— Да чего же вы стоите? — наконец не выдержала миссис Забини. — Сделайте что-нибудь!
Мужчина усмехнулся:
— Возьмите ребенка у няни, — скомандовал он и, пройдя по комнате, открыл настежь окно.
— Что вы делаете, он же простынет! — воскликнула мать, тем не менее послушно забравшая сына у всхлипывающей в отчаянии кормилицы.
Мужчина обернулся:
— Прочь из детской, и пока не смоете с себя все косметические и парфюмерные зелья, не подходите к ребенку! — рявкнул он плачущей молодой ведьме и, проследив, как та вихрем вылетела за дверь, взглянул на мать, прижимающую к себе обессилившего от крика младенца. — Вот, что значит — не кормить дитя грудью, миссис Забини! Вы не чувствуете его, не видите, не понимаете! А он, бедный, всеми имеющимися у него способами пытается вам рассказать, отчего ему плохо.
— Да как вы смеете… — начала миссис Забини, но осеклась, удивленно глядя на замолчавшего малыша.
Колдомедик подошел к женщине и осторожно погладил пальцем крохотную детскую ручонку. Блейз еще всхлипывал и вздрагивал, но уже не кричал, только иногда немного кривился, словно от накатывающейся секундной боли.
— Что, малыш, сложно жить в мире, где мама не может тебя понять, пока ты не начнешь говорить? — ласково улыбнулся он и серьезно взглянул на женщину. — Миссис Забини, Блейз очень чувствителен к запахам. Мне жаль, что вы не способны были заметить этого самостоятельно, но теперь это неважно, ибо уже заметил я. Постарайтесь снизить в детской концентрацию искусственных ароматов. Ребенок сам покажет вам, что ему нравится, а что вызывает болезненные ощущения, просто обращайте внимание на его реакцию.
Он вернулся к окну и, захлопнув створку, улыбнулся растерянной женщине:
— Проветривайте чаще. Я пришлю счет с совой. До свидания, миссис Забини.
С того дня в доме были запрещены духи, ароматизаторы помещения… Даже косметические и моющие средства миссис Забини заказывала специально «без запаха». Кормилица была переселена со своим ребенком в отдельную комнату, и для кормления Блейза она теперь сцеживала нужный объем молока, а давала его малышу отныне только мать.
Блейзу было три года, когда, гуляя с мамой по Косому Переулку, он вдруг потянул ее за руку в парфюмагическую лавку.
— Нет, сынок! — в ужасе воскликнула женщина. — Нам туда нельзя!
Но мальчик начал топать ножками и очень настойчиво требовать повиновения. Миссис Забини любила сына больше всего на свете и потакала практически всем капризам ребенка, но сейчас она не знала, как быть.
— Пойдем, мама, там твои запахи, они нужны, пойдем, мам, — тянул мальчуган, и женщина, совершенно не понимая, что он имеет в виду, все же поддалась.
В лавке малыш вел себя еще более странно. Он встал посреди небольшого помещения, прикрыл глаза и несколько раз медленно, неглубоко втянул ноздрями воздух. Продавец и две посетительницы, выбирающие духи, удивленно уставились на хорошенького мальчонку, похожего на слепого принюхивающегося зверька.
— Вон тот! — Блейз вдруг распахнул глаза и ткнул пальчиком в один из пузырьков на витрине. — Дайте моей маме вон тот!
Продавец перевел удивленный взгляд на красивую темнокожую женщину, напряженно замершую в дверях.
— Дайте мне этот флакон, — кивнула миссис Забини, быстро вытаскивая кошелек и подходя к прилавку.
А Блейз уже дергал за мантию одну из посетительниц.
— Вам не нужен этот, ваш вон тот, — он вновь тыкнул пальчиком в один из флаконов и принюхался к другой девушке. — А ваш… Ваш… Вот! Вот этот! И еще вот этот тоже.
Миссис Забини забрала купленный флакончик духов и, подхватив сына на руки, быстро покинула лавку, провожаемая ошарашенными взглядами.
