- Разве у вас нет автомеханика? – спросил я, глядя, как он вытирает руки. Пальцы у него были неожиданно аккуратные. Впрочем, почему неожиданно? У таких мужчин обычно всё одинаково хорошо.
Виктор усмехнулся.
- Вообще – есть, - сказал он, - но я сам люблю покопаться в содержимом своей малышки. Меня это успокаивает.
- Малышки, - я поднял брови.
- Да, - ещё одна усмешка, и чуть склоняется вперёд голова, он будто готовится защищать свои слова, - многие считают, что автомобиль - мужское начало, а мне хватает тестостерона вокруг.
- Главное, чтобы это помогало вам побеждать.
- Это точно, - Виктор усмехнулся и отбросил тряпку, - вы подождёте, пока я переоденусь?
- Само собой.
- Потом можно посидеть в кафе при входе, туда пускают только своих, так что шумно не будет.
Я кивнул и вслед за Виктором побрёл к выходу из гаража. Он был прав на все сто, с тестостероном у него всё было в порядке и без того, чтобы давать героические имена своему члену или окружать себя его компенсаторами. Я не смог бы назвать его бруталом, но от одного вида его бугристой, хоть и узкой спины, определённо ныло под ложечкой. И ещё кое-где тоже основательно ныло.
- У вас сейчас много поклонниц? – спросил я, когда мы уже выруливали к раздевалке.
- Что? А… Наверное, я не считаю. А почему вы спросили?
- Вы выглядите как человек, привыкший к вниманию.
Виктор хмыкнул.
- Издержки профессии. Войдёте или подождёте меня на этаже?
Я поколебался, затем уверенно загнал соблазн поглубже внутрь и твёрдо сказал:
- Я подожду.
Виктор спорить не стал.
***
Два дня я Максима не видел.
Да. Его звали Максим. Я об этом узнал чуть позже, но не буду забегать вперёд.
Два дня у меня начинались с утренней пробежки, потому что нога уже пришла в норму, и я выбегал из дома около шести, чтобы до занятий успеть навернуть по району пару кругов, а вот на третий мне не повезло. Пошёл дождь, что меня, конечно, не особо волновало, но в итоге я навернулся прямо в лужу и оказался в грязи от пяток до макушки. Обычно я переодевался в школьной раздевалке, чтобы не тратить время – тем более после уроков форма всё равно была нужна – а в тот раз выходило, что за формой всё равно придётся бежать домой. Времени к тому же было уже почти восемь, так что к тому моменту, когда я доскакал до квартиры, забросил грязные тряпки в стиральную машину, немного отмылся и откопал себе свежие спортивные штаны в нашем обычном домашнем беспорядке, была уже почти половина.
Утрамбовав всё необходимое в сумку, я рванул по лестнице вниз и… вылетев из подъезда, заранее заорал матом, едва успев заметить, что несусь прямиком на него.
Заорать я успел, но вместо того, чтобы рвануть куда-то с моего пути, он повернулся и захлопал глазищами, я же разогнался так, что затормозить уже не мог и снова врезался в него. Сумка полетела в лужу, рассыпая чистую одежду и учебники.
Я выругался ещё раз, даже не пытаясь встать. Копчик ныл, а штаны снова были в грязи, так что первый урок мне явно не светил.
- Что б ты сдох, - бросил я в сторону пытающегося подняться на ноги парня, - как тормоз, чес слово.
- Прости, - он всё-таки встал и бросился было собирать мои учебники, но замер на полпути и с опаской посмотрел на меня.
- Да уж давай, исправь свою ошибку, - брякнул я, не сразу сообразив, что именно вызвало его ступор. Он торопливо собрал мои вещи и вручил сумку мне. Я же только теперь встал и направился обратно к дому. – Чтоб когда вернусь, тебя здесь не было, - бросил я через плечо. Третьего купания за день я бы не пережил абсолютно точно.
Естественно, я опоздал. Получил к тому же выговор и испорченное настроение. Будучи выгнанным с первого урока литературы, я решил на второй уже не ходить, а там уже и отсиживать остальные три настроение у меня пропало.
Я вышел из школы и, устроившись с тыльной стороны крыльца, закурил, разглядывая светившее на небе по осеннему неяркое солнышко.
Сидел я так, по-видимому, довольно долго, потому что в конце концов за дверями школы зазвенел своим сорванным голосом допотопный звонок, и на улицу потянулись другие пацаны.
