Почти сразу ее снова нашел маркиз, и они уже без приключений спустились в холл, к которому примыкал гардероб. Ара зябко поежилась: от центральных дверей дуло.
– Ваша накидка, – вспомнил лорд Кройд, – мы оставили ее в ложе. Постойте здесь, сейчас принесу. – Он направился обратно к лестнице, прорубаясь теперь уже против движения потока, Ара же отошла немного в сторону.
Неподалеку беседовала компания джентльменов, и, проходя мимо, девушка услышала:
– … прекрасное вложение! – бокалы с шампанским чокнулись, празднуя, какую-то сделку одного из мужчин.
Ара невольно улыбнулась. Не потому, что в этом было, что-то веселое или смешное, а потому, что рука еще хранила тепло пальцев маркиза, бережно сжимавших ее половину представления, а ладонь – прикосновение его губ, и девушке хотелось улыбаться безо всякой причины.
– Да, старик Эштон продал земли за бесценок, – усмехнулся тот самый счастливчик. – Это ж надо быть таким ослом: прогореть дважды. Сперва потерять фабрики, а затем отдать за сущий пустяк и землю, через которую вскоре проложат железную дорогу. Я уже видел чертежи: через год я наварю на перепродаже вдесятеро больше.
– Умеешь ты чуять прибыль, – восхитился третий собеседник. – Снова звон бокалов, смех.
И теплые пузырьки в груди Ары превратились в ледяные иглы, продирающиеся к сердцу. Внутри стало пусто и холодно.
Заметив, что с силой скребет ногтями ладонь, будто пытается стереть, соскоблить незримый след от прикосновения маркиза, девушка отошла от компании, празднующей банкротство ее отца, и пятилась, пока не очутилась в, каком-то тихом коридорчике, из которого было видно оживленный холл, наполненный людьми, прекрасно проведшими этот вечер.
Вслед за пустотой сердце вдруг кольнула такая невыносимая боль, что девушка согнулась почти пополам, хватая ртом воздух и прижимая руку к груди в безотчетной попытке хоть, как-то унять эту агонию и чувство глубокого, до тошноты, отвращения. Не к лорду Кройду – к себе.
Пока ее отец угасает телом и духом, а семья тонет в долгах, она ездит по театрам и развлекается с человеком, который их хладнокровно уничтожил. Позволяет ему вытворять с собой все, что заблагорассудится. Но горше всего было осознание, что ей это… нравилось. Что чувствовала в происходящем правильность, которой нет и быть не может. Что правильного в том, чтобы позволять трогать себя безнравственному мерзавцу, который еще месяц назад, должно быть, вот так же привозил сюда мисс Коннорс, шептал ей на ухо те же пошлости, так же переплетал их пальцы, а потом…
«… получил желаемое и, узнав, что я ношу под сердцем его дитя, вышвырнул, как грязь…»
«Я вам не приятель, никогда им не был и никогда не буду».
И все произошедшее вдруг предстало в совершенно ином свете: таком грязном и омерзительном, что по щекам поползли горячие дорожки, впитываясь в шелк маски.
Никакая физическая боль не сравнится с тем, что ощущала Ара в тот момент. Вспоминая и свою глупую улыбку, и странную волну радости в те мгновения, когда маркиз крепче сжимал ее руку, чтобы не потерять в потоке гостей, и, как наряжалась для него дома, она чувствовала себя такой жалкой, что хотелось вылезти из собственной кожи.
Вот чего он добивался: чтобы Ара предложила не просто свое тело, а всю себя: целиком, без остатка. Чтоб теряла голову не просто от вожделения, а от желания принадлежать ему каждой клеточкой своего существа, чтоб подменить ее установки своими, выкрасить черное в белое. Чтоб раскрылась перед ним так глубоко, как только возможно, а потом всадить в нее кинжал разочарования, удара которого она уже не перенесет…
И сегодня Ара балансировала на грани. А ведь интуитивно чувствовала надвигающуюся опасность уже в карете перед представлением – тот смутный страх неизвестности… Еще чуть-чуть, и маркиз добился бы своего. Еще чуть-чуть, и… она бы в него влюбилась.
В наступившем отрезвлении Ара поняла, что все еще прижимается спиной к холодной стене коридора, и ощутила злость: расклеилась, стоит тут, утопая в жалости к себе, тогда, как на свете есть множество людей с куда более весомыми причинами для слез.
