— Да. Возможно, — пробормотал Лестат. — Признаться, ты меня удивляешь все больше и больше.
— Надеюсь в хорошую сторону? — смазанная усмешка мелькнула на губах.
— Ты же знаешь ответ…
— Тогда пора начинать.
***
— О, смотри, какие два красавца! — шепнула одна другой.
— Хм… Луи, кажется, я и правда неплохо выгляжу, раз меня красавцем величают, — вполголоса шутливо заметил Лионкур, а затем громко обратился к мимо проходящим девушкам: — Милые дамы, куда путь держите?
Девушки замедлили шаг.
— Эммм… мы гуляем!
— Мы гуляем, а потом в клуб, — добавила вторая, с интересом разглядывая незнакомцев.
— Мы вот с другом тоже гуляем!
Яркий свет витрин падал на них, и обе отметили про себя, что никогда за свою жизнь не видели подобных мужчин! Стройные, даже статные, строгие костюмы, длинноволосые, с правильными тонкими чертами лица… Особенно у светловолосого, он будто сошел с картины художника фэнтези.
— Ммм… как интересно, — сладкий тенор незнакомца ласкал их слух.
«Тот, что повыше, несомненно, тоже красив, но черты лица мягче, нежнее, а у блондина изящество черт сочетается почти с агрессивной сексуальностью… Жгучая смесь! О, он подошел еще ближе! Какой же он шикарный! Только… только с кожей что-то… может, он чем-то болен?»
Лестат незаметно осмотрелся, облизнулся и задал вопрос:
— Тебя как зовут, милочка?
— Джессика, — представилась девушка, словив себя на мысли, что фривольное обращение «милочка» ей не очень понравилось.
Мимо сновали прохожие, а вот в нескольких метрах шел безлюдный темный переулок, надо только уловить момент…
— Очень приятно, Джесс, я Лестат! — и мужчина слегка склонился в изящном поклоне.
— Лестат? Ого! Никогда не слышала такого имени! Весьма необычное…
— Как и его обладатель, — и мужчина улыбнулся одной из тех своих улыбок, которые заставляют будущих жертв пятиться назад. А ведь он еще не показал клыков!
Что-то кольнуло Джессику в грудь, Марта стояла возле Луи, а тот вкрадчивым голосом говорил ей что-то. Джессика пожала протянутую руку, ощутив холод кожи. Быстро подняла глаза на лицо напротив, все еще щедро освещенное витриной магазина.
Красивое, но холодное, как лед… и кожа на таком лице могла бы быть и получше… и глаза какие-то непонятные… слишком светлые, почти прозрачные… странный тип…
— Джессика, — утрированно мягко, — меня так занимает поток твоих мыслей, — указательный палец провел по щеке девушки, которая мгновенно побледнела.
— Что? Чьих мыслей? — ошарашенно смотря на него.
— Твоих, милочка, — мужчина приблизился к жертве, вдыхая ближе запах кожи, крылышки носа раздулись.
— Как вы можете знать, о чем я думаю? — она нервно улыбнулась, кинув опасливый взгляд на Марту. Та, очарованная Луи, слушала его бархатный голос, что-то тихо отвечала, краснея, и не слышала сказанных подруге слов.
— Это в моей власти, — взгляд вампира скользнул на шею девушки, обмотанную желтым ситцевым шарфом. Неестественно яркий, ядовитый цвет стал раздражать Лестата и он захотел побыстрее сорвать его.
— Может вы просто псих? — хихикнула девушка, но ей сделалось не по себе. Он стал пугать ее.
— Да нет, я думаю, мой рассудок в норме, — Лестат улыбнулся странной улыбкой, — надеюсь!
«Сумасшедший!»
— Я думаю, нам пора, — вежливо произнесла Джессика, увидев, как незнакомец, назвавшийся Лестатом, улыбнулся шире. — Нас ждут, извините!
— Да? — пропел мужчина, и тут девушке показалось, что она увидела неестественно длинные зубы по бокам…
Как клыки у зверя…
— Прости, Джесс, — Лестат изобразил комичную грусть, надув губы, — мы никак не можем отпустить вас! Мне же нужно поправить свой внешний вид, ведь как ты правильно подумала, кожа моя могла быть и получше!