Для женщины стало огромным открытием первое знакомство с выбранными для нее Блейзом духами. Она не могла расстаться с этим тонким, едва сладковатым ароматом. Разложить его на составляющие миссис Забини не сумела, но букет сводил ее с ума. И самым удивительным было, что не ее одну. Подруги наперебой требовали название духов, а когда слышали, удивленно охали со словами: «Не может быть, они пахнут совершенно иначе!»; мужчины оборачивались на аромат, и лишь после этого восхищение вспыхивало и во взглядах тоже, при виде красоты обладательницы запаха. Но чудесней всего была реакция самого Блейза. Мальчонка довольно терся щекой о плечо матери и почти мурлыкал от удовольствия, когда она брала его на руки.
Несколько лет спустя юный Забини смог, наконец, объяснить словами ощущения, становящиеся причиной его головной боли. Несопоставимость! Несопоставимость ароматов друг с другом вызывала в мозгу Блейза чувство неправильности. Ломалась какая-то внутренняя матрица, какой-то установившийся шаблон, и это было мучительно больно. Природные запахи, выделяемые кожей человека, смешиваясь с запахами парфюмерии, производили подобный эффект повсеместно! Маги чаще всего пользовались разрекламированными в «Ежедневном Пророке» парфюмагическими новинками, совершенно не заботясь о том, как они «в них» действительно пахнут. И каждое появление «модного» аромата доводило несчастного мальчика до истерики.
Хуже всего ему пришлось в Хогвартсе, когда старшекурсницы и старшекурсники на фоне буйства собственных гормонов уливались литрами «модных» духов. Если бы не профессор Снейп, однажды заметивший, что кожа Блейза, обычно красивого ровного оттенка молочного шоколада, неожиданно стала зеленоватой, и, оставив его после урока, выпытавший, что происходит, после чего, долго ругаясь, приготовивший для него зелье, временно ослабляющее обоняние почти до нуля… Блейз, наверное, загремел бы в Мунго.
Но пользоваться зельем постоянно Забини не мог, без запахов он в буквальном смысле терял ориентацию в пространстве. И тогда Северус Снейп вновь пришел ему на помощь, небрежно бросив:
— Мистер Забини, а вы не думали помочь себе, помогая своим сокурсникам?
Сначала Блейз занялся Слизеринским факультетом. Через пару недель Слизеринцы считались не просто сливками Хогвартса, они превратились в самых популярных юношей и девушек в школе, а Забини мог, наконец, хотя бы в подземельях прятаться от травмирующего его обоняние ароматического уродства других факультетов. И уже через месяц все старшекурсницы и многие старшекурсники Хога выстроились в очередь к новоявленному консультанту-парфюмагу. Жизнь понемногу наладилась, в школе теперь можно было наслаждаться, а не страдать. А вскоре Блейз понял, что ему нравится занятие по подбору магических ароматов для юных волшебников, особенно если это представляло некоторые сложности по причине гормональных особенностей конкретных учеников. Он словно решал интересные задачки по любимому предмету.
Единственными, кому Забини никогда не пытался подобрать парфюм, были Поттер и Малфой. Прежде всего потому, что ни тот, ни другой никогда не просили его об этом. Герою, наверное, было не до украшения себя ароматической вуалью, а Драко… Драко фыркал и заявлял, что ни один искусственно собранный букет не сможет сравниться с природным ароматом Малфоя. И Блейзу даже в голову не приходило с ним спорить.
Вопреки устоявшимся и воспетым в литературе шаблонам, люди никогда не пахли цветами и фруктами. Отнюдь! Человеку присущи человеческие запахи, вряд ли чья-нибудь подмышечная впадина могла бы ароматизировать свежей земляникой, а не потом. Фокус подбора Блейзом парфюма заключался в правильном переплетении естественных ароматов кожи с цветочными, фруктовыми, древесными нотами духов, доводя общую композицию до совершенного «звучания». И только у Малфоя полную композицию источало само тело. Лишь у Драко кожа пахла свежескошенной травой, губы молоком, волосы морским бризом, а покрывающие бледную кожу бисеринки предоргазменного пота спелыми абрикосами… Блейз улавливал сотни оттенков, вариаций их переплетений и интенсивности, когда Малфой был возбужден или расслаблен, доволен или зол, счастлив или напуган. Драко был целым миром, пусть и раскрывающимся только обладающему уникальным обонянием Забини, пусть и почти незаметным для других, но усиливать в нем что-то искусственными катализаторами Блейз считал почти святотатством и искренне радовался тому, что сам Малфой считал так же.
