Тамара Павловна без особых колебаний сказала:
— Это совершенно неофициально, то есть моё личное мнение: я бы его не взяла.
Никита вскочил со стула и уставился на телефон так, словно его посредством мог испепелить взглядом саму Тамару Павловну. Олег приподнял обе руки в успокаивающем жесте и продолжил:
— А по каким причинам?
— Начать с его, как бы это сказать, ориентации…
Олег с Никитой возмущённо переглянулись.
— Знаете, сразу можно и не распознать… — вещала по громкой связи Тамара Павловна.
— Да уж конечно! — беззвучно, одними губами возразил ей Олежка, а вслух сказал: — Что вы говорите!
— …но потом всё становится понятно. Это, разумеется, личное дело каждого, но не все в коллективе готовы работать с таким человеком, это создаёт определённые сложности, я бы даже сказала, напряжённость. Во-вторых, его профессиональные навыки сомнительны.
Никита перегнулся через стол и пополз к телефону.
— Он получил руководство тем самым крупным проектом, потому что у него с кем-то в руководстве мясокомбината была связь, — едва ли не шёпотом произнесла Тамара Павловна и добавила зловеще: — Интимного свойства. Работали на самом деле другие сотрудники: дизайнеры, копирайтеры, а Рябинин…
— Ах ты овца! — пока ещё тихо, вполголоса прошипел Никита.
Теперь с места вскочил уже Олег и встал так, чтобы в случае чего оттащить взбешенного Никиту от телефона.
— Простите, что вы сказали? — спросила Тамара Павловна.
— Ничего, — заявил Олежка. — Может, помехи. Продолжайте, пожалуйста, это очень интересно.
— Так вот, Рябинин якобы руководил, но на деле только ходил на презентации и хвастался. Его вклад там на копейку.
Никита только открыл рот, чтобы выкрикнуть нечто очень оскорбительное в адрес Тамары Павловны, но Олег, вовремя заметивший, обхватил его одной рукой за плечи, а другой зажал рот. Никита вертелся, пытаясь скинуть Олежку с себя, а Тамара Павловна заколачивала последние гвозди в крышку Никитиной карьеры.
— А эти курсы, на которые он постоянно ездил повышать квалификацию… Да вся контора знала, что он с хахалем своим развлекался в это время!
Никита наконец вырвался, но Олег его опять опередил — поднял трубку с телефона, что автоматом выключило громкую связь. Однако Тамара Павловна, по всей вероятности, успела услышать выкрикнутое Никитой «сука».
— Простите, это что там у вас…
— Это не вам! Рабочие моменты, — успокаивал её Олежка, одной рукой крепко сжимая трубку, а другой отбиваясь от наседавшего на него и матерящегося Никиты. — План по продажам… горит! Спасибо вам большое. Вы очень помогли. До свидания!
— Тупая овца! Сомнительный профессионал? Я? Я?! — ругался Никита. — Да она слово «айдентика» выговорить не может, дура, а ещё лезет! Её никто не ебёт, кошёлку старую, вот и бесится! Какого хрена ты не дал мне с ней…
Он остановился, покачал головой и упал в кресло, которое тут же откатилось назад до стены, мягко протарахтев колесиками по ковролину.
— Хотя правильно сделал, что не дал…
— Вот-вот, — Олег аккуратно поставил телефон на положенное ему место. — Смысл-то? От этого она о тебе хорошо отзываться не начнёт. Хотя можно ей пригрозить, это же типа разглашение чего-то там и клевета.
— Ага, попробуй, докажи. Она же понимает, что не потащу я её в суд за диффамацию. Меня тогда Бусыгин убьёт. Блядь, я серьёзно! Он на своём депутатстве малость поехал, мне кажется.
— Ты думаешь, она всем такое говорит?
— Вполне возможно, — Никита ударил кулаком о кулак. — Гадина… Теперь понятно, почему отказы валятся.
— Не указывай её больше в резюме. Придумай что-нибудь… Ещё полно мест, куда ты не пробовался.
— Места есть, — Никита прикусил нижнюю губу и начал нервно постукивать кулаками друг о друга, — но в самые шоколадные я сразу резюме подал, а что ещё хуже — заявился к четырём крупнейшим хэд-хантерам. Если они ей позвонили, то я в их базах уже с каким-нибудь чёрным крестиком… Ну или ещё с каким-нибудь значком, которым они непригодных обозначают.
— И с радужным флажком, — уныло добавил Олежка.
Никита только развёл руками.
