– Девушки из семьи Смайт-Смит должны покидать квартет, когда выходят замуж. Такова традиция.
– Вы помолвлены, леди Онория? – спросила миссис Уэзерби, растерянно нахмурив брови.
– Нет, – Ответила Онория, – и я не…
– Она имеет в виду, – перебила её мать, – что мы ожидаем, что её помолвка состоится до конца Сезона.
Онория могла только в изумлении смотреть на мать. Леди Уинстед не проявляла таких намерений и не строила никаких планов на протяжении двух её первых сезонов.
– Я так надеюсь, что мы не опоздаем к мадам Бровар, – задумчиво протянула мать.
Мадам Бровар? Самая модная в Лондоне портниха? Онория была потрясена до глубины души. Всего несколько дней назад мать отправила её за покупками с кузиной Мэриголд с указанием «купить что-нибудь розовое». А теперь она собирается отвезти дочь к мадам Бровар?
– Она никогда дважды не использует одну и ту же ткань, – поясняла мать миссис Уэзерби. – Вот поэтому мадам считается лучшей в своём ремесле.
Миссис Уэзерби одобрительно кивала, явно наслаждаясь беседой.
– Но оборотная сторона дела в том, что если опоздать к ней в начале Сезона, – леди Уинстед обречённо всплеснула руками, – то лучшие ткани просто разберут.
– О, это ужасно, – вторила ей миссис Уэзерби.
– Знаю, знаю. А я хочу подобрать для Онории правильные цвета в этом году. Чтобы подчеркнуть глаза, вы же понимаете.
– У неё красивые глаза, – согласилась миссис Уэзерби. Она повернулась к Онории. – Это правда.
– Э-э, спасибо, – автоматически ответила Онория. Так странно видеть мать, когда она ведёт себя как… ну, как миссис Ройл, честно говоря. Это приводит в замешательство.
– Думаю, что пойду в библиотеку прямо сейчас, – объявила она. Обе достойные дамы как раз завели оживлённый спор о различиях между оттенками лаванды и барвинка.
– Желаю хорошо провести время, дорогая, – сказала ей мать, даже не повернувшись в её сторону. – Говорю вам, миссис Уэзерби, если вы возьмёте светлый оттенок барвинка…
Онория только покачала головой. Ей нужно почитать. И поспать. И съесть кусочек пирога. Необязательно именно в таком порядке.
Вечером приехал доктор Уинтерс. Он объявил, что Маркус на пути к выздоровлению. Жар полностью спал, нога прекрасно заживает и даже прошёл отёк на вывихнутой лодыжке, о которой все почти забыли.
Поскольку жизнь Маркуса уже была вне опасности, леди Уинстед объявила, что они с Онорией немедленно складывают вещи и отбывают в Лондон.
– Сам факт поездки довольно необычен, – поведала она Маркусу наедине. – Сомневаюсь, что пойдут слухи, учитывая нашу многолетнюю дружбу и беспокойство о твоём здоровье, но нам обоим известно, что свет не будет столь снисходителен, если мы станем задерживаться.
– Разумеется, – пробормотал Маркус.
На самом деле, это даже к лучшему. Ему безмерно скучно и будет не хватать общества обеих дам, но в скором времени начинается Сезон, и Онория должна вернуться в Лондон. Она незамужняя дочь графа, которая подыскивает себе мужа; Лондон самое подходящее для неё место в это время года.
Ему тоже придётся приехать в город, чтобы сдержать слово, данное Дэниелу, и проследить, чтобы она не сочеталась браком с полным идиотом, но он прикован к постели по приказу доктора и останется в ней ближайшую неделю. После этого его, скорее всего, продержат дома ещё неделю-другую, пока доктор Уинтерс не убедится, что риск заражения миновал. Леди Уинстед взяла с Маркуса обещание, что он будет следовать указаниям доктора.
– Мы не для того спасли тебе жизнь, чтобы ты потратил её впустую, – сказала она ему.
Пройдёт около месяца, прежде чем он сможет последовать за ними в город. Этот факт необъяснимо огорчал его.
– Онория где-то здесь? – спросил он леди Уинстед, хотя знал наверняка, что неприлично справляться о незамужней юной леди у её матери, даже если речь идёт об этих двух дамах. Но ему было так скучно. И он соскучился по её обществу.
