— И еще она сказала «пардон».
Они меня сейчас выведут из себя:
— Вас что, не учили тому, что говорить о человеке в третьем лице в его присутствии — неприлично?
Вилен, как дурак, повторяет за мной:
— В третьем лице… Рэд, мне надо срочно выпить.
Мой муж зациклился на моем «пардон»:
— Бэмби, ты просто так сказала языческое слово?
— Языческое? Ах да, здесьже все языки, кроме Единого, считаются языческими. Нет, Рэд.
— Не понял.
— Я не просто так его использовала. Дело в том, что Единый — не мой родной. Думаю я на русском и, кроме него, знаю еще несколько иностранных языков.
Вилен опускает голову на руки и качается из стороны в сторону, приговаривая «иностранных-иностранных-иностранных».
На этот раз победило самообладание Рэда:
— Сколько?
— Что сколько?
— Языков сколько?
— А русский и английский в счет?
— Английский? Ты сказала английский? Бэмби, пожалуйста…
Да пожалуйста:
— Ну, тогда десять, не считая некоторых наречий.
Рэд садится на кровать рядом с Виленом. Да что такое сегодня с их поведением?
— Ребята, ваши манеры что, решили сегодня отдохнуть, или вы их погулять отпустили? Дама стоит — вы сидите.
Меня вдруг поразила страшная догадка:
— Ой, вы, наверное, националисты? Если бы я знала, что вы с предубеждением относитесь к русским, то ни за что бы не сказала вам, какой у меня родной язык…
Рэд опускает голову на руки. Я подхожу, глажу его по голове и ласково взываю к его разуму:
— Милый, это что, так страшно для тебя, что я — русская, да? Рэд, ну не переживай ты так — родной язык ведь не определяет национальность. Да я могу быть кем угодно… Вот к кому вы терпимо относитесь, вот к тем давайте меня и определим.
Мой муж, наконец, поднимает ко мне свое лицо:
— Бэмби…
Мне вдруг становится по-настоящему страшно:
— Все так плохо?
Он улыбается через силу:
— Нет, любимая, все хорошо. У нас совсем не осталось времени, так что отложим все наши разговоры на вечер.
Они с братом встают и молча выходят из комнаты…
Вилен и Кесса ведут милую светскую беседу. Я уже давно потеряла нить их болтовни. Моей деятельной натуре претит сидеть здесь без дела. Но, как говорится, меня мое положение обязывает…
Кесса — очень красивая молодая женщина. Она — пухленькая, смуглая блондинка с голубыми глазами. Брови и ресницы искусно подкрашены, губы сочно блестят. Словом, настоящая красавица. Интересно, почему она до сих пор не замужем?
Вилен флиртует напропалую, сыплет комплиментами. Кесса деланно краснеет, но при этом с готовностью отвечает на его ухаживания.
Вилен:
— Ах, милая Кесса, как жаль, что я дал обет безбрачия, чтобы полностью посвятить себя служению Избранному.
— О, Вилен, неужели ты встретил кого-то, чтобы начать жалеть об этом?
— Ты же прекрасно знаешь…
Кесса улыбнулась, и решила перевести беседу в другое русло:
— Прима — довольно милое создание, но в ней нет ничего особенного.
Ну спасибо.
— Одному Богу известно, почему именно она была выбрана в жены нашему Приму.
Кесса с жаром говорит «Аминь», и тихо спрашивает:
— А это — правда, что она… не очень в своем уме?
Вилен, твой выход.
— Кесса, не забывай, что Прима прекрасно слышит нас.
— Ну и что? Она же ничего не понимает.
— Не стоит так говорить.
— Но ведь это же все знают.
— Люди могут ошибаться.
— А почему она молчит?
— Прим говорит, что она дала обет молчания.
Как мило — а мне вы об этом забыли сказать?
— Навсегда?
— Одному Богу известно.
Я реально устала два часа сидеть в одной позе, сложив руки. А как вам такое? Встаю, опускаюсь на колени рядом с креслом и, приложив руки к груди, начинаю тихонько покачиваться из стороны в сторону. Именно так духовники нашего дома молятся Богу в молельной комнате.
Мне удается убить трех зайцев сразу — смущаю Кессу, забавляю Вилена и разминаю свои затекшие от долгого сидения мышцы.
