Гай ждал.
— Стрелял я — сказал я через силу — Альхади был моим парнем. Я убил его случайно, не зная, что он будет там. Твой брат… Он, а не я, покрывал это убийство все эти годы.
В комнате наступила мертвая тишина.
Гай смотрел на меня, не отрываясь.
— Это правда? — наконец сказал он.
— Да — обречено сказал я. Подумал, что своими руками подписал себе приговор. У Гая есть полное признание моей вины — и теперь ему больше ничего не надо доказывать. Мой дед прав — я болван.
Гай закрыл руками лицо.
— Выметайтесь — сказал он наконец — скорее, чтобы я вас больше не видел.
— Гай — начал Дори.
— Если беспокоишься за своего ненаглядного Миху, можешь быть спокоен — я не буду никому ничего говорить. Если бы я знал все это раньше, то уж точно не пошел бы к его деду. И уж точно не пытался бы возобновить наши отношения. Катитесь ко всем чертям. На работу можете приходить, я не собираюсь вас увольнять, переведу вас обоих в ближайшие пару недель в другой филиал — не хочу больше видеть ваши лица.
Я посмотрел на Дори.
— Пошли — одними губами сказал он. Я кивнул.
Мы вышли, не прощаясь.
В машине я посмотрел на Зелига.
— Теперь он уверен, что мы оба — психопаты.
— Социопаты — поправил он меня.
Я пожал плечами. Час от часу не легче.
— Думаешь, он на самом деле оставит нас в покое? — спросил я.
— Теперь практически уверен, что да. Тебе он объявит тотальный бойкот со своей стороны, так что, если ты все же надеялся на какое-то продолжение, можешь об этом забыть.
Я искоса посмотрел на Дори. Впервые за последние несколько недель он выглядел расслабленным и довольным.
— Я рад, что ты рад — ответил я ему кротко.
В ответ он рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
— Хватит страдать, Розенберг. Поехали ко мне, устроим незабываемый уикенд у меня дома.
Я постарался скрыть улыбку, услышав от него любимое напутствие моего деда.
Вспомнил то, что мне сказал однажды Курт:
«В этом мире должен быть хоть один человек, который будет знать, кто ты есть на самом деле.»
Теперь таких людей в моей жизни было двое.
Конец первой части
========== Часть 2, Глава 12 ==========
Гай сдержал свое обещание: в самом начале недели мы с Дори получили официальные уведомления, что компания в течение двух недель переводит нас в филиал в Рамат-Гане. Хотя для Дори это было своего рода наказанием — мы, по сути, были сосланы и из главного офиса компании, и из «Государства Тель-Авив», для меня это являлось идеальным выходом из патовой ситуации — с глаз долой, из сердца вон. И к тому же я продолжал работать по специальности, что было для меня немаловажным фактом.
Сам директор на меня с тех пор даже не взглянул, как, впрочем, и на своего брата. Нас обоих это более чем устраивало — пристальный интерес Гая в течение последнего года меня изрядно утомил.
Родители, узнав о моём переводе, недоумевали.
— В чём ты так проштрафился? — спросил меня с упрёком отец, едва услышав новость по телефону.
— Ни в чём. Это было моим решением, — соврал я. Сначала хотел схулиганить и сказать, что мой начальник ссылает меня из-за моего отказа вступать с ним в нерабочие отношения, но понял, что слишком дорого за это заплачу: отец наверняка перевернёт горы, чтобы покарать не в меру похотливого директора, а Гай в таком случае мог бы и не смолчать.
Отец мне не очень поверил, но и с дальнейшими расспросами не лез.
Из нынешней моей квартиры ездить на новую работу стало совсем неудобно. Зато Дори жил по пути, и через некоторое время я обнаружил, что вместо того, чтобы возвращаться после работы домой, еду к нему, предварительно запасшись одеждой на пару дней вперёд, а дома появляюсь лишь набегами.
Через три недели такой жизни дед спросил меня, не хотел бы я разъехаться.
— У моих квартирантов скоро заканчивается договор на съём, и я могу вернуться к себе.
— Зачем?
— Такими темпами ты скоро прочно поселишься у своего «бесславного ублюдка», а одному мне эта квартира велика.
