- Черт, ну ты такой… Не поцелуешь, нет? А я бы поцеловал, влюбился же…
Женя с трудом вывернулся из рук парня и, наконец, пристегнув его, сосредоточился на дороге, насколько мог. Его трясло мелкой дрожью. Ситуация повторялась: что того поцелуя не должно было быть, что этого пьяного признания. Парень вляпался, запутался и не знает как выбраться, а тут еще Мештер, герой-спаситель, мать его.
Слава богам, в дороге Макса укачало и он уснул, так что Женя смог по крайней мере эти полчаса попытаться ни о чем не думать и просто вести машину.
Припарковавшись у подъезда дома, Женя заглушил двигатель и осторожно потряс за плечо своего пассажира. Тот резко дернулся и разлепил глаза.
- Приехали, Макс.
Савельев молча наблюдал, как Женя отстегивается, как потянулся и к его ремню безопасности.
- Сволочь. Ненавижу.
Рука не сразу, но все же нащупала ручку двери, и Макс почти вывалился из машины.
Поднимал его Женя на пятый этаж почти в спящем состоянии, Оля будто ждала их под дверью: открыла, едва Мештер коснулся звонка. Девушка разобрала в гостиной диван, и Женя, сгрузив на него тело Макса, присел на корточки и начал расшнуровывать парню ботинки. Поймав на себе сосредоточенный взгляд, он быстро сдернул с Савельева обувь и отошёл в сторону, дав Оле снять с Макса куртку и накрыть покрывалом. Затем она выключила в комнате свет, и они вышли в коридор. Женя прижался плечом к входной двери и закрыл глаза. На душе было скверно.
- Спасибо вам большое, Евгений Маркович. Вы не обязаны были… Спасибо. Просто с вами он точно пошёл бы. Он же к вам… Ну вы знаете.
Девушка запнулась и густо покраснела. Ситуация становилась смешной и идиотской одновременно: девушка, которая бросила парня, потому что он влюбился в другого парня, благодарит этого другого за то, что привез парня к ней домой обратно. Бразильский сериал, чтоб его.
- Может быть, останетесь? Я кофе сделаю… Ну если хотите, конечно.
Эту девушку к лику святых потом причислят, не иначе.
- Нет, Оль, спасибо большое, но я должен ехать уже. Да и ни к чему это, если Максим проснётся, мое присутствие все только усложнит. Я пойду. В случае чего звоните.
Женя уже открыл входную дверь, когда его догнал голос девушки.
- Макс хороший. Он меня не бросал, он честный, это я ушла… Зачем мучить его чувством долга, если не любит. А к вам… У него давно к вам чувства, правда. Вот только сейчас он сам себе в них признался. Не думайте о нем плохо.
Мештер еще пару секунд смотрел на девушку, коротко кивнул и, захлопнув дверь, пошёл вниз по лестнице.
«В итоге мы всегда оказываемся посреди хаоса». Женя Мештер не был знаком с дедушкой Макса Савельева, а если бы был, то с этим высказыванием непременно бы согласился.
========== Глава 16 ==========
На стол опустился стакан с шипучим аспирином и тарелка дымящегося куриного супа. Звон посуды был негромким, но и от него Макс поморщился и сжал виски. Взгляд, полный страдания, однако, не произвёл никакого впечатления на девушку, стоявшую над ним.
— От похмелья я тебе больше ничего предложить не могу. Хотя нет, могу. Гильотина подойдет? — Оля взяла свою чашку с чаем и расположилась за столом напротив.
— А у тебя есть?
— Конечно, папина старая, для сигар. Поверь мне, сунешь в нее палец — и головная боль покажется ерундой.
— Нет уж, обойдусь, — Макс подвинулся ближе к столу и потянул носом над тарелкой. К горлу подкатил нехороший ком, и он снова поморщился.
— Давай-давай, нечего нос воротить, суп в этом деле — первое лекарство, оттянет сразу. Сначала аспирин только выпей.
Савельев ощущал себя, словно в пыточной. Но, к счастью, стакан с водой запустил нужные процессы, и каждая новая ложка супа давалась легче предыдущей.
— Черт, Оль, ты богиня. Я тебя не заслуживаю.
Стакан с тарелкой легли в раковину, Макс обернулся к девушке и тут же пожалел о своих словах. Идиот, какой же идиот.
— Черт, прости. Я бред несу. Меня вообще здесь быть не должно.
