Он выслушал меня, не перебивая, пока я, краснея и бледнея, просилась переночевать.
— Я вам тут все уберу, Борис Борисович, — я старалась говорить твердо, но мне все равно было отчаянно стыдно. Потому что месяц назад я ушла навстречу новой и счастливой жизни, и вот — теперь возвращаюсь, как побитая собака. — И посуду перемою… Это ненадолго, неделя… Две может быть.
— Хорошо, — он не задавал лишних вопросов, и я посмотрела на него с благодарностью.
— Дашка! Рассказывай! — набросилась на меня Жанна, когда я вышла от Барбарисыча.
Здесь уже собрался весь персонал — Мамука Гергиевич, Костик и Ксюша, которую приняли за месяц до того, как ушла я.
— А что рассказывать? — пожала я плечами, бросила сумку на стул и засучила рукава. — Пока я постигала азы высокой кухни у Богосавеца, Антоша весело проводил время.
— Застукала?! — ахнула Жанна.
Я вкратце рассказала, что произошло, и мои бывшие коллеги принялись с жаром обсуждать ситуацию, пока я убирала со столов пластиковые стаканчики.
Костик, поправляя на носу очки, грозился поехать и набить Антону морду. Его успокаивали дружно и почти хором, пока он не признал, что идея дурацкая — набить морду он сможет только минтаю, и то, если минтай будет в замороженном виде.
— Ты же помогала ему ипотеку выплачивать за эту квартиру! — горячилась Жанна. — Ты тоже имеешь право на жилплощадь!
— Кредит был оформлен на него, — напомнила я, — и платил он. Шансы и так нулевые, а если подключится Антошин папочка, то я еще и должна останусь. За то, что загубила лучшие годы жизни великому музыканту.
— Гадость! — прошипела Жанна. — Вот она — женская доверчивость. Надо было сразу его в ЗАГС тащить.
— Он упирался, — невесело пошутила я. — Мы хотели сначала на ноги встать, а уже потом о семье думать.
— Вот и встали, — зло сказала Жанна. — Он теперь в шоколаде, а ты…
— А я — в «Белой рубашке», — напомнила я ей. — Это круче.
Барбарисыч вышел из кабинета и долго гремел ключами, делая вид, что не может найти нужный.
— Но что ты теперь будешь делать, Дашка? — спросила Жанна. — Жить в кафе — не вариант.
— В «Белой рубашке» мне еще не выдали зарплату, — сказала я, протирая столешницы. — Аванс дадут — постараюсь квартиру снять. Пока не хватит, я с психу деньги забыла взять из Антошечкиной квартиры, а возвращаться не хочу.
— Я бы тебя к себе забрала, — призналась Жанна, — но ты же знаешь моих — мамаша еле ходит, трое спиногрызов, да и Ковалёв ворчать станет.
— Да, я понимаю, — я притащила из подсобки швабру. — Все нормально, я тут как королева переночую.
— Давайте сбросимся? — предложил Костик. — У меня «пятерик» остался…
Мамука Георгиевич крякнул, подумал и выудил из кармана брюк помятую тысячную купюру.
— Не надо, ребята, — отказалась я. — Прямо вы все тут такие миллионеры. Ничего страшного, перекантуюсь…
— Не геройствуй, — Жанна нахмурилась и принялась рыться в сумочке. — У меня тоже не густо, но хоть что-то. Тебе же сейчас прокладки купить не на что будет.
— Жанна! — прошипела я.
— А что? — она вскинула брови. — Или ты пойдешь за шмотками? Хочешь, с тобой пойду? Кто знает, что этому козлёнышу в голову взбредет.
— Не пойду, — отрезала я.
— Ну вот, — Жанна выудила две сотенных бумажки, потом еще двухсотку.
— Ерундой не занимайтесь, — подал вдруг голос Барбарисыч, о котором я, признаться, совсем забыла. — Я ей выдам под расписку, из общей кассы. С зарплаты вернешь.
— Спасибо, Борис Борисович, — сказала я благодарно.
Когда все ушли, я заперла кафе, убрала в кухне и села на подоконник, глядя на улицу. Зажигались фонари, машины метались туда-сюда, прохожие спешили домой. Я проверила телефон — ни одного звонка. Антоша показывал характер. Чудесно. Я заблокировала его номер, а потом удалила все наши совместные фотографии из телефона. Соцстраниц у меня не было, так что с этим оказалось легче.