Я подумал и попросил деда не торопиться. Сам я никуда переселяться не спешил, и Дори тоже. В отличие от обычных пар, мы не собирались жениться, заводить детей и брать ипотеку, да и нынешняя частота встреч с ним меня вполне устраивала. Но и оставлять деда одного так, как сейчас, я не мог.
Надо было что-то решать, но пока я не был уверен ни в чём — так как твёрдо помнил слова Гая и соглашался с ними — никто не гарантировал, что через пару месяцев мы с Дори всё ещё будем вместе.
На новой работе мне нравилось больше, чем в прежнем офисе. Людей было меньше, атмосфера — теплее и спокойнее, а ещё мне дали персональный кабинет, без соседей. Это было непривычно, поначалу неудобно — мне приходилось то и дело выходить или звонить, чтобы поговорить со своими коллегами из того же отдела — но, когда я привык, мне скорее понравилось. Работы здесь было, как ни странно, куда больше, чем в главном офисе, но она была интереснее.
У Дори, как у замдиректора, был кабинет попросторнее, с видом на Алмазную биржу. Сам он влился в новую работу и в новый коллектив легко и просто. Он не наводил мосты, не вел светские беседы, но тем не менее его очень скоро приняли как долгожданного руководителя. Сам директор филиала, Алон Зееви, большей частью занимался иностранными клиентами, и Дори взял на себя большую часть обязанностей директора.
Таким образом оказалось, что свободного времени у нас двоих просто не осталось.
В новом офисе за нашими спинами поначалу шептались: ситуация была внештатная. Ссылка двоих сотрудников из центрального производства на периферию подразумевала какой-то скандал, и все пытались узнать, что же там произошло.
Я быстро отшил нескольких любопытствующих и с облегчением убедился, что Дори тоже принял меры, уволив сразу двоих самых злостных сплетников — благо, политика компании позволяла увольнение по именно этой причине.
Шепотки прекратились, оставшимся сотрудникам мы сразу стали неинтересны, и рабочий ритм через некоторое время наладился.
В сентябре Дори получил уведомление на внеплановый призыв на неделю.
Я сидел в его спальне на застеленной кровати и молча наблюдал за тем, как он складывает вещи в рюкзак.
— Без тебя там скучно, — пожаловался он, проверяя, положил ли достаточно маек.
Повернулся ко мне и осёкся. Бросил рюкзак, сел возле меня.
— Хочешь призваться обратно? Я смогу это устроить, — предложил он.
— Чтобы вытаскивать тебя за уши из переделок? — ответил я кисло.
— А кто ещё, если не ты?
— Не хочу, — покачал я головой, — то, что было весело в двадцать, в тридцать уже не радует.
— Думаешь, меня радует? Или ещё кого-то из взвода? — возмутился он.
— Мне там нечего делать, — попробовал свернуть я тему, — но тебе желаю повеселиться.
Он хмыкнул.
— Тоже считаешь меня ублюдком?
— А что, нет? — спросил я с горечью. — Мы оба совершали не особо законные вещи в армии.
— Что, например? — поинтересовался он.
— Например, когда… — я сглотнул, мне не хотелось даже вспоминать о том случае, не то, что говорить этого вслух. — Когда поймали того… И надо было узнать, где вход в туннель.
— Если бы мы не узнали, — сказал Дори тихо, — половины нашего взвода не было бы в живых. Они устроили там такую ловушку, что мы с тобой сами бы не выжили. И почему ты начал вспоминать это сейчас? Думаешь, я только и занимаюсь во время призыва, что пытаю людей?
— Нет. Но тогда я мог хотя бы…
— Хотя бы контролировать меня? — завершил он недосказанное. — Тогда возвращайся и продолжай в том же духе. Я только за.
— Если я это сделаю, ты, наоборот, расслабишься. И рано или поздно всё и правда закончится закапыванием трупа. И ещё вопрос, чьего, — горько сказал я.
Он опустил голову, глядя в на носы своих армейских ботинок.
— Что предлагаешь? — спросил он, наконец. — Уйти я оттуда не могу.
Я пожал плечами.
— Ничего не предлагаю. Просто будь осторожен.
— Хорошо, — с облегчением сказал он. Поднялся с кровати и продолжил копаться в рюкзаке.
На том наш абсолютно бесполезный и бестолковый разговор был закончен.
Но я облегчения не чувствовал.
