— Прошу.
Трапезничать остались на кухне. Чонгук снял фартук и справился о вкусе, Юнги, втянув живительный глоток, показал «отлично». И как-то слово за слово взял и выдал о том, что Намджун козлина последняя и вся эта ситуация коробит, как еще ничто в жизни не коробило.
— Не прощу гада.
Поддавшись эмоциям, он и не заметил, как ни с того, ни с сего посветлело лицо Чонгука.
========== 2. own paradise ==========
Вечер среды. Шуга со смены, устал, как собака, на тему личной жизни старательно не грузится. Когда катится по пизде - надо наблюдать сверху и не догонять. Ко всему прочему, дилер дал драпу, потому что в районе стали шуршать полицейские, и Юнги дёрганый и не по приколу злобный, расшвыривает в прихожей обувь и спотыкается о чужой рюкзак.
— Пиздюк, ты перестанешь мне мины на входе подкидывать или нет?! Хочешь, чтоб я ноги переломал?!
И так безудержное веселье, а тут еще и гость зачастил, которому ключики выданы, поскольку помимо того, что он периодически мешается под ногами, он еще и активно помогает, невольно поддерживает.
Чонгук нашёл приставку, джойстики, один из которых даже починить успел, а Юнги всего-то отвлекался, чтобы закинуть вещи в стирку и причесать бардак на мозговом чердаке.
Опять поиграли, поели, давай вести беседу: Шуга ложится на диван и протягивает ноги на колени Чонгука, а тот благоговейно залипает на него и мнёт щиколотки. Привязался, как щеночек, продолжает тащиться от прущего из хёна свэга. Юнги не сильно-то и дурак: видит, какое оказывает влияние, вызывает интерес, но дистанцию не сокращает принципиально. Одной паре друзей-молодожёнов на него похрен, так хоть кто-то печётся в часы сердечных штормов.
Осмотрев пассию Намджуна, Чон скорчил такую рожу, что грех было не рассмеяться в голос.
— Привёз в Сеул подарочек, да? — грустно усмехнулся Шуга.
В принципе, всё с ним ясно. Родители загнали в угол, предложив дочурку какой-нибудь важной шишки, которая тоже протирала юбчонку на бизнес-курсах. Они встретились, у них «сошлось», пестик к тычинке и прочее, химическая комплементарность. Да, у Юнги тоже были женщины, но то, как он с ними мучился, умоляя в сортире беспробудно спящий орган восстать из сосисочного состояния, он тоже прекрасно помнит.
— Не бывает так. О том, что он би – речи не было. Как это вообще понять? — Юнги крутит-вертит пальцы. — Если ты гей, то никакие буфера и складочки, кнопочки и розочки уже не заманят.
— Но никто же и не знает, спят они или нет?… Может, она развлекается, как хочет, а Намджун просто… — Чонгук пытался рассуждать здраво, но вдруг понял, что ему это не нравится: выгораживать, переубеждать. — Да нет. Намджун приличная сволочь.
— Надеюсь, у них обоих мандавошки заведутся, — пожелал Юнги и злодейски загоготал.
Чонгук поддержал и несколько минут они жёстко стебались над гетеросексуальными отношениями. Такое могут позволить себе только прокачанные пидоры. Вообще, дружеский душок в их народившемся дуэте Шуге по нраву. Малой свалился, как снег на голову, зато вовремя.
Желудок населён китами. Вставать готовить пожрать дико влом. Лажа лёжа. Юнги просит передать ему джойстик и ленно зевает.
— Еще партейку загамаем, Банни?
Во-первых потому, что так звали друга Марли - Банни «Вейлер» Ливингстон, а во-вторых, потому что Юнги честно считает, будто Гук похож на большеглазого анимешного кролика, а там то чудное созвучие с английским. Короче, прижилось.
— С удовольствием сыграем, без базара.
— Имей в виду, с тебя ужин, — на всякий случай предупреждает Юнги. — Я просёк, что ты готовить умеешь. Сам понимаешь, бесплатно со мной время проводить не получится.
— Приготовлю, что захочешь.
— С тобой приятно иметь дело, Чон Чонгук.
И опять он «тусит» до самого вечера, а потом жалко гнать домой и Юнги разрешает ему остаться на диване, а уходя, накрывает пледиком и приговаривает: «Банни-пабо» в качестве заклинания от сглаза.
***
Тэхён возвращается домой и первым делом видит в постели только недавно проснувшегося Чимина в позе мыслителя, подсаживается к нему и целует в висок, вдыхает сладковатый клубничный запах полосатой туники, недавно намыленного тела.