Что не имеет ничего общего с «соскучился по ней самой».
– Мы совсем недавно пили чай, – ответила леди Уинстед. – Она упоминала, что видела тебя сегодня утром. Думаю, она собирается принести тебе несколько книг из библиотеки. Полагаю, вечером она зайдёт, чтобы занести их.
– Я буду весьма признателен ей. Я почти дочитал… – Маркус поглядел на ночной столик. Что же он читал? «Философские исследования сущности человеческой свободы».
Леди Уинстед подняла брови:
– Ты получил удовольствие от чтения?
– Не особенно.
– Тогда я потороплю Онорию с книгами, – проговорила она с приятной улыбкой.
– Жду с нетерпением, – ответил Маркус. Он тоже начал улыбаться, но спохватился и состроил более серьёзную мину.
– Уверена, что и она тоже, – сказала леди Уинстед.
Маркус не был в этом убеждён. Но если Онория умолчала о поцелуе, он тоже не проронит ни слова. В самом деле, такая мелочь, пустяк. А если не так, то ему следует таковым стать. Уже забыто. И они снова вернутся к прежней дружбе.
– Я думаю, она ещё не отдохнула как следует, – сказала леди Уинстед, – хотя я не представляю, почему. Ты знаешь, что она проспала двадцать четыре часа?
Он не знал.
– Онория не отходила от тебя, пока лихорадка не отступила. Я предлагала заменить её, но она не соглашалась.
– Я в неоплатном долгу перед ней, – тихо проговорил Маркус. – И перед вами тоже, из того, что я понял.
Леди Уинстед вначале ничего не ответила. Но губы её шевельнулись, словно она решала, стоит ли говорить. Маркус ждал. Он знал, что молчание зачастую является наилучшим поощрением, и через несколько секунд леди Уинстед откашлялась и сказала:
– Мы не приехали бы в Фенсмур, если бы на этом не настояла Онория.
Маркус не знал, что сказать.
– Я говорила ей, что нам не следует ехать, что это неприлично, поскольку мы не связаны родственными узами.
– У меня нет родственников, – тихо заметил он.
– Да, Онория так и сказала.
Маркус ощутил при этом странную острую боль. Ну, разумеется, Онория знает, что у него нет семьи и родственников, это общеизвестно. Но почему-то услышать это от неё, или услышать от кого-то, что она так говорила…
Это больно. Совсем немного. И непонятно, по какой причине.
Онория смотрит поверх этого всего, сквозь его одинокость в его одиночество. Она видит это, нет, она видит его самого так, как даже ему не дано понять.
Маркус не представлял, как пуста его жизнь до того, как Онория снова в ней появилась.
– Она была весьма настойчива, – предавалась воспоминаниям леди Уинстед. А потом она сказала так тихо, что он едва расслышал слова:
– Я подумала, что тебе следует это знать.
Глава 15
Несколько часов спустя, когда Онория пришла его навестить, Маркус сидел в кровати, даже не притворяясь, будто читает «Философские исследования о сущности человеческой свободы. Она держала в руках около полудюжины книг, за ней следовала горничная с подносом.
Маркус не удивился тому, что она дождалась, пока кому-то ещё понадобится войти к нему.
– Я принесла тебе книги, – сказала Онория с уверенной улыбкой. Она подождала, пока горничная поставит поднос к нему в постель, и сама положила стопку книг на прикроватный столик.
– Мама говорит, что тебя необходимо развлекать, – произнесла девушка, но выражение её лица оставалось неестественно решительным. Слегка кивнув, она повернулась и пошла к выходу вслед за горничной.
– Постой! – воскликнул Маркус.
Он не может позволить ей уйти. Не так сразу.
Онория остановилась, повернулась и вопросительно посмотрела на него.
– Посидишь со мной? – спросил он, кивая на кресло. Девушка заколебалась, поэтому он добавил:
– Я провёл наедине с собой почти два дня.
Онория по-прежнему сомневалась, тогда Маркус добавил с кривой улыбкой:
– Боюсь, что я показался себе довольно скучной личностью.
– Только немного? – отозвалась Онория до того, как успела вспомнить, что собиралась не вступать с ним в разговоры.
– Онория, я в отчаянии, – взмолился он.