Его недавнее предложение вернуться в армию — резервистом, разумеется — не шло у меня из головы.
Теоретически, такое можно было проделать, и такое случалось. Правда, нечасто.
Практически — я не видел ни одной причины так поступить, кроме как действительно для присмотра за Дори. Но…
Я мог бы обманывать себя и говорить себе, что он в безопасности. Но прошлогодний случай с пистолетом доказывал обратное.
И ещё звонок от Двира, пару месяцев назад.
Двир, тот самый товарищ, что подошёл ко мне на кладбище во время дня поминовения, позвонил мне в конце июля. Мы с Дори как раз занимались переходом в нынешнюю компанию, и я был немного рассеян. Но мы всё же поговорили.
— Ты ещё помнишь то, что я сказал тебе тогда, на могиле Томера? — спросил он.
— Помню, — ответил я неохотно.
— Если ты ушёл, думая, что кто-то из наших тебя в чём-то может обвинить, то зря.
— Я ушёл не из-за этого, — я был краток.
— Я понимаю, что подробностей не будет — и это твое дело, — помолчав, сказал он, — но хотел кое-что добавить.
— Что?
— Это касается Дори. Вы же и во время срочной службы влипали в разные неприятности?
— Да, — сказал я, — но это было давно. Мы были юными идиотами.
— Были? — услышал я смешок Двира. — Насчёт тебя — поверю, что ты мог измениться. Но он…
— Что с ним? — спросил я, насторожившись.
— Если честно, весь последний год он ведёт себя так, словно для него закон не писан, — видно было, что Двир не хочет говорить лишнего по телефону.
— В резерве? — уточнил я непонятно зачем.
— Да, во время учений. Ну и на поле тоже. По телефону не хочу говорить.
— Почему бы тебе ему этого не сказать напрямую? Ты же зам командира, — удивился я.
— Я пытался. Мы пытались. Когда ты был с нами, то ещё как-то мог держать его в узде. Жаль, что ты ушёл.
— Он большой мальчик, — возразил я, — сможет сам со всем разобраться.
— Я слышал, что вы работаете вместе, — отозвался Двир. — Если вы общаетесь, может, поговоришь с ним об этом?
— А если он спросит, откуда я знаю?
— Мне нечего скрывать, — ответил он.
Через пару недель оказалось, что Двир был так откровенен, потому что в августе он переезжал жить в Австралию — достаточно далеко, чтобы взбешённый Зелиг не смог бы при всем своем желании до него добраться.
А вот наша беседа на опасную тему с Дори прошла далеко не мирно. Но именно в тот раз впервые прозвучала эта идея — о моём возвращении в состав резерва.
Я чувствовал, как всё во мне сопротивляется этому. Я не хотел больше таскаться на призывы, получать вызовы в самые неожиданные и неудобные моменты, влипать в неприятности и вытаскивать из них Дори. Не хотел палаток, спальников, автомата, армейской еды, скуки и ещё много чего, что я уже успел забыть.
Кроме того, то, что в двадцать лет не оставляло следа в моей душе, сейчас было бы для меня невозможным. Я вспоминал наши выходки, которые давно уже похоронил на дне памяти, и не мог поверить — неужели это были мы?
В идеале я хотел бы, чтобы Дори, как и я, ушёл бы оттуда. Но он не то, что не думал об уходе, а наоборот — метил на место командира роты.
*
Зелиг вернулся через пять дней, целый и невредимый, с кучей новых баек и сплетен.
Мы сидели в креслах в его гостиной, пили пиво и обменивались новостями — он про парней из взвода, я про работу.
— В марте будет большой призыв, скорее всего, я уже возьму себе нашу роту, — сказал он будто между прочим.
— Придётся тебе стать солидным ротным командиром, никаких больше хулиганств, — усмехнулся я.
Он не ответил, и я насторожился.
Он заметил это.
— Буду участвовать в разработке мартовской операции, — сказал он неохотно.
— Охренеть, — пробормотал я. Это на самом деле было круто.
Он устало потёр глаза.
— Жарища там была… Все глаза себе сжёг на этом солнце.
Я молча смотрел на него и понимал, что сейчас скажу то, что говорить не хочу.
— Насчёт того, о чём мы тогда разговаривали…
— Да? — рассеянно переспросил он.
