Киса заметила, как я вошла, пока обрабатывала раны Луки, его руки крепко прижимались к ее талии. Когда я увидела их на кухне, а затем услышала движение быков, убирающих фургон с дороги, в моей груди вспыхнул гнев, угрожающий разразиться в бурю.
— Зачем ты привел этого человека сюда? — выпалила я, мой голос выдавал каждую эмоцию, которую я чувствовала.
Голубые глаза Кисы нашли мои, и я увидела, как сочувствие залило ее выражение лица.
— Нам нужно было увезти его подальше от Бруклина. Это единственное безопасное место, куда мы можем привезти его, — ответил Лука. Я скрестила руки на груди.
— А кто он такой, Лука? Кто этот человек, которого ты привел в дом нашей семьи, нарушая то, что должно было стать моим единственным реальным шансом уйти от всего этого?
— От всего чего? — спросил Лука, его лицо исказилось от смущения.
— Этого! — Я отшатнулась назад, громче, чем хотела, и указала на подвал. — От человека, которого ты, кажется, украл у нашего врага. От всего дерьма Братвы, от которого я хотела сбежать на пару месяцев. От насилия, борьбы, всего! Я пробыла здесь всего несколько дней, а ты привез мне это!
После моей вспышки гнева воцарилась тишина. Киса отставила спирт, который держала в руке.
— Лука должен был сделать это, Тал. Он обязан был. Ему нужно было почтить своего друга, который умер в клетке «Подземелья».
Мои глаза расширились.
362... 362 был другом, которого Лука должен был убить в клетке?
Я могла видеть, что Киса догадалась, что я поняла, о чем она. Я ненадолго закрыла глаза. Тот человек, прикованный цепью в подвале, был…
— Он брат 362?
Грустные глаза Луки посмотрели на меня.
— У него был близнец. Брат-близнец.
Лука посмотрел на пол, словно мог видеть сквозь преграду человека, прикованного цепью в подвале.
— Что? — прошептала я в шоке.
Киса, увидев низко наклоненную голову Луки, словно в изнеможении, сказала:
— Он и его брат были похищены еще детьми, их семья убита, и… они были… — Киса прижала руку к животу и глубоко вздохнула. — На них экспериментировали много лет. Используя в качестве подопытных для разработки лекарств. Анри, 362, не был полностью восприимчивым, но Заал был.
«Заал», — подумал я, произнося имя в голове. Недавно заключенный в тюрьму человек. Его зовут Заал.
— Он находится под влиянием какого-то нового препарата, Тал. Мы не уверены, что это такое или что оно делает, но Леван Джахуа использовал его, как своего любимого убийцу, как мы полагаем, с восьми лет.
На этот раз желчь застряла у меня в горле, когда я представила Заала, проходящего весь этот ад.
— Боже мой, — прошептала я. Киса кивнула. — Наш отец знает? — спросила я. Лука поднял голову.
— Да, — ответил он, скривив верхнюю губу. — Он ничем не помог. — Я отступила назад, инстинктивно удаляясь от своего брата. Тьма наполняла его выражение.
Киса прижала руки к обеим сторонам лица Луки.
— Все позади. Ты вытащил его.
— Почему наш отец не помог? — спросила я. Я видела, как лицо Кисы побледнело. Я замерла, с подозрением в голове. — Что не так?
Лука посмотрел в мою сторону и заявил:
— Он Костава.
Мне потребовалось время, чтобы переварить то, что он сказал. Мое сердце начало биться. Костава, я, должно быть, что-то когда-то слышала…
— Что ты сказал? — переспросила я, едва слышно. Моя рука инстинктивно поднялась, чтобы сжать мою цепочку в руках.
У Луки пробивалась ярость на каждом дюйме его лица. Затем Князь Братвы повторил:
— Он Костава. Он и Анри были наследниками Костава.
Я отступила назад, мои брови сдвинулись вниз, когда я впитала слова моего брата.
— Что ты наделал? — шепнула я в шоке. Я смотрела на своего брата, который теперь поднялся на ноги. В этот момент он выглядел для меня как незнакомец. — Я не могу поверить, что ты сделал это!
