А ещё лучше, конечно, заглянуть в цитадель и почтительно поинтересоваться, не едет ли кто из господ паладинов в ближайшее время на восток? Только девицу предупредить, чтобы о магии — ни звука. Ни единого словечка. И не потому что паладины поверят в чушь про дочку Мясничихи, а потому что не жалуют магов воины Девяти. На гильдейских шлюх просто поглядывают свысока, а вот колдунов-безбожников, тех прямо на дух не выносят. «Слишком мы сильные соперники, — хмыкал пренебрежительно Дрок. — Мага заломать — это вам не оборотня против его воли в человека превратить…» Марк подумал, что как-то слишком часто поминает в последнее время лучшего своего напарника. Он ведь после гибели Дрока больше никого всерьёз в пару и не брал - так, только если с заданием было не справиться одному. Но получив деньги, тут же честно делил их с товарищами по гильдии и наотрез отказывался дальше работать вместе. И учеников не принимал, хоть за это и шпыняли его старики. Он понимал, что шпыняют за дело, но не мог. Боялся. Слишком больно и тяжело было остаться одному после того, как накрепко привык, что их двое. «Выбирает, кем заново родиться, что ли? — подумал он про Дрока. — Без конца мысли о нём, словно он теребит. Сходить в храм, помолиться за его новое рождение…» Не о том, конечно, думать надо было с невыполненным контрактом на руках, но не думать не получалось. Да ещё эта каменная бошка в последнее время смотрел на него так… словно помочь хотел, только не знал, как и в чём.
Трою городок понравился: вкусно пахнет и кошек много. Кошки у человеков мелкие, конечно, куда им до пардусов, но тоже занятные. Сыр тоже вкусный, хотя овечий, который Трой попробовал в горах, нравился троллю больше, чем здешний. Гроза, правда, утверждала, что наоборот. Что здешний сыр до самого моря славится. Ну, может и так, Трой не спорил. Каждому своё — кто-то ведь кошек терпеть не может, а тут их вон как балуют.
А вот цитадель не понравилась совершенно, уже потому что окружена была высоченной стеной, злобно и недоверчиво щурившейся узкими дырками. «Бойницами, — подсказала Гроза. — От врагов отстреливаться». Врагов у воинов людских богов должно было быть немало, судя по тому, как они держались. Уж до того они были горды, что просто руки чесались аккуратно обжать вокруг головы какого-нибудь заносчивого па-ла-дина его стальную скорлупу, и пусть-ка попробует потом снять свой… как там его? … шлем вроде бы? Небось живо гордости поубавится. И вообще, разве так должны себя вести воины, обещавшие своим богам заботиться и охранять других человеков, попроще? Если бы кто-то из соплеменников Троя попробовал так задрать нос, ему бы живо по этому носу прилетело кулаком от кого-нибудь из стариков. Нет, человеки — очень странные создания.
Грозе па-ла-дины тоже не понравились. Это Трой понял по тому, как она молчала и только сопела временами. Да и Ястреб говорил-то с ними почтительно, но Трой видел: если б не боялся он за маленькую шаманку, в жизни бы близко к ним не подошёл, тем более — помощи не просил бы. Однако попросил, и оказалось, что да, едет-таки как раз в нужную сторону целый отряд, чтобы сразиться с драконом, разоряющим хутора и нападающим на обозы. «Виверна, наверное, — подумал Трой. — Тварь большая, глупая, а человекам с перепугу запросто может показаться драконом». Он не стал говорить, что драконы не живут в холмах и не нападают на обозы с копчёной рыбой: всё равно не послушают. Человеки, как он заметил, вообще не любят слушать умных советов, зато очень любят обвинять других в том, что у них что-то не получилось. Например, любят сказать, что ты «накаркал». Как это они ещё всех ворон не перебили, чтобы те своим карканьем им не портили дел?
Словом, Ястреб получил разрешение ехать с отрядом, и надо было отправляться дальше. А Трой подумал, что надо будет, когда вернётся домой, привезти с собой обыкновенного человечьего кота, а то пардусы слишком дикие и злые, не то что эти мурлыки. И ещё неплохо было бы научить женщин племени тоже варить сыр. Хотя… судя по тому, как человекам нравятся разноцветные камушки, можно просто менять их на сыр и на хлеб: хлеб Трою понравился даже больше, чем сыр.
