— И что? Успех его настиг?
— Нет, конечно. Замдир у нас заебись креативный, но эта креативность просто прёт без всякого смысла, без учета восприятия аудиторией и всего прочего. Ну, он может что-нибудь крутое придумать, но такое, знаешь: круто, прикольно, но продаваться не будет. Он чисто креативщик, а в продажах и маркетинге не рубит вообще. Массовик-затейник. С клиентами у него хорошо получается контакт наладить, а как профессионал он так себе. Когда я к ним Бусыгина приволок в качестве клиента, то мы с ребятами первый кат-гайд сделали за всю историю фирмы. Правда, я одного дядьку из другой конторы консультантом привлекал, сам тоже не потянул бы.
— А, ты рассказывал, помню, — поддакнул Олежка. — И за это они теперь тебя ненавидят… Типа самый умный.
Никита усмехнулся:
— Замдира точно ненавидит, остальные — вряд ли. Когда «Арбатские полуфабрикаты» свернули как неприбыльные, он сказал, что я его задавил бюджетами. И вообще я во всём виноват — не дал ему специалистов. Можно подумать, кроме моих больше никого нет. Я когда Владу проект начинал, шрифты вообще у Роба Кларка заказывал в Лондоне. А Яковлев в Москве найти никого не смог. Да он просто удавится от жадности на сторону платить, когда свои могут за зарплату сделать. Ну и сделали, как могли, — Никита сел за стол и подцепил на вилку блинчик. — Как представлю этого хрена, так сразу на работу неохота. А блины ничего такие...
Когда они с Олегом уже пили кофе, у Никиты зазвонил телефон. Номер был незнакомым.
— Это Никита Борисович? Вас из «Зелёного бархата» беспокоят, — сказал приятный женский голос.
— Откуда-откуда? — переспросил Никита.
— Кантри-клуб «Зелёный бархат».
— А, да, понял, — Никита вспомнил название того отеля, где они останавливались с Владом и где содержалась та самая лошадь, с продажей которой он сейчас связывал свои надежды на счастливое финансовое будущее. На секунду ему стало страшно: вдруг скажут, что Мелюзина пропала или заболела. — Как раз собирался приехать к вам.
— Да, было бы хорошо, но в принципе эти вопросы можно и по телефону решить.
— Какие вопросы? — обеспокоенно спросил Никита.
— Дело в том, что у вас образовался долг… Простите, — немного смутилась девушка, словно ей было неудобно сообщать клиенту, что у него есть долг, — мы пытались дозвониться до вас раньше, всю эту неделю звонили, но телефон был недоступен.
— Я был за границей, и этим телефоном временно не пользовался. Так что там за проблемы?
— Содержание вашей лошади, Мелюзины, в конюшне клуба было оплачено по пятое июля включительно. Обычно оплата производится вперёд, но у нас сотрудница в отпуск ушла, и мы вовремя не отследили этот момент, так что теперь вам нужно заплатить за прошедший месяц и за текущий.
— Хорошо, я понял, — Никита сжал зубы: только этого ему не хватало — деньги, которых и так было не очень много, таяли на глазах. — Какой там долг?
— Восемьдесят тысяч. Но если вы оплатите, как в предыдущий раз, сразу за полгода, мы предоставим скидку в разме…
— Сколько?! — вырвался у Никиты возмущенный возглас. Но потом он быстро поправился: людей, которые забавы ради покупают лошадей за тридцать семь тысяч евро, такие суммы не должны смущать: — Повторите, пожалуйста, связь не очень хорошая.
— Восемьдесят тысяч.
— Э-э… Хорошо. Я приеду через день или два, и мы всё решим.
— Понимаете, ваша лошадь находится у нас уже… — начала девушка.
— Простите, опять что-то плохо слышно, — прокричал в трубку Никита, а потом скинул звонок. — Да блядь же! Долбаная лошадь!
— Что такое? — спросил Олег, который напряженно вслушивался в разговор, но ничего не понимал, хотя очень хотелось.
— Звонили из клуба, где лошадь стоит, — Никита, забыв про кофе, ушёл в коридор.
Вернулся он с Мелюзининой папкой.
— Где-то тут должен быть договор, — Никита торопливо перебирал бумажки. — Ты представляешь, аренда этого самого, как его, стойла, стоит… бля… И правда: сорок тысяч в месяц!
