Проблема чая приближалась к статусу неразрешимой.
— Как тебе моя лаборатория? — невозмутимо поинтересовался Шерлок. Будто это не он, во-первых, минуту назад кинул Джону первый эротический вызов, надо признать, виртуозно сравнив невинный музыкальный инструмент с пенисом, а во-вторых, не превратил кухню в территорию загадочную и, судя по всему, взрывоопасную.
— Это лаборатория?
— Ты ослеп? Да.
— Здесь? На кухне?
— Здесь. На кухне. И всегда была здесь, на кухне. Тебя что-то не устраивает? Извини. Придется принять как факт, и возражений типа «немедленно убери эту дрянь» я не приму. Кроме того, я был настолько любезен, что предоставил место для твоих обывательских чаепитий и прочего кулинарного вздора.
— Да, ты любезен, — усмехнулся Джон, приближаясь к столу и внимательно изучая то, что миссис Хадсон, очевидно, и назвала ужасами.
Пока ничего ужасного в прозрачном, тонкостенном безмолвии Джон не находил. Но ясно же, что не далек тот день и тот час, когда в этих сосудах закипит-забулькает что-нибудь небезопасное. А возможно, и в самом деле ужасное. Миссис Хадсон виднее.
— Ты химик? — прозвучал, по мнению Джона, вполне закономерный вопрос. Кому ещё мог принадлежать этот хрупкий, специфический арсенал? И этот ультрасовременный кичливый монстр на хромированном пьедестале?
— Я Шерлок Холмс.
И Королева Англии не смогла бы ответить величественнее.
— Понятно. Нет, не понятно. Ладно, потом разберемся. Надеюсь, ты не занимаешься здесь культивированием бактерий и вирусов, и не изобретаешь новый вид биологического оружия. Такого сорта приправы мне бы заполучить не хотелось. Кстати, касаемо кулинарного вздора и обывательских чаепитий… Если я правильно понял, всё это принадлежит теперь мне. Только мне. — Джон тронул ладонью прохладу ламинированной столешницы. — А ты? Где собираешься завтракать и ужинать ты? На подоконнике? На полу?
Шерлок опешил. Ввести «ядерную заразу» в состояние замешательства оказалось делом наипростейшим — раз плюнуть. Хлопает глазами как филин и молчит. Не доходит?
— Что скажешь?
Шерлок взглянул на свои колбы так, будто впервые увидел.
— Ну… Я не уделяю еде так много незаслуженного внимания, — наконец вымолвил он. — Булки с маком, жареные цыплята — всё это отупляющий вздор, снотворное для ума. Для меня важнее всего работа. — И довольно шумно сглотнул.
«Голоден как дьявол в аду», — догадался Джон.
— А вот я покушать люблю. Что ж. Раз такое дело… Так и быть, пущу тебя на свою половину. Прямо сейчас - я, с твоего позволения, всё-таки выпью чаю. Не составишь компанию?
— Почему нет? — быстро откликнулся Шерлок. — Составлю.
— Прекрасно. — Джон открыл холодильник, пробегаясь глазами по небогато загруженным полкам. — Так… Что мы имеем? Как думаешь, сэндвич с гусиным паштетом и зеленью не слишком тебя отупит?
Шерлок снова захлопал глазами. И снова сглотнул.
— Гадость, наверное, невозможная…
Было потрясающе хорошо. Согретая солнцем кухня. Необременительно яркие блики на стеклянных боках. Вожделенный чай. Давно уже Джон не дышал так полно и радостно — досыта. Он смотрел на торопливо жующего визави, с презрительно-снисходительной миной рассматривающего третий по счету сэндвич, и глупо, совершенно непозволительно умилялся. Сейчас Шерлок не был ни ядерной заразой, ни молнией с градом, ни кем бы то ни было ещё. Он был мальчишкой с прекрасным аппетитом и крепкими челюстями, которые ходуном ходили, энергично перемалывая невозможную гадость. И это наполняло грудь почти позабытым теплом.
«А ведь он и в самом деле красив, — с удивлением думал Джон, исподволь разглядывая пушистые ресницы и чистый лоб. Особенно привлекательно выглядел беспорядочный ворох кудрей, чья нервическая взлохмаченность преобразилась вдруг в милую и очень домашнюю непричесанность. А это далеко не одно и то же. — Если заскок относительно моей роковой любви у него пройдет, делить с ним кров будет не так уж и сложно. Возможно, даже неплохо. Возможно, как сказала миссис Хадсон, мы даже подружимся. Возможно, я даже буду скучать, если однажды он упакует всё это и…»
— И все же я тебе нравлюсь. — Взор Шерлока победоносно сиял. — Ты рассматриваешь меня увлеченно, и думаешь о чем-то приятном. Я никогда не делаю ошибочных выводов, Джон. А с тобой всё стало ясно с первой минуты: расслабишься, рассиропишься и к моим ногам упадешь.
