Снова выпили чаю.
Поболтали о пустяках. Джон повторно заикнулся о выплате долга, но Шерлок так негодующе зыркнул, что Джон про себя решил: отдам деньги домовладелице, пусть разбирается с ним сама. Но было приятно, что Шерлок не меркантильный жлоб, и не высчитывает каждый пенс. Крохоборов Джон ненавидел, потому что сам жаждой накопительства никогда не страдал.
В памяти тут же всплыла недавняя стычка, и слово Холмсов ярко вспыхнуло перед внутренним взором.
Что-что?
— Ты сказал — Холмсов. И много вас? Вот таких.
Но Шерлок лишь слабо махнул рукой:
— А-а… Не бери в голову. В любом случае, угрожать твоему спокойствию могу только я.
Усталость превратилась в приятное, сытое расслабление.
Джон быстро прибрался на кухне, заметив при этом, как ловко увильнул от домашних обязанностей сосед, деловито взглянув в телефон, щелкнув пальцами и сославшись на срочный звонок. Но возмутиться и не подумал — лишь снисходительно улыбнулся: иди-иди, без тебя как-нибудь справлюсь, неровен час, своего Бриони забрызгаешь.
Но Шерлок и правда что-то бубнил, расхаживая по гостиной. И даже пару раз довольно грубо кого-то послал.
«Как видно, девятого уму-разуму учит, — подумал Джон, убирая посуду в сушилку. — И дался же мне этот девятый… Черт».
Уже засыпая, он вдруг подумал: «Надеюсь, это не очередной ход конем. Судя по всему, исключить такой вариант нельзя. С него станется. Усыпит мою бдительность, а потом за задницу ущипнет».
И так живо он это представил, что даже в кровати заерзал.
«Завтра же пижаму себе присмотрю. Шелковую, в полосочку. Видел в каком-то фильме… Прав Шерлок, что за дурная привычка выставлять себя напоказ? Незачем человека травмировать… У него-то, должно быть, с этим не очень… А может, и очень… Не знаю… Тоненькие штанишки… Да-а… Всё это… прекрасно…»
Что же такого прекрасного в его жизни, додумать Джон не успел — заснул.
С головой погрузился в беспробудную ночь.
И первым, кого увидел, открыв затуманенные глаза, был облаченный в теплый халат сосед. Шерлок нависал над кроватью и довольно активно потряхивал Джона за плечи.
— Что случилось? — Тот сел на постели и резко зажмурился, прогоняя сонный туман. — Который час?
— Уже семь. Мне показалось, что ты проспал.
Джон застонал.
— Шерлок, блядь. Семь часов. Тридцать минут до звонка будильника. Какого черта такая забота?
— Извини. Но в прошлый раз…
— К дьяволу прошлый раз. Это был единичный случай, в котором, между прочим, виновен ты со своим охмурением. Никогда больше так не делай, прошу тебя. — Он удрученно вздохнул. — Весь день теперь буду отвратительно себя чувствовать и злиться по пустякам.
— Из-за каких-то смешных тридцати минут? Ерунда, — уверенно возразил Шерлок. — Примешь прохладный душ, выпьешь кофе покрепче, плотно позавтракаешь — будешь бодрым и жизнерадостным. Поднимайся. — И бесцеремонно дернул на себя одеяло.
— Эй, — возмутился Джон, — что ты делаешь?
— Поднимайся, тебе говорят. Чем больше ты размышляешь, тем меньше шансов на просветление.
— Какое, мать твою, просветление, когда я ещё сплю… — ворчал Джон, вскидывая на Шерлока полные мути глаза. — Так и будешь возле постели торчать?
— Буду, — твердо ответил Шерлок. — С места не сдвинусь, пока не окажешься в ванной.
— Я окажусь в ней через две-три минуты. Спускайся.
— Нет. Только вместе с тобой.
— Шерлок, что за чудная идея? В любом случае я уже не усну. Проваливай.
Шерлок отступил на пару шагов, но комнаты не покинул и, было похоже, даже не собирался этого делать.
Джон озадаченно морщил лоб.
Что за черт? Шерлок, конечно, строптивец изрядный, это стало понятно с первых минут, но в данный момент его поведение было необъяснимым и в какой-то степени глупым. Чего он так настойчиво ожидает, упрямо набычившись и потея в своем махровом халате? Почему не уходит, когда того и гляди его вытолкают взашей? Да ещё и подзатыльником угостят. Новая блажь? Но в чем её смысл и, если уж на то пошло, стратегическая задача?