========== Глава пятая, в которой путешествие из сухопутного становится морским ==========
Дорога была безопасной, конечно, но до одурения скучной и утомительной, потому что без конца приходилось следить за собой, чтобы не ляпнуть лишнего. И паладины ужасно раздражали своим высокомерно-снисходительным отношением ко всем, кто не имел чести принадлежать к их славному ордену. „Настоящего бы дракона на вас, — раздражённо думала Ариана. — Такого, как Вир, не виверну несчастную“: дракон, промышлявший козами и копчёной рыбой, в самом деле, как Трой и предсказывал, оказался всего-навсего виверной. Паладины были страшно разочарованы: они рассчитывали на пещеру, полную сокровищ, а вместо неё оказалось просто вонючее грязное логово. Ни Арианы, ни её охранников, разумеется, и близко не было, когда воины Девяти сражались с крылатой тварью, но после схватки паладины отдыхали в том же трактире, где остановились ночевать их попутчики, и Ариана вдоволь наслушалась и хвастливых описаний боя, и вздохов о том, что виверны не собирают золото, как драконы. Лучше бы порадовались, что виверны не плюются огнём! Доспехи от пламени не защита, наоборот — их не сорвёшь с себя, как горящую одежду, скорее изжаришься заживо в раскалённой броне.
Ещё она не успела вовремя уйти наверх, и к ней пытался подкатиться заметно перебравший вина дедок, уверенный в своей неотразимости, которой возраст не помеха. Прямо посылать его лесом было опасно, слушать его россказни — скучно, терпеть волосатую потную лапу на своей коленке — противно.
— Сударь, — сказала Ариана самым постным и бесцветным тоном, — я путешествую, выполняя волю своего дяди, и ему не понравилось бы, если бы он увидел меня с посторонним мужчиной.
— И кто ж твой дядя, красавица? — снисходительно спросил паладин, игриво потрепав её коленку под столом.
— Барон Бертран из Зелёного Дола.
— Из Зелёного Дола? — паладин что-то посоображал, но Зелёный Дол действительно был баронством и, как это ни забавно, консорта дядиной матушки тоже звали Бертраном, а что Ариана не прибавила к баронскому титулу „консорта“… ну, так мало кто вообще любит уточнять такие досадные мелочи, поэтому воин Девяти поскучнел и что-то пробормотал о том, что дядю, разумеется, надо слушаться. Лапу свою он убрал и вообще резко умерил пыл, а там и Ариана извинилась, что устала и хочет спать.
Спать ей на самом деле не хотелось, конечно — она окончательно привыкла к новому ритму жизни, и день, проведённый в седле, уже не казался ей отбытым в каторжном руднике. Она плескалась в лохани, поливая себя из ковшика тёплой (чуть тёплой, но она уже привыкла) водицей, а Трой, честно повернувшись к ней необъятной спиной, точил свой ятаган, так ни разу в ход им не пущенный, поскольку драться с горным троллем самоубийц за всю дорогу так и не нашлось — чему Ариана была очень рада.
— А если мыться будет Ястреб, на него смотреть можно? — спросил вдруг Трой, деловито трогая пальцем кромку лезвия.
— Это ты лучше его спроси, — хмыкнула Ариана. — Он, конечно, такой же мужчина, как и ты, но вдруг он не любит, когда на него смотрят? У разных людей разные тараканы.
— Разные? — озадачился тролль. — Везде рыжие и мелкие.
— Да нет, в головах, я имею в виду.
— В головах живут вши, а не тараканы, — возразил удивлённый Трой.
Пришлось объяснять ему, что такое „тараканы в голове“. Забывшись, он повернулся к нанимательнице, но хотя Ариана была в нижней рубашке, делать ему замечание она не стала: слишком сложно было бы объяснить троллю, чем длинная, по щиколотку, полотняная сорочка отличается от платья и почему на женщину в одной сорочке постороннему мужчине смотреть неприлично.
