Трясущимися руками извлекаю из своего кармана то самое злополучное кольцо и, сделав углубление в земле, опускаю его туда.
— Я вернула тебе твоё кольцо, мамочка. Будь спокойна.
В душе резко теплеет, и я поднимаю заплаканные глаза на памятник. Наверное, я, чересчур переутомилась, но мне показалось, что мамочка мне подмигнула!
— Дай мне знать, что всё будет хорошо, ладно? Я очень хочу стать, наконец, счастливой!
*****
— До свидания, дорогая.
Отец трогательно прижимает меня к своей впалой груди, и я отчётливо слышу, как бьётся его сердце. Я прикрываю глаза, ощущая себя маленькой девочкой, и с наслаждением вдыхаю этот непередаваемый аромат, сотканный из дешёвых сигарет и тройного одеколона.
— До свидания. Приезжайте с тётей Людой ко мне в гости, буду рада.
Киваю отцу, наблюдая, как он убирает мою дорожную сумку в багажник такси. Людмила Анатольевна трогательно обнимает меня за плечи и нежно шепчет на ухо:
— Спасибо, что простила.
Киваю.
По-другому и быть не может. Думаю, эта женщина все эти годы ужасно мучилась от того, что сначала стала разрушительницей семьи, свела соперницу в могилу, а падчерица по её вине сбежала из дома. Но теперь я смотрю на всё по-другому и прониклась нежностью к этой уже немолодой женщине.
Прыгаю в автомобиль и делаю взмах рукой.
Хорошо, что все наши распри подошли к концу. Меня ждёт Москва и Андрей Владимирович, хоть я ещё и не знаю, как мне его охмурить.
Пробираюсь сквозь гомонящую толпу на вокзале и напряжённо вглядываюсь в табло отправления поездов. Так-так, мой Сапсан отправляется через сорок минут и с минуты на минуту должны объявить о посадке.
Чудесно!
Оглядываюсь по сторонам в поисках автомата с кофе, и замечаю небольшое уютное кафе. Забегу на минутку и выпью чашечку кофе, чтобы слегка взбодриться после трудного дня и прощания с родственниками.
— Латте, пожалуйста.
Принимаю из рук совсем юного мальчишки бумажный стаканчик с умопомрачительно ароматным напитком и осторожной поступью бреду к круглому пластиковому столику, предвкушая замечательный вкус.
Глоток.
Бодрящее, обжигающее тепло скатывается вниз по горлу, и я прищуриваю глаза от удовольствия. Теперь всё обязательно будет хорошо, я ощущаю это всеми фибрами своей души.
На табло высвечивается четвёртый путь, и я лёгкой поступью начинаю движение.
Вперёд, в новую жизнь.
Вылетаю на перрон, оглядываясь по сторонам, как неожиданно попадаю в какой-то водоворот ярко одетых людей, зачем-то окруживших меня. Оторопь сковывает моё тело, а ноги буквально прирастают к асфальту, становясь ватными. До моего затуманенного мозга доходит, что я попала в цепкие руки цыган, и мгновенно ощущаю, как непонятная липкая паутина странных ощущений тянет меня на дно.
Цыганка размахивает ярко-красной юбкой и приближается ко мне, звеня многочисленными браслетами:
— Давай погадаю, красавица.
— Нет-нет, спасибо.
Мягко отталкиваю от себя женщину, пытаясь юркнуть между её рук, и натыкаюсь на другую, более старую цыганку с чёрными, как сажа, глазами. Её седые кудри убраны под шёлковый платок золотистого цвета, а на дряблой коже висит увесистое монисто, при каждом шаге своей обладательницы звонко звякая.
— Поворот судьбы тебя ждёт. Мужчина видный, красивый. Совсем рядом с тобой стоит!
Лихорадочно киваю, покрываясь липким потом, и пытаюсь увильнуть от этого прожженного огненного взгляда. Мой мозг лихорадочно соображает что делать, но я никак не могу преодолеть этот круг хаотично сменяющихся лиц и рук, кажется, сплетённых воедино вокруг меня.
— Позолоти ручку, всё расскажу.
— Не надо, я не хочу.
Хриплю, содрогаясь от какого-то вонючего аромата, проникающего в мои бедные лёгкие и ищу глазами хоть кого-нибудь из стражей порядка, способных мне помочь. Инстинкт самосохранения работает на отлично, только вот ни одного полицейского я не смогла углядеть, в отчаянии закусывая нижнюю губу.
