НеМир - Зайцева Ирина Александровна 10 стр.


— И еще она сказала «пардон».

Они меня сейчас выведут из себя:

— Вас что, не учили тому, что говорить о человеке в третьем лице в его присутствии — неприлично?

Вилен, как дурак, повторяет за мной:

— В третьем лице… Рэд, мне надо срочно выпить.

Мой муж зациклился на моем «пардон»:

— Бэмби, ты просто так сказала языческое слово?

— Языческое? Ах да, здесьже все языки, кроме Единого, считаются языческими. Нет, Рэд.

— Не понял.

— Я не просто так его использовала. Дело в том, что Единый — не мой родной. Думаю я на русском и, кроме него, знаю еще несколько иностранных языков.

Вилен опускает голову на руки и качается из стороны в сторону, приговаривая «иностранных-иностранных-иностранных».

На этот раз победило самообладание Рэда:

— Сколько?

— Что сколько?

— Языков сколько?

— А русский и английский в счет?

— Английский? Ты сказала английский? Бэмби, пожалуйста…

Да пожалуйста:

— Ну, тогда десять, не считая некоторых наречий.

Рэд садится на кровать рядом с Виленом. Да что такое сегодня с их поведением?

— Ребята, ваши манеры что, решили сегодня отдохнуть, или вы их погулять отпустили? Дама стоит — вы сидите.

Меня вдруг поразила страшная догадка:

— Ой, вы, наверное, националисты? Если бы я знала, что вы с предубеждением относитесь к русским, то ни за что бы не сказала вам, какой у меня родной язык…

Рэд опускает голову на руки. Я подхожу, глажу его по голове и ласково взываю к его разуму:

— Милый, это что, так страшно для тебя, что я — русская, да? Рэд, ну не переживай ты так — родной язык ведь не определяет национальность. Да я могу быть кем угодно… Вот к кому вы терпимо относитесь, вот к тем давайте меня и определим.

Мой муж, наконец, поднимает ко мне свое лицо:

— Бэмби…

Мне вдруг становится по-настоящему страшно:

— Все так плохо?

Он улыбается через силу:

— Нет, любимая, все хорошо. У нас совсем не осталось времени, так что отложим все наши разговоры на вечер.

Они с братом встают и молча выходят из комнаты…

Вилен и Кесса ведут милую светскую беседу. Я уже давно потеряла нить их болтовни. Моей деятельной натуре претит сидеть здесь без дела. Но, как говорится, меня мое положение обязывает…

Кесса — очень красивая молодая женщина. Она — пухленькая, смуглая блондинка с голубыми глазами. Брови и ресницы искусно подкрашены, губы сочно блестят. Словом, настоящая красавица. Интересно, почему она до сих пор не замужем?

Вилен флиртует напропалую, сыплет комплиментами. Кесса деланно краснеет, но при этом с готовностью отвечает на его ухаживания.

Вилен:

— Ах, милая Кесса, как жаль, что я дал обет безбрачия, чтобы полностью посвятить себя служению Избранному.

— О, Вилен, неужели ты встретил кого-то, чтобы начать жалеть об этом?

— Ты же прекрасно знаешь…

Кесса улыбнулась, и решила перевести беседу в другое русло:

— Прима — довольно милое создание, но в ней нет ничего особенного.

Ну спасибо.

— Одному Богу известно, почему именно она была выбрана в жены нашему Приму.

Кесса с жаром говорит «Аминь», и тихо спрашивает:

— А это — правда, что она… не очень в своем уме?

Вилен, твой выход.

— Кесса, не забывай, что Прима прекрасно слышит нас.

— Ну и что? Она же ничего не понимает.

— Не стоит так говорить.

— Но ведь это же все знают.

— Люди могут ошибаться.

— А почему она молчит?

— Прим говорит, что она дала обет молчания.

Как мило — а мне вы об этом забыли сказать?

— Навсегда?

— Одному Богу известно.

Я реально устала два часа сидеть в одной позе, сложив руки. А как вам такое? Встаю, опускаюсь на колени рядом с креслом и, приложив руки к груди, начинаю тихонько покачиваться из стороны в сторону. Именно так духовники нашего дома молятся Богу в молельной комнате.

Мне удается убить трех зайцев сразу — смущаю Кессу, забавляю Вилена и разминаю свои затекшие от долгого сидения мышцы.