Я смотрела, как Лука, казалось, излучал ярость, расправив плечи. Шагнув вперед, чувствуя, как мои руки дрожат от глубины моего гнева, я сказала:
— Ты опозорил эту семью, спасая Костава и приводя его сюда, в наш дом!
Кулаком Лука ударил по гранитной столешнице, и взревел:
— Я чту смерть Анри! Я ищу мести, возможности, которую он не получил!
Лука обошел вокруг стойки, осмотрев меня с ног до головы, зарычал:
— Анри был моим лучшим другом. Он научил меня выживать. — Его грудь поднялась и упала от одышки, и он добавил: — Возможно, он не был моей кровью, но он все еще был моим братом!
Чувствуя, что из меня будто вырезали сердце, я сопротивлялась рыданию. Расширенные карие глаза Луки, безотрывно смотрели в мои. Я кивнула.
— Я знаю, что я никогда не смогу понять через что ты прошел. Я понимаю, что брат животного в подвале спас тебя и помог выжить, но он не твоя кровь. Однако ты делаешь все это, даже бросаешь вызов нашему отцу ради его брата, родного брата, которого у тебя никогда не было. Но он не твой брат. — Выражение лица Луки оставалось неизменным, пока я не прошептала: — Но я… я твоя кровь. Я твоя сестра. И когда тебя забрали, я плакала о тебе, молилась за твою потерянную душу. Именно эта сестра оплакивала своего старшего брата, мальчика, который всегда защищал меня, читал мне в детстве и говорил, что семья — это самое важное в нашем мире.
Лука склонил голову в сторону, яростно моргнул, но из его рта не вышло ни слова.
Я покачала головой и начала уходить.
— Я понимаю, ты чувствуешь, что должен сделать это для своего мертвого друга, но я никогда не поддержу тебя в том, что ты привез этого монстра сюда. Впервые ты меня разочаровал.
— Талия! — громко позвала Киса, когда я подошла к лестнице.
Остановившись, я обернулась и спросила:
— Как долго этот человек будет прикован цепью в подвале?
Лука все еще не двигался с места. Он холодно ответил:
— Сколько нужно.
Я невесело рассмеялась над его уклончивым ответом, затем добавила:
— Будь осторожен, Лука. Ты взволнован возвращением к такой жизни, беспокоишься, что не годишься, чтобы быть боссом Братвы. Но ты больше похож на русского князя, чем думаешь.
Поднявшись по лестнице, я направилась в свою спальню. Проходя мимо личных быков Луки, я захлопнула дверь и прижалась спиной к твердой древесине. Мои глаза болели, когда я представила разъяренное лицо Луки.
Он был и остается моим братом…
Чувствуя себя истощенной событиями дня, я быстро приняла горячий душ, высушила волосы и легла на кровать. Я смотрела в потолок в ожидании сна, в который так и не провалилась.
Но с течением времени мой гнев сменился спокойствием, и я обнаружила, что сломлена.
Лука выжил. Он вернулся, когда всякая надежда была потеряна, и гребаный Костава был его спасением в этом аду ГУЛАГа.
Опустив руки на лицо, память о монстре Костава внизу заполнила мой разум. Мое сердце на самом деле сжалось, когда я вообразила его закованным в цепи, его большое тело окровавлено, обмякло, пронизано шрамами и следами от надрезов. Каким неопрятным и грязным он выглядел, будто не принимал душ уже несколько месяцев. Как будто он ничего не знал, кроме оскорблений и жестокости.
И татуировка на его груди, идентификационный номер раба, который означал, что он был вырван из детства, взят и изготовлен, чтобы терпеть невыразимо злые вещи от рук грузина Джахуа.
Дерьмо!
Независимо от того, как сильно я пыталась удержать ненависть, направленную против Коставы с самого рождения, я не была монстром. Я не была бесчувственной. И этот человек, это темное, огромное животное явно прошел через ад.
Бл*дь! Внутри меня все кричало.
Я сосчитала трещины в потолочной плитке и попыталась представить что-нибудь, кроме голого Коставы, но ничего не получалось. Что, черт возьми, случилось со мной?
Сидя в кровати, я заметила свой ноутбук, лежащий на столе. Подойдя к столу, я принесла его обратно на кровать, решив проверить свою электронную почту, чтобы связаться со спонсорами бойцов для клетки «Подземелья». Что-нибудь, чтобы отвлечь свой мозг.