— Так-таки и к ногам? — добродушно усмехнулся Джон. Очарование момента и не думало исчезать. — Не слишком ли самонадеянно с твоей стороны?
— Ничуть. Сам посуди, мы знакомы какие-то шесть с половиной часов, и вот ты меня уже кормишь… Кстати, как я и думал, паштет отвратителен… И кофе напоишь. Да?
— Нет. — Джон поднялся из-за стола и вразвалочку направился к выходу. — Кофе напоишь меня ты.
— То есть?
— Черный. Без сахара.
— Я не варю кофе. Я никогда не варю кофе, Джон.
— Неужели? Хочешь сказать, он варится сам?
— Э… Что происходит, черт побери? Куда ты уходишь?
— На диван — отдохнуть. Надеюсь, ты не успел его поделить.
На этот раз молчание было недолгим — на заминку Шерлоку потребовалось не больше пары секунд.
— Не успел, — насмешливо укололо спину. — И даже не собирался. На нем так удобно лежать вдвоем. Особенно друг на друге.
— Не сомневаюсь.
Идиот.
Присел он осторожно, с опаской. Сколько раз его тело бездумно плюхалось на этот слегка продавленный (теперь-то понятно, в чем основная причина), но весьма удобный лежак. Сколько раз он засыпал здесь, уткнувшись носом в мягкую кожу. А сейчас казался себе самому едва ли не варваром, ступившим недостойной ногой в заповедную зону. Эти диковинные цветы и травы не для грубых, стоптанных каблуков…
Ни черта он кофе не сварит.
Но машина громко щелкнула и затрещала натужно. Одряхлела, видать, старушка. Да и то сказать — сколько водоплавающих припадало к этому источнику бодрости и наслаждения.
Остаток их первого с Шерлоком дня пролетел незаметно. Шерлок безотрывно копался в своем загадочном, тонко позвякивающем хозяйстве, время от времени хмыкая — то недовольно, то радостно. Джон читал, пялился в телевизор, нет-нет, да впадая в освежающую, короткую дрему, и частенько ловил себя на мысли, что всё это так узнаваемо и так нормально, будто было всегда. Будто картину эту он наблюдал изо дня в день: небольшая квартирка, погруженная в умиротворяющий полумрак, и в ней — двое мужчин, один из которых отчаянно чертыхается и невнятно бубнит, занятый чем-то несомненно безумным. Ничего необычного. Обитаемый островок в море житейском.
К вечеру похолодало — откуда ни возьмись налетел настоящий осенний ветер, закружив редкие листья на мостовой. Джон затопил камин.
Наведалась миссис Хадсон. Зашла, огляделась. Потрепала по голове Шерлока, ткнув пальчиком в лабораторию — снова ты за своё? Подмигнула Джону — не робейте, мой милый доктор. Ушла, напомнив об ужине.
Живот откликнулся призывным урчанием, и Джон поспешил к плите — вчерашнего рагу должно хватить на двоих…
*
Сон был из тех самых — сладких. И на данный период жизни более чем неуместных. Сладкие сны при добровольном отказе от всяческого десерта — это издевательство подсознания. Изощренное и жестокое.
Тело плавится в горячей, влажной истоме, достигая пика желания. Вот оно — моё жаркое солнце. Так близко. Так ярко. Обливает кожу сочным огнем. Ласкает. Ласкает там. Откровенно. Бесстыдно. Долгожданно…
— Джон. Джон, черт возьми! Проснись.
Цепкие пальцы впиваются в плечи, встряхивают с яростной силой, резко выдергивая из омута сомнамбулистического блаженства и безжалостно уничтожая мощный предоргазменный спазм.
— Какого черта?
Джон неваляшкой покачивается на постели, трясет головой, сжимает ладонями пульсирующие виски, тщетно пытаясь придти в себя, вернуться в этот неинтересный мир, в эту стылую ночь, пустую без того самого солнца. Но бесцеремонные руки сдирают его с кровати и волокут за собой — в неизвестность. И Джон, спотыкаясь, на автомате перебирает ногами — ошарашенный и безвольный. Тащи его хоть в геенну огненную… Но, соскользнув со ступеньки пяткой и едва не полетев кубарем вниз по лестнице, заодно подмяв под себя чокнутого соседа, он, слава богу, приходит в себя.