И вдруг, у киоска с шаурмой я примечаю знакомое лицо.
— Левон, помоги!
Ору дурниной, поднимая руки вверх, пытаясь привлечь своего неожиданного спасителя-армянина, подвозившего меня до отчего дома. Кажется, таксист тоже заметил моё испуганное лицо, кружащееся в водовороте ярких пышных юбок, и признал во мне свою вчерашнюю грустную пассажирку.
Расталкивая руками прилипчивых цыган, и крича что-то на армянском, он хватает меня за тонкое запястье, выдёргивая из этого круга ада.
— Нормально всё?
— Ага.
— Идём, провожу.
Словно испуганная собачонка, я прижалась к стальному телу водителя, боязно вращая глазами. До моего сознания с трудом дошло, что случилось, и я с уважением покосилась на мужчину. Как хорошо, что он оказался поблизости.
— Почему меня не вызвала, дал же визитку? И проводил бы, и на поезд посадил!
Молчу, понуро идя с опущенной головой.
— Прости, отец такси вызвал, я и забыла. Спасибо тебе….
— Не за что.
Выдыхаю, проверяя карманы. Кажется, эти ужасные цыгане ничего у меня не взяли, Левон подоспел вовремя.
Только сейчас до меня доходит то, что со мной произошло, и по позвонку бежит заряд крупной дрожи. Армянин доводит меня до вагона, кивая острым подбородком на улыбчивую проводницу, и нежно растягивает слова с лёгким южным акцентом:
— Иди, горемыка. Будешь ещё раз в Питере, звони.
— Обязательно. Спасибо ещё раз.
Делаю взмах рукой, вдыхая тёплый воздух свободы, и направляюсь к вагону.
Глава 24
Андрей
*****
Обозреваю иссиня-зелёный фингал, расплывшийся по левой стороне лица и презрительно фыркаю. Что ж, красавчик, ничего не скажешь. И вряд ли я смогу показаться в таком виде в издательстве, сразу заработаю себе какое — нибудь нелицеприятное прозвище, а появление столь огромного синяка на моём лице станет предметом домыслов и обсуждений со стороны всего персонала.
Тот же Шаповалов, наверняка, выпустит мем с моей заплывшей физиономией, а обиженная на меня Марина Сергеевна придумает очередную байку.
Ну уж дудки.
Что-нибудь придумаю.
Набираю номер шефа, отходя от зеркала, и, отчаянно кашляя в трубку, натужно хриплю:
— Приболел я, Геннадий Петрович. Можно до пятницы дома отсидеться?
Начальник крякает, видимо пытаясь сообразить, что же со мной делать. Но я не буду заставлять его особо напрягаться — я не привык увиливать от работы, а свалившаяся должность главного редактора принесла мне множество обязательств.
— Ох, Андрей Владимирович, неприятно это, разумеется. Номер-то уже совсем скоро сдавать, а нашим людям нужно ваше звериное чутьё, вы же понимаете.
— Так я буду дома работать. Пусть присылают мне все материалы, буду смотреть, исправлять, консультировать.
— Вот это другой разговор!
Кажется, шеф на там конце провода даже хлопнул в ладоши от радости.
Небрежно провожу рукой по подоконнику, вглядываясь вдаль, и на меня накатывает какое-то чувство обеспокоенности, смешанной с печалью. Да, на работе я хоть бы отвлёкся от грустных мыслей по поводу предательства Алисы, а так вынужден осесть в пустой квартире, окружённый её вещами и её запахами.
— Я пришлю к вам домой кого-нибудь, предам нужные документы.
Глухой голос шефа доносится как будто издалека моего затуманенного сознания, и я по-настоящему закашливаюсь:
— Не надо, я очень боюсь кого-нибудь заразить, давайте по электронной почте!
В трубке раздаётся противное пищание, и я понимаю, что Геннадий Петрович уже отключился, скорее всего, не дослушав то, что я ему кричал.
Чёрт побери.
Хорошо хоть я додумался оставить дочь дома и не водить в детский сад. Мало ли что придёт в голову взбалмошной бывшей жене — ещё похитит ребёнка. Поэтому, так же натужно кашляя, я сообщил милой воспитательнице о болезни ей подопечной и, радуясь как ребёнок, отправил в рот шоколадную конфету.