Всё, адьес, Антоша.
Поставив будильник на пять утра, я вытащила раскладушку и легла, но долго не могла уснуть, прислушиваясь к шуму машин за окном.
Утром я вскочила, как встрепанная, умылась, убрала раскладушку, заперла кафе и помчалась на остановку, чтобы не опаздать на работу в ресторан.
Я успела в последнюю минуту, переоделась и встала в шеренгу поваров за секунду до того, как появился Богосавец в сопровождении Милана.
— Ты какая-то потерянная сегодня, — сказала Елена в первом перерыве, когда мы торопливо пили чай и ели бутерброды с сыром. — Не выспалась после выходного?
— Немного, — я улыбнулась, показывая, что всё в порядке, но Елена была права. Мне страшно хотелось спать — и не столько от недосыпа за ночь, сколько от душевной усталости. Месяц я шла к своей цели, добивалась признания, старалась, скрывала недовольство и обиды, старалась не завидовать, а учиться, и когда все получилось, когда я добилась своей цели — такой удар в спину. И от кого — от человека, которому я привыкла доверять.
Но разводить нытье было совершенно некогда.
Ничего, не я первая в рядах выкинутых на улицу сожителями — не я последняя. Главное, у меня есть работа мечты, а всё остальное приложится.
— Иванова, — заглянул в подсобку Милан, и лицо у него было необыкновенно серьезное. — Быстро в кабинет шефа, — он понизил голос и добавил: — Не в духе. Ты что натворить успела?
— Я?!
— Иди, давай, — сказала Елена с беспокойством и отобрала у меня бутерброд. — Воротник поправь.
Я поправила не только воротник, но и косынку, и помчалась на второй этаж. Перед самым кабинетом Богосавеца я задержалась, несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув. И почему это шеф захотел меня увидеть? В кабинете? Не мог поговорить в кухне?..
Постучавшись, я повернула ручку и робко открыла дверь.
— Можно? — спросила я, заглядывая в кабинет.
Богосавец сидел в кресле, поставив локти на стол, и задумчиво смотрел на меня. Солнце заглядывало в окно, освещая фигуру шефа сбоку. От этого серые глаза казались прозрачными до донышка. Но мне совсем не понравилось их выражение. Богосавец как-то странно окинул меня взглядом, потом усмехнулся и откинулся на спинку кресла, потерев подбородок.
— Заходи, — пригласил шеф, а когда я вошла, закрывая за собой двери, спросил в лоб: — В «Пышке» ты как работать собралась? На полставки или решила вернуться насовсем?
— У вас превосходные стукачи, — сказала я после недолгого молчания.
— Не жалуюсь, — ответил Богосавец мне в тон. — А по делу ты мне что-нибудь ответишь?
Я молчала, уставившись в пол. Рассказать этому королю телеэкрана и кухни, что сожитель выставил меня из квартиры? Это еще унизительнее, чем слежка за мной.
— Даша? — негромко напомнил о себе Богосавец.
Он по-прежнему сидел в кресле, и от этого я чувствовала себя еще более неловко — как школьница в кабинете директора. Это меня разозлило — внезапно, сильно, захотелось сказать что-то резкое, нагрубить… Но я сдержалась, закусив губу.
— Тебя приняли в «Белую рубашку», — продолжал шеф очень спокойным, ровным голосом. — Мы приняли тебя в свою семью, а ты решила усидеть на двух стульях?
— Все не так, — сказала я громко. — Я там живу. Временно. И работаю только уборщицей и посудомойкой. За жилье. Секретов вашей кухни никому не раскрываю.
— Не понял.
Я быстро посмотрела на Богосавеца — похоже, он и правда был озадачен. Приподнял брови и чуть подался вперед, разглядывая меня уже с недоумением.
— Так получилось, что мне пришлось быстро съехать из арендованной квартиры, — пояснила я, ничего не сказав о причинах переезда, — новую квартиру я еще не сняла, а прописка у меня в «Пышке», поэтому туда и пошла. Хотела к подругам попроситься, но не получилось. Закон подлости.
— У тебя прописка в кафе? — переспросил он, и мне внезапно стало смешно, и вся злость испарилась, как по волшебству.
— Хотите, паспорт покажу? — предложила я. — Он в сумке, принесу сейчас.