— Что? — девушка выпучила глаза. — Как вы… Марта, — ослабевшим голосом, — надо уходить…
— Надо, милая, но уже малость поздновато…
Девушка рванулась вперед к подруге, стараясь оттолкнуть незнакомца, но это совершенно не представлялось возможным. Вампир схватил ее и молниеносно затащил в переулок с такой легкостью, словно она была беспомощным котенком. Тоже самое сделал и Луи. Никто из прохожих ничего не успел толком увидеть, лишь короткий крик и непонятный шум.
Вампиры впились в шеи своим жертвам, вытягивая из них жизни по глотку, слушая предсмертные крики, затем хрипы, держа в руках бьющиеся в предсмертной агонии тела… Лестат не сдерживал удовлетворенного рыка, он пил медленней Луи, продлевая мучения жертвы, наслаждаясь каждой каплей крови… Де Пон дю Лак смотрел, как тот оторвался от окровавленной шеи, запрокинул лицо и прикрыл глаза. Его жертва все еще дышала.
— Боги, как же хорошо! — И вновь погрузил зубы в две глубокие ранки, держа Джессику в смертельных объятьях. Луи наблюдал, как дергалось ее тело, как у раненой птицы, все еще, ведь Марта давно затихла. Он расправился с ней быстро, и когда она была еще жива, избавил от мук переломом шейных позвонков. Рука со скрюченными в судороге ногтями скребла землю, и Луи было почти жаль ее, но уже не так, как раньше, когда он жалел всех жертв Золотоволосого Ангела Смерти. А теперь Луи даже рад, что он вновь имеет возможность вгрызаться в юные шеи дев и юношей.
Это он так изменился, или так изменился к нему?
Они встретились глазами, и Луи увидел прежнего Лестата — жестокого, холодного и кровожадного хищника, идеального представителя своего вида. Абсолютно безжалостного, лишенного всяческого сострадания к своим жертвам. Но Луи стало все равно, пусть творит что хочет.
Им еще предстоит разговор. Долгий, долгий разговор.
— Твои привычки остались, — заметил Луи с ухмылкой. — Спрашивать имена своих жертв.
— Привычки умирают медленно, — протянул Лестат, и с абсолютным равнодушием посмотрел на лежащую на земле мертвую девушку. — Даже в этом веке убивать легко, и народа больше, следовательно, и выбора.
— Да, но меньше незаметных мест, где можно укрыться…
— Это да…
— Вон уже и народ завернул сюда, пора уходить.
— Может еще по одному? Я так понимаю, это улочка немноголюдная, — Лестат осмотрелся.
Луи бросил взгляд на парочку — на вид подростки, они шли, обнявшись, неумолимо к ним приближались. Сейчас их безмятежный смех оборвется навсегда…
— Я не против.
Лионкур удовлетворенно улыбнулся и приблизился к подросткам на вампирской скорости, испугав их до одури, чего и добивался. Появляясь перед жертвами, словно из воздуха, или будто свалившись с неба, он вгонял людей в ступор, а затем и страх, и это доставляло ему удовольствие, ведь кровь испуганной жертвы вкуснее. Даже Луи иной раз использовал эти приемы, заставляя жертву почувствовать сильный испуг перед тем как наброситься на нее.
Игра с едой — даже он стал поступать так иногда — говорить с ней, обольщать, обнажать клыки, преследовать и загонять в угол.
— Оставить тебе его? — Луи стальной хваткой держал парня, который от ужаса готов был лишиться рассудка. На его глазах неизвестный убил его подругу и как убил! Как в чертовых фильмах про вампиров, которые он смотрел!
— Вы… вы…
— Да, молодой человек, мы вампиры, — произнес Луи совершенно будничным тоном, словно говорил ему о погоде.
— Но… вас же не… существует… — но уже как-то не очень уверенно. Железная хватка не давала пошевелиться, холодное дыхание неизвестного морозило щеку.
— Ну как видишь, мы самые что ни на есть настоящие, ведь кто тогда выпил до капли твою подружку? — задал вопрос Лестат с убийственным цинизмом.
Парень не рухнул на землю только лишь потому, что руки держали его, не давая упасть. Ноги бедолаги совсем ослабли, сердце неслось на предельной скорости, совершенно белое лицо перекошено от ужаса, боли и непонимания…
— Клэр…
— Да, она мертва, твоя Клэр, от зубов вампира, — шелковым голосом, нарочито немного растягивая слова, — которого не существует, — Лионкур приблизился к нему. — Ммм… а тебя как зовут, мальчик?
Луи не сдержал смешка.
— Ну что? — весело улыбнулся блондин. — Привычка, Луи, ничего не поделать!
— Приступай, мне надоело держать его.