На первой перемене курить шли только самые потерянные. Те, кому уже было реально надо. Курили бегом и тут же неслись обратно, чтобы успеть зажевать. Я не сильно удивился, увидев, что среди компашки, показавшейся в дверях, в первых рядах нёсся Пашка. Давно было ясно, что серьёзным спортсменом ему не быть, потому что единственное, что он начал делать раньше меня – это курить. Тому, что следом вынесло Белобрысого, Тёму и Серёгу, я тоже не удивился. Куда более странным было то, что последние двое почти вынесли под руки Максима.
Максим брыкался и извивался, глаза его были полны ужаса, но весом он был наверное раза в полтора меньше любого из пацанов, а уж вдвоём они могли из него верёвки вить.
Весёлый гогот прервался, когда ребята свернули за угол, и Пашка едва не столкнулся лбом со мной.
- Норрис. А ты чё тут делаешь?
Я затянулся и отбросил окурок. Судя по горке на асфальте – далеко не первый, хотя сам я и не замечал, как успевал раскуривать одну за другой.
- Стою. Курю. А это чё?
Пашка загоготал, и хохот его подхватили все трое. Все трое, кроме, естественно, Максима.
- А это Спидозный. Мы его сейчас лечить будем.
Я посмотрел на Максима, на секунду встретился взглядом с его глазами цвета весенней листвы, а в следующий миг он отвёл взгляд. Почему-то стало противно, и тут же я сам разозлился на себя за эту слабость.
- А я посмотрю? – спросил я.
- Да можешь поучаствовать.
Максима швырнули на землю. Я как-то очень хорошо запомнил, как ударились об асфальт его голые коленки в дырявых джинсах. Там, где камень порвал кожу, моментально выступили красные капли.
- Рот открыл, - потребовал Пашка на правах инициатора.
Максим стиснул зубы.
- Норрис, помоги ему, а?
Прицокнул языком. Я тогда любил не столько насилие, сколько блеснуть своими навыками, потому, шагнув вперёд, нажал ему на челюсть давно изученным приёмом, и зубы тут же разомкнулись.
Откуда не возьмись взявшийся Белобрысый с охапкой грязных листьев в руках затолкал их в открывшийся рот.
- А ну жуй лекарство, педик, - прикрикнул Пашка.
Максим противиться не стал. Я с непонятным мне самому ужасом смотрел, как он прожёвывает грязные листья и, видимо, глотает их.
Мне стало тошно. И опять же я сам не мог понять почему.
Я посмотрел на часы.
- Лана, пацаны, мне на химию надо попасть.
- Ага, - Пашка только кивнул, полностью поглощённый своим развлечением.
Я свернул за угол, с трудом сдерживая желание побежать, бегом рванул к входу в школу. Впервые в жизни мне больше хотелось оказаться на уроке, чем в курилке, и я готов был выслушать любые упрёки от учителей, только бы не находиться сейчас там, рядом с Пашкой.
Остаток дня у меня перед глазами стояло бледное лицо Максима и его с трудом, против воли, сжимающиеся челюсти.
Шесть уроков я отсидел и задержался в столовой, почему-то опасаясь выйти из школы и увидеть там Пашку, ждущего меня на тренировку.
И всё же Пашку я увидел – иначе, наверное, не пошёл бы в тот день вообще никуда.
- У меня формы нет, - сказал я мрачно.
- Забежим, мою запасную возьмём, - Пашка жил в соседнем доме от нашей секции, - а с твоей чё?
- Мокрое всё. Забей.
Мне стало легче. Мне всегда было с Пашкой легко. С ним можно было не думать, и это расслабляло, так что, не прекращая ржать, мы добрели до его дома, а потом и до подвальчика, где занимались тхэквондо; и о Максиме я вспомнил только когда Пашка свернул к себе домой, а я направился к себе.
Почему-то снова стало паршиво. Ужасно захотелось зайти и извиниться, а ещё забрать свой суппорт, сказав, что он мне вдруг понадобился позарез. Собственно, я и сам не знал, чего от него хочу. Может быть просто посмотреть на него и убедиться, что он ещё жив. Но адреса у меня не было. Я знал почти всех парней во дворе, кроме него, и хотя кто-то другой наверняка знал и его имя, и этаж, на котором он живёт, спросить я стеснялся – он же был «Спидозным», а мне не хотелось, чтобы так думали и обо мне.