Кесса шепотом:

— И часто Прима впадает в духовный транс?

Ну да, вы же здесьне молитесь, а впадаете в транс… У-у-у… фанатики несчастные. Вилен тихо откашливается (наверное, чтобы не выдать себя голосом):

— Довольно часто.

— Наверное, мы ей мешаем.

Какая здравая мысль.

— Да, думаю, будет лучше оставить ее одну.

— Тогда, я не буду дожидаться брата и поеду домой без него.

— Хорошо, побудь здесь минутку, пока я распоряжусь подготовить для тебя носилки.

Как только Вилен покидает комнату, сестра Первого Воина меняется в лице — на нем уже нет ни благоговения, ни глупой наивности. Она говорит вслух (по интонации чувствуется, что она обращается сама к себе):

— Несчастная убогая… женщина, — и дальше продолжает с все возрастающей уверенностью в голосе, — но все равно рисковать нельзя. Нельзя… нельзя… воины… которые сделали это с ней…

Она встрепенулась из-за звука шагов входящего в комнату Вилена.

Мы вернулись домой поздним вечером.

После ужина, Вилен, в присутствии прислуги, пригласил нас к себе на партию в шахматы. Да… когда даже дома приходится бояться чьих-то ушей…

Рэд рассказывает Вилену о том, как прошла аудиенция. Мой деверь слушает его немного рассеянно. Потом, ни к селу, ни к городу, прерывает Рэда на полуслове и обращается ко мне:

— Бэмби, ты чего такая тихая? Здесь можно свободно разговаривать.

Мне удается достаточно ровно задать им мучающий меня вопрос:

— Что воины со мной сделали?

Рэд встает и направляется ко мне. Его лицо, как обычно, непроницаемо. Я мельком смотрю на его брата и вижу… испуганный взгляд. Мой муж присаживается рядом со мной:

— Любимая, ты о чем?

— Кесса сказала что-то про воинов, которые сделали это со мной. Что она имела в виду?

— Ты оставалась наедине с Кессой?

Вилен уже явно чего-то боится. Я не отвечаю Рэду, я спрашиваю Вилена:

— Чего ты такой перепуганный?

Рэд отвечает вместо него:

— Бэмби, с ним все нормально, не волнуйся. Правда, Вилен?

— Рэд, да я же вышел только на минутку. Да я и подумать не мог, что эта дура что-то наговорит Бэмби.

— Подумать не мог? Тебе помочь думать впредь?

Я сейчас закричу… спокойно, Бэмби:

— Так вы будете отвечать на мой вопрос, или нет?

Рэд уверенно говорит:

— Нет.

Я встаю:

— Тогда всем спокойной ночи.

Рэд вскакивает, хватая меня за руку:

— Бэмби, постой.

Я резко вырываю свою руку, и зло рычу (ну, это я преувеличиваю — у меня на самом деле никогда не получается рычать):

— Не трогай меня.

Мой муж явно не знает, куда ему девать свои руки:

— Так будет лучше для тебя.

— Слушай, я же не спрашиваю тебя о тебе, о Вилене, о том, что не имеет ко мне отношения… Я же спрашиваю о себе… Какое ты имеешь право решать за меня, что мне можно знать о себе, а что нет? Позволь мне напомнить тебе, что я — человек, а не домашний питомец.

— Я никогда этого не забывал.

Я театрально закатываю глаза:

— Но обращаешься ты со мной именно так.

— Бэмби, ты — несправедлива…

Вилен отвлекает наше внимание на себя:

— У-ф-ф, простите, что вмешиваюсь. Но… Рэд…, — нет, вы такое видели, чтобы Вилен (Вилен!!!) аккуратно подбирал слова, — я думаю, что… Бэмби права… по-своему права.

Я хмыкаю:

— Растешь в моих глазах, — и перевожу взгляд на мужа, — Рэд, твой брат понимает, что мне нужно это знаниене из праздного любопытства. Пойми и ты — у меня вообще нет знаний о себе и о том, кто я и откуда. Что любая, известная тебе, деталь из моего прошлого может стать для меня отправной точкой для восстановления этих знаний.