— Ты не голоден? — Лестат внимательно смотрел на шатена. — Ты же до этого так скудно питался, сам говорил!
— Потерплю, тебе сейчас нужнее, разве нет?
— Давай вдвоем разделим трапезу, так честно, — и с этими словами он взял трясущееся запястье парня. Тот истошно закричал, и они одновременно погрузили в него свои зубы.
***
Мужчины вернулись в квартиру глубокой ночью, до рассвета еще было далеко. Побродив по ночному Орлеану еще пару часов, сейчас один сидел в кресле, другой рассматривал себя в зеркале.
— Полностью пришел в норму, — констатировал Луи.
Лестат дотронулся до своей кожи, внимательно разглядывая отражение и удовлетворенно выдохнул, манерным жестом откидывая на спину волнистые золотистые локоны.
— Ну, наконец-то на меня можно смотреть без чувства омерзения!
— У меня не было этого чувства, если что, Лестат, — совершенно искренно сказал мужчина в кресле.
— Ой, ну не ври! — беззлобным тоном. — Я могу понять.
— А у тебя бы было, если бы я был на твоем месте? — сузил глаза вампир.
— Нет, — мгновенный ответ без промедления.
— Тогда почему у меня должно быть?
— Это разные вещи, Луис, — тихим голосом ответил Лионкур.
— Видимо ты забыл мои поцелуи, — в тон ему ответил Луи. — Обычно омерзительных не целуют.
Отчасти Лестат был прав: Луи помнил это чувство, оно быстро прошло, но оно было — чувство жалости и отвращения. Воцарилось неловкое молчание, и Луи поспешил сменить тему:
— Как тебе первая вылазка?
— Мне понравилась. Скажи, город и ночью такой шумный?
— Почти всегда, за исключением окраин и некоторых улиц. Хм… я удивлен твоему вопросу, учитывая, что тот дом, в котором я тебя обнаружил, тоже как бы в городе, — с долей иронии заметил Луи. — Там тоже довольно шумно, хотя и не так, как здесь. Весь мир стал гораздо более шумным, чем век назад, и что-то мне подсказывает, что с годами шум только усилится. Но к нему можно привыкнуть. И ты привыкнешь.
Лестат подошел к проигрывателю и стал по одной рассматривать пластинки.
— На них записана музыка, давай я покажу!
— Я знаю, как. Видел.
— Сколько времени ты провел в том доме?
— Много. — Лестат ответил лаконично, и взял одну из пластинок в руки. — Джаз?
— Да.
— Любишь джаз?
— Да. И блюз. Почему ты так удивлен?
— Не понимаю такой музыки, не могу признать, но у нас, видимо, разные вкусы.
«Да, Лестат, у нас разные вкусы, как и мы. Очень разные», — подумал Луи, а вслух спросил:
— Ты когда садился за инструмент в последний раз?
Блондин медленно обернулся, и Луи уже было подумал, что он скажет: «В тот день, когда вы меня попытались убить второй раз», но услышал:
— Пару десятилетий назад, кажется… Полакомился жильцами одного дома на Фобур Мариньи… В гостиной у них стоял чудесный белый рояль… Белый рояль, слышишь? — мечтательным тоном. — Он был необычайно красив и прекрасно настроен. Помню, я тогда сыграл семнадцатую сонату и «Апассионату» Бетховена… Шелковые звуки разливались по дому, но их хозяева уже не могли их услышать, а жаль! Вряд ли на том прекрасном инструменте кто-то играл им так профессионально, так качественно!
— Ты самоуверен, — иронично улыбался Луи, — ты, бесспорно, прекрасный музыкант, можно сказать — гениальный, но вдруг есть человек, обычный смертный, превосходящий тебя в мастерстве?
— Может и есть. Может был даже в том доме, но тот гений тогда уже мертв.
Луи хмыкнул, ловя себя на мысли, что хотел бы снова услышать звуки, извлекаемые изящными пальцами из черных и белых клавиш. Если бы Лионкур смог строить карьеру музыканта, он был бы знаменит сейчас на весь свет, все великие концертные залы мира рукоплескали бы ему стоя, но, увы, по понятным причинам это невозможно, и все, что ему остается, это веками оттачивать свое мастерство, играя для самого себя. Или для таких же, как он.