Девушка вздохнула, но улыбка её стала задумчивой, и она вернулась в комнату. Дверь она оставила открытой. Теперь, когда жизнь Маркуса вне опасности, следует соблюдать некоторые приличия.
– Ненавижу это слово, – проговорила она.
– Отчаяние? – догадался он. – Ты считаешь, что его слишком часто используют?
– Нет. Оно слишком часто приходится к месту, – вздохнула Онория, усаживаясь в кресло возле кровати. – Это просто ужасное чувство.
Маркус закивал, хотя по правде говоря, он не понимал, что такое отчаяние. Одиночество – да, но не отчаяние.
Она тихо сидела возле него, сложив руки на коленях. Повисла долгая пауза, не слишком щекотливая, но достаточно неловкая, и тут внезапно Онория заговорила:
– Говяжий бульон.
Маркус посмотрел на фарфоровую супницу с крышкой, стоящую на подносе.
– Кухарка назвала его консоме бёф, – продолжила Онория, говоря быстрее обычного. – Но это просто бульон, самый обычный. Миссис Уэзерби верит в его несравненную целительную силу.
– Полагаю, ничего, кроме бульона, мне не положено, – уныло сказал Маркус, глядя на поднос.
– Подсушенный хлебец, – сочувственно ответила Онория. – Мне так жаль.
Он почувствовал, как его шея вытягивается на целый дюйм. Он бы отдал что угодно за кусок шоколадного торта Флиндла. Или за яблочное пирожное со сливками. Или за песочный пирог, или за сдобную булочку с изюмом. Чёрт побери, да за что угодно, содержащее хоть кусочек сахара.
– Он вкусно пахнет, – сказала Онория. – Твой бульон.
Пахло, в самом деле, вкусно, но далеко не так, как пах бы шоколад.
Маркус вздохнул и зачерпнул ложку, подув на неё прежде, чем попробовать.
– Неплохо, – согласился он.
– Правда? – Онория явно сомневалась.
Он кивнул и съел ещё немного. Или, скорее, отпил. Суп едят или пьют? И, что важнее, разве нельзя было присыпать его немного сыром?
– А что вы ели на ужин? – спросил Маркус.
Она покачала головой:
– Лучше тебе не знать.
Он то ли съел, то ли выпил ещё ложку:
– Вероятно, ты права.
Но не смог удержаться:
– Ветчину подавали?
Онория промолчала.
– Подавали, – обвиняющим тоном произнёс Маркус. Он поглядел на последние капли своего супа. Возможно, удастся вымакать их хлебом. Однако жидкости было так мало, что после двух укусов хлебец остался совершенно сухим.
Сухим, как опилки. Как пустыня. На минуту он остановился. Разве он не погибал от жажды двумя днями раньше? Маркус откусил кусочек совершенно несъедобного хлебца. Он в жизни не видел пустыни и маловероятно, чтобы он в неё когда-либо попадёт, но исходя из географического положения, эти места вызывали множество сравнений и метафор.
– Чему ты улыбаешься? – С любопытством спросила Онория.
– Разве я улыбался? Уверяю тебя, это была очень-очень печальная улыбка. – Маркус рассматривал свой хлебец. – А вы действительно ели ветчину?
И хотя даже ему было ясно, что ответа на этот вопрос лучше не знать, он не сдержался:
– А пудинг подавали?
Маркус посмотрел на девушку. На её лице появилось виноватое выражение.
– Шоколадный? – шёпотом уточнил он.
Онория покачала головой.
– Ягодный? О, Бог ты мой, повариха приготовила свой коронный пирог с патокой?
Никто не мог сравниться с поварихой Фенсмура в искусстве приготовления этих пирогов.
– Он просто восхитительный, – сообщила Онория с самой счастливой улыбкой, которая приберегалась для самых лучших десертов. – Со взбитыми сливками и клубникой.
– Что-нибудь осталось? – Скорбно спросил владелец Фенсмура.
– Думаю, должно было остаться. Его подавали на огромном…. Погоди-ка. – Онория прищурилась и с подозрением посмотрела на Маркуса. – Ты ведь не просишь меня стащить для тебя кусочек?
– А ты бы могла? – Маркус придал лицу самое жалобное выражение и говорил самым жалостливым голосом. Просто необходимо, чтобы Онория сжалилась над ним.