Раз я болею, то меня необходимо лечить, а сладкое — лучшее лекарство, чтобы подпитать мой затуманенный горем мозг.
До пятницы посидим с Варварой дома, отдохнём в своё удовольствие, а там, глядишь, я что-нибудь и придумаю.
Ну, ладно.
Сейчас обмотаю горло шерстяным шарфом, а на лицо надену медицинскую маску — якобы, чтобы не разносить бациллы, а на самом деле, чтобы скрыть отпечаток того гориллообразного качка, с которым связалась моя бывшая супруга. Должно получиться весьма сносно.
Рву на себя дверцы шкафа, и тотчас отступаю на шаг назад, сморщившись от нахлынувшей на меня волны, сотканной из нескольких ароматов духов, принадлежащих коварной изменщице.
Какого чёрта?
Подцепляю быстрыми пальцами пустой чемодан, томящийся в ожидании отпуска в углу, и ловко начинаю скидывать в него одежду Алисы. Ворох платьев, несколько брюк, пара стареньких футболок и гору нижнего белья, которое эта стерва, несомненно, демонстрировала Бельцеву особенно тщательно.
Пусть забирает всё!
Видя, как высится стопка чужих вещей, у меня начинает отлегать от сердца и с каждой минутой оно начинает стучать всё спокойнее и спокойнее, дав мне возможность дышать полной грудью.
Так-то лучше.
Окидываю ошалевшим взглядом спальню, которую мы семь лет делили с Алисой бок о бок и понимаю, что её вещей в несколько раз больше моих и то, что уместилось в один жалкий чемодан — это ничто по сравнению с масштабами всей квартиры. Быстро закрываю «молнию», пиная нагруженного пластикового монстра к выходу, и захожу по пути в ванную.
Пожалуй, только одних Алискиных баночек тут наберётся примерно полсотни. Что ж, сложу всё, что влезет в пакет, остальное — выброшу. Не собираюсь постоянно натыкаться на её зубную щётку и расчёску с мягкой щетиной, из которой торчат её волосы.
С глаз долой — из сердца вон, вроде бы так говорят?
*****
Звонок в дверь заставляет меня оторваться от просмотра очередной серии мультика, который я смотрел вместе с дочуркой, и я чмокаю Варю в макушку.
— Я скоро, не скучай.
Очень надеюсь, что перепуганный моей болезнью курьер быстро всучит мне необходимые документы, стараясь не дышать, и уберётся восвояси.
— А кто там?
— С работы.
Варвара лениво кивает, потеряв интерес к нежданному гостью, и снова вперивается взглядом в экран телевизора, где непонятный монстрик, свалившийся с Луны, помогает светлячкам освещать лес.
Выдыхаю и спешу в прихожую, прикрывая за собой межкомнатную дверь — на всякий случай, и кидаю на себя изучающий взгляд в зеркало — по-моему, отлично вышло.
Якобы больное горло я обмотал старым дедовским шерстяным шарфом в красно-зелёную клетку, а на лицо надел медицинскую маску, скрыв большую часть фингала под ней.
Конечно, вокруг глаза синева осталась, но пара капель тонального крема Алисы, стоящего на комоде, исправили моё положение. Сначала я просто брезговал прикасаться к косметике жены своими мозолистыми мужскими пальцами, но уже через несколько минут отчётливо понял, что без этого мне не обойтись.
Ладно, в конце концов, актёры тоже пользуются всякими корректорами для лица, чтобы смотреться ещё более эффектно, и от этого они не становятся лицами нетрадиционной сексуальной ориентации.
Успокоив себя таким образом, я всё же открыл вожделённый тюбик и выдавил на палец несколько капель тонального крема. Мммм, чудесный запах какого-то тропического фрукта тотчас вызвал у меня слюноотделение, а приятный персиковый цвет изумительно подошёл к моей коже.
И, после пары неловких движений я заметил, что ужасающий синяк таинственным образом исчезает, а моя кожа выглядит посвежевшей и отдохнувшей, словно попка младенца.
Замазывать весь синяк я не стал, а обработал нехитрыми похлопывающими движениями область вокруг левого глаза и натянул повыше маску нежно-голубого цвета.
Отлично!
И вот сейчас, выйдя в прихожую, я подмигнул сам себе в зеркало, оставшись вполне довольным эффектом. Главное — не забывать кашлять, и тогда посыльный неутомимого шефа быстро умотает назад, побоясь заразиться.