— А вот скажи мне, Гроза, — задумчиво проговорил Трой, — ты говорила, что твой дядя — муж дракона…
— Он на самом деле мне не дядя…
Тролль только отмахнулся: он уже знал, что „дядя“ для человеков — просто почтительное обращение к пожилому мужчине.
— Но ведь Сентуивир — тоже мужчина, драконий мужчина, не как Астирит. — Ариана глянула на него в лёгком шоке: Трой ни разу не запнулся, выговаривая „Сентуивир“ и с ходу, не задумываясь, назвал имя драконицы для примера. — Как могут быть мужьями друг другу двое мужчин? И зачем?
— Чаще всего дело в имуществе семьи, которое она не хочет делить, а тем более — отдавать чужакам, — с готовностью пояснила Ариана, накинув простое „домашнее“ платье, купленное для остановок в трактирах. — Детей обычно бывает много, и если делить на всех, каждому достанется слишком мало, а они в свою очередь вынуждены будут делить этот кусочек на своих детей. Поэтому имение почти всегда получает старший из сыновей или старшая дочь, если сыновей нет, а остальным дают немного денег в качестве приданого. Или какую-нибудь мелкую деревушку, если речь идёт о знати, или лавочку либо ферму, если это простолюдины позажиточнее. А ещё глава семьи следит за тем, чтобы наследников было не слишком много, и некоторым сыновьям или племянникам приходится вступать в такой брак, в котором детей просто не может быть. С кем-то одного пола.
— А зачем? — настаивал Трой. — Я знаю, вам нельзя просто родить ребёнка — надо сперва, чтобы шаман позволил вам это от лица ваших богов. Но если не будет детей, зачем тогда брак?
— Ну вот подумай сам, — терпеливо сказала она. — Вот, например, Марк Ястреб… у него ведь вообще никого нет — ни супругов, ни детей. А если бы у него был супруг, то был бы кто-то, кто заботился бы о нём, когда он заболеет или будет ранен. Они вместе состарятся, привыкнут друг к другу за много лет, не будут в старости чувствовать себя одинокими и никому не нужными…
— Можно ведь быть просто друзьями, — возразил Трой.
— Можно, — легко согласилась Ариана. — Но вот представь: Марк погиб или просто умер от старости, а его друг не имеет никаких прав на его дом — любой самый дальний родственник Ястреба может выгнать его из дома. А законного супруга выгнать не может никто, и вообще он получит всё, чем владел Марк. Ну, это я к примеру. Не только про Марка, про любого.
Трой впал в глубокую задумчивость.
— А спят они вместе? — спросил он наконец.
— Конечно, супруги же.
Тролль задумчиво поскрёб в затылке: как именно могут быть близки двое мужчин, он представлял себе довольно смутно и испытывал по этому поводу… ну, лёгкий интерес. Вот только юная человечка вряд ли знала такие подробности, а Ястреба спрашивать — ещё подумает, что Трой напрашивается. Сложно всё-таки с этими человеками.
Марк выпытал у трактирщика последние новости. По всему выходило, что ехать можно прямо к границе с Семиречьем, причём хоть завтра — пока покойная виверна свежа в памяти у местных (в том числе, у местных разбойников), и пока паладины ордена Пути не успели вернуться в Большие Кошки. У девицы, хвала Девяти, хватило ума отделаться от пьяного паладина без скандала, тролль ушёл наверх вместе с ней — можно было немного посидеть в общем зале и послушать, о чём народ толкует, кроме избавления от здоровенной крылатой твари.
Марк подсел к солидного вида мужичкам в углу, — лучшие места были заняты паладинами — кликнул трактирщика, заказал пива на всех и следующие полчаса только поддакивал и согласно хмыкал, без единого вопроса оказавшись в курсе всех местных невзгод и горестей. Ничего, что всерьёз угрожало бы троим путешественникам, двое из которых — опытные бойцы, а третья — хоть и не обученная, но довольно сильная колдунья, в длинном списке не оказалось, и Марк слегка расслабился: похоже, до Семиречья удастся добраться без особых проблем, а дальше он пока и не загадывал.