– Нет. – Но она сжала губы, чтобы не смеяться. – Пирог с патокой неподходящая еда для больного.
– Не представляю, почему все так считают, – совершенно искренне ответил Маркус.
– Потому что ты должен пить бульон. И есть студень. И рыбий жир. Это же всем известно.
Его едва не вывернуло при упоминании этих блюд.
– Тебе когда-нибудь становилось лучше от употребления вышеперечисленных деликатесов?
– Нет, но дело не в этом.
– А в чём тогда?
Онория открыла рот, чтобы возразить, но застыла в комическом молчании. Она закатила глаза, затем посмотрела влево, словно подыскивала подходящий ответ. Наконец, она нарочито медленно произнесла:
– Я не знаю.
– Тогда ты украдёшь для меня кусок пирога? – И Маркус улыбнулся самой лучшей из своих улыбок. Улыбкой, в которой читалось «я едва не умер, как же ты можешь мне отказать». По-крайней мере, он питал надежду, что это выглядит именно так. По правде говоря, Маркус был не особенно искушён во флирте, и его улыбка вполне могла оказаться «я тут немного сошёл с ума, поэтому тебе лучше притвориться, что ты со мной согласна».
Ничего нельзя было сказать наверняка.
– Ты хотя бы представляешь, какие у меня могут быть неприятности? – спросила Онория. Она склонилась к нему, словно заговорщик, как будто кто-то мог их подслушать.
– Не особенно, – ответил Маркус. – Это всё-таки мой дом.
– Это немногого стоит в сравнении с объединённым гневом миссис Уэзерби, доктора Уинтерса и моей матери.
Он содрогнулся.
– Маркус…
Однако никаких вразумительных возражений не последовало, поэтому он добавил:
– Пожалуйста.
Онория посмотрела на него. Маркус постарался принять самый жалостливый вид.
– Ну, хорошо, – Онория фыркнула самым неизящным образом. – Я должна сделать это прямо сейчас?
Он сложил руки в мольбе:
– Я буду тебе очень признателен.
Онория не повернула головы, но глаза её забегали из стороны в сторону, и Маркус оставалось лишь гадать, не пошла ли она на попятный. Затем девушка встала, вытирая руки о бледно-зелёную ткань своих юбок.
– Я скоро вернусь, – пообещала она.
– Жду не дождусь.
Она подошла к двери и повернулась:
– С пирогом.
– Моя спасительница!
Онория прищурилась:
– Ты будешь у меня в долгу.
– Я задолжал тебе гораздо больше, чем пирог с патокой, – серьёзно ответил ей Маркус.
Она покинула комнату, не сказав ни слова, и оставила Маркуса наедине с пустой супницей и хлебными крошками. И с книгами. Он посмотрел на стол, где она оставила ему стопку книг. Осторожно, чтобы не сбросить стакан тепловатой воды с лимоном, приготовленный для него миссис Уэзерби, он передвинул поднос на другую сторону кровати. Потянувшись вперёд, Маркус схватил первую книгу и посмотрел на название. «Поразительные и Живописные Описания Великолепных, Грандиозных и Захватывающих Пейзажей озера Эрн».
Боже мой, она нашла этов его библиотеке? Маркус взглянул на следующую книгу. «Мисс Баттерсуорт и Безумный Барон». Он вряд ли стал читать такой роман в обычное время, но он явно выигрывал в сравнении со смертельно скучными «Поразительными и Живописными Описаниями и так далее чего-то, что находится где-то в шотландской глуши».
Маркус устроился среди подушек, перелистал страницы к началу и принялся за чтение.
Стояла тёмная и ветреная ночь
. – Это он где-то уже читал? – Мисс Присцилла Баттерсуорт была убеждена, что дождь может начаться в любую минуту, буквально хлынуть потоками с небес….
К возвращению Онории мисс Баттерсуорт была покинута на крыльце, пережила чуму и спаслась от дикого вепря. Она оказалась быстроногой, эта мисс Баттерсуорт.
Маркус с нетерпением принялся за третью главу, в которой, как он предчувствовал, мисс Баттерсуорт столкнётся с полчищами саранчи. Он с головой ушёл в чтение, когда в дверях появилась запыхавшаяся Онория с салфеткой в руках.
– Не получилось? – спросил Маркус, глядя на неё поверх томика мисс Баттерсуорт.