— Но ты здесь. Наверное, мне следовало бы поступить с тобой более жестоко, например, сдать на руки родителям еще вчера. Но что-то мне подсказывает, что ты и сам себя наказал сверх меры. Вчерашний день-то помнишь вообще?
Макс застонал и прижался затылком к ящику с посудой. Он помнил, слишком хорошо помнил, и от этого становилось тошно.
— Оль, прости меня. Я наговорил тебе вчера лишнего. Не знаю, как ты вообще меня после этого на порог пустила…
— Ну богиням не пристало на всяких смертных дураков обижаться, — девушка улыбнулась, но как-то горько. — Ты лучше родителям позвони. Я вчера им наплела с три короба, что ты приехал весь такой расстроенный и рухнул спать, разговаривать ни с кем не хочешь. Уж не знаю, насколько они мне поверили… Вы из-за меня поругались?
— Ну частично, — Савельев почесал затылок. — Они меня стали отчитывать за то, что с тобой так поступил. Я не сдержался, обвинил их в тотальном контроле моей жизни, ну и сказал, чтобы хоть в личное не лезли. Ушел, хлопнув дверью. А дальше понеслось: выдернул Плетнева, уговорили с ним почти две бутылки вискаря…
Макс замолчал. Фантасмагория событий, случившихся дальше, не укладывалась в голове, малодушно мечталось о частичной амнезии. Но Оля, судя по всему, решила быть безжалостной.
— А потом Игорь ушёл, тебя забрал Мештер и привез сюда, — девушка немигающе буравила Макса взглядом. — Все?
Все. Ни хрена себе все! Это был полный армагеддон. И единственный человек, с которым об этом можно поговорить — бывшая девушка. Атас. Возникла мысль, что, быть может, это его кармическое наказание. Макс вздохнул и снова опустился на стул, все под тем же взглядом Оли.
— Я облажался вчера по полной, Оль. С утра с тобой, дома не смог промолчать… В жизни такого не было! С Плетневым схлестнулся так, что нас охрана разнимала.
Брови девушки поползли вверх.
— С чего это? Вы же вчера так душевно вместе пили…
— Душевно, — Олин сарказм Макс пропустил мимо ушей. — Душевно, пока он Мештера пидором не назвал.
Театральная пауза, занавес, антракт.
— Хм. Ясно тогда… — девушка покрутила в руке чашку. — А дальше?
— А дальше нас разняли, и Плетнев ушёл. Надо мной нависли охрана с администратором, я еще и на них огрызался. Потом появился Мештер, заплатил по счету и поволок в машину. Блин, позорище…
— Ну не смертельно еще, ты мог по пьяни и на него с кулаками броситься. Позвонишь, извинишься, деньги вернёшь, в чем проблема?
— Проблема? Оля, я ему в любви вчера признался!
Театральная пауза затягивается, очень большой артист держит очень большую паузу. Оля вздохнула.
— Да это я и без тебя поняла…
— В смысле? — Макс напрягся. — Я тебе ничего же не говорил.
— Зато я лицо Мештера видела. Он смотрел на тебя так, словно ты от страшной болезни умираешь, а он потерял последнее лекарство. Ну и я тоже… Короче, ты не злись, но я ему сказала все.
Внимание, артисту плохо! Скорую на сцену, срочно!
— Что ты сказала? — голос от напряжения сорвался на свист.
— Как есть. Что чувства у тебя к нему, и ушла я, чтобы свободу тебе дать.
— Господи, Оля… — Макс спрятал лицо в ладонях, мечтая провалиться сквозь пол.
— Да что «Оля»?! Ты сам себя сдал ему, с потрохами. Я всего лишь твою репутацию подмоченную спасала, так что мог бы «спасибо» сказать.
— Спасибо.
Оля фыркнула.
— Иди ты знаешь куда?! Макс, будь уже мужиком в конце концов и признайся хоть самому себе, чего ты хочешь! Потому что твоя чехарда «да/нет/не знаю» уже изрядно утомила!
Суд выносит приговор, заключённый, приготовьтесь к казни.
— Макс. Посмотри на меня.
Голос Оли прозвучал неожиданно мягко и даже как-то понимающе. Савельев поднял на девушку глаза.
— Ты ведь не любишь меня. Правда?
— Ох, Оль… Ты же знаешь, что очень мне дорога. Ты мой лучший друг!
— Но любишь ты его. Да?
Заключённый, прежде, чем топор палача опустится на вашу шею, можете сказать последнее слово. А можете просто кивнуть.