— Да ни хера ж! — воскликнул Олежка. — Квартиру можно снять! Эта лошадь, она там прямо в номере, что ли, живёт?
— Так, аренда денника, выгул, уход, так-так-так… в размере сорока тысяч рублей… Срок уплаты… еще и пени! — Никита поднял на Олежку глаза. — Я с этой лошадью конкретно попал. Надо продавать срочно, я её не прокормлю. Мне вот прям сегодня-завтра за неё надо восемьдесят штук выложить…
— У тебя нет, что ли?
— Есть, но восьмого числа должны сняться деньги за ипотеку. На неё уже не хватит.
Никита потёр рукой взмокший лоб. Ситуация была такая, что впору было хвататься за голову. Буквально сутки назад он возвращался домой из Лондона: у него были Влад, жильё и деньги. Влад вычеркнулся из его жизни вместе с жильём, деньги пока ещё были, но их собиралась сожрать лошадь. Оставалась работа. На работе завтра можно будет попросить аванс. Точно, попросить аванс, а с клубом договориться об отсрочке — не выгонят же они Мелюзину за ворота. А если выгонят? Он тогда останется без лошади и без перспективных тридцати семи тысяч евро.
— Слышь, Олежка, сигареты есть?
— Ты же бросил.
Никита отхлебнул холодный кофе, поморщился и выплеснул оставшиеся полкружки в мойку.
— Снова начал.
Он не курил почти два года: помешанный на здоровом образе жизни Влад настоял. Бросить оказалось просто: Никита курил мало, больше за компанию или когда нервничал; с этим требованием Влада смириться было легко. Легче, чем с его требованиями к сексу. Хотя Влад ничего не требовал. Он просто не понимал, что что-то было не так, а Никита делал вид, что его всё устраивает. И он не представлял, каким эгоистичным и самовлюблённым мудаком Владу надо было быть, чтобы целых два года ничего не замечать. Или делать вид, что не замечает. С другой стороны, каким лживым хуйлом был он сам, раз два года притворялся.
Никита вышел на балкон и, открыв створку, где не было москитной сетки, и высунувшись наружу, затянулся. Надо решить, за что хвататься и какую дыру первой затыкать. Звонить сейчас по объявлениям о сдаче квартиры, как он вчера планировал, не имело смысла: у него нет денег. Ещё три недели перекантуется у Замкадыша, а там всё может измениться. Вдруг он продаст лошадь?
Никита решил, что этим сейчас и займётся. С лошадью надо разобраться в первую очередь.
***
В какой-то момент, огибая по обочине очередную гигантскую лужу, Никита начал бояться, что никогда не доберётся до «Зелёного бархата», застрянет в этом блядском лесу и останется там навсегда.
Сразу после звонка из «Бархата» он поехал к дому Влада, где вчера осталась его машина, а потом отправился в кантри-клуб.
Свернуть с шоссе возле стенда с указателем не удалось — вся правая половина дороги была перекрыта из-за подводки каких-то коммуникаций. Стрелка с надписью «Объезд» указывала прямо, а потом направо, но Никита то ли пропустил нужное место, то ли его просто не было. В итоге он съехал на какую-то грунтовку с продавленной тяжелой техникой колеёй, по которой его «тэтэшка» угрожающие громко заскребла дном.
Никита упорно ехал вперёд, ориентируясь по навигатору, раз уж дорожные указатели его подвели, и проклинал строителей коттеджного посёлка «Шахматово», которые всё вокруг разрыли.
В конце концов, обогнув огромную стройку, Никита смог вернуться на асфальтовую дорогу — правда, произошло это почти у самых ворот «Зелёного бархата». Белоснежная машина была по окна в грязи и шлепках глины. Остальные автомобили на парковке были если и не идеально чистыми, то уж точно не выглядели так, словно ехали через непролазные говна. Видимо, нормальный объезд всё-таки был, и одному Никите не посчастливилось его найти.
Никита зло хлопнул дверью, с которой посыпались куски подсохшей глины.