Кесса шепотом:
— И часто Прима впадает в духовный транс?
Ну да, вы же здесьне молитесь, а впадаете в транс… У-у-у… фанатики несчастные. Вилен тихо откашливается (наверное, чтобы не выдать себя голосом):
— Довольно часто.
— Наверное, мы ей мешаем.
Какая здравая мысль.
— Да, думаю, будет лучше оставить ее одну.
— Тогда, я не буду дожидаться брата и поеду домой без него.
— Хорошо, побудь здесь минутку, пока я распоряжусь подготовить для тебя носилки.
Как только Вилен покидает комнату, сестра Первого Воина меняется в лице — на нем уже нет ни благоговения, ни глупой наивности. Она говорит вслух (по интонации чувствуется, что она обращается сама к себе):
— Несчастная убогая… женщина, — и дальше продолжает с все возрастающей уверенностью в голосе, — но все равно рисковать нельзя. Нельзя… нельзя… воины… которые сделали это с ней…
Она встрепенулась из-за звука шагов входящего в комнату Вилена.
Мы вернулись домой поздним вечером.
После ужина, Вилен, в присутствии прислуги, пригласил нас к себе на партию в шахматы. Да… когда даже дома приходится бояться чьих-то ушей…
Рэд рассказывает Вилену о том, как прошла аудиенция. Мой деверь слушает его немного рассеянно. Потом, ни к селу, ни к городу, прерывает Рэда на полуслове и обращается ко мне:
— Бэмби, ты чего такая тихая? Здесь можно свободно разговаривать.
Мне удается достаточно ровно задать им мучающий меня вопрос:
— Что воины со мной сделали?
Рэд встает и направляется ко мне. Его лицо, как обычно, непроницаемо. Я мельком смотрю на его брата и вижу… испуганный взгляд. Мой муж присаживается рядом со мной:
— Любимая, ты о чем?
— Кесса сказала что-то про воинов, которые сделали это со мной. Что она имела в виду?
— Ты оставалась наедине с Кессой?
Вилен уже явно чего-то боится. Я не отвечаю Рэду, я спрашиваю Вилена:
— Чего ты такой перепуганный?
Рэд отвечает вместо него:
— Бэмби, с ним все нормально, не волнуйся. Правда, Вилен?
— Рэд, да я же вышел только на минутку. Да я и подумать не мог, что эта дура что-то наговорит Бэмби.
— Подумать не мог? Тебе помочь думать впредь?
Я сейчас закричу… спокойно, Бэмби:
— Так вы будете отвечать на мой вопрос, или нет?
Рэд уверенно говорит:
— Нет.
Я встаю:
— Тогда всем спокойной ночи.
Рэд вскакивает, хватая меня за руку:
— Бэмби, постой.
Я резко вырываю свою руку, и зло рычу (ну, это я преувеличиваю — у меня на самом деле никогда не получается рычать):
— Не трогай меня.
Мой муж явно не знает, куда ему девать свои руки:
— Так будет лучше для тебя.
— Слушай, я же не спрашиваю тебя о тебе, о Вилене, о том, что не имеет ко мне отношения… Я же спрашиваю о себе… Какое ты имеешь право решать за меня, что мне можно знать о себе, а что нет? Позволь мне напомнить тебе, что я — человек, а не домашний питомец.
— Я никогда этого не забывал.
Я театрально закатываю глаза:
— Но обращаешься ты со мной именно так.
— Бэмби, ты — несправедлива…
Вилен отвлекает наше внимание на себя:
— У-ф-ф, простите, что вмешиваюсь. Но… Рэд…, — нет, вы такое видели, чтобы Вилен (Вилен!!!) аккуратно подбирал слова, — я думаю, что… Бэмби права… по-своему права.
Я хмыкаю:
— Растешь в моих глазах, — и перевожу взгляд на мужа, — Рэд, твой брат понимает, что мне нужно это знаниене из праздного любопытства. Пойми и ты — у меня вообще нет знаний о себе и о том, кто я и откуда. Что любая, известная тебе, деталь из моего прошлого может стать для меня отправной точкой для восстановления этих знаний.