Только бы это была не Ракова.
Отделаться от неё будет крайне затруднительно, а я не хочу, чтобы Варечка стала свидетельницей какой-нибудь некрасивой сцены.
Рву на себя входную дверь, даже не посмотрев в «глазок», и впериваюсь изумлённым взглядом в свою гостью.
— Здрасте.
Вика что-то лепечет, откидывая своей изящной рукой каштановую прядь волос со лба, и я молча киваю, прокатываясь обжигающим взглядом вверх-вниз по точёной фигурке посетительницы.
Сегодня Колокольцева выглядит намного эффектнее, чем в день нашего первого знакомства, хоть на ней всё то же пальто цвета пыльной розы, но уже идеально вычищенное, а на ногах — красивые сапожки на устойчивом каблучке, потому что предыдущих собратьев, кажется, постигла печальная участь.
Хмыкаю, вспоминая, рваные ботиночки и покрытый грязью аккуратный мизинчик секретарши. Так что, предыдущая пара обуви, скорее всего, сейчас покоится на дне мусорного контейнера.
Но как хороши глаза Виктории!
Просто отлично, что под маской не видно моего полураскрытого рта и тонкой струйки слюны, стекающей из разбитой губы, а то бы я сейчас её всю слюнями закапал!
Озорные карие глаза цвета молочного шоколада смотрят на меня слегка настороженно, а пушистые чёрные ресницы придают ей ангелоподобный вид.
— Я могу войти?
Отмираю, делая шаг назад, и начинаю громко кашлять, пытаясь спугнуть непрошеную гостью. Ведь после того инцидента в ресторане я никак не ожидал, что Вика явится ко мне с визитом. Она должна быть на меня обижена и весьма справедливо, ведь я попросту использовал её в тот вечер.
Но нет. Она тут и явно не собирается отступать.
— Геннадий Петрович велел вам передать вот эти документы для ознакомления. Ещё он ждёт от вас статью для разворота, к пятнице.
— Кха-кха, спасибо, Вика.
Хриплю, пытаясь поддерживать своё враньё всеми силами.
— Остальные сотрудники пришлют вам свои наработки по почте.
— Хорошо.
Вика размеренно шевелит губами, и я снова понимаю, что не могу оторвать своего взгляда от этих магнетически прекрасных, ягодного цвета, створок. Сердце начинает стучать сильнее, а под футболкой наливаются стальные вены, усиленно перегоняя кровь к паху.
Понимаю, что сейчас мои домашние штаны просто задымятся от нарастающего возбуждения, я выхватываю папку из рук Виктории:
— Я всё понял, больше не смею вас задерживать.
Надеюсь, она сейчас всё поймёт и уйдёт, громко хлопнув дверью, потому что заводить интрижку на работе я не намерен, а начинать какие-то серьёзные отношения — пока не готов.
Колокольцева понимающе кивает, открывая входную дверь, и я слышу дребезжание подъезжающего лифта. Чудесно! Даже не придётся стоять истуканом, ощупывая взглядом попку секретаря, так некстати скрытую от моих глаз верхней одеждой. А задница у этой фурии замечательная, я помню…
Но, приехавший лифт заставляет меня напрячься ещё больше, а возбуждение уступает место раздражению — это Алиса.
— Зверь, почему Варя не в садике?
Её голос звенит истеричными нотками, а взгляд незамедлительно переключается на Вику, неловко топчущуюся у моей распахнутой входной двери. Вижу, как узкие ноздри супруги моментально расширились, а глаза налились кровью.
Неужели ревнует?
— А это что за проститутка?
С лица Колокольцевой мгновенно сползают все краски, и она становится свёкольно-пунцовой, ощупывая неизвестную женщину опасливым взглядом. Мне становится моментально жаль эту девушку, которая у меня обычно вызывала несколько другие чувства, и я хватаю её за запястье, притягивая к себе.
— Попридержи язык!
Рычу, выходя на площадку, и прикрываю за собой дверь, чтобы голос этой ненормальной не услышала дочь. Я пока не готов Варе сообщить о нашем расставании, пусть она пока поживёт в неведении, так будет лучше. Но оставить Вику разбираться с хамоватой Алисой я не могу — ведь я сам случайно подставил её под удар, и теперь просто обязан защитить.