- Не потерял, - он поставил пустое блюдце и положил ложку. - Я нарочно заехал к вам. Хотел кое о чем спросить.
- Она чуть не утонула, - хмуро заявила Жонкелия, не поднимая глаз от тарелки. - Оставьте вопросы на завтра.
- Не волнуйтесь, надолго не задержу, - голос судьи опять стал бархатисто-мягким, и ничего хорошего этого не обещало. - Мамаша, оставьте нас, будьте добры. Хочу поговорить с хозяйкой наедине.
Наедине! Я чуть не уронила ложку. Не желала я говорить с ним наедине!
- Дайте ей отдохнуть... - забубнила старуха, но судья решительно прервал её.
- Сходите в огород, мамаша, - сказал он тем же тоном, каким я предлагала его выпроводить.
- Проверьте, как репа растет. Или боитесь, что ваша невестка расскажет что-то лишнее?
Жонкелия со стуком поставила блюдце на лавку, тяжело поднялась и пошла к выходу, предоставив мне выплывать самой.
Мне стало холодно, хотя от печки тянуло жаром. Отказаться? Упасть в обморок? Убежать и спрятаться?.. Но я продолжала сидеть, спрятав босые ноги под подол платья. Судья подкинул в печь ещё пару поленьев, дожидаясь, когда мамаша Жонкелия уйдет подальше, а потом произнес:
- Не хотите рассказать мне правду?
Глава 2. Мельник Бриско и его курочки
Какую правду? Что я - не Эдит? Или есть ещё какая-то правда, связанная с покойницей? И что же мне ответить? Или не отвечать?..
- Какую правду? - спросила я, прикинувшись наивняшкой. - Господин судья, я ничего не скрываю.
- Вам кто-то угрожает? - он посмотрел на меня в упор.
Глаза черные, темные, как у цыгана. Я утонула в них почище чем в озере Ллин Пвилл. Ресницы были длинными и пушистыми, как у девушки, и я совсем некстати вспомнила старинную валлийскую загадку про такие глаза и ресницы: вокруг озера камыш растет.
Ой! Ну дались мне эти озера!..
- Никто не угрожает, - заверила я судью совершенно искренне. Мне ведь никто не угрожал. А что касается Эдит...
- В прошлый раз я предупреждал вас, что молчать может быть опасно, - судья сел на лавку рядом со мной, оперевшись локтем о колено и заглядывая мне в лицо. - Не глупите. Я ни на полслова не поверил в сегодняшнюю историю. Доверьтесь мне, я помогу. Если вы знаете что-то об убийстве вашего мужа, то самое время рассказать. Потом может быть поздно.
- Почему вы решили, что это убийство? Он ведь утонул, - пробормотала я, потому что чувствовать вот так, очень рядом, мужчину, у которого цыганские глаза и потрясающие ямочки на пояснице - это то ещё испытание.
И если бы я хотя бы была красоткой с балаяжем и маникюром! А когда ты - рыжая грязнуля с обломанными ногтями.
Вздохнув поглубже, я приказала себе не думать о мужчине слева от меня. Вообще запретила себе даже смотреть налево.
- Это был несчастный случай, господин судья.
- Несчастный случай? - он, кажется, слегка оторопел. - Ему голову прострелили, хозяйка. Серебряной пулей, между прочим. Вам ведь известно, что это значит?
Тут уже оторопела я и начала заикаться даже в мыслях. Прострелили голову? С-серебряной пулей? А как же мамаша Жонкелия говорила, что водяные забрали её сына, а потом и невестку? Получается, старуха соврала? Или не знала, что беднягу Бриско застрелили?..
- Эдит, - голос судьи стал не просто вкрадчивым, а супервкрадчивым. - Я помогу, только не молчите. Молчание может быть приговором.
И этот черный лис. то есть ворон взял меня за руку, ободряюще пожимая ладонь. Я прекрасно знала, что он пытается что-то выудить у Эдит, и поэтому пускает в ход коварные штучки вроде «взять за ручку, посмотреть в глазки», но это действовало! Я не только готова была открыть ему все свои тайны, но и выудить все тайны из памяти покойной мельничихи.
- Вы ведь расскажете, что произошло? - намурлыкивал мне на ухо судья. - Ну же, Эдит, смелее.
- На самом деле... - заговорила я, но голос подвел - так я разволновалась. - Всё не просто...
- Я пойму, - ласково кивнул он.
- Я не.
Каким-то случайным образом взгляд мой скользнул мимо лица судьи - на окно, в котором не было стекол.