Утром я специально вышел из дома попозже. Полчаса крутился под носом у отца, который только и ждал, когда я свалю. Спросил, что помогает от отравлений и, получив в награду долгий задумчивый взгляд и пачку имодиума, всё-таки поплёлся вниз, всячески притормаживая и морально приготовившись к тому, что сейчас снова сяду в лужу.
Я почти угадал. Максим сидел под дверью. Правда, на сей раз он был во всём чёрном, но волосы всё так же были скручены в узел за спиной.
- Эй, - окликнул я его.
Максим дёрнулся и, сев на асфальт, пополз прочь. Я продолжал удивляться его какой-то… чудоковатости, что ли. Ну прёт на тебя такой баран как я. Что можно придумать глупее, чем ползти от него чуть ли не карачках? Если уж драпать, то в полный рост и бегом. А если принимать бой, то стоять на месте и смотреть твёрдо, даже если откровенно знаешь, что тебе наваляют.
В общем я только покачал головой.
- Вот, - протянул я ему.
Он проследил взглядом за моей рукой, достававшей из кармана имодиум, и как-то обмяк.
- Это я так, на всякий случай.
- Для профилактики? – спросил он устало.
- Ну… и это тоже.
Максим уже немного взял себя в руки. Встал и теперь отряхивал штаны. Надо сказать, чёрное ему хоть и шло заметно меньше, но тоже смотрелось комильфо. Как с картинки. Узкие такие брючки на узких бёдрах и опять водолазка, такая же узкая, только ещё и покороче, так что при некоторых движениях между ней и брюками мелькала полоска белой кожи.
Он закончил отряхиваться и замер.
- Послушай, Норрис…
Я поморщился. Кликуху эту придумал мой долбоёб Пашка, когда я пять раз из пяти кинул его на маты. У любого отмороженного придурка хватало мозгов называть меня только по имени, потому что Пашка – это Пашка. А за козла и врезать могу. И вот этот красавчик, как оказалось, мозгов не имел совсем.
- Слушай, Спидозный, - перебил я его, - я на тебя полдня тратить не собираюсь. Бери колёса и гони мой суппорт.
- Твоё – что? – растерялся он.
- Суппорт. Ну, давай, вспоминай. Ты мне его на днях вернуть хотел.
Максим продолжал стоять и молча хлопать глазами.
- У меня нет, - сказал он растерянно и отступил на шаг назад.
- А у кого есть? – я, напротив, шагнул вперёд.
- Я не выкидывал! Он дома, я же не знал… Ты сказал…
Он умолк, что-то увидев в моих глазах.
- Адрес, - сказал я ровно тоном, которому очень трудно возразить.
- Я вынесу, - попытался отмазаться он, - подожди тут.
Отмазаться не получилось. Едва он шмыгнул в подъезд, я набрал код и рванул за ним. Нагнал его на третьем этаже, ковыряющим ключом в замке.
Едва завидев меня, он отпрыгнул и вжался спиной в стену.
Я поднял брови и остановился.
- Нашёл, - сказал я спокойно.
И тут произошло то, чего я не мог понять, потому что передо мной, как никак, был мальчишка – пусть и какой-то странный, со смазливой мордашкой и длинными, как у девчонки, волосами.
Максим сполз по стене вниз, уронил лицо на колени и заплакал. Плакал он громко и навзрыд, а я стоял, смотрел и не мог понять, что должен делать.
В конце концов я развернулся и молча пошёл по лестнице вниз.
«Да ну его к чёрту, этот суппорт», – подумал я. И опять на душе было гадко, как в сортире. Хотя что я сделал, я не понимал.
***
Я слушал внимательно, не пытаясь делать вид, что записываю.
Когда Виктор замолк, я глотнул кофе, показывая, что размышляю, хотя всё, в принципе, было ясно и так.
- У вас комплекс вины. Это действительно иногда мешает взрослому человеку выполнять свою работу на все сто. Но вы должны понимать, что вы давно уже не тот мальчишка, который травил в школе аутсайдеров. Уверен, этот Максим сейчас такой же самостоятельный и успешный человек, как и вы.
- Уверены? – Виктор посмотрел на меня с презрением и усмехнулся. – Ничего вы не поняли, доктор. Думаете, можно узнать человека, задав ему пару вопросов.