— Блядь. Куда ты тащишь меня, ненормальный? Отпусти.
Но Шерлок только удвоил скорость.
— Скорее, скорее.
И затормозил лишь в гостиной, тяжело дыша и настороженно озираясь.
— Слышишь? — прошептал одними губами — побелевшими, заметно дрожащими.
И Джону вдруг стало страшно.
— Что? — едва не простонал он в ответ, от накатившей слабости покрываясь испариной. — Я ничего не…
— Тшш… Вот оно.
— Где? — Сердце выделывало бешеное сальто-мортале и грохотало так, что Джон даже себя самого не слышал.
— Там, — неопределенно махнул Шерлок кистью и снова прислушался. — Странно. Только что было. Такое… непонятное. И пугающее.
— Да что было-то, чертов дурак? Оно стучало? Трещало? Шипело? Или, не приведи бог, пищало? Ради чего ты стащил меня с кровати посреди ночи? По-человечески объясни.
— По-человечески не могу. По-человечески это необъяснимо.
И обессиленно рухнул в кресло.
Джон снова потер виски. Сердечный ритм постепенно выравнивался. Грудь уже не сотрясало так безудержно и неуемно.
Он вздохнул и прислушался.
Дом наполняла сонная тишь. И ничего больше.
— Шерлок… Ты абсолютно уверен?
— Не знаю, — ответил Шерлок. — Теперь не знаю. Скорее всего, показалось. Спросонья.
Запрокинув голову и полуприкрыв глаза, он раскинулся в кресле расслабленной тенью. И только сейчас, оправившись от нешуточного смятения, Джон заметил, в каком виде ворвался в его спальню этот чертов подлец. Очередная наглая провокация, наконец-то дошло до него. В один миг, как озарило. Как обухом да прямо по доверчивой голове.
Обнаженный торс. Болтающиеся хламидой штаны: дерзновенно скользят они по тонкой, изломанной талии и вот-вот стекут серой хлопковой селью по склонам стройных, натренированных бедер, по холмикам крепкой и, черт побери, бесподобной задницы. Безвольно упавшие на подлокотники руки. Настоящий подлец. Разбудил посреди ночи, лишив заслуженного оргазма. Погасив пьянящее солнце. Ну подлец же, чтоб ему провалиться.
Удавлю. И в окно выкину. Будет знать, как…
Голос звеняще взорвал тишину: — Что это? Что это, Джон? — И опустился до придушенного полувздоха: — Джон…
Какого дьявола ещё он придумал, гаденыш неугомонный?
Но Шерлок ничего не придумал. Он беззастенчиво указывал пальцем туда, где… о, боже, о, господи, я же в одних трусах, как можно было об этом забыть?.. топорщилось и гордо вздымалось естественное сопровождение всех эротических снов.
Джон опустил глаза, вспыхнув всем телом — впечатляющая картина. Надо же, даже испуг ему нипочем…
Ошеломление Шерлока было столь очевидным, что Джону стало даже неловко — он что, приличных стояков ни разу не видел?
— Тебе в самом деле требуется ответ?
Шерлок молчал. И Джон ни на йоту не польстил бы ни собственному телосложению, ни его выразительным подробностям и деталям, если бы сказал, что молчал сосед потрясенно. А говоря проще, убит был мистер Холмс практически наповал.
— Это мой член, — терпеливо пояснил Джон. — Только не спрашивай, что с ним случилось. После восьми кавалеров это прозвучит довольно нелепо.
— В членах я разбираюсь. — Шерлок мужественно пытался ехидничать. — Более чем. А ты, я вижу, уже влюбился? Однако… — Но ни в тихом голосе, ни в подавленном тоне не было и намека на удовлетворение: каким-то образом Шерлок понял, что к нему великолепие джоновой плоти никакого отношения не имеет.
Он поднялся. Высокий, полуобнаженный, несомненно, обладающий полным комплексом соблазнения: с головы до ног — искушение, грехопадение, неодолимая власть. И всё казалось сейчас бесполезным. И совершенно неинтересным. Ему, Джону Ватсону. Мужчине, думать о котором было почему-то больно и стыдно, и который смотрел сейчас на него с выражением легкой, унизительной жалости.