И тут его озарило.
«Будь проклято всё на свете. Явился на стояк мой полюбоваться. Точно. И не иначе как по-приятельски. Ну дела».
Джон поднялся, чувствуя себя рыбой в аквариуме. Смотри, чего уж…
Но туда Шерлок даже не взглянул. Лишь удовлетворенно хмыкнул и вышел за дверь.
Доканчивая яичницу, Джон втайне маялся чувством вины и корил себя за идиотскую подозрительность. Шерлок и не думал его соблазнять. Зевал и почесывался он совершенно не эротично. И в том, как грыз свежую сдобу, роняя крошки на махровые петельки, не было ничего обольстительного. Завтракает человек. Кофе пьет. И кудри его растрепанные торчат. И указательный палец вымазан конфитюром. И в уголке рта примостилась солнечно-желтая капля — Шерлок уплетал свою долю яичницы с большим аппетитом. Как все нормальные люди. Без применения чувственных спецэффектов.
А уж то, что смотреть на всё это одно удовольствие, что от жующего рта, нежно-розовых скул, крошек этих дурацких, сладким градом падающих на стол, глаз оторвать практически невозможно (смотрел бы и смотрел, наслаждаясь тихо тлеющим под сердцем теплом), конечно к греховным желаниям отношения не имеет. Ни боже мой. Какие желания, что вы?
Просто приятно.
При-ят-но.
Комментарий к
http://www.youtube.com/watch?v=ypozPH2gnkk
Просто Шерлок. Обожаемый) От которого невозможно не сойти с ума)
========== Часть 9 ==========
В кастрюльке закипело-забулькало, и Джон притушил огонь. Теперь потомить минут сорок, добавить перца и зелени, и мясо готово. Аромат бесподобен, пропитанные соусом ломтики так и просятся в рот. Желудок подает сигналы полной готовности.
Голодное слюноотделение Джон решил нейтрализовать чашечкой кофе, на этот раз непременно сладкого — несколько крупинок сахара вкусу напитка не повредят, а вот разбушевавшийся аппетит ненадолго утихомирят.
Сделав первый глоток и блаженно зажмурившись, он взял со стола телефон.
«Где ты? Очень хочется жрать».
И, получив ответ, добродушно хмыкнул — вот чертов засранец, не может без своих идиотских штучек.
«Уже расстегнул. Уже достал. Готов вставить».
Расстегнул пальто. Достал из кармана ключ, и наверняка уже вставил — в замочную скважину.
Входная дверь радостно хлопнула.
Ну вот, я же сказал…
Шерлок заглянул в кухню, хищно дернув ноздрями.
— Вкусно пахнет.
— Еще бы.
— Я в душ.
— Не копайся. Я голоден зверски.
— Угу.
Их отношения были прекрасными. В самом деле — прекрасными. Джон не помнил столь яркого ощущения умиротворения и уюта. Даже в доме его вполне счастливого детства, где все друг друга любили и оберегали, где каждый старался доставить другому наибольшую радость и проявить максимум заботы и доброты, ему не жилось так покойно. И это при том, что о создании идеальных бытовых условий для них двоих Шерлок даже не думал: нередко мусорил и редко за собой убирал, где-то зависал допоздна и шумно возвращался домой, не обращая внимания на ворчливые реплики потревоженной миссис Хадсон и ярость измаявшегося в ожидании Джона, забывал о камине и холодильнике (его домовитости хватило ровно на две недели, а потом пополнение истощенных продуктовых ресурсов плавно перешло в неизменные, можно сказать, святые обязанности Джона), подолгу колдовал в кухне со своими загадочными изысканиями, беззастенчиво заполоняя обе половины стола и выводя Джона из себя упрямым нежеланием освободить жизненное пространство хотя бы на десять минут — приготовить долбаный сэндвич, чтобы с голоду не подохнуть.
— Терпение украшает мужчину, Джон, — многозначительно заявлял он, рассматривая мутную гадость в мензурке. — Живя со мной, ты постепенно превратишься в настоящего мачо — слегка небритого и вечно голодного. От подружек отбою не будет. А для тебя это по-прежнему актуально.
— Я выбрит всегда, — сухо возражал Джон. — И мои подружки — не твое чертово дело. Тем более что не от кого отбиваться — никто и не нападает.