Разговор с администратором был не очень приятным, но коротким. Никита заплатил вместо восьмидесяти тысяч пятьдесят, наплетя какой-то ерунды про то, что у него временные трудности с основной картой, а на «запасной» он не держит крупные суммы, и пообещав перечислить оставшийся тридцатник в понедельник или вторник. После этого он пошёл в конюшни. Стойло с табличкой «Мелюзина. Вестфальская. 2006. От Мартини и Ватерлоо» на дверце было пустым.
— Это не вы, случайно, владелец Мелюзины?
Никита обернулся: в дверях конюшни стояла молодая девушка в джинсах и мешковатой светлой ветровке, накинутой поверх оливково-зелёной форменной рубашки с вышитым на кармашке логотипом клуба.
— Да, это я.
— Я так и подумала. Она в леваде.
— Простите, где? — не понял Никита.
— Снаружи, в загоне.
Никита кивнул:
— Я не очень во всём этом разбираюсь. А как туда пройти?
— Идёмте, провожу, — предложила девушка.
До левад было довольно далеко. Девушка молчала, пока они шли вдоль длинных конюшен и не менее длинного крытого манежа, а потом вдруг сказала:
— Вы редко к ней приезжаете.
Сказано это было ровным тоном, но Никита услышал в голосе что-то вроде осуждения, но даже не упрёк, а, скорее, обиду.
— Меня последние три месяца вообще в стране не было. А до этого… были другие дела.
— Зачем тогда покупали?
— Это подарок. Честно говоря, не самый удачный, — Никита не собирался никому рассказывать, как ему досталась Мелюзина, но эта девушка… Она была здесь не для того, чтобы обслуживать клиентов, она была здесь ради лошадей. Это чувствовалось. — Буду её продавать.
Девушка внимательно посмотрела на него светло-карими, какими-то тёплыми и летними глазами и указала пальцем в сторону:
— Вон она.
Левады, их было несколько, были длинными и узкими и тянулись до жидкого леска. Мелюзина и с ней ещё одна лошадь, вороная и блестящая, словно шёлковая, гуляли в ближайшей. Увидев девушку, обе лошади подошли к ограде. Она порылась в кармане куртки и достала половинку морковки. Она протянула её вороной, а Мелюзине сказала:
— Больше нет, прости. Тебе, наверное, хозяин что-нибудь принёс.
Мелюзина ткнулась головой в сторону Никиты, словно поняла, что ей сказали, но потом обиженно отвернулась и, моментально потеряв к людям интерес, отошла.
Никите стало немного неловко. Мелюзине он ничего не принёс; он вообще не подумал об угощении. Он посмотрел, как вороная лошадь склоняет голову к рукам девушки, та треплет её чуть выше носа, а Мелюзина пристраивается в очередь за поглаживаниями.
— Думаю, у другого хозяина ей будет лучше, — Никита сунул руки в карманы брюк и сделал пару шагов назад, чтобы не стоять у ограды, как бедный родственник. — Вы случайно не знаете кого-нибудь, кто бы заинтересовался?
— А за сколько будете продавать?
— Толком не думал. Покупали полгода назад за тридцать семь тысяч. Евро.
Девушка понимающе качнула головой.
— Буду иметь в виду, если кто-то станет спрашивать, — а потом добавила: — У неё характер хороший, да и вообще… Буду скучать. Хотя вряд ли вы её быстро продадите. Постоит ещё у нас.
— Возможно, — согласился Никита, хотя сам уже решил, что перевезёт Мелюзину в другие конюшни в любом случае: легко можно было найти такие, где содержание обходилось в два раза дешевле. Может, условия, конечно, будут и не такими роскошными, но у него самого условия теперь были не то чтобы роскошные…
Девушка ушла, а Никита остался у левад один. Ни Мелюзина, ни её вороная соседка не обращали на него никакого внимания.
Никита дождался, когда лошади отойдут одна от другой, чтобы чужая не лезла в кадр, достал телефон и начал фотографировать. Мелюзина была красавицей: лёгкая, стройная, с маленькой аккуратной головкой, какого-то редкого и удивительного цвета, который в документах был скупо обозначен как «серый», но на самом деле был близок к серебристо-седому.
Сфотографировав лошадь сбоку, Никита решил сделать что-то вроде портретного снимка спереди. Он начал махать Мелюзине рукой и звать её, чтобы она подняла голову, но она по-прежнему его игнорировала. А чего он, собственно, хотел? Что лошадь заглянет в документы и признает его хозяином?