Стекол не было, зато была невообразимо страшная рожа - бледная, плоская, без носа, с черными глазами без белков, с широким безгубым ртом, в котором поблескивали два ряда острых треугольных зубов. Как у акулы! Это уродство обрамляли повисшие серые волосы, с которых сочилась вода.
- А-а-а. - шепотом закричала я, потому что в груди сдавило, а в горле словно застрял комок из газет.
Теперь уже я ухватилась за судью двумя руками, прижавшись к нему и чуть не прыгнув на колени. Он резко обернулся, но за мгновение до этого бледная рожа скользнула в сторону и исчезла.
- Что там такое? - судья хотел вскочить, но я вцепилась в него, не отпуская.
Меня колотила крупная дрожь, а желудок предательски сжимался. Хорошо, что я не съела жирный омлетик. А то сейчас меня бы вывернуло наизнанку.
Рейвен Кроу всё-таки оторвал меня от себя и подбежал к окну. Вряд ли он там что-то увидел, потому что когда отошел от окна, лицо у него было разочарованным.
- Ну, хозяйка? - заговорил он, оставив мурлыканье. - Кто это был? Кто-то следит за вами? Это Жонкелия?
Я честно пыталась ответить, но слова застревали где-то в горле.
- Ещё не наговорились? - стоило только назвать имя - и появилась хмурая мамаша Жо. -Может, хватит, господин судья? Там холодно, между прочим. Если желаете допросить -вызывайте официально, а не выгоняйте бедную женщину из дома, - тут она заметила, как меня трясет, и воинственно скрестила руки на груди. - Вы с ней что сделали? Вы ее пытали, что ли?
- Это вы сейчас подглядывали в окно? - спросил судья без обиняков.
- Я?! Да за кого вы меня принимаете? - мамаша побагровела, и сыграть это было просто невозможно. - Я - уважаемая женщина.
- Там никого не было, - ухитрилась выговорить я. - Мне правда очень плохо, господин Кроу. Если не возражаете - продолжим беседу завтра.
- Какое - завтра?! - возмутилась старуха. - Да ей неделю надо отлеживаться после вашего допроса!..
Судья смерил меня взглядом, посмотрел на мамашу Жонкелию, процедил сквозь зубы:
- Я заеду завтра, - и вышел, едва не сорвав дверь с последней петли.
- Вот тебе и курочка-цекотурочка, - изрекла старуха что-то непонятное и выглянула в щелку между дверью и косяком. - Ушел. Точно ушел. А ты, - она фыркнула, - ты бы лучше помалкивала. «Продолжим беседу!». Принцесса, что ли? Запомни, ты - вдова Бриско Милларда, моего сына. И только попробуй сболтнуть что-нибудь лишнее.
- А что это вы мне угрожаете? - ответила я воинственно, хотя всё ещё стучала зубами от страха. - Не вы ли, мамаша, утопили свою невестку?
Если бы я была убеждена, что это старуха приложила руку к убийству Эдит, я бы не была такой смелой, но что-то подсказывало обратное. Наоборот, старухе отчаянно нужна была Эдит Миллард. Любая - с того света, зомби или просто говорящий манекен.
Я ждала, что сейчас старуха накинется на меня, возмущаясь, что её - такую хорошую и уважаемую, обвинили в преступлении, но мамаша Жонкелия вдруг всплеснула руками и села на лавку, рядом с пустым блюдечком.
- Утопила! - воскликнула она насмешливо и горько. - Да это озеро черта лысого утопит, не то что дурочку Эдит! Г оворила я Бриско - не нужна нам эта проклятая мельница...
- Эм. а кто заглядывал в окно? - спросила я, невольно покосившись в сторону разбитого окна, но никаких рож там сейчас не наблюдалось.
- А что ты видела? - спросила Жонкелия с любопытством и опаской.
Я описала безносую морду с мокрыми волосами, и старуха побледнела, переплела пальцы и забормотала что-то себе под нос. По-моему, она молилась. Я не знала ни одной молитвы, поэтому подождала, пока мамаша закончит и снова спросила:
- Так кто это был?
- Это моргелюты, духи озера, - обреченно сказала Жонкелия. - Раньше они только в озере сидели, а теперь на берег выбрались. Хвала небесам, ещё в дом не залезли. Я тут везде полыни развесила, помогает от нечисти.
- Отличное средство, - съязвила я. - Полынь - это самое оно против зубастых утопленников.
- Это не утопленники, - строго поправила она меня. - Это - моргелюты, духи озера. Я говорила Бриско, но он не верил в них. Всё смеялся.