— Ничего, — успокаивал Шерлок. — Сексуальный голод тоже мужчине на пользу: призывно горящий взор и характерное уплотнение в брюках делают его неотразимым. Триумф не за горами, Джон.
— Иди к черту со своим триумфом, — беззлобно рычал Джон и, хватая с полки холодильника первый попавшийся кусок сыра или салями, исчезал в гостиной — усаживался возле растопленного им камина и раскрывал газету. Есть ли смысл воевать с одержимым? Никакого смысла. Тем более что через четверть часа он сам объявится с требованием срочного ужина. Еще и примется возмущаться, что Джон задался целью его уморить. К своему низменному восторгу. Потому что жалкий, костлявый остов конечно же ни в ком не вызовет интереса, и несчастному телу Шерлока никогда больше не узнать сладости жарких гомосексуальных прикосновений. Никто его больше не приласкает.
— Успокойся, даже на твой жалкий остов всегда найдутся желающие приласкать.
— Что ты в этом понимаешь? Что можешь знать ты о грубых мужских проникновениях? Тьфу ты, я хотел сказать, прикосновениях. От голода в голове туман и истончение мысли… Ужин сегодня возможен, как думаешь?
Истончение мысли? Ну надо же. Даже мысль отощала у горемыки.
— Думаю, да. Возможен.
Отношения были прекрасными. И это удивляло Джона снова и снова. Достаточно вспомнить того сумасшедшего, что ворвался в кухню с явным намерением вышвырнуть из дома любого, кто посмел посягнуть на его законное место. Несмотря на собственную идею это место ему уступить. Противоречивость Шерлока не имела аналога. Впрочем, как и он сам.
Их жизнь размеренно и плавно текла, и совместное проживание не то что бы не было в тягость, оно было в радость. Да. Именно в радость. И прежде всего это являлось заслугой Шерлока — никто иной как он привносил в их быт невидимые, но осязаемые элементы семьи. Может быть, тем неоспоримым фактом, что по-прежнему оставался длинноногим и длинноруким ребенком — капризным, безалаберным и своенравным?
Кроме вполне невинных двусмысленностей, доставляющих Шерлоку явное удовольствие и незаметно для обоих ставших будоражащей нервы игрой, других поползновений на мужское достоинство Джона не было и в помине. Да и эти милые шалости его не слишком обременяли. Более того, и не признать этого было бы со стороны Джона бессовестной ложью, подобные разговорчики служили приятным дополнением к царящей в их доме гармонии. Пряностью. Острой, но не жгучей приправой. И в этом тоже просматривался несомненный гений Шерлока Холмса: создавать вокруг себя атмосферу в достаточной мере безопасного, но весьма привлекательного возбуждения. Кровь в Джоне кипела как никогда. И, черт бы побрал этого паразита, небольшое уплотнение в брюках с некоторых пор являлось для него едва ли не нормой. Это было волнующе, но не причиняло видимых неудобств. В конце концов, быть слегка на взводе — не самое обременительное состояние для мужчины.
Только вот почему-то деликатные притязания Сары Сойер при этом отклика ни в душе, ни в теле Джона не находили, несмотря на несомненную женскую привлекательность претендентки: медовый оттенок волос и тихую зелень глаз. А казалось бы, что может быть проще? И своевременнее? Что уж греха таить, мысли о здоровом, полноценном оргазме посещали Джона всё чаще, а тело требовало его всё настойчивее — намекало «мокрыми» снами весьма неясного, хотя и вполне предсказуемого содержания. Но, как видно, опрометчиво данная самому себе клятва крепко удерживала Джона от неверного шага. Не стремился он начинать всё сначала — отголоски недавней боли нет-нет да и царапали сердце. Да и дома, с Шерлоком, было до чертиков хорошо.
Два месяца продолжалась идиллия. И за эти два месяца Джон так к Шерлоку привязался, что уже не представлял своей жизни без его ехидного зубоскальства («Пижама? Да неужели? Можешь вздохнуть с облегчением — в ней твоему бесценному органу определенно нечего опасаться»); дерзких и насмешливых провокаций («Джон, посмотри — я не слишком вульгарен? По-моему, в этих брюках от Lagerfeld моя задница напоминает надувную подушку. Ты вообще в задницах что-нибудь смыслишь? О Lagerfeld я даже не заикаюсь…»); приступов дурного настроения и раздраженного брюзжания по малейшему поводу; многословных, воодушевленный тирад на самую неожиданную тематику («Терпеть не могу кротов. Подслеповатые уродцы, вредители, пожирающие своих же сородичей. Мерзость. Ненавижу каннибализм во всех его проявлениях — что физический, что духовный») с одной-единственной целью: восхитить и очаровать.
