Я вроде бы и хотел подойти к нему, спросить, всё ли в порядке и куда он пропал, и в то же время не мог сдвинуться с места. У меня такое чувство бывало разве что когда я видел директрису с нашим журналом наперевес.
А он не заметил меня. Я уверен, что именно не заметил, а не сделал вид, потому что иначе он не сдержал бы дрожи, это я уже понял. Он жутко боялся меня. Так же, как и я боялся его, только совсем по другим причинам. И его, сказать честно, были куда обоснованней.
Он повесил пальто и вышел, придерживая руками перекинутую через плечо сумку, и вид его спины, обтянутой серой водолазкой, перекрыл для меня все женские задницы, которые я когда-либо видел. Сердце гулко стучало несколько минут, пока Пашка не врезал мне со всей дури по плечу и не вернул в мир живых.
- Пойдём после уроков педика Спидозного лечить? – спросил он, весело ухмыляясь.
Я чувствовал, что надо что-то сказать, потому что вряд ли моя физиономия в тот момент могла сойти за покер-фейс Чака Норриса, но язык отказал наотрез, и всё, что я смог выдавить из себя, было короткое:
- Посмотрим.
Мне надо было подумать, и я думал весь день, уверенно получая пару за парой от самых въедливых преподов, но придумать ничего не мог.
Если бы я не пошёл, то просто сошёл бы с ума, гадая, что придёт им в голову на этот раз. Пашка был дурной, но заметил я это почему-то только тогда, когда увидел, как он кормит листьями Максима.
Пашка, мой лучший друг со второго класса, был реальным долбоёбом, которого надо было изолировать от общества. Я ещё не был готов сказать ему это в лицо, потому что восемь лет совместной жизни – это очень много, особенно, когда ты не прожил и двадцати, и ты не помнишь, что с тобой было раньше шести. Мне казалось, что Пашка был со мной всегда. Или я с ним. Чёрт его знает.
А вот Максима я знал вторую неделю, точнее и вовсе тогда ещё не знал. И хотя я уже догадывался, что во мне так переклинило, всё ещё не был уверен, что это у меня надолго.
Я очень жалел тогда, что не поговорил обо всём об этом с отцом, а ограничился всего парой дурацких вопросов. Он-то уж наверняка знал, что мне делать.
Но с этой гениальной идеей я припоздал, и оставалось прокручивать собственные варианты.
Если бы я не пошёл, всё было бы хреново, и я даже не знал бы, насколько. Если бы пошёл… Всё в общем-то тоже было бы хреново. И больше того, мне пришлось бы во всём этом дерьме участвовать.
Простой и действенный вариант - предупредить Максима - мне в тот момент в голову не пришёл, да и не знал я, в каком классе он учится и где его искать.
Я думал долго, но принял решение, когда увидел, как Максима волоком тащат по двору за школу. Обернулся и увидел в дверях Пашку, призывно свистящего мне.
- Пошли, - я одним махом уронил в сумку все учебники и выбежал из класса.
Когда мы пришли, «лечение» было уже в разгаре. Белобрысый держал в руках сумку Максима, а Ванёк из «Б» вытаскивал оттуда тетради одну за другой, наугад вырывал листы и, скомкав, запихивал Максиму в рот. И так мне стало вдруг тошно от этой картины, что я едва не свалил оттуда прямо так, ничего и никому не объясняя. «Ну что в нём такого, что меня крутит?» – думал я и не находил ответа.
Я бы, наверное, всё-таки ушёл, но Ванёк выдернул из сумки очередную тетрадь, и вместе с ней вылетел и раскрылся, падая на землю, откидной блокнот . На открывшейся странице был рисунок. Видимо, предполагалось, что это будет портрет, но пока я мог разглядеть только глаза и краешек чёлки. И что-то цепануло меня в этом наброске, сделанном обычной шариковой ручкой, видимо, в промежутке между решением задач. Я сам рисовал на полях всякую дребедень, но это было совсем не то. Мне почему-то очень не хотелось в этот миг, чтобы кто-то из парней увидел этот рисунок. Он был откуда-то не из их мира, как и весь Максим с его чёртовыми водолазками и пастельными оттенками. Я вдруг заметил, что на нём нет ни пальто, ни шарфа, и от этого внезапно мне стало чуть легче – я не хотел, чтобы они ставили его на колени таким, каким я видел его сегодня утром. Чёрт, я вообще не хотел, чтобы они ставили его на колени, чтобы касались его, чтобы просто смотрели на него.