М-да, история. Я бы тоже не верила, если бы собственными глазами не увидела ту бледную рожу.
- Бриско не верил, смеялся, - старуха покачала головой. - И где он сейчас? Они его утопили.
- Постойте, мамаша, - перебила я, - сочувствую вашему горю, но судья сказал, что вашего сына застрелили серебряной пулей. И пытался вызнать у меня. то есть у Эдит. не знаю ли я что-нибудь об убийстве. Я знаю? То есть Эдит - знает?
- Ничего она не знает, - покачала головой Жонкелия. - Бриско погиб ночью, мы с Эдит спали. А утром нашли его в воде у берега, рядом с сетями.
- И с пулей в голове?
- Там была кровь, - нехотя признала она, - и у него была рана на голове, но его точно утопили духи озера. Они мстили, что Бриско потревожил их покой.
- Может, вы мне всё расскажете? - предложила я. - С самого начала и подробно. Раз уж мы теперь, выражаясь образно - в одной лодке.
- Прекрати так говорить! - возмутилась она и превратилась в прежнюю мамашу Жо. - Не строй из себя принцессу!
- Может, я и в самом деле принцесса, - ответила я с достоинством, - вы ведь этого не знаете. Вообще-то, меня зовут...
- Эдит Миллард! - она ткнула костлявым пальцем в мою сторону. - И если сболтнешь что-то другое, особенно про моргелютов, тебя точно примут за сумасшедшую. А я не хочу закончить свои дни среди умалишенных, и всё равно ни в чём не признаюсь.
- Вы разве что-то натворили, чтобы в чем-то признаваться? - сказала я миролюбиво. - Ну, рассказывайте, что тут происходит, и что случилось с вашим сыном и невесткой.
- Доем? - мрачно спросила она, указывая на мою порцию омлета.
Я молча пододвинула к ней тарелку, и старуха схватила её с жадностью человека, который давно не ел ничего вкусного.
- Мы с Бриско не местные, - начала она свою историю, сметая омлет со скоростью пылесоса.
- Отец у него был из Тихого Омута - шалопай беспутный. Но сапожник хороший. Пришел в столицу, а я там служила в пекарне напротив сапожной мастерской. Мы поженились, родился Бриско, потом Бриско женился, а потом в столице - чума. Я овдовела, Бриско овдовел, и мы решили уехать. Сюда уехать. Бриско скопил немного, хотели купить тут маленький домик - огород развести, сапожничать, только Бриско вдруг взял и арендовал землю на берегу озера. Пришел, помню - глаза горят, будто клад нашел, показывает мне договор с графской подписью и говорит: «Скоро мы с вами, мамаша, заживем богаче графа! Да что там! Богаче короля заживем!». Я ему говорю: ты, мол, свихнулся, у озера земля плохая, там ничего расти не будет, и жилья нет - одна развалюшка стоит. А он мне: не волнуйтесь, мамашенька, через пару лет вы эту развалюху не узнаете. И что ты думаешь? -старуха облизала ложку и с сожалением посмотрела на блюдце, на котором не осталось ни кусочка омлета, - года не прошло, как он построил здесь мельницу, устроил птичник, прикупил пару лошадей, нанял работников. Я у него спрашиваю: Бриско, откуда у тебя столько денег? А он мне с хохотком отвечает: так это от курочек, мамашенька.
- Заработал на курицах? - я невольно увлеклась историей о своем покойном муже. Вернее, о покойном муже покойной Эдит. вернее. Я совсем запуталась и предпочла не думать пока о сложностях переселения в другой мир. Лучше разузнать побольше об этом Бриско, об Эдит, а тогда уже можно будет поломать голову - зачем я здесь и кто меня сюда притащил.
- На каких курицах! - скривилась Жонкелия. - Да, птичник у нас был хороший, Бриско купил ливорнских куриц, а у них самые крупные и вкусные яйца. Только продавал он на рынок десятков пять за неделю, иногда и меньше. Не те это деньги, чтобы мельницу поставить и черепицей ее покрыть. И за аренду земли надо было платить - каждый месяц по серебряной монете. Я однажды вижу - Бриско золотом расплачивается, да ещё смеется
- серебра у него нет. Тогда я и поняла, что тут нечисто. Спрашиваю: где золото взял? А он мне: всё курочки, мамашенька, курочки. Так и не добилась правды. Год назад он женился на девице из соседней деревни. Не понимаю, что он в ней нашел, - старуха смерила меня взглядом, - рыжая, ума - кот наплакал, приданого никакого - круглая сиротка, нос как фичка и глаза маленькие, как у крота...