— Тебе придется справляться с этим в одиночестве, — неуверенно пробормотал он, но головой встряхнул горделиво — держал удар. — Сегодня я как-то не расположен.
— Не утруждайся, Шерлок. Я справлюсь — дело привычное. Быстренько подрочу, кончу и на боковую. И, ради бога, не пугай меня больше так сильно. Видишь, какая непредсказуемая реакция…
Шерлок кинул на реакцию короткий прощальный взгляд и ушел, ни сказав ни слова.
До самого утра Бейкер-стрит была объята безмятежностью и покоем.
========== Часть 7 ==========
На следующий день Джон узнал, что такое Шерлок с утра не в духе, и как это способно влиять на жизнь, корректируя её самым неожиданным образом.
Неприятности начались, стоило Джону открыть глаза. А если быть абсолютно точным, выкатить их в дикой панике, подскочив на постели с колотящимся сердцем и замороженном в горле криком.
Разумеется, он проспал.
Оно и понятно — такая сумасшедшая ночь кого хочешь с ритма собьет. Битые два часа он промаялся в безуспешной попытке принять удобную позу и отключить непрерывный поток сознания, и, отрубившись только под утро, временно выпал из списка живущих. В половине восьмого будильник надрывался не для Джона Хэмиша Ватсона.
Опоздать было невозможно — лучше сразу же умереть. Или уволиться. Что, собственно, означало одно и то же. Назначенное в чертову рань совещание не предполагало подобной дерзости от сотрудника, прослужившего в коллективе всего ничего — два месяца с хвостиком.
Джон несся в ванную, обгоняя ноги.
Но на пути его вырос Шерлок, в которого Джон и врезался с лету, едва не опрокинув элегантно упакованное в рубашку и брюки тело.
— Черт.
— Нельзя ли чуть осторожнее? — прошипели ему в лицо. — Слава Богу, я оставил склянку с H2SO4 на своей половине стола — не хотелось бы лишиться Brioni*, хотя вряд ли ты понимаешь, что я имею в виду… Снова шляешься по квартире голым? Подобное поведение неэтично, и отдает откровенной похабщиной. По-моему, это известно каждому более-менее цивилизованному человеку. Ровно как и факт существования пижам и халатов. Только не говори, что в своем захолустье ты подрабатывал дешевым стриптизом, и что выставлять напоказ не самого высшего качества прелести для тебя дело многолетней привычки.
Джон пока ещё только спешил — отчаянно, но вполне добродушно.
— Шерлок, я жутко опаздываю. У меня не более десяти минут НА ВСЁ, так что лучше уйди. О моих прелестях и стриптизе поговорим потом — вечером.
— Было бы о чем говорить. — С брезгливой гримасой Шерлок сдвинулся в сторону. — Не забудь принять душ, от тебя воняет. Ты всегда по утрам так ужасно потеешь?
— Всегда, — выкрикнул Джон из ванной, глотая добрую порцию фторосодержащей пены и чертыхаясь. — Так что позаботься о противогазе — самое время.
Зубы, лицо — на все остальное времени нет.
Черт.
Он неловко сунул в подмышку нос — трепло несчастное. Воняет вполне прилично.
Но дезодорантом облился щедро.
— О, боже. Что за варварский аромат? Травишь им своих пациентов?
Минуты неслись друг за другом с убийственной прытью. На перепалку времени не было. Достойный ответ в голову не приходил. Ну и черт с ним. Да, травлю — только этим и занимаюсь. Успокойся уже.
А вот то, что на кофе времени тоже не оставалось, раздражало по-настоящему. Мало того, что из-за дерьмового охмурения он половину ночи ворочался, сбивая простыни в ком и думая черт знает о чем (всю жизнь свою долбаную перелопатил, вспомнил даже то, что сто лет назад позабылось), так и кофе неизвестно когда выпить придется, а это уже практически загубленный день. И всё из-за кого? Из-за выскочки в каком-то там блядском Бриони.
Ты, красотка, хоть три Бриони на себя нацепи, хоть десять Брионов напяль, не заставишь Джона Ватсона под свою дудку выплясывать. Да и есть ли ещё она у тебя, эта дудка, коли при виде нормальных мужских яиц едва сознания не лишился.
Должно быть, телепатическими способностями Шерлок всё-таки обладал, и мысли читать ему иной раз удавалось. Потому что стоило только несущемуся вверх по лестнице Джону впопыхах подумать о яйцах, как внизу раздалось:
— Ты в курсе, что толстый член — признак плебейства и ограниченности ума?