Мне хочется утешить мужа, настолько у него сейчас неуверенный (во мне? в себе?) вид, но я пересиливаю себя и остаюсь на месте. Он почти умоляет:
— Бэмби, я не могу… Любимая, я не хочу…
До меня, кажется, доходит:
— Ты не можешь рассказать мне, потому что боишься, что я не вынесу правду… И ты не хочешь, чтобы я вообще когда-то вспомнила о своем прошлом…
Он кивает:
— Да.
Так, мы пойдем другим путем. Надеюсь, моего женского арсенала хватит, чтобы переубедить мужа:
— Ребята, я действительно устала. Рэд, проводишь меня? Вилен, до завтра.
Как же мне нравятся ощущения от воды, струящейся по моей коже… Я всегда принимаю душ дольше, чем ванну. На мне уже давно не осталось и следа от мыла, но я продолжаю крутиться под сильными струями воды.
Ну, Бэмби, что делать будем? Значится так, выходишь из душа и ложишься спать… Нет, не хочу… Ну ладно, не спать… но ложишься в свою кровать и… читаешь ту книгу, которую тебе вчера так любезно предоставил Вилен… Нет, я хочу к Рэду(это я так мысленно капризничаю)… Хочешь к Рэду, или хочешь Рэда?(это я так сама себе язвлю)… И где же твоя гордость? Он же не сказал тебе ни слова с тех пор, как вы вышли от Вилена… Стоял, как истукан в сторонке, молча наблюдая, как ты заходишь в ванную… Да, с наличием у меня женского арсенала я погорячилась… Вот кто меня тянул за язык с ним пререкаться?… Надо было сделать вид, что меня устраивает его «нет»… Женщина должна быть покладистой и бесхарактерной… Должна… но я же не виновата, что не подпадаю ни под одно из этих требований… И что теперь?… Он меня разлюбит?… Он решит, что не нужна ему эта головная боль в виде требовательной жены с тонкой внутренней организацией? (опять язвлю)… И что? Наша песня хороша — начинай сначала? Я буду вести жизнь домашней зверушки, а Рэд будет шляться по проституткам?
Слышу звук открывающейся двери. Хорошо, что я положила полотенце на бортик, а не оставила его на крючке. Благодаря этому, успеваю завернуться в него, отстранившись от воды.
Шторка уходит в сторону… Рэд не выпускает ее из руки (должно быть, на тот случай, чтобы задернуть ее по первому моему требованию — или мне просто хочется расценивать это именно так)… Я что-то медленно соображаю… Мне же надо сказать что-то приличествующее моменту, я же издаю лишь жалкое «привет» ( вообще-то, это было скорее «п-п-рив-вет» заикающегося по жизни человека). Рэд (в данный момент к эпитету любимый присоединяю бесцеремонный) продолжает смотреть мне в глаза. Ну почему по моему лицу все так легко читается, а по его лицу понять вообще ничего невозможно? Я говорю очередную глупость:
— Прости, я увлеклась — вечно забываю, что у нас здесь одна ванная.
Не ванная, а целый комплекс сантехнического оборудования с душем, мини-бассейном, унитазом и огромным, монструозного вида, умывальником.
Выключаю воду и поспешно поднимаю ногу, чтобы вылезти из душевого поддона:
— Все-все, я уже закончила — душ свободен.
Рэд, наконец, открывает свой рот:
— Бэмби, я хотел присоединиться.
— А-а-а… как мило…
Это я сказала?Ой… кто-нибудь, дайте мне машину времени — я хочу забрать свое как милоназад (это я мысленно простонала).
Рэд ухмыляется (хорошо еще, что не насмешливо), и легко подхватывает меня за талию, чтобы поставить перед собой:
— Но, я, кажется, опоздал.
— А-га.
Нет, ну я закончу, наконец, со своими идиотскими репликами?
Рэд обнимает и целует меня. Чем глубже поцелуй, тем сильнее он прижимает меня к себе. Ему явно мешает моя рука, поддерживающая края полотенца. Он пытается снять с меня мою руку, но я не даю ему такой возможности.
— Любимая, почему? — спрашивает, и начинает исследовать губами местечко возле мочки уха.
А-х-х как хорошо… так хорошо, что у меня в прямом смысле подгибаются коленки:
— Здесь много света.
Рэд спрашивает:
— И что? — Возвращается к тому же местечку.
