Самодовольная легкая улыбка искривила его губы, когда они проходили через открытые двери, возбуждающие проблески ложных надежд.
— Королевские покои всегда были знамениты своей пышностью и элегантностью.
— О да, все это очень элегантно, — нетерпеливо согласилась Анхела.
Совершив оплошность с шофером, ей было необходимо завоевать расположение дворецкого.
— Я никогда не видела ничего более прекрасного. Не удивительно, что вы, будучи частью этого, гордитесь им.
Его выражение лица стало жестким, словно он нашел что-то оскорбительное в ее попытке разговорить его. Анхела поняла, что вновь оплошала. Взглянув в сторону, она увидела такую огромную гостиную, каких в жизни не видела.
Основная гостиная, как она обычно называлась, могла вполне вместить пять или шесть гостиных ее современной квартиры и на самом деле своим убранством создавала впечатление нескольких комнат, только без стен между ними. Массивные диваны и кресла, обитые переливающимся шелком, стояли группками вокруг столов редкой красоты, создавая мерцающие островки. В этот момент прислуга, методично следуя по комнате от предмета к предмету, накрывала их бумагой.
Анхела поспешила за дворецким, волоча за руку Лорис.
— Почему они накрывают мебель?
— От пыли, мадам, — ответил он ей лукаво. — Мы скоро собираемся закрывать летнюю резиденцию.
— Закрывать? Но зачем?
— Потому что сезон практически закончился.
Он всем своим тоном выражал, что это объяснение не интересует никого, кроме нее.
— Мистер и миссис Кинсли и их дочь вчера вернулись в свою квартиру на Пятой авеню.
Анхела резко остановилась, и Лорис наткнулась на нее.
— Вы имеете в виду, что вся семья Картера уже уехала?
— Конечно, мадам.
Его поразила ее растерянность. Неужели ей не понятны даже такие простые вещи? Она не знала, что оставаться в Ньюпорте хоть на один день дольше семи недель считалось дурным тоном.
— Мистер Кинсли-младший пробудет здесь еще один день, — добавил он. — Мне сказали, что к этому его вынуждает одно очень важное дело.
Его уничтожающий взгляд через плечо на ходу давал ей понять: исключительно из-за них обеих произошло такое серьезное нарушение этикета.
У Анхелы появились тревожные мысли, но она проигнорировала их так же, как это делала все предыдущие три дня. Молча она следовала за дворецким, пока они не подошли к двум огромных размеров дубовым дверям.
— Библиотека, мадам, — объявил он, открывая двери.
Анхела лишь мельком окинула эту комнату, которая показалась ей мрачной и нескончаемой. Пол был покрыт рисунчатым паркетом, на котором лежали два ковра восточной работы. Напротив камина стояло кресло, создающее островок уюта; его каштановый цвет сочетался с бордово-коричневыми кушетками, стоящими друг против друга, и лакированным морским капитанским сундуком, служащим кофейным столиком, между ними. В дальнем конце библиотеки, у окна, задрапированного дамасским шелком, стояло старинное зеркало в позолоченной раме, в котором отражались бюро и стулья в стиле Людовика XIV.
Ряд за рядом одну из стен закрывали старинные издания в кожаных переплетах, а на других висели картины XVIII века в позолоченных рамах — пейзажи и сцены охоты. Необычайная коллекция серебряных кубков, выигранных за много лет на состязаниях членами семьи Кинсли, горделиво сверкали на мраморном камине.
— Не могла бы мадам быть так любезна и подождать здесь? Мистер Кинсли сейчас выйдет.
Он помедлил в дверях, словно размышляя, можно ли их одних оставлять среди такого количества ценностей. Затем, четко подчиняясь приказанию, неохотно закрыл дверь.
— Мамочка, мне этот дядя не понравился.
Лорис решила, что наконец-то она осталась одна в безопасности со своей матерью. Подняв голову, она взглянула на потолок из орехового дерева, который возвышался на двадцать футов над ней, затем уставилась на камин, который показался ей таким большим, что спокойно мог ее проглотить.
— И это место мне тоже не очень нравится.
— Почему ты так говоришь, Лори?
— Этот дом меня не целует. — И она скривила гримасу.