Я уже готова была бежать за паспортом, но Богосавец меня остановил.
— Подожди, — сказал он, и я замерла, спрятав руки под фартуком.
Богосавец поднялся из кресла, прошелся по кабинету и остановился рядом со мной. Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — У тебя проблемы с жильем?
— Это временно, — заверила я его. — Дадите зарплату — я сразу сниму квартиру.
— Но разве у Изотова не своя квартира?
Изотов — это была фамилия Антона. Получается, у Богосавеца были не только способные стукачи, но еще и расторопные шпионы. Кровь бросилась мне в лицо, и я покраснела до слез, пряча глаза.
— Жду ответа, — Богосавец наклонился ко мне, и я опять ощутила запах горьковатой свежести от его белоснежной рубашки.
Раньше я никогда не думала, что можно находиться с человеком так близко, и одновременно — так далеко. Я могла протянуть руку и коснуться пуговицы на груди шефа, но в то же время знала, что между нами такая пропасть, через которую не перебраться даже на вертолете. Отмалчиваться не было смысла, и я сказала:
— Своя. Только мне не нравится, когда лезут в мою личную жизнь.
— А мне не нравится, когда врут, — голос Богосавеца стал обманчиво-мягким. — Поэтому я хотел бы услышать правду.
— Вряд ли вам будет интересно.
— Это уже мое дело.
— Поссорились. Я ушла, — ответила я с вызовом.
— В «Пышку», — уточнил он.
— В «Пышку».
— Мыть посуду за жилье?
— Я ведь уже говорила, — я начала нервничать, потому что наш разговор больше походил на сцену из какой-нибудь мелодраматичной комедии.
Но Богосавец расспрашивал меня с очень серьезным видом:
— Будешь мыть посуду по ночам?
— Не по ночам, — пожала я плечами, — кафе закрывается в двадцать два часа. За час я там все успею.
— Меня это не устраивает, — шеф снова вернулся к столу и вольготно расположился в кресле. — Если не будешь спать ночами, работая в чужом кафе, то зачем приходила ко мне?
— Тогда я не думала, что так получится, — сказала я, все еще не осмеливаясь посмотреть на него. — Это временно, и я обещаю, что на работе это не…
— На кухне мне нужны повара, а не сонные мухи, — сказал Богосавец, как отрезал. — В течение месяца можешь жить в комнате отдыха, наверху. Я дам тебе ключи, там есть все необходимое. Ищи квартиру не торопясь, но и не затягивай. Подыщи что-нибудь поближе, чтобы не мотаться через весь город.
— О… спасибо… — только и смогла ответить я.
— Зайди в бухгалтерию, — продолжал шеф, — я скажу, чтобы тебе выплатили «подъемные». И в следующий раз, когда будут проблемы — сразу приходи ко мне, а не болтайся по второсортным забегаловкам.
Мне стало обидно за «Пышку», но я промолчала. Кафе и в самом деле было второсортным, по меркам Богосавеца. Тут и поспорить трудно.
— Можешь идти, — разрешил шеф.
Но я продолжала стоять, переминаясь с ноги на ногу.
— Что-то еще? — спросил Богосавец безо всякого выражения.
— Да, — я посмотрела ему в лицо. — Откуда вы узнали про "Пышку"? Не верю, что вы и в самом деле следили за мной.
Он усмехнулся углом рта и ответил:
— Мне позвонили и сообщили, что ты шпионишь в моем ресторане. Хочешь узнать секретные рецепты.
— Что за ерунда! — возмутилась я. — Кто мог такое сказать?
— Она не представилась, — ответил Богосавец, и в глазах его появился интерес. — Но я так думаю, это кто-то из твоих бывших коллег.
— Не может быть, — произнесла я уверенно. — Зачем им это?
— Даже представить не могу, — казалось, шефа всё больше и больше забавлял этот разговор. — Но как я понял, ты шпионишь на некого Барбарисыча.
Это был удар под дых. Значит, и правда меня сдал кто-то из своих. Жанна? Или кто-то из мужчин попросил какую-то женщину позвонить?
— Больше вопросов нет? — поинтересовался Богосавец. — Тогда иди.
Я вылетела из его кабинета пулей, но пошла не в бухгалтерию, а помчалась в подсобку — попить водички и отдышаться. Там меня встретила Елена и сразу набросилась с расспросами. Я коротко пересказала историю своих вчерашних приключений. Теперь, когда обо всем узнал шеф, делать из этого тайну было бы смешно.