— Крупные компании редко подбирают персонал сами, обычно аутсорсят поиск кадровым агентствам. Так что с вероятностью девяносто пять процентов, двери в приличные места для меня закрыты. Только через личные контакты разве что…
— Это просто чёрная полоса, бывает… — попробовал приободрить его Олежка. — Может, с лошадью всё сложится, тогда хоть какая-то передышка будет.
— Да хрен поймёт, что там с лошадью… Ни да, ни нет. Я думал Соколова надо немного подтолкнуть, поулыбался ему, а теперь, кажется, он про лошадь уже забыл, а думает о том, как бы меня завалить.
— А ты об этом не думаешь? — вопросительно посмотрел на Никиту Олежка.
— Думаю, — решительно заявил Никита. — Но пусть сначала лошадь купит.
Из Олежкиного офиса Никита пошёл к метро пешком. Идти было минут двадцать, не меньше, но на ходу всегда хорошо думалось.
Первые десять минут Никита психовал из-за коварной суки Гуськовой, но потом мысли от неё и поисков работы плавно перетекли к Андрею. Это был плохой знак. Очень и очень плохой. Когда ты вместо того, чтобы думать о хлебе насущном — а в случае Никиты это было вовсе не образное выражение, а буквальное: ему скоро есть нечего будет, если он не найдёт работу — начинаешь думать о мужике и в десятый раз прокручивать в голове, как с ним целовался, это очень плохой знак. Никита даже не представлял пока, насколько плохой, потому что раньше с ним такого никогда не было. Поцелуи были, но чтобы он потом их по столько раз «пересматривал»… Такого не было.
Хотя нет… Было, но очень давно. В десятом классе Никита влюбился в одиннадцатиклассника. Понятно, что до поцелуев тогда дело не дошло: Никита с ним разговаривал-то всего два или три раза, но чувство в силу своей невозможности и оторванности от объекта страсти приняло какие-то совершенно безумные формы. Никита фантазировал о Кирилле на уроках и ничего не слышал из объяснений, видел его во сне, придумывал сотни сценариев, как подойдёт к нему и заговорит… Он привык думать, что та зацикленность на Кирилле была связана с подростковым возрастом и бешеными гормонами, но теперь на него, вполне уже взрослого человека, опять навалилось что-то похожее. Внутри словно была тугая пружина, и от каждой встречи с Андреем она закручивалась всё сильнее, так что тело пульсировало от напряжения.
Олежка спросил его сегодня:
— Мне кажется или ты запал на этого Андрея?
— Может, и запал, — не стал отнекиваться Никита. — Но… это на один раз.
— Почему?
— Я не знаю, точно, просто такое ощущение… Боюсь, это будет Влад-два, а Влада-два больше одного раза я не вытерплю. Хватит!
— Что-то я не понял, в каком плане он Влад-два? — подозрительно прищурился Олежка.
— В плане того, что он акт, — Никита покачал головой. — Второй раз я на такое не подпишусь.
— А-а… — протянул Олег. — Слушай, а Влад что, так тебе ни разу и не дал?
— Один раз! — мрачно объявил Никита и поднял вверх указательный палец. — Один! И с таким жертвенным видом… Как будто я из него почку вырезал, как минимум.
— У него были другие плюсы.
Никита об этом не забывал. У Влада было много плюсов, но вот этот минус… Вообще Никита мог и так, и так, но пассивная роль ему не особо нравилась. Иногда, довольно редко, этого даже хотелось, но он всё равно был активом процентов так на девяносто пять. Это создавало определённые сложности с поиском партнёров: к нему вечно клеились дядьки постарше, принимавшие его за юный цветочек, который желает быть выебанным. Настоящих проблем в этом отношении у Никиты никогда не было, но почему-то повышенный спрос на него был именно у топов. Если кто-то ему особенно нравился, Никита мог и уступить — с перспективой потом поменяться. Так было с Владом.
Влад меняться не захотел, и на все Никитины намёки, а иногда и прямые предложения реагировал странно: считал, что это какая-то игра, что Никита отказывается притворно, а на самом деле просто хочет, чтобы его поуламывали. У Влада, кажется, просто в голове не укладывалось, что мальчик на двенадцать лет его младше и двадцать килограммов легче может реально хотеть оказаться сверху. А Никита слишком дорожил их отношениями, чтобы поставить вопрос ребром и начать чего-то требовать. Честно говоря, в последние месяцы он уже гораздо больше дорожил материальными преимуществами, которые давала ему жизнь с Владом, чем отношениями: отношения отчасти приелись, отчасти вызывали раздражение. К тому же, в какой-то момент стало невозможно вот так вот встать в позу и сказать, что ему не нравится принимающая роль: это значило бы, что до этого он врал и притворялся. И он ведь на самом деле притворялся… И не только из-за денег. Но попробуй объясни это Владу.