— Как мой малыш?
— В порядке. Приве-ет, — Чимин обхватывает его крошкой-коалой и целует, с некоторых пор он болезненно переносит даже недолгую разлуку.
— Послушай… — Чимин хотел бы поговорить о проблемах Юнги, но рука Тэхёна заползает под простынь и гладит член. Мучительный стон. — Тэ…хён.
— Я так хочу тебя трахнуть, — басит Тэхён на ухо, медленно заваливая Чимина на лопатки и избавляя от одежды. — Я очень соскучился, невероятно.
Чимин тоже и выгибается ему навстречу, задирая рубашку, впуская в согретый воздух между бёдрами. Часто дыша, он позволяет Тэхёну зацеловать шею и облизать ключицы, а затем втиснуться пальцами в промежность. Он всё чаще позволяет ему быть сверху, не то потому, что устаёт на работе, не то из-за его воспылавшей после загулов и ошибок мужественности.
Тэ распускает руки, загребает Чимина почти жёстко и, прихватив за волосы, тащит ниже, к поясу джинсов. Насильно.
— Отсосёшь папочке, м?
Ничего страшного. Ролевые вкусности. Просто Чимин забыл снять свой ошейник с медальоном, он ставит виноватые мокрые глазёнки.
— Да, папочка.
И охотно прикладывается с минетом, тянет из Тэхёна возбуждающие гласные и повиливает задницей, до которой тот дотрагивается и, разведя половинки, занимается растяжкой, попеременно облизывая пальцы.
— Грязный ты сучонок, — восхищается Тэхён, а потом пихает и даёт ему пощёчину в рамках воспитательного процесса, и еще разочек. — Не смей так смотреть на меня!
— Прости, папочка…
На покрасневших щеках проступают отпечатки. Зацепив Чимина за загривок, Тэхён швыряет его на живот и прикладывает лицом в мягкость одеяла, льёт душистый лубрикант на подрагивающий стояк и входит, разрушая созданную тишину.
Кулачки Чимина тонут в складках простыни, он выпячивает зад и вульгарно стонет, насаживаясь на Тэхёна, глядящего сверху вниз на прилежные старания вышколенного мальчишки.
Кожаная ручка плети аккуратно ложится в ладонь.
В эти минуты, когда Тэхён перевоплощается, Чимин всегда чуточку напуган: партнёр разительно меняется и становится похожим на ненасытного маньяка, выходит за пределы NC.
Он лупит Чимина по ягодицам, размашисто и плавно, приговаривая: «Давай, шлюшка, работай, вот так». Стыдясь положения, Чимин приближается к оргазму быстрее. Ирреально так мочить бельё слюной, но Чимина пидорасит по кровати, пока Тэхён ворочает его, чтобы жарить во всех позах - сбоку, по-собачьи, с пассивом сверху, миссионера. И не жалеет сил, пыхтя над ним и сбавляя темп именно тогда, когда до экстаза всего ничего. Чимин кричит на него, ругается, получает удар по груди. Кожаные ползунки гладят соски, живот пачкается смазкой, он слышит хлюпающие звуки и мычит, посасывая протянутые Тэхёном пальцы.
Тэ разводит стройные ноги танцора, откидывает плеть и, склонившись, манит поцелуем-обманкой. Не поцеловал. Сплюнул ему на скулу и тут же слизал, ухмыляясь. Он чёртов извращенец. И принимается душить лакомую возлюбленную, взбивая всмятку простату.
Иллюзия безопасности. Чимин сам давит на ладонь, которой его мучают, хрипит и чувствует, как разрывается атомами, которые перетрахались уже между собой. Господи, как он любит Тэхёна, идиота-гения, девочку-альфача, уникальнее которого уже не придумаешь.
Чимин зашёлся криком, содрогаясь и проваливаясь под Тэхёна и глубже: анальный оргазм не то, что получается легко и всякий раз. Расцарапав едва зажившую с прошлого раза спину, Чим смазал рукой жижу на прессе и приготовился к финалу Тэхёна, который возвысился над ним и кончил на лицо, заставив проглотить последние капли.
Садизм меняется на заботливость в мгновение ока, и вот уже Тэхён обтирает Чимина салфетками, целуя его в сахарные губки.
— Так о чем ты хотел поговорить, милый?