— Вот гад! — от души обругала Антошу Елена. — И тот, кто настучал шефу — тоже гад!
— Чего ждать от посторонних людей, если меня кинул близкий человек? — сказала я, пожав плечами. — А Антон считает, что я во всем виновата. Мало уделяла ему внимания.
Елена погрустнела и нахмурилась.
— Знаешь, а ведь всегда так, — сказала она задумчиво. — Когда твоя личная жизнь летит к чертям — верный знак, что скоро получишь повышение. И наоборот…
— Пусть уж лучше такая личная жизнь улетает к чертям сейчас, — ответила я. — Обидно ошибиться в человеке, но потом было бы еще больнее. Особенно если бы ребенок родился. Так что все к лучшему.
— Ты оптимистка, — заметила Елена. — Но теперь все точно наладится.
Все и правда наладилось.
Комната отдыха в ресторане больше походила на номер из отеля люкс (я там не бывала, но видела фотографии в интернете). Больше всего я была благодарна персоналу «Белой рубашки», что они не задавали лишних вопросов, почему я живу в комнате наверху. Позже Елена по секрету рассказала, что почти все повара нашей кухни в разное время жили при ресторане.
— Шеф никому никогда не отказывал в помощи, — говорила она. — Если бы ты сразу к нему пришла…
Но я не представляла, как могла бы вывалить свои проблемы на шефа. Это было неправильно. Как если бы… как если бы Золушка на первом балу сразу же призналась прекрасному принцу, что платье на ней — лохмотья, преображенные феей, туфли не её, карета — тыква, кони — крысы, а дома она — вроде служанки при мачехе и сестрах, которые ею помыкают. И тут же попросила поселить ее во дворце, подарить настоящее платье и туфельки, ну и жениться — если не сложно. Вряд ли у принца подобная откровенность при первой встрече вызвала бы что-то, кроме легкой брезгливости.
Мне бы хотелось, чтобы Богосавец видел меня именно принцессой — пусть и кухонной, но человеком самодостаточным, без глупых проблем. Человеком, на которого можно положиться, и с которым не придется нянчиться. А получилось наоборот.
Несколько дней я пряталась от Богосавеца, насколько возможно прятаться гостю в доме хозяина. Мне было стыдно смотреть на шефа. Я искала жилье, каждый вечер обзванивая объявления, которые находила в интернете. Но мне не везло — квартиры в этом районе были дорогие, я боялась, что не потяну аренду, и волей-неволей начала искать варианты попроще. Ничего страшного, буду ездить на работу на метро, как раньше.
В конце недели, когда ресторан закрылся, и ушли даже посудомойки, я уже приняла ванну и собиралась ложиться спать, когда заметила, что на первом этаже, в кухне, горит свет.
Забыли выключить?
Набросив халат, я спустилась на первый этаж. Дверь в кухню была приоткрыта, и там кто-то был — я услышала стук ножа и шипение масла на сковороде. Заглянув в щелку, я увидела Богосавеца. Шеф готовил, надев поварской колпак и повязав фартук. На столе лежали фрукты, лук и рыба — осетрина, стояла огромная бутылка лучшего оливкового масла, и Богосавец словно танцевал у плиты, жонглируя ножом и продуктами.
Но для кого он готовит, если зал пустой?.. Или это — поздний ужин, потому что шеф проголодался?
Я невольно залюбовалась его быстрыми и точными движениями, ювелирной технике работы с ножом. Какое это удовольствие — смотреть, как красивый мужчина увлечен любимым делом!.. А Богосавец был именно увлечен — даже не заметил, что я за ним наблюдаю.
Прижавшись щекой к косяку, я смотрела, как шеф рубит лук, снимает пленки с долек лимона, тонко шинкует сладкие перцы, смешивает уксус и масло для соуса. Наконец, блюдо было готово, сервировано, и Богосавец застыл над тарелкой, оперевшись ладонями о столешницу.
Блюдо выглядело свежо и празднично — белая рыба на подушке из овощей, украшенная зеленью петрушки, в обрамлении золотистого соуса с кусочками жареного чеснока. Пахло пряными травами и имбирем — что-то новое, я не встречала подобного рецепта в меню или в программе «Душевной кухни».