- У крота?! - я принялась ощупывать свое лицо, кося глазами на нос.
Мне ещё и в дурнушку повезло попасть? Но лицо по ощущениям было моим, и ничего у меня нос не фичка, и глаза не маленькие.
- Зеркало у вас есть? - спросила я.
Старуха кивнула на полку, и я нашла там осколок зеркала - запылившийся, тусклый. Я протерла его рукавом и посмотрела почти со страхом, ожидая увидеть что-то вроде зубастой физиономии, заглянувшей в окно.
Но лицо было моим, а я всегда считала себя если не красавицей, то точно милашкой. И нос у меня - никакая не фичка! Мужчинам, между прочим, нравятся вздернутые носики. Это пикантно. И глаза нормальные.
- Вы что на меня наговариваете? - разозлилась я на Жонкелию, а потом вспомнила, что не это главное - как она оценивает внешность Эдит. Или мою внешность. Главное, что тут произошло, и почему я теперь здесь. - Ладно, не про внешность речь. Дальше что было? -спросила я, очень недовольная собой. Потому что мне всё больше казалось, что я превращаюсь в эту самую Эдит, и всё больше волнуюсь о жизни в этом мире, хотя надо думать о том. Ведь я - не жена мельника. То есть не вдова. Я - Светлана.
- А дальше Бриско утопили, - прервала мои размышления старуха. - И всё. Денег не стало. Мы всё продали, есть нечего, второй месяц не можем заплатить ренту за землю, и граф может в любой момент нас выселить. Выгнать на все четыре стороны. В договоре аренды указано, что мы не должны задерживать с оплатой дольше, чем на три месяца.
- Постойте, постойте, мамашенька, - я потрясла головой. - Пусть сын не оставил вам денег, но вы говорите, у вас куча кур, у вас мельница. Да мельники всегда жили богато! Хлеб-то молоть вы не разучились? А если не тянете - продайте мельницу и купите домик в деревне.
Прозвучало это, как в надоевшей рекламе, и я невольно фыркнула.
- Какая умная, - огрызнулась Жонкелия, зыркнув исподлобья. - Мы хотели продать эту проклятую мельницу, но Закхей Чарлтон, графский мельник, всех отвадил, а сам не даёт полную цену. За те грошены, что он предлагает, и конуру собачью в Тихом Омуте не купишь. Потом кто-то прирезал всех кур, остались шесть, и даже петуха нет на развод. Мельничное колесо стоит - никак не удается запустить. Срезаешь водоросли, срезаешь, а наутро они опять всё опутали. Это мстят моргелюты. Бриско растревожил их, и поплатился за это. А мы с Эдит - что мы могли сделать против нечистой силы? И ещё долг. Бриско говорил, что расплатился с плотниками и горшечником за строительство мельницы, а они принесли расписки, что он им ещё должен. И сейчас начисляют проценты каждый месяц.
Я услышала незатейливую, но такую печальную историю, как две осиротевшие женщины распродали сначала живность - лошадей, коров и коз, потом мебель, потом начали продавать одежду и посуду, но погасить долг так и не смогли.
- Кредиторы наседают, - закончила рассказ Жонкелия, - мельница стоит, Чарлтон каждый день сюда таскается - сказал, что через два месяца мы сами отсюда уберемся, и всё достанется ему даром. А ещё моргелюты... окна побили, двери сорвали, бродят вокруг, даже днём уже бродят. Вот у бедняжки Эдит в голове и разладилось. Она и так трусиха была, а тут совсем свихнулась от страха. По ночам кричала, говорит - и заикается, и оглядывается, будто её кто-то подслушать может. Или забьется в комнате в угол кровати -и сидит так целый день. Сегодня утром вскочила - и к озеру. Я за ней, а она кричит, что не может так больше. И в воду. Я четыре часа просидела на берегу, просила моргелютов, чтобы они её отпустили. А потом появляется судья - конь в мыле, сам - как на пожар, спрашивает, где Эдит. Я ничего ответить не успела, и тут выныривает рыжая башка и начинает звать на помощь. Судья полез тебя спасать, а я думала, что точно с ума схожу -Эдит ведь столько времени пробыла в воде. Только когда судья тебя вытащил, я сразу поняла, что ты - не Эдит. Не знаю уж, откуда моргелюты тебя вытащили, но я этому рада. Потому что Эдит - наследница Бриско. Наследство положено жене, а матери ничего не достаётся. Если узнают, что Эдит погибла или сошла с ума, то меня сразу выгонят. Граф Фуллартон точно своего не упустит. Мне тогда только и останется - милостыню просить.