Девушка сделала глубокий вдох, успокаиваясь, приподняла маску, смахнула слезы чуть дрожащими пальцами и тут же вернула ее на место, услышав в коридорчике шорох.
– Добрый вечер, – произнес тот самый улыбнувшийся ей на лестнице брюнет в фиолетовой бархатной полумаске, приближаясь.
Ара застыла. С одной стороны, ей претило беседовать с человеком, которому ее не представил по всем правилам общий знакомый, с другой, совсем ничего не ответить, наверное, тоже было не лучшим вариантом, поэтому девушка пробормотала хриплым после слез голосом:
– Добрый вечер. – И сделала движение в сторону холла, но брюнет лениво прижал ладонь к стене, перегораживая выход.
– Этот вечер только, что стал еще более добрым и… приятным, – произнес он и небрежно провел костяшками по обнаженной коже ее плеча.
Ара вздрогнула, сделав шаг назад, и не успела опомниться, как он прижал ее к стене, обдав горячим дыханием.
– Какие шелковистые волосы… – Рука потянула и отпустила ее отпружинившую прядь и скользнула по телу, собственнически касаясь груди, бедра, и внезапно сжала промежность сквозь ткань. – Они у тебя везде такие?
Ара окаменела, чувствуя поглаживающий ее внизу палец. Понимала, что нужно вырываться, дать пощечину, что-то сделать и… стояла в полном оцепенении. Такое с ней было однажды в зоопарке, когда из вольера вырвался лев и несся по дорожке прямо на нее: тетушка Бэтси отпрыгнула в сторону и кричала Аре, как и другие посетители, а вот она не могла шевельнуться и осталась жива в итоге лишь потому, что зверя застрелили за пару метров до нее, прямо в прыжке.
И вот сейчас девушка испытывала тот же парализующий ужас: от уверенной настойчивости, с которой ее трогали чужие руки, от осознания, что мужчина, пусть и не атлетически сложенный, все равно гораздо выше и сильнее ее, а коридор в стороне от холла, и, криком привлекая внимание других гостей, она рискует быть узнанной кем-то из них.
После такого Ара до конца жизни не отмоется…
Она только и сумела, что выдавить:
– Я пришла не одна… – и попытаться сделать шаг в сторону, но мужчина уже откровенно навалился, вжимаясь в нее горячим бугром на штанах.
– Тогда он идиот, что оставил тебя. Я бы такую женщину не упустил. Дай мне шанс доказать, что я намного лучше, и не пожалеешь.
– Я не та, за кого вы меня принимаете, – снова попыталась выскользнуть Ара, но сопротивление лишь распаляло его.
– Брось, я не ханжа, а ты не девственница, по ошибке попавшая на это представление. Я умею доставлять удовольствие.
Ара вдруг поняла, что вырваться не удастся, а любые слова возмущения будут восприняты им, как лицемерие, потому, что он прав: женщины, которые не разговаривают с незнакомцами, на такие спектакли не ходят.
Главное сейчас – выбраться из этого коридора…
– Ты не ошибся, – прошептала она, приблизив губы к его уху и прекратив сопротивляться. – Мне давно хотелось сравнить. – Она чуть изогнулась под его ладонью с тихим стоном, и мужчина, почувствовав перемену, перестал прижимать ее рукой к стене, зато сильнее вдавил пальцы второй ей между ног, сминая ткань.
– Да… хорошо… – всхлипнула Ара с полуприкрытыми глазами, прислонившись затылком к стене и чуть шире раздвигая бедра. – Вижу, что ты действительно знаешь, как доставить удовольствие. Но только не здесь… найдем свободную комнату…
Мужчина колебался, слишком возбужденный, явно желающий получить свое прямо сейчас.
– Не здесь, – повелительно повторила она хрипловатым голосом и укусила его за ухо. – И после сегодняшней ночи ты будешь целовать мне ноги и умолять о второй встрече.
Тот задышал тяжело, с присвистом, и чуть отодвинулся.
– Хорошо, пошли… – Но отойти они не успели, потому, что в тот же миг, какая-то бешеная сила откинула мужчину от Ары и швырнула на противоположную стену.
Этой силой оказался лорд Кройд, который не дал незнакомцу подняться самому, а вздернул его за шею одной рукой и приподнял над полом так легко, будто тот был тряпичной куклой, а не сравнимым с ним по росту и весу мужчиной.
Пленник сперва пытался отодрать стальные пальцы от своей шеи, но вскоре уже просто хрипел и дергал ногами, быстро синея.
– Прекратите, – опомнилась Ара, бросившись к ним, – вы его задушите!
Маркиз повернул голову, и она отшатнулась: лицо снова заострилось, как и кончики зубов, а в глазах не осталось ни одного проблеска мысли – только беснующаяся тьма, и на миг девушке показалось, что он сейчас просто протянет вторую руку и сломает ей шею.
– Кто он тебе?! – прорычал маркиз низким незнакомым голосом, от которого вздыбились волоски у нее на шее, и мигнули лампы, и встряхнул несчастного, снова прикладывая затылком о стену.
– Никто! Вижу его впервые в жизни! – вытолкнула Ара пересохшим горлом.
– И поэтому позволяешь этому якобы незнакомцу трахать тебя пальцами, как последнюю подстилку, и предлагаешь продолжить в комнате?! Не смей лгать мне Ар-ра! – Ее имя прозвучало пугающим раскатистым рыком, а пальцы сдавили чужую шею до хруста, и девушку замутило.
– Вы сейчас убьете его… – прошептала она.
– Тогда это послужит ему хорошим уроком впредь не трогать чужое. – Маркиз приблизил свое искаженное яростью лицо к незнакомцу, чьи глаза за полумаской уже закатывались. – Слышал? Она МОЯ!
Ару вдруг окатило волной ответной ярости.
– Простите ему эту ошибку: он не знал, что в нынешнем месяце только вы имеете право делать из меня подстилку!
Хотелось произнести это язвительно, а получилось устало и горько.
Маркиз застыл, пару мгновений не шевелился, а потом разжал пальцы, и мужчина упал на пол, судорожно кашляя и с хрипами втягивая воздух. На шее проступали багровые отпечатки, маска свалилась, болтаясь на одном ухе, но ни Ара, ни лорд Кройд даже не взглянули на его лицо, потому, что оно не имело никакого значения.
– Едем домой, – сквозь зубы произнес маркиз и, схватив Ару повыше локтя, потащил обратно в холл. Хватка причиняла боль, и приходилось буквально семенить рядом с ним, но она молча терпела.
Лорд Кройд тоже молчал и не обращал внимания на удивленные взгляды, которыми их провожали. Взяв в гардеробе одежду, дергаными движениями набросил на Ару плащ, оделся сам и, снова впившись стальными пальцами, повел ее к выходу.
Толкнул с дороги швейцара, рванул дверь, и в лицо ударил поток холодного ночного воздуха вперемешку с дождем, успевшим налить перед крыльцом огромную лужу.
– Велю подогнать экипаж, – бросил маркиз и, прошлепав в ботинках прямо по воде, зашагал в сторону карет.
Оставшись одна на крыльце, Ара почувствовала, как ее начинает трясти. Даже не трясти: ее откровенно колотило. Скопившееся напряжение выплескивалось наружу дрожью в пальцах, которым никак не удавалось плотнее запахнуть края плаща, и противной слабостью в ногах.
– Карета подана, мисс Эштон, – произнес глухой мужской голос.
Ара повернулась, рассчитывая увидеть их кучера, но вместо него наткнулась на приземистую тень. Лицо незнакомца скрывала тень от надвинутого по самые глаза козырька.
В тот же миг кто-то, зашедший сзади, прижал к ее носу едко пахнущий платок, и мир закружился. Ара еще попыталась вырваться, позвать на помощь, но обмякшее тело не слушалось, а с губ сорвался даже не шепот – тень шепота:
– Асгарт…
В накатившем следом беспамятстве она уже не чувствовала, как чужие руки подхватили ее и понесли к стоявшему в стороне экипажу.
Глава 12
Очнувшись в тряской темноте, Ара не сразу поняла, где она. Судя по шуму, в карете. В памяти кружились лишь, какие-то обрывки, и каждый толчок экипажа отзывался резкой болью в затылке. Огни… музыка… гости… стоны… бурные аплодисменты… ее рука в руке маркиза… Ах да, представление… Чужие ладони, мнущие ее тело… бешеная тьма в нечеловеческих глазах… страх… А дальше – провал.
Может, заснула на обратном пути из театра? Тогда почему першит в горле и груди, как при простуде, запястья стянуты спереди, и, что-то мешается во рту. Ара шевельнулась, и это движение отозвалось такой резью в затылке, что она тихо застонала.
– Тише, – пригрозил незнакомый сиплый голос, и в ребра ткнулось холодное острие.
Девушка застыла, вдруг осознав, что ее маска куда-то делась, а рядом сидят двое незнакомцев: один бок о бок с ней, второй – на сидении, напротив.
– Будешь скулить, и я найду, чем еще заткнуть твой хорошенький ротик, – пообещал все тот же голос.
Мужчина напротив явно нервничал и поглядывал в окно.
– Кончай с ней лясы точить!
– Да чего ты кипешуешь, мы ведь просто болтаем, правда, красава? – С обманчивым дружелюбием произнес первый, придвинувшись при последних словах к Аре. И от этого дружелюбия внутри у девушки заледенело.
В моментальной вспышке вспомнилось и крыльцо, и некстати образовавшаяся лужа, рука, прижавшая к ее носу, кисло пахнущий платок… Вот почему в горле и груди скребет: из-за той гадости, что она вдохнула! А карета так трясется, потому, что летит на огромной скорости, шатаясь из стороны в сторону. А еще потому, что это не комфортабельный экипаж, к которым Ара привыкла: сидения чуть мягче досок, и рессоры плохие, почти не смягчают толчки. Как раз под стать двум субъектам, одетым в неприметные обноски, какие могут носить портовые грузчики, и пахнущим отнюдь не флердоранжем…
Запястья ее связаны, а во рту кляп, зафиксированный сверху платком. Язык словно распух вдвое от жажды… О Господи… ее похитили!
В голове все еще стоял туман, мешающий четко думать. Но он постепенно рассеивался.
Что им нужно? Хотят получить выкуп? Думали, что подловили на выходе из театра богатенькую леди, а на деле у ее отца – ни гроша…
Карету снова тряхнуло, и Ара невольно застонала от прострелившей затылок боли.
– Кому сказали, ни звука! – рявкнул второй, нервный, и ударил ее по лицу.
Ару никогда прежде не били, поэтому она не знала, что простая пощечина – это так больно. Лучше б и дальше не знала: на щеку будто кипятком плеснули, в ушах зазвенело, заболела губа.
– Тише ты, она ж не просто баба, а ледь, – проворчал первый и вдруг дернул вниз закрывающий ее рот платок, вынул кляп и протянул Аре флягу. – Пить хочешь?
Не просто хотела: умирала от жажды и желания вымыть тот кислый вкус, от которого все во рту горело огнем. Девушка с благодарностью прижалась губами к горлышку, сделала большой глоток и тут же поперхнулась, закашлялась: не вода, а, какое-то пойло, настолько крепкое, что, кажется, содрало всю кожу в пересохшем горле и обожгло ссадину на губе от пощечины, аж слезы выступили.
– Ну-ну, красава, – со смехом похлопал ее по плечу первый. – Вот и умница. Хочешь еще? – Он снова протянул флягу, но на этот раз Ара отодвинулась. Взгляд упал на разорванный подол платья. Наверное, это случилось, когда они затаскивали ее в карету.
– Чего вы хотите? У меня нет денег… – прошептала она.
– Слыхал? – обратился первый ко второму. – У нее нет денег. Плохо, красава, – покачал он головой, словно искренне сокрушался, и погладил щеку Ары своим заскорузлым пожелтевшим от дешевых цигарок пальцем.
Девушка дернула головой, сбрасывая его руку. Ужас от осознания собственной беспомощности захлестнул волной.
Страх нарастал с каждой секундой, но ни освободить руки, ни деться куда-то из мчащейся на полной скорости кареты она не могла. Здесь не театр, где, пусть и с риском разорвать репутацию в клочья, можно было позвать на помощь. За окном мелькал глухой ночной лес.
– Отвали от нее, – одернул второй, снова выглядывая в окно. – Сейчас главное убраться подальше. А, как получим вторую часть, на любую бабу залезешь.
Первый вздохнул, но руку убрал. Подмигнул Аре:
– А может, по добру? От тебя уже не убудет, так хоть порадуем друг друга напоследок, а, красава? Не с тем ты кувыркалась…
Напоследок?.. Не с тем?
А ведь там, на крыльце театра, ее окликнули по имени. Выходит, хватали не наугад: им нужна была именно Ара… Но тогда похитители наверняка знают о банкротстве ее семьи. Врагов у нее нет… Тогда почему?..