После окончания школы Забини собирался превратить свое увлечение в источник дохода. Многие подруги матери уже долгие годы пользовались его советами и при каждой встрече не забывали благодарить мальчишку за прекрасно подобранный аромат. Блейз улыбался в ответ со словами: «Не за что, миссис Линдлей, вам очень идет эта фамилия, носите с удовольствием!», когда понимал, что благодарят его в действительности за нового супруга, или: «Рад был помочь, миссис Китон, пусть он будет вашим постоянным спутником, как и мистер Китон», когда спасибо говорили за мужа возвращенного.
И если бы не война и не последующие арест и заключение семьи Малфоев, если бы не ежедневная беготня по министерским кабинетам и адвокатам, если бы не просиживание часами в приемной аврората в надежде, что у него примут хотя бы передачку для Драко, Блейз, наверное, с удовольствием бы осуществил свою школьную задумку, тем более, что слава о его мастерстве давно разлетелась из стен Хогвартса по всему магическому Лондону, а, может быть, и за его пределы.
В кабинете отца Блейз складывал стопки нераспечатанных писем с просьбами от ведьм всех возрастов о встрече и консультации. И сейчас, заставляя себя сдерживаться от желания немедленно рассказать Шеклболту о своей проблеме, решил порадовать, наконец, заждавшихся его ответа дамочек.
Несколько дней Забини встречался с волшебницами, ищущими свой собственный законный и безвредный парфюмерный афродизиак, в небольшой уютной кофейне, не желая принимать клиенток дома, где, слава Мерлину, уже снова поселился министр Шеклболт. Работа отвлекала, время бежало быстрее, а домой Блейз возвращался приятно уставшим и с полным кошельком новеньких галлеонов. Оказалось, что его увлечение действительно может приносить неплохой доход.
Субботним утром Блейз спустился к завтраку уже полностью одетый, через час ему предстояла очередная встреча с пятидесятилетней ведьмой, долго описывающей ему в своем письме, как сильно она нуждается в мужском плече, и что очень подходящее ей плечо имеется у соседа-анимага, но тот в прошлом году схоронил жену и с тех пор в трауре. Размышляя о том, сколь сложной может оказаться задачка подбора необходимого аромата для женщины в период менопаузы, Блейз рассеяно улыбнулся уже сидящим за столом Кингсли и матери.
— Доброе утро, сынок, — проворковала миссис Забини. — Снова куда-то уходишь? В Министерство?
— Нет, мама, у меня небольшая деловая встреча, — ответил Блейз и постарался побыстрее перевести тему, заметив заинтересованный взгляд Шеклболта. — Прекрасный чизкейк! Узнаю твою руку. Мне стоит поблагодарить Кингсли за возвратившийся к моей матери интерес к кулинарии?
Миссис Забини улыбнулась и перевела ласковый взгляд с сына на любовника.
— За возвратившийся интерес к жизни, Блейз, — тихо произнесла она и накрыла тонкими пальчиками широкую ладонь министра.
Кингсли вернул ей нежный взгляд, но заинтересовавшую его мысль не отпустил:
— Зачем ты ходишь в Министерство, Блейз?
Забини на мгновение замер, и его напрягшаяся вмиг спина тут же убедила Шеклболта, что он обязательно должен разобраться, что за дела в министерских коридорах у сына его любимой женщины.
— Господин министр, я искренне считаю, что раз такой великолепный мужчина нашелся там для моей матери, возможно, и для меня что-то еще осталось, — попробовал отшутиться Блейз, натягивая на лицо самую невинную из своих улыбок.
Тщетно. Старый аврор раскусывал слизеринское лукавство на счет «раз». Улыбку Кингсли даже не заметил, а вот чуть ярче блеснувшую в красивых глазах Забини тоску не пропустил.
— Блейз, расскажи мне, что тебя гнетет, — спокойно произнес он. — Я помогу.
— Расскажи ему, сынок, — тихо произнесла мать и поднялась из-за стола. — Я оставлю вас ненадолго.
Блейз проводил ее взглядом, посмотрел на часы и, убедившись, что до встречи у него есть еще около сорока минут, поднял глаза на Шеклболта.
— Я уже несколько месяцев пытаюсь получить разрешение на свидание с Драко Малфоем, — совершенно спокойно произнес он, чувствуя, как от волнения холодеют пальцы.