После того, как мой ноутбук загрузился, я уже собиралась нажать на значок электронной почты, когда мои глаза наткнулись на программу наблюдения за домом. Весь дом был подключен к камерам с трансляцией на все наши устройства, на всякий случай.
Я знала, что Илья и Савин включили бы камеры наблюдения, как только мы добрались до дома; я была уверена, что камера в подвале тоже будет включена. Ведь опасный враг номер один теперь был там.
Я не могла себя остановить, одно легкое нажатие на иконку, и мой экран заполнен ста десятью килограммами сломленного, но жестокого грузина.
Мое сердце стучало, когда я смотрела на него, мои глаза не хотели покидать его бессознательное тело, положение которого не изменилось с момента нашей встречи.
Я изо всех сил пыталась дышать глубже, наблюдая, как его широкая грудь поднимается и опускается. Ракурс камеры отлично демонстрировал черты его лица. И под всей кровью и грязью он выглядел своего рода... красивым.
Сглатывая ком в горле, я действительно изучала его. Его черные волосы были ниже плеч, толстые спутанные пряди которых вились нежной волной. Черные брови обрамляли его восточноевропейское лицо. В данный момент его нос распух и кровоточил, как и его губы. Но я видела отчетливые высокие скулы и темную щетину, покрывающую лицо. Даже под отеком и кровью я могла видеть, что его губы были полными. Кожа цвета темной оливы свидетельствовала о его грузинском наследии, и он был ничем иным, как горой мышц. Каждый сантиметр его высокой фигуры — где-то около двух метров — покрыт выпуклыми прожилками и мускулатурой.
Отодвинувшись, чтобы лечь на подушки, я положила ноутбук на колени, не в силах отвести глаз. Слова Кисы, сказанные чуть ранее, всплыли в моем разуме:
Они были близнецами... детьми... убитая семья... экспериментировали на них... прототип разработки наркотиков... под влиянием... новых наркотиков... Джахуа... его любимый убийца... с тех пор, как ему исполнилось восемь лет...
Вспомнив его имя, я прошептала «Заал» в пустую комнату, обвивая языком произношение и проводя пальцем по изображению его обездвиженного тела, растянувшегося на черном полу.
Затем его щека дернулась. Первое движение, которое я увидела от него с тех пор, как быки затащили его в дом.
Вернув руку назад, я с восхищением наблюдала, как его пальцы начали двигаться, его ноги начали вытягиваться, и низкий стон соскользнул с разбитых губ.
Я крепче и крепче сжимала свой ноутбук, когда Заал задвигался.
Затем, внезапно, его глаза открылись. Ярко-зеленые глаза, пленительные и красивые зеленые глаза. Я ахнула, когда эти глаза осмотрели темный подвал, где одинокая лампочка отбрасывала тусклый свет на его тело. Его глаза осмотрели пространство вокруг, и ровно на одну секунду он выглядел потерянным. Он выглядел почти… испуганным.
Моя грудь сжалась, когда взгляд Заала, казалось, смотрел прямо на меня, его очаровательные нефритовые зеленые глаза сталкивались с моими.
Чувствуя, что он видит меня, я потеряла контроль над своим дыханием. Мое сердце билось так громко, что я слышала его ритм в ушах.
Заал внезапно разорвал связь, его лицо исказилось в диком выражении, когда изо рта вырвался громкий рев. Его большое тело быстро задвигалось, наклонившись вперед, его руки и ноги были вывернуты назад, из-за узких цепей, сдерживающих его движения.
Заал опустил голову только для того, чтобы найти кандалы, закрепленные на его запястьях и руках. Сосредоточившись, он начал натягивать цепи, проверяя прочность звеньев.
С каждым взмахом, его сильные мускулы бугрились от напряжения, он кричал оглушительным ревом. Он не мог освободиться и начал метаться. Выражение его лица было ужасно суровым, и он смотрел на стену перед собой, словно ожидая, пока кто-нибудь войдет.
