчивается твоей победой, так что мои поздравления. Редко доводилось проигрывать. — откидывается на спинку Леншер.
— Охотно верю, — говорит Чарльз, с улыбкой смотря на Эрика.
По оконному стеклу начинает с нарастающей силой бить капли дождя.
— Теперь тебе придётся терпеть меня дольше, чем я ожидал. — Эрик переводит взгляд на окно, где серым маревом укрыто стекло. — Не то, чтобы я не мог пройтись под дождем, просто не хочется провести выходные в кровати из-за температуры.
— Тебя никто и не выгоняет, Эрик. — говорит Ксавьер и, пару секунд просидев в кресле, вдруг встаёт и направляется к бару. — Будешь чего-нибудь?
— Хорошая ли это идея? Пить с самого утра, имею в виду. — усмехается Леншер, глядя вслед Чарльзу.
— Уже… — Ксавьер сверяется со временем на настенных часах. — Давно не утро. Я бы сказал, послеобеденное время. Самое то.
— К вечеру будешь хорошо так поддат. — Эрик откидывается на спинку, сложив нога на ногу. — И я ничего, пожалуй, не буду, спасибо за предложение.
— Как хочешь, — пожимает плечами Ксавьер, вытаскивая из ящика бара бутылочку чего-то относительно не крепкого.
— У меня впечатление, что у тебя тут подпольная винодельня или что-то вроде того. Часто пьете?
— Рэйвен? Нет. Я? — Ксавьер чуть ухмыляется. — Сам видишь.
— Тебе говорили, что цирроз печени — это так себе удовольствие?
— Ну, я предполагаю, что стоит жить сегодняшним днём, а сейчас у меня по этой части всё нормально, так что… — он открывает бутылку и наливает пол рюмки.
— Оно видно. — неопределенно фыркает Эрик. — Окей, воспользуюсь твоим великодушием и щедростью, и тоже выпью немного. Себастьян говорил, что пить одному — это то же самое, что медленно идти к алкоголизму. А двое — уже компания.
Ксавьер довольно ухмыляется, доставая вторую рюмку и наполняя её алкоголем.
— Интересная логика, пускай и странная. Два алкоголика вместо одного. — Чарльз протягивает Леншеру рюмку. — Себастьян?
Эрик кивает в знак благодарности, принимая из рук Ксавьера алкоголь.
— Опекун.
— Мм… — кивает Чарльз, на секунду задумываясь. — Он был… — Ксавьер хмурится, подбирая нужные слова. — Ну, знаешь. Опекуны всегда делятся на хороших и плохих, да? Каким был… Себастьян?
Леншер на долгую минуту задумывается, пытаясь сопоставить «хорошо» и «плохо» в Себастьяне.
— Он, — вдумчиво начинает Эрик, когда Чарльз всем видом выражает волнение из-за молчания, — был доброжелательным и жеманным, общался всегда спокойно, никогда не кричал. Но был очень — я имею в виду очень — требовательным, и я должен — скорее даже обязан — был всегда делать всё как можно лучше. Никогда его не любил, но особого выбора у меня не было. — он усмехается, глядя на проигранную партию. — Поэтому я старался заниматься чем угодно, чтобы не встречаться с ним весь день. Ну, или чтобы не нарваться на наказание за редчайшую четверку по какому-то маловажному предмету. У него… специфические методы воспитания. Так что не могу отнести его к хорошему типу. Равно как и к плохому.
— Строгий опекун. — произносит Чарльз, делая глоток. — Один из хреновейших вариантов.
Он смотрит в одну точку, задумавшись.
— Ненавидел шахматы. — хмыкает Эрик. — Каждое воскресенье с шести до восьми взамен книгам о приключениях детектива? Было довольно обидно. По началу.
— Зато хорошо играешь. — пытается улыбнуться Чарльз. — Трудно найти достойного противника, знаешь.
— Когда я специально опрокинул на него доску, то он так же сказал. Потом мне, конечно, неплохо досталось за своенравность и бунтарство, зато я понял, что мне доставляет удовольствие его выигрывать. Потому что его это раздражало. Довольно сильно бьет по самолюбию, когда пятнадцатилетний ребенок, который нарочно закрывал уши при объяснении правил, начинает выигрывать. — Эрик даже тихо смеётся перед новым глотком. — Он как будто не знал: хвалить меня или же доставить проблем чем-то мелочным.
— Как бы то ни было, хвалить определённо есть за что. — говорит Чарльз, слабо улыбаясь смотря на Леншера.
— Чарльз, я проиграл тебе буквально пять минут назад. — с ухмылкой напоминает Леншер, делая ещё пару глотков.