*
В верхней своей части Данувий неширок, но глубок и вполне судоходен, однако вырвавшись из лесистых северных холмов на простор Нижних Земель, он разливается вширь, заметно теряет в глубине, зато приобретает целые каскады порогов и коварные, то и дело кочующие вверх-вниз по течению, наносные мели. Перебраться на восточный берег в его среднем течении можно только на низенькой и неуклюжей с виду, похожей на суповую тарелку, рыбачьей лодке — но зачем? Восточный берег, низкий и болотистый, населён племенами дикими и не то чтоб воинственными, а весьма недолюбливающими чужаков. Кроме того, в дождливые годы он сырой, топкий и кишит комарьём, а в засушливые там то и дело принимаются гореть торфяники. Такой маршрут ещё годится для каких-нибудь беглых каторжников, скрывающихся от стражи, но никак не для добропорядочных путешественников. Они, путешественники эти, обычно стараются купить себе место в одном из обозов, бесконечной чередой пересекающих Семиречье с севера на юг и обратно, потому что выгрузив товары в Порожище, последнем речном порту верхнего Данувия, купцы дальше на юг вынуждены двигаться по суше — чем, в основном и живёт Семиречье, вытянувшееся узкой полосой до самого впадения Данувия в Абесинское море: принять путников на ночлег, накормить их, починить по мелочи возы или упряжь, или одежду-обувь, или ещё что… ну, и разумеется, оказать здоровым нестарым мужчинам иные какие услуги — всё, разумеется, за вполне умеренное вознаграждение.
Законы в Семиречье были довольно мягкие, ни о каком запрете на ношение шёлка-бархата для простолюдинов здесь не слыхивали. Правда, общественное мнение шёлковые платья на девицах простого звания сурово порицало, потому как честной девице негде было бы взять денег на шёлковое платье. Но кто и когда считал трактирных служанок честными девицами? Будь она целомудреннее послушницы ордена Пустынниц, всё равно никто в это не поверит, а уж бойкая рыжая красотка даже не подумала отказываться от платья, заметно протёршегося об седло — в первом же трактире Семиречья, где никто не искал мифическую дочь разбойничьей атаманши, Ариана с невыразимым облегчением вытащила из тюка штаны и куртку, а лиловое шёлковое платье отдала служанке.
— Вот спасибочки вам, сударыня, — затарахтела та, мешая слова чуть не всех диалектов, Ариана еле успевала разбирать её речь. — Дай вам Девятеро мужа хорошего и деток побольше, а я клинышки-то выпорю, мне ж в седле-то не скакать, а сама-то юбка целёхонька, ничегошеньки ей и не сделалось.
Далее на Ариану был вывален целый ворох новостей — от беременности кухарки до стоящих у конкурентов обозников: «А хорошо, сударыня, что вы у нас остановились, а то в „Жареном карасе“ цельный обоз с севера встал, так там приличной девушке даже во двор не выйти…» Ариана поспешила порадовать Ястреба вестью о попутном обозе, но опоздала: он опять уже успел разнюхать всё первым. Это было досадно и даже вызывало недостойную приличной девушки зависть — вот как он умудряется?
Зато без неё, вернее, без её неуёмного любопытства, они сидели бы в „Подкове“ до следующего обоза, потому что мрачный одноглазый тип с заметной примесью орочьей крови никаких чужаков в свою компанию не брал ни под каким видом. Слитки золотые, что ли, он вёз? Обоз был невелик, но охранял его чуть не целый клан горных орков, на фоне которых даже Трой слегка потерялся. Ариана, смирившись с отказом, просто так, от нечего делать, спросила старшего охранника, не знаком ли он с Гретой Лягушачий Рот?
— Да ты-то её откуда знаешь? — не скрывая пренебрежения в голосе, спросил орк.
— Это мать моей молочной сестры, — честно ответила дочь жрицы, взявшей на себя заботу о детях баронской телохранительницы, чтобы та могла спокойно заняться прямыми своими обязанностями.
Если орки думали, будто её можно смутить скептически-насмешливыми взглядами, они жестоко просчитались: смутить Ариану можно было только застукав её с поличным в Вировом арсенале в компании как бы кузенов за примеркой эльфийских доспехов. А задавая какие угодно каверзные вопросы… ха!
— Да ну? — орк сощурился. — Что-то не слыхал я, чтобы внучка Грока стала чьей-то женой.