Но всё, что я осмелился сделать в этот миг - это тихонько поддеть блокнот ногой, задвигая его за крыльцо чёрного входа, а затем, улучив момент, подобрать и спрятать у себя под курткой.
- Всё, - сообщил я через некоторое время. – Надоело. И на тренировку опоздаем. Паш.
- Ок, - Пашка небрежно махнул парням рукой, - мы с вами, пацаны.
- Вали уже, - весело крикнул Ванька и, больше не глядя на то, что творилось у крыльца, я развернулся и пошёл прочь.
С каким-то трудом мне давалось в тот день слушать бесконечный трёп Пашки и совсем невесело было от его дебильных шуток. Рука всё время тянулась проверить, на месте ли блокнот, и в то же время я совсем не хотел, чтобы Пашка заметил эти мои потуги. Раздевался скомкано, стараясь успеть перепрятать эту вещицу, всю тренировку думал только о том, чтобы никто не залез в шкафчик – абсурд само по себе, ребята спокойно оставляли в раздевалке мобильники, и ни у кого пока ничего не пропало, а я боялся за дурацкий блокнот ценой в три рубля.
Так же опасливо я одевался и при первой же возможности отделался от Пашки, соврав, что отец просил по дороге захватить продуктов. В продуктовый, впрочем, я на самом деле пошёл. Мне отчего-то неловко стало за мой имодиум и, поломав голову над тем, что можно купить парню, чтобы не выглядеть при этом ни гомиком, ни идиотом, я решил остановиться на мороженом и двух бутылках пива. Ради налаживания контакта я готов был нарушить режим.
Припёрся я к дверям своего совсем ещё незнакомого знакомого через полчаса и долго звонил, но реакции добиться никак не мог. Я уже решил было, что его правда нет дома и, вознамерившись ждать до самого утра, откупорил первую бутылку пива, когда за дверью послышались шаги и осторожное:
- Кто?
Я тут же вскочил со ступенек, куда пристроился было, и заорал:
- Я!
Наступила тишина. Надо было бы как-то его позвать, но я вдруг понял, что не знаю его имени. Звать же его Спидозным явно было совсем уныло. Так ничего и не придумав, я перехватил пиво и мороженое одной рукой, а другой достал из-за пазухи блокнот и помахал им перед глазком.
Тишина никуда не делась.
- Ты тут? – спросил я.
- Чего ты хочешь? – ответил он тихо.
- Отдать, бля, ну что я ещё могу хотеть?
Ещё несколько секунд тишины, а потом дверь приоткрылась – щель между полотном и косяком, правда, перекрывала цепочка – и в той же щели показалась голова Максима. Волосы его снова были завязаны в узел, ещё более небрежный, чем обычно, а вот место водолазки теперь занимало что-то просторное и бесформенное – к моему немалому разочарованию.
- Я спрашиваю, что ты за блокнот хочешь? – сказал он так же спокойно, хотя в глазах я отчётливо видел искорки страха.
Я уже чуть было не ляпнул, что вообще-то ничего, но в последний момент вспомнил, что благими намерениями выстлана дорога в ад, и ответил:
- Пусти к себе перекантоваться на пару часов.
Я импровизировал. Но, как оказалось, удачно.
Максим поколебался, закрыл дверь – в эти несколько секунд я ощутил, что несусь с небес в эту самую преисподнюю, – а затем снова открыл её, но уже без цепочки.
- Отдай блокнот, - попросил он, протянув перед собой руку. Рука у него была такая же странная, как и всё в нём. Тоненькая косточка на плоском запястье и, как я узнал уже потом, очень сухие ладони.
- Сначала пусти, - потребовал я.
Максим вздохнул и отошёл в сторону, позволяя мне войти. Ничего хорошего он явно не ждал.
***
Виктор прокашлялся, прикрывая рот краешком ладони. Как по мне, так и у самого у него руки были весьма странные - не такие, какие бывают у грубых мужчин. Да он и не был грубым, так что мне было даже странно слушать, как он рассказывает о своей жизни, будто обычный дворовый мальчишка.
- Устал, - сказал он, - сколько ещё у нас времени?