Луи наблюдал, как Лестат поставил одну и пластинок — движения слегка неловкие для вампира, мужчина с нескрываемом интересом наблюдал за ним, он даже сам не осознавал, что сейчас следил за каждым его движением, взглядом и интонацией. Протяжная, сочная и немного грустная мелодия наполнила квартиру, Лионкур стал мерять медленными шагами комнату, Луи же не мешал ему слушать. С последним аккордом раздался задумчивый голос:
— Ну… эта еще ничего…
— Ну наконец-то! — Луи рассмеялся, запрокинув голову. — Это же «Autumn leaves», одна из самых известных композиций в мире джазовой музыки! Была очень популярна в сороковых годах и ее играют до сих пор. Где ты был в сороковых, Лестат?
Тот посмотрел на него таким тяжелым взглядом, что улыбка Луи растаяла, и он посерьезнел. Музыка зазвучала снова, но никому из них резко не захотелось ее слушать. Луи встал и выключил проигрыватель, квартира утонула в напряженной тишине.
— Прости…
Ему не ответили, и он развернулся к мужчине, сидящему в кресле и смотрящего на него все тем же тяжелым взглядом. Где-то в самых глубинах этих голубых озер Луи прочел глубоко подавляемую печаль.
— Прости за то, что по моей вине тебе пришлось есть всякую нечисть с берегов Миссисипи.
Луи показалось, что Лестат вздрогнул.
— И за тот огонь… Ни черта ничего не в прошлом, Лестат.
— Ты повторил слово в слово, даже не «тварей», а «нечисть», как я и сказал тогда, за роялем…
— Лестат, я помню каждое твое слово.
— Почему?
— Почему? — бровь поползла вверх. — Потому что не мог забыть. Я хотел, но не мог, и потом не проходило и дня, чтобы я не думал, что сделал с тобой…
— Правда? — Лестат судорожно сглотнул.
— Ты будто не веришь мне…
— Знаешь, мне как-то сложно поверить, учитывая… некоторые детали…
— Лестат, ты не знаешь! — воскликнул Луи. — Ты ничего не знаешь! Не знаешь, как я переживал, как раскаивался! Да, я помогал расправиться с тобой, — на этих словах мышцы лица дернулись, словно он почувствовал физическую боль, — но я защищал ребенка! Я ничего не знал о ее планах…
— Это тебя не оправдывает, — очень тихо, почти самому себе. — Но я не…
— Да, не оправдывает, — перебил он его, — но она перерезала тебе горло, и только тогда я вбежал в комнату, помнишь?! Мне нужно было помочь избавиться от тебя, иначе бы ты избавился от нее, что и хотел сделать. И от меня.
— Ты забыл, что я сказал тебе в доме? Я не собирался убивать тебя!
— Даже если итак, я бы защищал ее любой ценой! И, кстати, хочу напомнить, ты позвонил в дверь, я открыл и ты набросился…
— Чтобы задать тебе трепку, — зарычал Лестат, — а не убивать. Я должен был выпустить пар!
Глаза Лестата пылали гневным огнем, Луи сделал несколько шагов к нему со словами:
— Я… я подумал, что ты это сказал специально, чтобы…
— Замолчи, — зашипел Лестат, — я уже думал — ты поверил мне! Моим словам, они ведь искренны! Как можно убить того, кого любишь всем сердцем, даже если оно и холодное? Да, признаюсь, там, на тоскливых берегах Миссисипи, где компанию мне составляли лишь ползающие гады, я подумывал, как поквитаться с вами. И с тобой тоже, Луи, я хотел мести за ваше предательство, но потом понял, насколько слаб перед тобой, как увидел тебя вновь! Накинуться на тебя, избить тебя, возможно очень сильно, чтобы ты почувствовал хоть часть той страшной боли, что испытал я, но убить окончательно… — Губы скривились в горестной улыбке, Лестат сделал паузу и закрыл глаза, признания давались ему нелегко: — Я понял, что не перейду черту. Только не с тобой. И я возненавидел себя за свою слабость.
Луи изменился в лице и подойдя к нему совсем близко, опустился на корточки, взяв тонкие ладони в свои. Он ощутил, как они слегка подрагивали.
— Но ведь ее ты тоже любил, разве нет?
— Луис, она была ребенком! — голос мгновенно поднялся до крика. — Конечно, я любил этого рыжего дьяволенка, она была моим вундеркиндом, моей ученицей, моей квинтэссенцией зла! И Клодия разбила мне сердце, но, Луи, — голос теперь снизился до ожесточенного рычания, — одно дело любить ребенка, другое дело мужчину, в которого влюбился как полнейший идиот с первого взгляда! С первого взгляда, когда ты еще бродил по кабакам убитый горем и искал смерти!