Лишь на мгновение ему показалось, что во взгляде Кингсли мелькнуло удивление. Министр внимательно смотрел на него, явно что-то просчитывая и делая выводы.
— Извини за интимный вопрос, — наконец, произнес Шеклболт. — Ты не похож на человека, месяцами бьющегося головой об стену ради встречи со школьным товарищем. Вы друзья или… Что-то большее?
— Я люблю его, — без обиняков ответил Блейз.
Взгляд Шеклболта на мгновение метнулся в сторону. Блейз все же смутил его. Нет, Кингсли давно был прекрасно осведомлен об ориентации сына своей любовницы. В семье Забини об этом всегда говорилось открыто, и не делалось из этого особой трагедии. В свое время Блейз пообещал матери, что обязательно однажды сделает над собой усилие и подарит ей внука, и женщина закрыла эту тему для обсуждения, разумно считая, что это «однажды» вполне может подождать лет десять, а значит, не стоит и начинать терзать единственного и горячо любимого сына постоянным нытьем о необходимости продолжения древнего чистокровного рода магов. Шеклболт все это знал, но столь откровенное и простое признание все равно на секунду выбило его из колеи. Однако навыки мракоборца быстро вернули ему прежнее самообладание, и разум трезво начал обрабатывать полученную информацию.
Прежде всего, эротический контекст отношений мальчишек нес в себе огромную долю риска, учитывая специфику места, где находился младший Малфой. А подвергать опасности кого-то из детей, тем более сына любимой женщины и парня, о котором так печется в последнее время Поттер, Шеклболту совсем не хотелось. Кроме того, спланированная Фениксовцами операция опять же, хоть и косвенно, но оказывалась под угрозой. Заинтересованность одним и тем же отпрыском последователей Волдеморта, одновременно возникшая вдруг и у главного Героя Второй магической, и у сына любовницы одного из руководителей Ордена, не могла остаться незамеченной, а значит, это безусловно вызовет ненужное волнение в стане врага.
Сказать Блейзу о несвоевременности его просьбы из-за проводимой Фениксовцами операции Кингсли не мог, поэтому решил сослаться исключительно на опасность такого свидания и получить немного времени на обдумывание поставленной задачи.
— Блейз, дело в том, что… — Кингсли осторожно подбирал слова, ему совсем не хотелось расстраивать парня. — Видишь ли, учитывая ваши отношения, сейчас подобная встреча невозможна.
Дыхание Забини оборвалось, нервно дернулся кадык, выглядывающий из-под шейного платка, плотно сжались губы. Шеклболт видел, что мальчишке почти физически больно, и поспешил хоть немного эту боль смягчить:
— Я подумаю, что можно сделать. И хочу, чтобы ты знал, мы делаем все, чтобы вытащить детей из этих лагерей. Кстати, ты можешь ему написать…
— Почему невозможна встреча? — хрипло, но ровно спросил Блейз, не сводя с министра прямого взгляда.
— Там оборотни в охране, мой мальчик, — пояснил мужчина, тяжело вздохнув и поднявшись из-за стола. — Вы молоды… Вспыхнете, и… Я не могу так рисковать вами и всем остальным лагерем.
— Это все?
— Да, — Шеклболт постарался вложить в короткое слово всю свою уверенность.
— Я решу эту проблему, — вдруг совершенно спокойно произнес Блейз и тоже поднялся. — Хорошего дня, господин министр.
Он развернулся и быстро вышел.
— Дался вам всем этот Малфой, — раздосадовано пробормотал Кингсли, глядя в дверной проем, где только что скрылся Блейз. — Наверное, действительно проще было бы вытащить его оттуда, чем пытаться удержать этих… Альфа-самцов. Уникальное поколение…
*
Гарри вымотался за эту неделю больше, чем за всё предыдущее время учебы. Кроме стандартных нагрузок в учебных аудиториях и тренажерных классах, теперь он должен был подыгрывать запущенной Шеклболтом чехарде с проведением для курсантов учений «на земле» и собирать информацию о совершенно не представляющих для них интереса людях. Кроме того, его серьезно утомляли и вдруг обострившаяся любовная страсть Джинни, отправляющей теперь из Хогвартса не письма один раз в три дня, а записки три раза в день, и не заканчивающаяся, потерявшая всякую обоснованность и логичность, обида ее брата.