- Нет, - я спокойно покачал головой, - я как раз думаю, что чтобы разобраться в чужой душе, требуется очень много времени. Это ваш шеф считает, что я чудотворец. Это не так. Я не могу вас вылечить. Я лишь могу помочь вам разобраться в себе.
Виктор долго смотрел на меня, а затем кивнул.
- Вы правы, - сказал он, - это мне не помешает.
- Простите, я сейчас нарушу правила, но я должен спросить. Вы уверены, что ваша проблема растёт из школьных лет? Хотя в журналах популяризируется мнение, что все проблемы надо искать в глубоком детстве, на самом деле это не всегда и не совсем так. Многие комплексы мы приобретаем, уже создавая собственную семью.
- О, нет, доктор… Дело не в комплексах. Но будьте уверены, корень моей проблемы там. А если и нет… Значит я не умею рассказывать правильно. Чтобы вы поняли, я должен вам объяснить, как всё это началось.
Я кивнул и посмотрел на часы.
- Да, уже поздно, - подтвердил он. – Я должен попытаться выспаться. Вы не посоветуете мне ничего на этот счёт?
- Я пропишу таблетки, но не стоит злоупотреблять. С вашей профессией, мне кажется, использование любых психотропных препаратов может обернуться неожиданными последствиями.
Виктор кивнул.
- Я всё понимаю. Просто иногда мне кажется, что я всё такой же дурак.
========== Глава 3 ==========
Крутило меня всю следующую неделю. Перед глазами поочерёдно стояли то его глаза, то израненные асфальтом коленки.
Я бесился. Не знаю на кого больше – на него или на себя. Не мог понять, какого чёрта он позволяет им это всё. И тем более не мог понять, почему меня так бесит его беспомощность.
Очередной фрик. Да треть школы были такими.
Правда – тут же поправлял я себя – далеко не у всех такие глаза.
На этой мысли меня обычно стопорило и уносило в сторону, потому что она создавала ещё один вопрос – какого чёрта меня вообще интересуют глаза этого мальчишки?
Страшная мысль холодком пробегала по основанию черепа – мне ни разу за все годы не понравилась девушка.
- Пап, а геи – это плохо? – спросил я, не выдержав собственного морального прессинга.
Отец удивлённо посмотрел на меня.
- Геи – это бывает, - сказал он философски.
- То есть, если бы я вдруг… ну, просто вдруг… оказался геем… Тебе было бы пофик?
Я догадывался, как сильно рискую, задавая подобный вопрос, но всегда можно было списать его на мою обычную подростковую дурость – на неё отец мог списать вообще что угодно.
Он долго изучающе смотрел на меня и произнёс фразу, которую я не забуду никогда:
- Вить, ты мой сын и у тебя семнадцать наград, которыми я могу хвалиться перед коллегами. Чтобы меня поразить, тебе надо рассказать мне, что ты трахаешь овечек. Всё нормально, пока все участники процесса довольны. И презики никто не отменял – потому что да, даже геи могут болеть СПИДом.
Меня тогда больше всего удивило то, что он запомнил - что я ляпнул ему первого сентября. И потом, когда я понял истинный смысл всей фразы, мне было очень стыдно за тот, самый первый вопрос.
А ещё после этого разговора я резко успокоился, потому что за всю мою тогдашнюю жизнь не было случая, чтобы мой батя не знал, что делать или сделал что-то не так. И какую бы ересь ни несли пацаны в школе, его мнение значило для меня куда больше.
А на следующий день я опять увидел Максима живьём. И снова целых два раза. Странно, но он если уж попадался мне на глаза, то маячил где-то рядом весь день, и в первый раз я увидел его утром в раздевалке. Он раздевался, стоя прямо у вешалки. В школу он пришел в бежевом пальто до колена, а на шее у него был пушистый белый шарф. Волосы на сей раз были распущены, и я прямо-таки залюбовался этой красотищей. Двигался он как-то… не по-земному. Будто не руки у него были, а крылья. Ломкими такими движениями накинул на крючок пальто – пальто, я заметил, было дорогое, такое даже мне было бы жалко вешать вот так запросто. А может, именно мне, потому что у самого у меня дорогих вещей не было отродясь. Затем медленными круговыми движениями размотал шарф и принялся заталкивать его в рукав. Тоже варварство, если подумать, но тогда так делали все.