Макс кивнул.
Оля поднесла чашку к губам, но почему-то передумала и отставила в сторону.
— Я раньше никогда не говорила тебе, что люблю. Хотя очень хотелось. А все потому, что понимала: не сможешь ответить тем же. В Новый Год решила, что тянуть дольше глупо. Я не ждала, что признаешься в любви, я ждала правды. И только. Ты прав, я твой друг, как и ты мой. Поэтому я считала, что хоть на честность могу рассчитывать. Макс, я тебя прощаю, правда. Но прошу, не надо себе врать.
Казнь топором заменена на повешение, заключённый будет медленно задыхаться в петле.
— Что ты будешь делать с Мештером — твое дело, в конце концов, если тебе настолько тошно от того, что тебя тянет к мужчине, можешь просто дождаться, пока он уедет. И попытаться отвлечься. Не знаю, правда, как… Но обманывать себя не надо.
По техническим причинам верёвка лопнула, заключённому предстоит жить на свободе до неопределённого срока. Макс вздохнул.
— Беру назад свои слова. Тебя ни один мужик на планете не заслуживает.
— Иди ты! — Оля со смехом запустила в парня салфеткой, и обстановка как-то сразу разрядилась. Девушка хотела еще что-то добавить, но тут в комнате зазвонил телефон. Оли не было несколько минут, когда же она вернулась на кухню с телефоном в руках, лицо ее было бледным, как мел.
— Таня звонила. Плетнев в больнице.
— Что случилось?! — Макс вскочил на ноги, чувствуя, что сердце уходит в пятки.
— Избили ночью. Дворничиха нашла утром в подворотне, вызвала скорую, хорошо, паспорт у него с собой был. В Склифе он сейчас. Наверное, после того, как из бара ушёл, на кого-то нарвался…
— Поехали! Сейчас, ключи только найду…
— Какие ключи, Макс, твоя машина возле бара осталась, тебя вчера Мештер привез! Да и нельзя тебе за руль сейчас, от тебя выхлоп за километр. Так. Давай вот что: бери такси, езжай домой, мойся, переодевайся и оттуда, внимание, тоже на такси, уже в Склиф приезжай. А я сейчас туда поеду.
— Так едем вместе, на кой черт мне сейчас домой?!
— На тот самый! Ты на алкаша похож, у тебя даже куртка куревом и спиртным провоняла. Ну и Плетневу ты сейчас не поможешь, а вот с родителями поговорить надо. Или ты как маленький от них теперь бегать собираешься?
Нет, бегать Макс не собирался. Да и в остальном Оля была более, чем права. Теперь оставалось только постараться выйти из сложившейся ситуации с наименьшими потерями.
Дома, как и ожидалось, была только Людмила Филипповна: отец с утра уехал на работу. Макс заранее ожидал от матери упрёков за то, что заставил их волноваться и вообще вел себя подобным образом. С самой школы в том, как его отчитывали родители, ровным счётом не поменялось ничего, так что Макс знал заранее все, что ему будет высказано. Правда, и явных поводов он прежде не давал, но по крайней мере за несдержанность ему было действительно не удобно.
Но, удивительное дело, к привычному сценарию мама прибегать не стала. Похоже, вчерашний день откровений произвёл на родителей куда большее впечатление, чем он ожидал. Людмила Филипповна охотно приняла извинения сына и, чуть замявшись, позвала за стол. Голоден Макс не был, но пошёл. Мама заваривала чай, стоя у плиты.
— Сынок, мы вчера очень расстроены были. И тем, что у вас с Олей случилось, конечно, но больше всего твоими обвинениями. И я, и отец, мы не ожидали.
— Мам, я… Прости, пожалуйста.
— Нет, я не обвиняю тебя, Максик. Просто это было так внезапно. Я и подумать не могла… Мне ведь казалось, ты всем доволен. И мы с папой всегда делали для тебя все, что могли, все для твоего блага.
— Мам, я знаю. И я за это очень вам благодарен, поверь мне, я ценю ваши усилия. Я психанул, потому что, как мне кажется, в своей личной жизни я и сам могу разобраться, без ваших советов. Ну и ждал от вас, не знаю, поддержки, наверное…
— Так, а мы разве тебя не поддержали? Ведь ты ошибку с Олей совершил, как же мы могли не сказать тебе об этом? Или ты хотел, чтобы мы тебя просто пожалели, не дав дельного совета?