В этот раз мы снова встречались в моём кабинете, за окнами уже темнело, но я не хотел его прерывать. Даже не потому, что сроки наши были так ограничены – просто мне нравилось слушать, как он говорит. Записей на тот вечер у меня больше не было, так что я попросил:
- Продолжайте. Если хотите, я сделаю кофе.
Виктор благодарно кивнул и, не спрашивая разрешения, закурил. Курил он много, так что я чувствовал, что к концу нашего лечения я сам надышусь дымом на три года вперёд.
- С тринадцати лет, - ответил он на мой невысказанный вопрос, поймав мой взгляд на своей сигарете.
- Пашка?
- Он, долбоёб. Знал бы, что за дерьмо… - Виктор зажал сигарету в зубах и махнул рукой.
- Вы так прониклись сочувствием к этому парню?
Виктор дёрнулся, и я с удивлением понял – в самом деле ещё не отболело.
- Да, проникся, - ответил он резко. – Я… Ладно. Я продолжу, хорошо?
Я поставил перед ним чашку и кивнул.
***
- Я - Витя, - сказал я, останавливаясь за дверью и разглядывая коридор. Две комнаты, но свет горел только в одной, и, судя по разбросанным на кровати журналам, она принадлежала подростку.
- Максим, - произнёс он осторожно. Он вообще тогда всё время был таким… осторожным… как косуля, которая вот-вот удерёт в лес.
- А предки где? – спросил я.
- Нету… - он покосился на другую дверь. Нету и хорошо. В тот момент меня особенно и не волновало, как это их «нету».
- Может, заберёшь, а то неудобно как-то, - я ткнул подбородком на две бутылки пива и мороженое в пластиковом контейнере, по моим тогдашним представлениям – верх роскоши и джентльменства.
Он посмотрел на мою ношу и отступил на шаг назад.
- Ну, Макс не тор…
Я увидел, как он съежился и замолк. Глубоко вдохнул, приучая себя к мысли, что общаюсь с болезненным.
- Максим, забери, пожалуйста, - сказал я, старательно выговаривая каждое слово и отслеживая интонации.
- А не боишься? – спросил он осторожно.
- Чего? – я хлопнул глазами, чувствуя, что этот тупняк заразителен. Ну или мы с ним просто говорим на разных языках.
- Ну так я же… - он усмехнулся, - спидозный.
- А это правда? – спросить меня подмывало уже давно, а тактичностью я не отличался никогда.
Максим хлопнул глазами. Видимо, такого вопроса он не ожидал.
- Нет, - выпалил он.
- А чего тогда мозги делаешь?
Максим открыл рот и закрыл обратно. Потом молча взял у меня из рук продукты и понёс на кухню.
- Это куда? – спросил он из полумрака.
Я нащупал выключатель, прошёл следом и опустил на стол блокнот.
- Я не смотрел, - торопливо добавил я, увидев, как Максим бросается к нему и прячет в первый попавшийся шкаф. На самом деле посмотреть хотелось, но как-то так меня приучили, что в чужих дневниках копаться нельзя. А ведь рисунки в блокноте – это почти дневник. Я скорее ощущал это, чем понимал, и позднее оказался прав.
- Так куда это? – повторил он, стараясь поскорее отвлечь меня от мыслей о блокноте.
- Не знаю, - я пожал плечами, - а где сидеть будем?
Он непонимающе посмотрел на меня. Потом на пиво с мороженым.
- Ну я типа решил, что в гости с пустыми руками не ходят, - пояснил я, решив не изобретать велосипед.
Максим посмотрел на меня и, повернувшись бочком, будто собирался драпать, спросил:
- А ты чего вообще пришёл?
Я пожал плечами.
Не знал я, зачем пришёл. То есть, конечно, версия была, но такая тупая, что я ещё не готов был произнести её ни про себя, ни тем более вслух. А объяснение «мне понравилась твоя спина» звучало бы совсем уж дебильно.
- Я проверить хотел, - прорвало меня наконец, - всё ли у тебя в порядке.
Кажется, мой ответ напугал Максима куда больше, чем могло бы напугать признание про мои извращённые мысли относительно него.
- Скажи честно, - сказал он неожиданно довольно жёстко, хотя до того, чтобы дать отпор, тут было ещё далеко.
- Я тебе честно сказал, - я изобразил обиду и тут же понял, что промахнулся, - бля, Максим… ну не еби мозг. Ну пришёл вот, видишь. Захотелось мне. И блокнот вернуть. Если так напрягаю – могу уйти.