Мне не удается сдержать тихие постанывания, но, сквозь них, мне удается промямлить:
— Ты… не… получишь… эстетическое наслаждение… поверь…
Он слегка зарычал и спросил:
— Бэмби, твоя кровать… она — больше и ближе, да?
С каких это пор мой муж задает вопросы, подразумевающие очевидные ответы?
— Да.
…Как оказалось, вся соль вопроса была в его многозначительном «да».
Я понимаю это, когда, после моего однозначного «да», он медленноберет меня на руки, медленнонесет к кровати, медленноукладывает на нее (напоминаю ему: «Рэд, свет») и медленно, прежде чем выключить его, раздевается передо мной ( бесстыдник, но, должна признаться, красивый безупречный бесстыдник)…
На этом все медленнозакончились. Потом все было быстро, захватывающе и несдержанно…
В то время, как все мои усилия направлены на то, чтобы восстановить свое дыхание, Рэд, не прерываясь, целует мою шею, щекочет ее языком, покусывает мне мочки ушей. Потом, отрывается и очень нежно говорит:
— Бэмби?
Я не уверена, что уже способна составлять из звуков слова, поэтому молчу. Рэд заворочался (обеспокоено?) рядом со мной:
— Любимая, прости, что так набросился на тебя.
Молчу уже по другой причине — когда это ты на меня набросился?
— Я тебя напугал?
Какой вопрос — такой ответ:
— Не больше, чем обычно.
Он прижимает к моим губам свою улыбку… и встает с кровати. Еле сдержалась, чтобы не остановить его словами «я же пошутила». Слышу его шаги, щелканье выключателя, и рефлекторно прикрываюсь одеялом. Мой же бесстыдник стоит во всей красе, ни капли не смущаясь своей наготы (а чего ему смущаться? он же — совершенство… и, как, все-таки, хорошо, что он — мое совершенство).Рэд что, видит восхищение на моем лице? Наверное, да… к чему же еще отнести это осуждающее покачивание головой?
— Бэмби-Бэмби…
Захотелось огрызнуться «я уже почти три месяца как Бэмби», но это желание пропадает по мере приближения Рэда ко мне. Он присаживается рядом, и начинает ласково, едва касаясь моей кожи, пальцами очерчивать мои скулы, лоб, нос, губы… подбородок:
— Я не знаю, кого больше винить в твоем отношении к своей внешности… твою врожденную стыдливость… или себя, не способного толком проявить свои чувства, не способного вслух описать своей любимой женщине ее красоту?
В моей голове такая каша… что он сейчас сказал про красоту любимой женщины?… У него что, есть красивая любимая женщина?…
Бэмби, взяла себя в руки, спрашиваем без слез в голосе, спрашиваем и помним про гордость:
— Она очень красивая?
Рэд широко счастливо улыбается:
— Очень.
Ладно, слезы уже в углах моих глаз, но прогнать их из голоса мне, все-таки, удается:
— И как ее зовут?
Мой муж широко распахивает глаза и тупо смотрит на меня:
— Б-б-эмби…
Не буду плакать, не буду плакать:
— Что Бэмби?
У Рэда что-то щелкает в голове, он недоверчиво смотрит на меня, но озвучивает это свое озарение:
— Еезовут Бэмби. А ты что, решила, что я говорю о ком-то другом?
Я не выдерживаю и шмыгаю носом. Рэд притягивает меня к себе за плечи, и я укладываю ему на плечо свою голову, млея от ощущения его, ласкающих мою спину, рук.
— Глупая моя любимая девочка… О чем ты только думаешь? Как ты вообще могла подумать, что в моем сердце есть место для кого-то еще, кроме тебя? Ты — моя единственная любовь. Солнышко, поверишь ли ты мне, если я скажу, что по причине… э-э-э… не важно по какой причине… что до встречи с тобой, я не мог ничего чувствовать? Совсем ничего… я ощущал только пустоту. Бэмби, тебе каким-то образом удалось возродить во мне давно утраченную способность испытывать чувства. Любимая, ты только дай мне немного времени, ты только потерпи чуть-чуть, и я обязательно научусь правильно проявлять свои чувства к тебе, и еще я обязательно научусь говорить тебе правильные слова, те слова, которые должен говорить своей женщине безумно влюбленный в нее мужчина…
Я поворачиваю голову, чтобы покрыть его плечо поцелуями, и серьезно говорю: