НеМир - Зайцева Ирина Александровна 11 стр.


— У тебя это уже неплохо получается.

Рэд подтягивает меня к изголовью кровати и усаживает в подушки. Потом устраивается рядышком, пропуская руку мне под плечи.

Мне так уютно лежать у него на груди, так приятно вдыхать его запах, так хорошо ощущать его пальцы, теребящие мои волосы, что я вдруг начинаю плакать от умиления:

— Рэд…

— Что, моя хорошая, ну что ты, не надо плакать…

Поднимает к себе мое лицо, и осушает поцелуями мои глаза.

— Рэд, я так испугалась сегодня…

Он… окаменел. Я всегда считала, что слово «окаменел» используется в переносном смысле, что человек на самом деле не может «окаменеть». Как же я ошибалась…

Все до единой мышцы Рэда напряглись до такой степени, что я буквально ощутила в нем этот резкий переход из одного состояния в другое — вот я лежу в объятиях мужчины… и вот я уже в объятиях статуи:

— Кто посмел тебя напугать?

Фу-х, так вот в чем дело… Так, Бэмби, в следующий раз выбирай выражения:

— Я неправильно выразилась, прости. После той перепалки в комнате Вилена я испугалась, что ты меня разлюбишь. Я даже убедила себя в том, что это было бы справедливо…

Рэд судорожно вздыхает, и обнимает меня еще крепче (хорошо, что напряженность в его теле спала, а то, в противном случае, на мне бы после такого «крепче», наверняка остались бы синяки). Он молчит, и я понимаю, что он ждет продолжения моих умозаключений.

— Рэд, ну кем я была для тебя? Бессловесным существом — экзотической зверушкой, которую ты то игнорировал, то, походя, ласкал? Или, может, некой домашней любимицей, которую надо было содержать в тепле, в чистоте, в сытости? Ты же ни разу за все время не спросил меня о том, что мне нравится, чем я живу, что меня интересует. Да ты же обращался со мной так, как хозяева обращаются со своими породистыми питомцами. И, заметь, они тоже, по-своему, любят и ценят своих подопечных… Рэд, я говорю все это для того, чтобы ты понял мои истинные чувства, а не для того, чтобы в чем-то тебя попрекнуть.

— Я понимаю, продолжай.

— Еще несколько дней после свадьбы я уговаривала себя не влюбляться в тебя, искала в тебе недостатки, ругала себя, напоминала себе о том, что решила исчезнуть из твоего дома при первой же возможности… Ах да, я же не рассказывала тебе о том, что во время Свадебной Церемонии поняла, что попала в НеМир.

— Куда?

— Я же не знала и не помнила, где и как очутилась, но чувствовала себя здесьчужой, и чувствовала, что вокруг меня здесьвсе чужое. В общем, я назвала это здесьНеМиром. Еще в тот злополучный день я решила, что осмотрюсь хорошенько, и при первой же возможности, улизну искать свой Мир. Но я влюбилась… Когда я поняла, что люблю тебя, то уже не думала о том, чтобы найти свой Мир. Я поняла, что мой Мир — это тот Мир, в котором есть ты.

— Бэмби, я тебя люблю…

Ой… он уже меня целует, надо остановить его сейчас, пока я еще что-то соображаю…

— Рэд, подожди минутку, — мой любимый с деланным недовольством подчиняется мне, — я же так и не сказала, чего испугалась…

Он улыбается:

— Понял, не дурак. Ты испугалась, что я полюбил, как ты выразилась, бессловесное существо, и что я не смогу полюбить тебя как личность, как женщину с собственным взглядом на жизнь, как женщину с характером и не дюжим интеллектом. Только все твои переживания — абсолютно беспочвенны. Я люблю тебя, люблю каждую черту твоего характера, каждое проявление твоей индивидуальности. И неважно, облекаешь ты все это в слова, или молчишь. Я люблю всю тебя и все в тебе.

Почему он меня так хорошо понимает? Ой, да хватит почемучкать — неужели нельзя безоговорочно и с радостью принять, наконец, этот факт.

Рэд убирает у меня со лба челку и просит:

— Любимая, доставь мне, пожалуйста, эстетическое наслаждение.

— Нет. Прости, я бы с удовольствием, но не могу.

— Почему?

— Потому что это не от меня зависит.

— Что именно?

— Что мне нечем доставить тебе наслаждение подобного рода.

Прежде, чем сказать что-то на это мое заявление, Рэд запускает руку под одеяло, и начинает ласкать мне грудь. Мое тело мгновенно откликается на это прикосновение, и я немного смущаюсь оттого, что Рэд не просто ощущает это своей кожей, но и видит это у меня на лице.

— Милая, когда ты в последний раз видела себя в зеркале? — находит другую грудь…

— Утром, когда чистила зубы.

— И что ты видела?

Издаю стон… часто дышу… отвечаю…

— Себя.

Он убирает руку, и спокойно опускает одеяло мне на талию. При этом не спешит посмотреть на то, что так бесцеремонно оголил. Мягко смотрит мне в глаза, и говорит:

— А теперь послушай, что вижу я. Начнем с лица…

Я жалобно скулю:

— Может не надо…

Целует меня. М-м-м я когда-то привыкну к его поцелуям, я когда-то перестану так бурно на них реагировать?

Прервав поцелуй, предлагает:

— Как ты смотришь на такую сделку — сегодня я описываю только то, что уже вижу, а то, что сейчас скрыто под одеялом я опишу,… например, завтра.

Я поняла, что не отделаюсь от него так просто, поэтому бездумно отвечаю:

— Согласна.

Ответила, и тут же мысленно себя отругала, увидев его хитрющий взгляд. Бэмби, ну ты и наивная дурочка, он же сказал «сделка». Что под собой подразумевает… правильно — что он сейчас потребует что-то взамен.

— Но ты мне разрешишь сегодня себя попробовать.

— Нет.

— Да. Сделка есть сделка.

— Но я же не знала.

— В следующий раз будешь знать. Так, не отвлекайся. На чем мы остановились?

Я слушаю как он, перемежая поцелуями, использует простые, далекие от поэтических аллегорий, эпитеты для описания моей кожи, моих волос, каждой части моего лица… и мучительно заливаюсь краской (вообще-то, я не думаю, что цвет моего лица способен кардинально измениться — просто так принято говорить, ведь максимум, на что способна моя кожа — это на легкий румянец).

Но это были цветочки по сравнению с тем, как он, при помощи обыкновенных прилагательных, рассказывает мне о том, как меняются мои губы, когда я возбуждаюсь, какими они становятся припухлыми и манящими. Как при этом розовеют мои щечки, как усиливается мой бесподобный запах (он так и сказал — бесподобный). Я взмолилась:

— Рэд, пожалуйста, ты меня смущаешь.

— Милая, еще чуть-чуть осталось. И, главное, постарайся усвоить, что все, что я тебе сейчас говорю — это не слова ослепленного любовью мужчины, это — вполне объективная оценка просто мужчины.

И продолжает… шея, плечи, руки, пальцы ( спасибо, что забыл про ногти), грудь… Говорит и целует… говорит, и поглаживает… говорит и покусывает… И как говорит… впору сквозь землю провалиться…

— Рэд, все, я сейчас заткну уши.

— Вообще-то, это тебе не поможет, но я готов пойти тебе навстречу. Начнем завтра ровно с этого места. И запомни, любимая, я задался целью закончить описанием твоих пяточек. Потом я буду каждый день повторять тебе, какая ты у меня красавица, возвращаясь к деталям снова и снова. А ты меня знаешь — я, как решил, так и сделаю.

— Целеустремленный ты мой.

Я так расслабилась от его поцелуев, что уже мурлычу, а не говорю — так что эти мои слова похожи не на подколку, а на комплимент. Меня все еще хватает на то, чтобы попросить его выключить свет. Рэд возвращается со словами:

— На этот раз никакого «быстрячка», любимая, обещаю.