Я повернулся к двери и внезапно ощутил, что на локоть мне легла его рука. Хватка была не сильная, но такая тёплая, что я стремительно таял.
- Подожди… не надо. Я не понимаю просто.
Я вздохнул и повернулся к нему.
- Я тоже. Мне просто противно было смотреть, как они тебя… И тошно, что я стою и смотрю. Но я же не знаю тебя, понимаешь? Так может они за дело, чего я буду лезть?
Он долго молчал, а потом сказал:
- Понимаю, - и что-то потухло в его волшебных глазах.
- Да нихрена ты не понимаешь, - взорвался я. – Я познакомиться хочу. Ну… вот. Всех во дворе знаю, а тебя нет.
- А чего раньше-то не хотел? – усмехнулся он одним уголком губ, и я понял, что глаза – это ещё лёгкая кавалерия. Что со мной сделала эта улыбка - я не могу описать. Выстирала и вывернула наизнанку.
- Да я тебя и не видел никогда.
Он посмотрел на меня с таким недоумением, что из его взгляда выветрилось даже разочарование.
- Я тут два года живу, - сообщил он.
Я развёл руками. Ну два. Ну дурак. Дальше-то что?
Усадил он меня в своей комнате. Я с любопытством разглядывал плакаты с дорогими машинами на стенах. Никогда бы по его виду не подумал, что он увлекается гонками. А он резал мороженое на письменном столе и раскладывал по блюдцам. Пиво он тоже поставил на стол, но, отводя глаза, пить отказался. Мне показалось, что если я буду настаивать, он уступит, но настаивать я абсолютно не хотел.
- А чаю дашь? – спросил я, и он торопливо кивнул. Вернулся с заварочным чайником и кипятком, а потом ещё раз сбегал за чашками. Чашки у него были не такие, как у нас. У нас всё разномастное и битое, может потому, что нам с батей на это всё попросту пофик. А у него всё было красиво. И не только чашки, если уж так говорить. Комната тоже была отделана как-то со вкусом, так что приятно просто посидеть, даже на кровати среди журналов.
Чай пили молча. Я продолжал разглядывать машины, которыми никогда в общем-то не увлекался, а он, заметив мой взгляд, начал тыкать в них пальцами и объяснять, что здесь, где и зачем. Как оказалось, он собирал плакаты с гоночными автомобилями.
- Никогда бы не подумал… - не выдержал я.
- Что? – он испытующе посмотрел на меня.
- Ну, что ты…
- Что педик увлекается гонками?
Ложка с мороженым замерла у меня в руке.
- А это правда? – выпалил я.
- Да.
Он спокойно смотрел на меня, а я молчал.
- А что я буду скрывать, - пояснил он, - все и так уже знают.
- Ну, мог бы соврать.
- А я не хочу, - он отвернулся и уставился в окно. Чувствовалось, что мороженое больше не лезет ему в горло.
- А ты уже пробовал?… – продолжил я со свойственным мне тактом.
- Слушай, отвали, а? – не сдержался он наконец, - Что тебе надо, а? Перекантоваться два часа? Перекантовался уже. Или вали, или давай, говори напрямую. Что там, меня скрытой камерой снимают? Или на сто рэ поспорил, что я тебе отсосу? Так хрен тебе…
- Уймись! – я сам не заметил как встал, только как его тонкие тёплые плечи оказались в моих руках, и ощущение это было таким опьяняющим, что на пару секунд я забыл, что хотел сказать. А он уставился мне в глаза своими очумелыми, испуганными глазами. – Я познакомиться пришёл, - повторил я упрямо, - я же уже говорил. На седьмом этаже живу. Витёк. И мне плевать, гей ты или нет. Пока все участники процесса получают удовольствие, остальное значения не имеет.
Я врал. Откровенно. Потому что, если уж говорить начистоту, мне было ни разу не пофик. Я был рад, едва не прыгал от счастья, когда он заявил, что гей. Это решало всё. Во-первых, теперь было понятно, что никаких таких чёрных дел за ним нет. Скорее всего его вкусы были единственной причиной его травить. Иногда нам хватало и меньшего. А во вторых, теперь я не чувствовал себя идиотом, который пялится на спину незнакомого парня, пока другие заглядывают девчонкам под юбку. Если я и был неправильным, то нас тут таких было уже двое.