Я вздохнул. Всё-таки я идиот. Куда я лезу?
— Поговори с связным офицером насчёт того, как именно я смогу вернуться в часть.
Он посмотрел на меня, словно не верил своим ушам.
— Ты же не хотел этого.
— Сейчас хочу, — соврал я.
— Не верю.
Я пожал плечами.
— Что ж, тогда проехали.
Он задумчиво провёл пальцем по губам. Наверное, пожалел, что слишком сильно надавил. Видно было, как ему хотелось, чтобы я вернулся.
— Слушай, если хочешь, я устрою тебе встречу с нашим комбатом и связным. Поговори с ними. За шесть лет в батальоне много чего изменилось. Может, тебе понравится?
— Может быть, — покладисто ответил я.
— Про тебя спрашивали, — вспомнил он.
— Кто? — поинтересовался я.
— Зоар из второго взвода. Помнишь его?
Я помнил. Помнил очень хорошо.
Потому что с Зоаром я испытал первый поцелуй с парнем, первую взаимную дрочку, и ещё несколько «первых» опытов, хоть мы так и не добрались с ним до главного. Как раз тогда я расстался со своей первой девушкой, родители объявили, что переезжают в Бней Брак, и в голове у меня была полная каша.
Дори слегка наклонился ко мне, всматриваясь в мое лицо.
— Вижу, что вспомнил, — сказал он негромко.
Я даже не пытался что-то скрыть. Всё и так было понятно. Хотя бы потому, что это Зелиг застукал нас за поцелуями во время охраны базы и влепил каждому месяц невыезда. При этом позаботился о том, чтобы в расписании дежурств мы бы ни разу за этот месяц не пересеклись.
— Ревнуешь? — констатировал я явный факт.
— Если мог бы — выгнал бы его из батальона, — честно ответил он, и мы рассмеялись.
— Ну так что? — вернулся он к основной теме.
— Я поговорю с взводным, дай мне его телефон.
— Её, — поправил меня Дори, — поговори с ней в воскресенье, а я прозондирую почву с комбатом.
— Договорились, — теперь, когда решение было принято, я уже не жалел. Слишком поздно.
Дори снова потёр покрасневшие глаза, и я спохватился.
— Я поеду сегодня домой, а ты отдыхай, — сказал я, поднимаясь с кресла.
Он перехватил мою руку.
— Куда? Я с тобой ещё не закончил.
— Ты в состоянии сейчас хоть пальцем пошевелить? — хмыкнул я.
— Я не видел тебя всю неделю. Я в состоянии на что угодно, лишь бы уже трахнуть тебя, — выдохнул он мне на ухо.
В дальнейших уговорах я не нуждался и скоро уже плавился под его жаркими поцелуями. Сегодня ему было не до нежностей — он вошёл в меня практически сразу же, и я крепко сжал зубы, чтобы не показать боли — мне тоже не хотелось обычных ласк этим вечером. Хотелось чувствовать боль, и так же причинять её и ему. Повинуясь импульсу, я слегка сжал ему горло рукой, так, что его кадык уперся в мою ладонь и дёрнулся под ней, когда он сглотнул. Но он не отнял от себя мою руку, даже когда я сжал пальцы ещё сильнее. Только его движения во мне стали резче, а дыхание — тяжелее.
— Ещё — прошептал я, подаваясь ему навстречу.
Он закусил губу, на секунду остановившись, словно собираясь с духом. Я на пробу сжал пальцы ещё сильнее — он не остановил меня и сейчас. Вместо этого в его взгляде полыхнул огонь, какого я раньше не видел. Похоть, голод, тоска — это ошеломило меня, и я отвёл глаза, чтобы не видеть его слабости.
Он сдавленно зарычал, и то, что последовало за этим, иначе как «еблей», назвать было невозможно. Раз за разом он яростно врывался в меня, что-то шипя сквозь зубы, его рука двигалась на моем члене с бешеной скоростью, и я, разумеется, не мог долго продержаться в таком темпе. Рука моя всё ещё была на его глотке, и я не отпускал его, даже чувствуя, как изливаюсь ему на пальцы, а потом и он догнал меня — вжимаясь кадыком в мою ладонь, издавая сдавленные полувсхлипы-полустоны, и потом замерев, чтобы хоть немного перевести дыхание.