Я еще успела подумать : Быстрячок? Так вот, что Рэд имел в виду, когда просил извинить его за то, что он набросился на меня?Все, теперь мои мысли занимает другое, более важное на данный момент…

Глава 9

НеМир

Мне сначала совершенно не понравилась идея Вилена организовать вечеринку.

Сейчас же я сижу и наслаждаюсь каждым ее мгновением.

Мальчики притащили к Вилену кучу вкусностей и сладостей. В огромную вазу ссыпали шоколадные конфеты (для меня любимой), приготовили пунш (для меня любимой). Я попробовала его и скривилась — фу, какая гадость, и потребовала дать мне виски. Рэд налил мне его буквально на донышко, и обеспокоено следил за моей реакцией на алкоголь. Я сделала глоток… и ничего… хорошо пошло… Я попросила еще. Муж с видом строгого папаши прочитал мне лекцию «о вреде алкоголя для юного организма», на что я фыркнула и ответила:

— Если ты настолько вошел в роль моего родителя, то не забудь напомнить мне еще и о безопасном сексе.

Вилен засмеялся, и налил мне виски. Рэд же мою шутку не оценил.

Потом были танцы!!!

…Мой деверь жестом фокусника вытащил МЦД (мини цифровой дивайс) и спросил:

— Оп-ля. Бэмби, угадай, что это такое?

Я сделала глупое выражение лица (благо на совершенствование в этом у меня было достаточно времени), захлопала ресницами:

— О, Вилен, это, наверное, для того, чтобы в зубах ковыряться. Или нет, это, наверное, штучка…, — и засмеялась из-за того, что он попался на мою уловку, — Вил, ну ты даешь. Тебя так легко подловить. Конечно, это — МЦД.

Он был в шоке.

— Слушайте, вы так бурно реагируете на мои познания, что мне придется постоянно иметь при себе успокаивающий вас настой. Здесьчто, женщинам не принято не только читать-писать, но и просматривать-прослушивать цифровые записи?

Рэд тихо отвечает:

— Нет, Бэмби, дело в том, что в Едином королевстве нет никаких цифровых записей.

Я быстренько списываю этот непонятный факт на потерю памяти:

— Эк меня торкнуло… И как же я могла забыть исчезновение Интернета, спутниковой связи, вот теперь еще и цифровой записи… Раньше-то я считала, что в нашем доме нет всех этих достижений цивилизации из-за того, что вы — убежденные их противники.

Вилен включил МЦД и комната наполнилась непривычными для моего слуха ритмичными звуками, в которых преобладали ударные.

— Ребята, что это за музыка?

— Я записал ее на представлении… на концерте, выражаясь твоим языком. Это играют музыканты Запредельного города. Тебе что, не нравится?

— Да как-то не очень. Мне вообще-то по душе другие музыкальные стили. Но, на безрыбье и рак рыба.

— Тогда объявляю танцевальную часть нашей вечеринки открытой!

— Вил, да ты что, да как под это можно танцевать?

— Ой, хорош ломаться, вставай. Пару движений я тебе, так уж и быть, покажу. Рэд, ты с нами? Нет? Ну, как хочешь. Королева, вашу руку…

После танцев, Вил спорит со мной на очередную порцию выпивки (Рэд хмурится, но молчит), что я не смогу съесть подвешенное на веревке яблоко без помощи рук.

Пока я справляюсь со своей задачей, Вил гомерически хохочет, и из-за этого не может удержать веревку в одном положении. Я делаю ему замечание:

— Эй, так нечестно — ты постоянно дергаешь яблоко.

Рэд садится рядом со мной и говорит:

— Я тебе помогу.

Зажимает в зубах яблоко, и я начинаю быстро-быстро откусывать большие кусочки мякоти со своей стороны. Вил протестует:

— Это нечестно.

Я отвечаю (у меня же рот свободен в отличие от Рэда):

— Ничего подобного. Ты сказал — без помощи рук, а не без помощи Рэда.

— Ладно, ты выиграла. Бери свой виски, пьяница.

— От пьяницы слышу.