Мне хочется утешить мужа, настолько у него сейчас неуверенный (во мне? в себе?) вид, но я пересиливаю себя и остаюсь на месте. Он почти умоляет:

— Бэмби, я не могу… Любимая, я не хочу…

До меня, кажется, доходит:

— Ты не можешь рассказать мне, потому что боишься, что я не вынесу правду… И ты не хочешь, чтобы я вообще когда-то вспомнила о своем прошлом…

Он кивает:

— Да.

Так, мы пойдем другим путем. Надеюсь, моего женского арсенала хватит, чтобы переубедить мужа:

— Ребята, я действительно устала. Рэд, проводишь меня? Вилен, до завтра.

Как же мне нравятся ощущения от воды, струящейся по моей коже… Я всегда принимаю душ дольше, чем ванну. На мне уже давно не осталось и следа от мыла, но я продолжаю крутиться под сильными струями воды.

Ну, Бэмби, что делать будем? Значится так, выходишь из душа и ложишься спать… Нет, не хочу… Ну ладно, не спать… но ложишься в свою кровать и… читаешь ту книгу, которую тебе вчера так любезно предоставил Вилен… Нет, я хочу к Рэду(это я так мысленно капризничаю)… Хочешь к Рэду, или хочешь Рэда?(это я так сама себе язвлю)… И где же твоя гордость? Он же не сказал тебе ни слова с тех пор, как вы вышли от Вилена… Стоял, как истукан в сторонке, молча наблюдая, как ты заходишь в ванную… Да, с наличием у меня женского арсенала я погорячилась… Вот кто меня тянул за язык с ним пререкаться?… Надо было сделать вид, что меня устраивает его «нет»… Женщина должна быть покладистой и бесхарактерной… Должна… но я же не виновата, что не подпадаю ни под одно из этих требований… И что теперь?… Он меня разлюбит?… Он решит, что не нужна ему эта головная боль в виде требовательной жены с тонкой внутренней организацией? (опять язвлю)… И что? Наша песня хороша — начинай сначала? Я буду вести жизнь домашней зверушки, а Рэд будет шляться по проституткам?

Слышу звук открывающейся двери. Хорошо, что я положила полотенце на бортик, а не оставила его на крючке. Благодаря этому, успеваю завернуться в него, отстранившись от воды.

Шторка уходит в сторону… Рэд не выпускает ее из руки (должно быть, на тот случай, чтобы задернуть ее по первому моему требованию — или мне просто хочется расценивать это именно так)… Я что-то медленно соображаю… Мне же надо сказать что-то приличествующее моменту, я же издаю лишь жалкое «привет» ( вообще-то, это было скорее «п-п-рив-вет» заикающегося по жизни человека). Рэд (в данный момент к эпитету любимый присоединяю бесцеремонный) продолжает смотреть мне в глаза. Ну почему по моему лицу все так легко читается, а по его лицу понять вообще ничего невозможно? Я говорю очередную глупость:

— Прости, я увлеклась — вечно забываю, что у нас здесь одна ванная.

Не ванная, а целый комплекс сантехнического оборудования с душем, мини-бассейном, унитазом и огромным, монструозного вида, умывальником.

Выключаю воду и поспешно поднимаю ногу, чтобы вылезти из душевого поддона:

— Все-все, я уже закончила — душ свободен.

Рэд, наконец, открывает свой рот:

— Бэмби, я хотел присоединиться.

— А-а-а… как мило…

Это я сказала?Ой… кто-нибудь, дайте мне машину времени — я хочу забрать свое как милоназад (это я мысленно простонала).

Рэд ухмыляется (хорошо еще, что не насмешливо), и легко подхватывает меня за талию, чтобы поставить перед собой:

— Но, я, кажется, опоздал.

— А-га.

Нет, ну я закончу, наконец, со своими идиотскими репликами?

Рэд обнимает и целует меня. Чем глубже поцелуй, тем сильнее он прижимает меня к себе. Ему явно мешает моя рука, поддерживающая края полотенца. Он пытается снять с меня мою руку, но я не даю ему такой возможности.

— Любимая, почему? — спрашивает, и начинает исследовать губами местечко возле мочки уха.

А-х-х как хорошо… так хорошо, что у меня в прямом смысле подгибаются коленки:

— Здесь много света.

Рэд спрашивает:

— И что? — Возвращается к тому же местечку.