Макс вздохнул. Тему нужно было сворачивать, похоже, с отстаиванием права на свои ошибки он опоздал лет на десять. Как сейчас донести, что его собственное мнение может, вот странно, не совпадать с мнением родителей? А никак.
— Ладно, мам, давай об этом не будем больше. Все, уже дело сделано, с Олей мы расстались. Сейчас мне нужно в Склиф ехать.
Разговор соскочил на Плетнева, и Людмила Филипповна принялась рассуждать о бессовестных бандитах и как опасно в наши дни шататься по подворотням. Макс только хмыкал в ответ, занятый больше своими мыслями, пока мылся в душе и влезал в чистые джинсы.
Плетнев, конечно, зараза, гомофоб новоявленный, вообще за языком не следит. Но, как ни крути, а в бар-то его позвал Макс, на драку спровоцировал тоже Макс, и нарвался Игорь ночью на неприятности, потому что пар спустить с Савельевым не вышло. Так что Макс вину свою ощущал очень отчётливо. Конечно, на трезвую голову один не стал бы лишнее болтать, а другой не сорвался бы, ну, а пьяный берегов не видит. Вот и с Женей также вышло.
Савельев поморщился и тут же порезался бритвенным станком, оставив на подбородке каплю крови. Полное ощущение дежавю: однажды ему уже было стыдно перед Мештером за пьяное поведение, вот только в тот раз решиться на звонок было легче. Да что там, написать ему после поцелуя было легче! Это ж надо было, признаться в любви и тут же в этом обвинить. Да и кто сказал, что Жене это вообще надо! Он вернётся в свой Берлин и забудет ненормального Савельева как страшный сон. Хотя в последнее Макс и сам не верил. Было у Мештера к нему что-то, должно было быть, равнодушные люди так себя не ведут. Но как теперь ему в глаза посмотреть после всего?
В Склифе Макс застал группу 404 полным составом, девушку Игоря Татьяну и маму Ирину Петровну. Лечащий врач расписал всю картину: пришел в себя, ушибы, сотрясение, сломаны нос и ребра. Состояние не критическое. И, деликатно откашлявшись, добавил, что при том количестве анестезии, которое показал анализ крови, сомнительно, что во время драки Плетнев вообще почувствовал хоть один из ударов. Вот сегодня да, ощутил по полной, еще и похмелье. Навестить Игоря пустили только маму. К этому моменту подоспели и сотрудники полиции, так что Максу был устроен полный допрос: где они с Плетневым пили, во сколько, когда и при каких обстоятельствах разошлись и, главное, может ли кто-то подтвердить его алиби. Оля, стоявшая рядом, тут же отрапортовала, что Савельев ночевал у нее и даже назвала точное время, когда тот вошёл в квартиру.
К сожалению, выходило, что между тем, как Игорь ушёл из бара, и попаданием в квартиру к Матвеевой образуется целый час. И на него Максу тоже было нужно алиби, хотя зачем, для чего: и дураку ясно, что Савельев не успел бы за это время выйти из бара, нагнать приятеля, отпинать его и бросить в районе Проспекта Мира, в то время, как бар находился на Добрынинской. Но служители правопорядка были неумолимы. Должно быть подтверждение свидетеля и все. Увы, и Оля, и Макс знали, кто мог быть этим свидетелем, и что хочешь не хочешь, а звонить придется. Оля решилась первая.
— Алло, Евгений Маркович, здравствуйте, снова я вас отвлекаю, простите. Нет, с Максом нормально все, это по поводу Плетнева, его вчера избили сильно. Да, вот мы сейчас все в Склифе. Но тут другое. Вы не могли бы полиции подтвердить, что вчера Макса в баре встретили и ко мне привезли. Да, и во сколько это было. Спасибо огромное!
Оля передала трубку офицеру полиции. Тот дежурно представился, задал ряд вопрос по личности самого Мештера, уточнил в деталях то, что уже узнал у Савельева и Матвеевой, попрощался и вернул телефон.
Макс, выйдя на крыльцо больницы, достал из кармана пачку сигарет. Оля прислонилась рядом к колонне.
— Слушай, ну состояние у Плетнева ничего, видишь, врач сказал, через пару дней отпустят. Все на нем как на собаке, а, говорят, пить вредно. Бурбон творит чудеса.
— Да уж, — девушка усмехнулась. — Чудеса-то чудеса, но ты ж не об этом собирался заговорить.