Вилен поражает меня своим неиссякаемым энтузиазмом:

— Сейчас у нас по плану конкурс талантов.

Я аж растерялась:

— Ой, а у меня нет никаких талантов.

— Так не бывает. Сиди и думай, чем ты будешь нас поражать, пока я начну это делать.

Adieu, adieu! my native shore
Fades over the waters blue;
The Night-winds sigh, the breakers roar,
And shrieks the wild sea-mew.
Yon Sun that sets upon the sea
We follow in his flight;
Farewell awhile to him and thee,
My native Land — Good Night!
A few short hours and He will rise
To give the Morrow birth;
And I shall hail the main and skies,
But not my mother Earth.
Deserted is my own good hall,
Its hearth is desolate;
Wild weeds are gathering on the wall
My dog howls at the gate. [2]

Я хлопаю в ладоши:

— Вилен, это было замечательно. Я тоже с уважением отношусь к творчеству Байрона. Рэд, твоя очередь.

Мой муж не встал, подобно Вилену, а остался сидеть на диване. Через несколько мгновений начинает тихо декламировать отрывок из «Ромео и Джульетты» Шекспира:

How oft when men are at the point of death
Have they been merry! which their keepers call
A lightning before death: O, how may I
Call this a lightning? O my love! my wife!
Death, that hath suck'd the honey of thy breath,
Hath had no power yet upon thy beauty:
Thou art not conquer'd; beauty's ensign yet
Is crimson in thy lips and in thy cheeks,
And death's pale flag is not advanced there.
Tybalt, liest thou there in thy bloody sheet?
O, what more favour can I do to thee,
Than with that hand that cut thy youth in twain
To sunder his that was thine enemy?
Forgive me, cousin! Ah, dear Juliet,
Why art thou yet so fair? shall I believe
That unsubstantial death is amorous,
And that the lean abhorred monster keeps
Thee here in dark to be his paramour?
For fear of that, I still will stay with thee;
And never from this palace of dim night
Depart again: here, here will I remain
With worms that are thy chamber-maids; O, here
Will I set up my everlasting rest,
And shake the yoke of inauspicious stars
From this world-wearied flesh. Eyes, look your last!
Arms, take your last embrace! and, lips, O you
The doors of breath, seal with a righteous kiss
A dateless bargain to engrossing death!
Come, bitter conduct, come, unsavoury guide!
Thou desperate pilot, now at once run on
The dashing rocks thy sea-sick weary bark!
Here's to my love!

Я боюсь пошевелиться, вытираю слезы и спрашиваю:

— А хотите услышать, как это звучит на русском языке?

Рэд с Виленом кивают, я сглатываю комок в горле и начинаю:

Пред смертью на иных находит смех.
Свидетели зовут веселье это
Прощальными зарницами. Теперь
Проверю я, зарницы ль эти вспышки.
Любовь моя! Жена моя! Конец
Хоть высосал, как мед, твое дыханье,
Не справился с твоею красотой.
Тебя не победили: знамя жизни
Горит в губах твоих и на щеках,
И смерти бледный стяг еще не поднят.
И ты тут, в красном саване, Тибальт?
Какую радость я тебе доставлю!
Смотри: сразившею тебя рукой
Сейчас сражу я твоего убийцу.
Прости меня! Джульетта, для чего
Ты так прекрасна? Я могу подумать,
Что ангел смерти взял тебя живьем
И взаперти любовницею держит.
Под страхом этой мысли остаюсь
И никогда из этой тьмы не выйду.
Здесь поселюсь я, в обществе червей,
Твоих служанок новых. Здесь останусь,
Здесь отдохну навек, здесь сброшу с плеч
Томительное иго звезд зловещих.
Любуйтесь ею пред концом, глаза!
В последний раз ее обвейте, руки!
И губы, вы, преддверия души,
Запечатлейте долгим поцелуем
Со смертью мой бессрочный договор.
Сюда, сюда, угрюмый перевозчик!
Пора разбить потрепанный корабль
С разбега о береговые скалы.
Пью за тебя, любовь!
Назад Дальше