Никита понимал, что запутывается всё хуже с каждым днём и тем самым разрушает отношения, которыми когда-то дорожил, но ничего не мог поделать. Неудовлетворённость и обида меж тем копились… Он научился их игнорировать, но иногда, стоило задуматься и посмотреть на свою жизнь со стороны, его передёргивало от отвращения и одновременно жалости к себе.
И ладно бы Влад просто не хотел быть в пассиве — Никита перебился бы. Влад непременно хотел трахать его в зад. Все остальные способы воспринимались им как замена, которая изредка может быть интересной, но только в качестве прелюдии или просто для разнообразия.
В Андрее проглядывал похожий самец. Возможности спросить напрямую пока не предоставлялось, но Никита видел всё и так. Как бы он хотел ошибиться, но весь его предшествующий опыт подсказывал обратное: Соколов был как раз из вечно западавших на него любителей томных мальчиков.
Почему мир устроен так гадски несправедливо?
От размышлений об Андрее Никиту оторвал телефонный звонок. Незнакомый номер — скорее всего, по объявлению.
— Никита Борисович? — вежливо спросил его молодой женский голос.
— Да.
— Здравствуйте, меня Полина зовут. Мы с вами встречались в «Зелёном бархате». Я там работаю. Я ещё показывала вам, где левады.
— Помню, — сказал Никита, приготовившись отбить очередную атаку по поводу долга за содержание лошади.
— Я видела объявление. Вы Мелюзину продаёте. Я понимаю, что вы откажете, — голос Полины немного сбивался, и говорила она торопливо, гораздо быстрее, чем тогда в конюшне, — но решила попробовать. Она моя любимица. Я бы очень хотела такую. Она мне не по средствам, конечно, я на другую копила, но вдруг… Я могу заплатить только десять с половиной тысяч. Больше никак, но… Я не знаю, вдруг вам срочно или…
Полина резко замолчала, так что Никита даже подумал, что связь оборвалась, но потом услышал громкий вздох в трубке.
— Знаете, Полина, я бы хотел продать её вам, — ответил Никита. — Из всех потенциальных покупателей вы стали бы самой лучшей хозяйкой. Я бы с радостью, но… Но десять тысяч слишком мало.
— Да, я понимаю. Извините, что отнимаю время.
Никита, сам не зная, почему, начал объяснять Полине ситуацию:
— Я бы, правда, хотел, чтобы вы её купили, но у меня сейчас очень плохо с деньгами. Вы же знаете, я за содержание должен.
— Так в «Бархате» же цены запредельные! За пятнадцать тысяч можно поставить в конюшню, не такого класса, сильно проще…
— Я знаю. Но для того, чтобы перевести Мелюзину в другие конюшни, мне нужно сначала погасить долг в «Бархате». Вы только не говорите там, — спохватился Никита, уже жалея, что за каким-то хреном начал оправдываться перед Полиной.
— Не скажу. Мне-то какая разница, какие у кого долги. Вы только Мелюзине хороших владельцев найдите, ладно?
***
Вечером того же дня Никита подъехал к офису «Страты», чтобы забрать Андрея. Они договорились вместе провести вечер.
Утром, во время телефонного разговора, Андрей предложил скататься в «Зелёный бархат» — тем более, что он как раз был днём на стройке коттеджного посёлка, и посмотреть Мелюзину, но Никита отказался. Он знал, что стоит ему ступить за ворота кантри-клуба, администратор тут же начнёт задавать вопросы об оплате, а возможно, ещё и бухгалтера призовёт в помощь. Естественно, Соколов не должен был ничего такого видеть, поэтому Никита сказал, что сейчас находится на северо-западе, и ехать на юго-восток, да ещё и в область, ему неудобно. В качестве компромисса они договорились встретиться в центре — где Никита якобы жил.
Никита, во время разговора находившийся на собеседовании совсем не на северо-западе, а неподалёку от Курского вокзала, по дороге домой позвонил Полине и спросил, не сможет ли она оказать ему услугу и показать Мелюзину Соколову. Он описал его, и Полина поняла, о ком идёт речь: Андрей на самом деле часто смотрел на лошадей и иногда ездил на тех, что принадлежали клубу. Одна проблема была решена: Никита придумал, как продемонстрировать лошадь, самому в «Бархате» не показываясь.