Его голова металась, кулаки сжимались, он рвался из цепей. Я не могла этого вынести. Я не могла смотреть, как он терзает себя. Когда из его горла вырвался еще один разочарованный рев, я захлопнула свой ноутбук. С меня довольно.
Я пыталась успокоить свое дыхание, но была убеждена, что у моих легких собственный разум. Я пыталась успокоить свое сердце, но оно билось слишком быстро. И я пыталась расслабиться, но мое тело горело от сочувствующей боли. Боли от того, что демоны обладали Заалом Костава.
Я внезапно вспомнила про Луку, в частности ночь финала «Подземелья», тогда много месяцев назад. Он был груб и жесток, но в его глазах все еще было что-то. Мерцание человеческого, пытающееся изо всех сил вырваться наружу. И у него была Киса. У него были наши родители, Виктор и Кирилл. Он был у меня.
Но Заал. Заал был ничем иным, как необузданной агрессией. Его запястья были изрезаны и истекали кровью, пока он пытался вырваться из цепей, он никогда не переставал пытаться вырваться на свободу. Как будто что-то мучило его, заставляя никогда не останавливаться.
Отставив от себя ноутбук, я побежала в ванную. Дрожащими руками открыла кран и брызнула ледяную воду на лицо.
«Кто мог сделать такое с другим человеком?» — грустно подумала я. — «Кто мог морально заставить кого-то быть таким жестоким, таким диким? Это больно и безумно?»
Но когда я подняла голову, и мои карие глаза уставились на меня в отражении зеркала, я вспомнила разбитый и испуганный взгляд нефритово-зеленых глаз Заала, когда он смотрел прямо на объектив камеры.
Да, он был порочный. Да, он был диким, но в ту долю секунды было нечто большее. Что-то из настоящего Заала Костава все еще жило в нем. Я была уверена.
Вернувшись к своей кровати, я проскользнула под одеяло, измученная и обессиленная. Я закрыла глаза, но мой разум все еще не мог отключиться.
Прежде чем я это поняла, я потянулась к своему ноутбуку и, глубоко вздохнув, открыла значок наблюдения. Безумные шаги Заала немедленно высветились на экране.
Положив ноутбук на боковой шкаф, я откинулась на подушку, наблюдая, как Заал, единственный живой наследник Коставы, постепенно теряет сознание в подвале моего папы.
***
За прошедшие две недели я стала полностью одержимой им.
Мои дни были сосредоточены вокруг Заала. Я была свидетелем его медленного срыва. Наблюдала за тем, как он дрожит, потеет и наносит удар по любому, кто подходил. Я смотрела, как Лука пытается поговорить с ним, чтобы успокоить. Но Заал только рычал и набрасывался. Я видела, как его бесконечно рвало, будто от ломки. И я каждый вечер лицезрела, как быки подчиняли его электрошоком, чтобы усыпить, прикрепляя пакеты с едой и жидкостями для поддержания жизни.
И я замечала, как Лука постепенно терял надежду, что Заал может быть спасен. Мой отец и Пахан не тревожили его, чтобы не способствовать в разжигании войны с грузинами.
Прошло четырнадцать дней, и Заал не добился никакого прогресса.
Резкая боль наполнила мою грудь, когда его сила ослабла, когда он не мог оторваться от пола. Он мог спать часами, лежа на холодном полу.
Я потеряла всякую надежду, моя одержимость этим человеком доминировала над всей моей жизнью. Затем однажды Заал вообще перестал двигаться. Однажды его безжизненное тело предпочло вовсе не просыпаться.
И это был день, когда все изменилось.
Глава 6
Заал
— Иди сюда, сынок. — Прервав игру в саду, я услышал, как мой отец зовет к столу, чтобы поесть. Я побежал к нему, и он завел меня на крыльцо, где уже сидели мои мать, сестры и братья. Моя бабушка сидела во главе стола и подмигнула мне.
Я засмеялся.
Отец прочитал молитву, а потом сказал нам есть. Когда я взял кусок хлеба из корзины, в доме раздался громкий грохот. Отец посмотрел на дом. Он щелкнул указательным и большим пальцем руки, приказывая охранникам пойти и выяснить, кто это, но они не сдвинулись с места. Они смотрели на моего отца, и их глаза сузились. Мой брат взглянул на меня и нахмурился.