— О том, милый, что завтра на репетиции мне придется принимать кетонал… — с кряхтением поворачиваясь на бок, отвечает Чимин и шлёпает переусердствовавшего Тэхёна по протянутой к заду руке.
— Сгонять до аптечки?
Чимин сползает и угрюмо смотрит исподлобья.
— Сам схожу. А тебе потом поручу выполнить другое важное задание.
***
Когда получаешь ключ от сокровищницы, первое, что должен сделать - осмотреть залежи повнимательнее. Удивительные побрякушки Мин Юнги, до сей поры персонажа богоподобного, ныне приводят Чонгука в экстаз, когда он расхаживает по комнатам и дотошно разглядывает творческие беспорядки, ненароком наводя свои собственные.
Меховой коврик в гостиной, плазма на стенке, домашний кинотеатр, пара тумб, кожаный угловой диван и вазочки-статуэточки на полках - словом, классическая такая дизайнерская херня, какую найдешь в любом икеевском журнале. В еще одной комнате чутка пустовато: раскладушка и простыня вместо штор, Юнги объясняет это тем, что «комната для медитаций должна выглядеть отчужденной». Кухня тоже типичная (разве что холодильник усеян магнитиками со всякой необъяснимой милотой и изображением шахматных фигур), санузел не для бедных: с душевой кабинкой и джакузи. Унитаз, кстати, не золотой, а из чёрного фаянса, биде рядом из той же серии.
Но самое кайфовое и душевное место - огромная спальня-студия с выходом на просторный балкон, мимо которой не пройдешь и не продымишь. Чёрно-белая, с некоторыми яркими контрастами, она, пожалуй, столь же элегантна, сколь и её владелец. Все эти витиеватые узоры на огромной кованой кровати не что иное, как листочки ганджи, сама кровать закидана мягкими подушками, в которые приятно окунуться с разгона от порога. Над самодельным аэродромом-траходромом распростёрся неизменный флаг растафари, облепленный значками. В гардеробе, помимо качественного брендового шмота, коллекция шапочек, фенечек и футболок, клёвых кепок, которые Чонгук меряет и выпендривается перед зеркалом, пока хозяина нет дома. Аксессуары занимают отдельные ящички. Если продать, можно сколотить состояние, но Чонгук не решается даже трогать: жить-то хочется.
Несмотря на то, что Юнги кривляется и говорит, мол, дома много толкового не запишешь, надо всё равно будет выбираться в профи, рабочий угол оборудован от и до, усеян аппаратурой, проводками, наушниками, микрофоном, усилителями. На столе двадцати семи дюймовый «яблочный» IMac, микшерный пульт, синтезатор, под столом «маршалловские» колонки. Пространства для творчества достаточно, плюс комната обшита звуконепроницаемыми панелями.
Напротив, под тенью домашней пальмы, кресло-мешок в зелено-жёлто-красную полосочку, прямо за ним доска памяти, где красуется Боб Марли на концертах, постеры со львом, горизонтально натянутые лесочки, на которые Юнги задумал повесить свои моднявые очки-авиаторы и брелоки.
Что еще круче: тайна за тёмным стеклом. Там бульбулятор и аккуратно разложенные приборы/наборы для приобщения к прекрасному. Кладезь и неприкосновенные для чужаков дары.
Так, не особенно парясь, Шуга создал свой «рай на земле».
Между тем, Чонгук, пропагандирующий самостоятельность и живущий отдельно от родителей, забросил обиды и занятия по пол-дэнсу, взялся за ум и оправдывает мнение Юнги о том, что в целом, он парень хороший, «но малость пизданутый, совсем чуть-чуть». Возможно потому, что всё время после учёбы стал просиживать у хёна, у которого есть чему поучиться, с которым можно дискутировать часами (в тех случаях, когда он не засыпает).
Наверняка есть и другие причины - например, медленно просыпающаяся симпатия. Просто в Юнги нереально не втюхиваться, в его обаяние, которого он сам не признаёт и крутит пальцем у виска, рекомендуя тщательно обдумывать недокомплименты прежде, чем озвучивать.
«Завязывай, ты чё несёшь?».
А Чонгук носит в его дом продукты, прибирает, ухаживает за растениями. У него, очарованного, есть мечта: поселиться здесь в качестве соседа по квартире, и он вполне готов платить деньги, но бережёт предложение до момента, когда у Юнги наконец получится перехватить каннабиса.