Мне не удается сдержать тихие постанывания, но, сквозь них, мне удается промямлить:

— Ты… не… получишь… эстетическое наслаждение… поверь…

Он слегка зарычал и спросил:

— Бэмби, твоя кровать… она — больше и ближе, да?

С каких это пор мой муж задает вопросы, подразумевающие очевидные ответы?

— Да.

…Как оказалось, вся соль вопроса была в его многозначительном «да».

Я понимаю это, когда, после моего однозначного «да», он медленноберет меня на руки, медленнонесет к кровати, медленноукладывает на нее (напоминаю ему: «Рэд, свет») и медленно, прежде чем выключить его, раздевается передо мной ( бесстыдник, но, должна признаться, красивый безупречный бесстыдник)…

На этом все медленнозакончились. Потом все было быстро, захватывающе и несдержанно…

В то время, как все мои усилия направлены на то, чтобы восстановить свое дыхание, Рэд, не прерываясь, целует мою шею, щекочет ее языком, покусывает мне мочки ушей. Потом, отрывается и очень нежно говорит:

— Бэмби?

Я не уверена, что уже способна составлять из звуков слова, поэтому молчу. Рэд заворочался (обеспокоено?) рядом со мной:

— Любимая, прости, что так набросился на тебя.

Молчу уже по другой причине — когда это ты на меня набросился?

— Я тебя напугал?

Какой вопрос — такой ответ:

— Не больше, чем обычно.

Он прижимает к моим губам свою улыбку… и встает с кровати. Еле сдержалась, чтобы не остановить его словами «я же пошутила». Слышу его шаги, щелканье выключателя, и рефлекторно прикрываюсь одеялом. Мой же бесстыдник стоит во всей красе, ни капли не смущаясь своей наготы (а чего ему смущаться? он же — совершенство… и, как, все-таки, хорошо, что он — мое совершенство).Рэд что, видит восхищение на моем лице? Наверное, да… к чему же еще отнести это осуждающее покачивание головой?

— Бэмби-Бэмби…

Захотелось огрызнуться «я уже почти три месяца как Бэмби», но это желание пропадает по мере приближения Рэда ко мне. Он присаживается рядом, и начинает ласково, едва касаясь моей кожи, пальцами очерчивать мои скулы, лоб, нос, губы… подбородок:

— Я не знаю, кого больше винить в твоем отношении к своей внешности… твою врожденную стыдливость… или себя, не способного толком проявить свои чувства, не способного вслух описать своей любимой женщине ее красоту?

В моей голове такая каша… что он сейчас сказал про красоту любимой женщины?… У него что, есть красивая любимая женщина?…

Бэмби, взяла себя в руки, спрашиваем без слез в голосе, спрашиваем и помним про гордость:

— Она очень красивая?

Рэд широко счастливо улыбается:

— Очень.

Ладно, слезы уже в углах моих глаз, но прогнать их из голоса мне, все-таки, удается:

— И как ее зовут?

Мой муж широко распахивает глаза и тупо смотрит на меня:

— Б-б-эмби…

Не буду плакать, не буду плакать:

— Что Бэмби?

У Рэда что-то щелкает в голове, он недоверчиво смотрит на меня, но озвучивает это свое озарение:

—  Еезовут Бэмби. А ты что, решила, что я говорю о ком-то другом?

Я не выдерживаю и шмыгаю носом. Рэд притягивает меня к себе за плечи, и я укладываю ему на плечо свою голову, млея от ощущения его, ласкающих мою спину, рук.

— Глупая моя любимая девочка… О чем ты только думаешь? Как ты вообще могла подумать, что в моем сердце есть место для кого-то еще, кроме тебя? Ты — моя единственная любовь. Солнышко, поверишь ли ты мне, если я скажу, что по причине… э-э-э… не важно по какой причине… что до встречи с тобой, я не мог ничего чувствовать? Совсем ничего… я ощущал только пустоту. Бэмби, тебе каким-то образом удалось возродить во мне давно утраченную способность испытывать чувства. Любимая, ты только дай мне немного времени, ты только потерпи чуть-чуть, и я обязательно научусь правильно проявлять свои чувства к тебе, и еще я обязательно научусь говорить тебе правильные слова, те слова, которые должен говорить своей женщине безумно влюбленный в нее мужчина…

Я поворачиваю голову, чтобы покрыть его плечо поцелуями, и серьезно говорю:

Назад Дальше