Ее слова удивили Анхелу и ранили. Она не осознавала до этого момента, что ее дочь так же, как и она, понимала, что они не подходят этому дому.
— О, малышка, — настаивала она, — этот дом будет полон любви для тебя, как только они с тобой познакомятся.
— Не уверена, — пробормотала Лорис серьезным тоном.
— Лорис, неужели ты не рада снова увидеть своего папу?
Девочка неуверенно переминалась с ноги на ногу. Из своего опыта она уже знала, что, когда она слишком радовалась встрече со своим отцом, она еще больше радовалась, когда он опять уезжал.
— Да, мамочка, — сказала она, понимая, что именно это хочет услышать от нее мать.
— Тогда ты должна улыбнуться, особенно когда увидишь своего папу, чтобы он понял, насколько ты счастлива видеть его. Ты не забыла, что мама говорила тебе до этого?
Лорис гордо вскинула подбородок.
— Я все помню.
Анхела наградила ее любящей ласковой улыбкой.
— Я так тобой горжусь, малышка. Ты такая красивая.
— И ты, мамочка, — немедленно обернулась Лорис.
Она все еще не привыкла к новому странному наряду матери, но для нее она оставалась самой красивой в целом свете — и всегда будет такой.
— Как ты думаешь, папе понравится мой новый наряд?
Анхела непрерывно одергивала свое пестрое белое с красным и черным мини-платье — точная копия модели от Сен-Лорана, последний писк моды. На ногах у нее были сочетающиеся с ним белые ботинки из искусственной кожи, а на плече висела черно-белая сумочка.
Молодая женщина хотела произвести впечатление на родителей Картера тем, что ее наряд соответствует последнему слову моды, и таким образом она достойна их сына.
В тот момент, когда она уже стала судорожно перебирать все возможные причины задержки Картера, открылась дверь в деревянной панели, и он вошел в комнату.
Мир вокруг Анхелы стал безмолвным. Она неожиданно потеряла способность говорить и двигаться. Ее разум словно закрылся для самозащиты. Картер также молчал, не выражая никаких эмоций, и это ощущение было для него не очень уютным.
Темно-синий кашемировый блейзер, белые брюки в тонкую полоску четко подчеркивали его гибкую изящную фигуру, делая его выше его шести футов. На двойном ряду латунных пуговиц, украшавших пиджак, блестели эмблемы яхт-клуба для высокопоставленных лиц; такой же знак был вышит красными и золотыми нитками на нагрудном кармане, из которого выглядывал носовой платок с монограммой. Шелковый платок на шее дополнял элегантность.
С тех пор, когда она видела его в последний раз, в нем произошли большие перемены. Он отрастил усы, придававшие солидность мальчишеским чертам, но и это его не очень спасало: он все равно казался моложе своих 32 лет. Следуя последней моде, его светлые пепельные волосы и бакенбарды были удлиненными. Анхела неожиданно осознала, что его волосы выгорели, а его светло-серые глаза оттенялись загаром на лице, словно он вернулся из путешествия. У нее появилось смутное подозрение, что он не мог так сильно загореть за три дня.
Он озарил ее своей неотразимой мальчишеской улыбкой.
— Ха, Анхела.
Мгновенно паралич Анхелы сменился необузданной радостью.
— Картер!
Пронесясь через комнату, она бросилась ему на шею и поцеловала его в губы затяжным поцелуем.
От неожиданности Картер в волнении отступил назад.
«Она все еще способна меня возбудить», — с обидой и возмущением подумал он, стараясь высвободиться. Он откинул голову, но она крепко обняла его руками за шею и снова потянулась своими губами к его.
— Анхела, мы не одни, — пробормотал он, кивком указывая на то, что было сзади него.
Привыкшая открыто выражать свои чувства, Анхела всегда вела себя при дочери очень свободно, поэтому она поняла, что это относится не к ней и, повернув голову в указанном направлении, увидела стоявшую в дверях высокую худощавую женщину.
На вид ей было около тридцати пяти, а может быть, ее манеры держаться делали ее старше. На ней был брючный костюм, быстро ставший альтернативой мини-юбкам. Ее светло-каштановые волосы были гладко зачесаны назад в безжалостно маленький пучок, пронзенный насквозь ярко-желтым карандашом. Было невозможно определить цвет ее глаз; их скрывали большие очки с толстыми стеклами, которые, казалось, были специально так задуманы, чтобы иметь возможность разглядывать человека, при этом создавая трудности рассматривать ее самою. Она стояла наблюдая за ними с блокнотом в руке; ее губы, выражая неодобрение, были вытянуты в жесткую, тонкую линию.
Руки Анхелы соскользнули с шеи Картера. Она отступила.
— Это мой секретарь мисс Прескотт, — жестко сказал он.
В отличие от Анхелы он не привык выражать публично свои чувства.
Достав носовой платок из нагрудного кармана, он вытер помаду Анхелы со своих губ, но никак не мог освободиться от ее вкуса. Он подумал с удовлетворением о своем решении пригласить Анхелу к себе в дом. Все приезды к ней всегда заканчивались постелью; так было и за день до его отъезда в Сайгон, когда он так и не отважился сделать то, что было необходимо.
Картер все вытирал губы — словно пытаясь уничтожить все ее следы, — и безрассудная радость, возникшая в Анхеле в первое мгновение встречи с ним, стала угасать. Смутное предчувствие, раздражавшее ее до встречи, наваливалось на нее, приводя в сознание. Отбросив свои длинные волосы, Анхела повернулась и, готовясь последовать за ними, стремительно схватила Лорис за руку.
Лорис была занята мыском своей туфельки, очерчивая рисунок на каштановом ковре. Ее сердечко учащенно билось.
— Это и есть маленькая Лорис? — спросил Картер, наконец замечая дочь.
Он видел ее и не раз, но сейчас совершенно не узнал.
— Надо же, я с трудом ее узнал. Она так выросла.
— Да, она теперь похожа на маленькую леди, — сказала с гордостью Анхела. — Подойди и поздоровайся, Лорис.
Когда Лорис подошла к нему, Картер нахмурился.
— Анхела, мне кажется, я ясно сказал по телефону, что ничего хорошего не выйдет из того, что ты привезешь с собой ребенка. Нам необходимо обсудить серьезные проблемы.
— Картер, я не помню, чтобы ты мне говорил об этом.
Во время их разговора по телефону было много такого, что она была не способна понять и потому свалила все на плохую слышимость.
— Я же специально делал на этом ударение.
— Серьезно? Даже не могу представить, как я упустила это.
Она легкомысленно рассмеялась, удивившись его резкому тону.
— Даже если ты это сказал, я все равно не смогла бы оставить Лорис дома. Она умирает от нетерпения снова увидеться с тобой. Все эти три дня она ни о чем другом не говорила, кроме как о встрече с па...
Она прервалась на полуслове, закусив губу, чтобы не дать неосторожным словам вырваться наружу, и виновато посмотрела на секретаря.
— Ты можешь свободно говорить при Прескотт, — заверил ее Картер. — Она хорошо знает нашу... ситуацию.
«Это то, из-за чего они приехали, — подумала Анхела, — из-за ситуации?»
— Уверен, ты согласишься со мной, что было бы лучше не посвящать ребенка в наш серьезный разговор.
Его левая бровь поднялась на целый дюйм. Словно получив сигнал, Прескотт, стоявшая неподвижно, как статуя, с тех пор как вошла в комнату, сразу же взяла инициативу в свои руки. Большими шагами она подошла к письменному столу, нажала одну из кнопок на специальной панели, положила под мышку блокнот, затем подошла к Лорис.
— Лорис? Тебя так зовут, да?
Лорис кивнула и придвинулась ближе к матери.
Прескотт улыбнулась ей своими тонкими губами.
— Какое красивое имя. И такая очаровательная маленькая девочка.
Наклонясь к Лорис, она протянула ей руку.
— Ты не против сходить на кухню? Там тебе повар даст чего-нибудь вкусненького.
Лорис, отрицая, покачала головой и еще ближе придвинулась к матери.
— Ты бы не отказалась от большой чашки шоколада, — настаивала она, — и большого куска слоеного торта?
Лорис схватилась за подол платья Анхелы.
— Нет!
Прескотт опять протянула ей руку. Не привыкшая общаться с детьми, она растерялась. Выпрямившись, она посмотрела на своего босса, словно ожидая дальнейших указаний.
— Анхела! — жестко сказал он, перебрасывая проблему на нее.
— Лорис, что с тобой случилось? — упрекнула Анхела. — Ты даже не поздоровалась со своим папой. А теперь подойди и крепко поцелуй его и расскажи, как ты счастлива видеть его, так же как ты мне говорила до этого.
Она отступила за спину матери, пальцами сжимая крепче кусок ее платья и из-под своих длинных ресниц смотрела на красивого незнакомца, который назывался ее отцом. Она вся была во власти волнения и страха.
— Обычно она не такая, — поспешила заверить его Анхела с приветливой улыбкой. — В действительности она чересчур рассудительная и слишком яркая для своего возраста. Полагаю, она просто растерялась, снова увидев тебя, Картер.
Палец за пальцем она отцепляла руку Лорис.
— Обо всем этом она говорила в машине по дороге сюда: как она соскучилась по своему папе и как счастлива, что мы все теперь будем наконец вместе.
— Анхела, пожалуйста, — неумолимо сказал Картер. — Не усложняй все еще больше, чем оно есть на самом деле.
— Почему, она даже выучила специально для тебя песенку, — поспешно сказала Анхела, — чтобы отметить твое возвращение домой! Давай, малышка.
Она слегка подтолкнула девочку и поставила ее прямо перед отцом.
— Покажи папе, как красиво ты поешь.
Всецело поглощенная ребенком, она не заметила раздражительного взгляда, промелькнувшего между Картером и мисс Прескотт.
— Мы все вместе живем в желтой субмарине.
— Желтой субмарине, — послушно подпевала Лорис, — желтой суб...
— Ради Бога! — прервал со злостью отец. — Сейчас не время и не место для такого представления!
Лорис так и не закрыла рта, хотя ей было слишком стыдно выдавить еще какой-то звук. В шоке глаза Анхелы расширились, и, казалось, она окаменела. Даже сухая Прескотт почувствовала себя очень неуютно.
Дворецкий, появившийся в дверях библиотеки, нарушил воцарившуюся тишину:
— Вы звонили, сэр?
Первой ожила Прескотт.
— Да, Финли, — сказала она. — Пожалуйста, проводите ребенка на кухню и проверьте, чтобы ей дали чашку шоколада с молоком и какое-нибудь печенье или пирог.
Дворецкий надменно подошел к Лорис, глядя на нее, как на полукровку, дворняжку, которую приказано вывести.
— Хорошо, мадам.
— Иди, Лорис, — сказала с улыбкой Прескотт.
В поисках защиты Лорис повернулась к матери, но, к ее ужасу, та кивнула ей, соглашаясь с ними.
— Пожалуйста, мамочка, — умоляла она, — не заставляй меня идти с этим дядей. Я сделаю все, что ты скажешь, — я обещаю.
— Сделай, что тебе говорит эта красивая тетя, Лорис. Маме с папой надо поговорить.
Голос матери опять выражал покорность, робость, а в глазах была такая тоска и печаль, которые всегда заставляли Лорис страдать. Не желая расстраивать ее еще больше, после того как она не смогла правильно спеть песенку, она неохотно послушалась.
— Итак, начнем?
Картер встал за бюро Людовика XIV и движением холеной с маникюром руки указал Анхеле на стул.
Анхела упала на один из стульев напротив письменного стола: мисс Прескотт села на другой.
— Я несколько раз намеревался поговорить с тобой, Анхела, — сказал Картер, не глядя на нее, и прокашлялся.
— Мне тоже надо о многом поговорить с тобой, Картер, но не могли бы мы с тобой это сделать наедине?
— Присутствие мисс Прескотт жизненно необходимо. Она нам нужна в качестве свидетеля.
— Свидетеля?
— Да. Видишь ли, я попросил моих адвокатов составить вот такую бумагу.
Он опять прочистил горло и достал из шкатулки, работы Фаберже, несколько листов бумаги стандартных размеров.
— Я уверен, что это более чем справедливое соглашение. На самом деле, очень благородное.