Холодильник забит битком, бельё сушится. Горничная Чон выполнила свои обязанности и лопает арахис на кухне. Как вдруг в прихожей гремят ключи, хотя Юнги сто процентов вернётся не раньше девяти вечера. Взяв с плиты сковородку, Чонгук пригнулся и поспешил к выходу - встретить взломщика, вора и попаданца, как полагается. Ибо нехер в чужие дома ломиться посреди белого дня. (Как удачно, что Чонгук забил на пары!).
Он уже занёс руку для удара, как вдруг дверь явила преступника в белом кашемировом пальто, заваленного весом бумажных пакетов.
Оторопев, пришельцы дико уставились друг на друга.
— Тэхён?! А ты здесь что забыл…? — Сковорода мгновенно уходит за спину.
Он пошатнулся, выгружая ношу на пол, сложил руки на груди и нахмурился.
— А ты что? У нас с Чимином на правах лучших друзей дубликат ключей имеется. Но вижу, что и у тебя тоже. Видать, вы реально здорово сблизились.
Но не эти вопросы задевали их за живое. Они давно не виделись тет-а-тет, остыли и перезимовали прошлое, которое просочилось осколками в кровь и оставило шрамы. Несколько минут Чонгук собирался с духом, Тэхён налаживал дыхание. Перебороть неловкость удалось.
Непредусмотренный визит объясняется легко и просто, пока Тэ раскидывает ленточки и прочую праздничную мишуру.
— У Юнги сегодня День Рождения, я пришел подготовить площадку для его торжественной встречи, Чим подкатит через часик, когда подарок заберёт.
У Чонгука вид растерянного вомбата.
— Ты не знал, что ли? — Тэхён ощутил весомое превосходство и прищелкнул пальцами. — А вот.
Потом аппетитная задница Тэхёна покачивается на стуле, который страхует Чонгук, но наблюдает он почти отрешенно.
— Я ж без подарка даже! Блядь, неужели нельзя было сказать?!
— Забей. Юнги насрать вообще, он за праздник это не считает, а мы его поддерживаем потому, что Намджун его опрокинул. Лучше сгоняй комп включи, посмотрим, что заказывать из еды будем. И еще шарики надо надуть…
Но Чонгук упрямится, ломится за курткой, на выходе бросая:
— Скоро вернусь!
И вылетает вон.
От недостатка внимания и адреналина у Тэхёна неприятно сверлит в груди, он прикусывает губу, мирясь с тем, что того Чон Чонгука уже нет и не будет. Он его потерял. И не понимает, почему его все ещё должен волновать этот вопрос. Успокаивается.
— А, поебать, — говорит он вслух и берётся за надувание шариков.
Ему и так заебись, и нечего ломать дрова.
========== 3. as men ==========
Чимин крайне недоволен тем, что шарики представлены в виде цветных фаллосов, у него на Дни Рождения какие-то слишком правильные взгляды. Всё должно было быть по-человечески, оттуда это мельтешение и размахивание руками, наезды на избранника.
— Слышь, ну сними, если не нравится! — негодует Тэхён, семеня следом. — Я же в шутку, как лучше хотел…!
— Дурацкая шутка! А вот и сниму! — и, подпрыгивая, сдирает навешанное с таким трудом. — Юнги что, по-твоему, не такой же нормальный и желающий внимания человеческого?
— О, простите, святой отец! — громогласно парирует Тэхён и зажимает миниатюрное тельце к стенке, прижимается, опуская руки на бёдра.
Чимин вспыхивает и прикусывает губу.
— Эй… Ты сказал, тут Чонгук, да? Не знаешь, куда смылся?
— Какая разница, давай займемся этим здесь… — Тэ целует его в шею и настойчиво лезет под свитшот.
— Времени нет, — Чим выбирается из-под него и достаёт телефон. — У меня есть его номер, позвоню и попрошу купить нормальных шариков. А ты иди еду заказывай, пусть подвезут где-то к половине девятого.
Надувшись, Тэхён зашагал в комнату, а Чимин донёс до Чонгука послание и ушел на кухню: в конце концов, испечь торт для такого друга нужно самостоятельно и привезённые ингредиенты с рецептом с кулинарного сайта будут весьма кстати.
К приходу Чонгука на кухне пестрили последствия мучной войны (а он всё же душу вкладывал в чистку гарнитуры и столешниц!), ко всему прочему, он стал и невольным свидетелем того, как парочка кондитеров нагло и смачно сосётся: Чим подсажен на стол, Тэхён лохматит ему волосы и с жадностью изучает рот. Чонгук вовсе не обязан их терпеть.