И Джон восхищался — по-детски искренне и открыто. Слушал о проделках кротов-каннибалов с замиранием сердца, внимал с восторгом и трепетом.
И, конечно же, был очарован — противиться безбрежному обаянию Шерлока Холмса было делом столь же смешным и нелепым, что и попытка остаться сухим в бушующем океане.
Но однажды они крупно поссорились.
Джон не смог отказаться от дружеского приглашения Сары Сойер посетить скромненький ресторанчик — день рождения не допускает отказов, даже если ты не собираешься переходить в установившихся отношениях на более интимную стадию.
Компания собралась немногочисленная, но приятная. Меню радовало разнообразием, напитки — сдержанной крепостью, музыка — ненавязчивостью и взаимной стройностью звуков. Разгулявшийся Джон веселился напропалую: шутил, произносил остроумные тосты, галантно приглашал на танец раскрасневшуюся виновницу торжества, ласково поглаживая её талию и нашептывая слова признательности и душевной симпатии. Сара довольно кивала и склоняла голову на его сильное, приветливое плечо.
— Я рад, что у меня появился такой замечательный друг. Можешь всегда на меня положиться, — хмельно заверял девушку Джон.
— И я очень рада, — отвечала она с улыбкой. — Ты тоже можешь положиться на меня в любую минуту…
Дома его ожидал серьезный скандал.
Шерлок расхаживал по гостиной, полами своего эротического халата создавая прохладные завихрения — воздух клубился вокруг него, обдавая разгоряченного Джона приятной и весьма своевременной свежестью.
— Ты потный и пьяный. Вся гостиная провоняла низкопробным алкоголем и чесноком. От тебя разит дешевым парфюмом. Она настолько несостоятельна, эта твоя сослуживица? Уважающая себя женщина должна дорого пахнуть. О, как я сразу не догадался… Щедрый подарок милого доктора, да? Ну конечно, кто ещё мог подсунуть бедняжке столь омерзительную отраву.
Он остановился напротив кресла, в котором добродушно жмурился пьяненький Джон.
— Ты ужасен.
Тот вкусно зевнул и поднялся на ноги.
— Угу. А где же сковорода?
— Какая сковорода? — опешил Шерлок.
— Та самая, что полагается по закону жанра, и которой из ревности ты должен непременно меня огреть. Где был? Чем пахнешь? Как-то знакомо звучит. Кстати, ты забыл про незастегнутую ширинку.
Глаза Шерлока гневно сверкнули.
— Иди проспись.
— Слушаюсь, — улыбнулся Джон, обходя нервно подрагивающего соседа. — Именно об этом я и мечтаю последние полчаса.
— Между прочим, про ширинку твою я не забыл, — донеслось ему вслед.
Джон обернулся.
— И правильно. Ты же видел — она того стоит, — ответил он совершенно серьезно.
И если бы сейчас его спросили начистоту, Джон ответил бы так же прямо (пьяному море по колено, это же всем известно): от собственных слов внизу его живота разлилось вполне узнаваемое тепло — дрожащее, упоительно сладкое, бросающее в головокружительный ад желания.
«Трахаться хочется очень сильно, — думал он, лежа в кровати и прилагая нечеловеческие усилия, чтобы сию же минуту не сорваться с места в карьер, покончив тем самым с жаркой телесной мукой. — Ну её к черту, эту дурацкую клятву. Сара очень милая девушка…»
Утро началось для Джона с похмелья и каменного лица соседа. Шерлок не отвечал на приветствие и даже не сдвинулся с места, сосредоточенно копаясь на своей половине стола. Вопрос о кофе и завтраке тоже остался открытым.
Джон делал в его спину удивленные мины — ты это серьезно?
Повод для столь демонстративной обиды казался слишком ничтожным и смехотворным. Ну сходил в ресторан с коллегами. Ну подарил женщине «омерзительную отраву». И что? Из-за таких пустяков стоит злиться и отмалчиваться с упорством глухонемого?