Если раньше мне было жалко старуху и её непутевую невестку, то после последних слов от жалости не осталось и следа.
- Так вы не за меня или невестку переживали, - сказала я, с трудом сдерживаясь, - а боялись добрище своё потерять? Душевная вы женщина.
Она вскинула голову и взглянула на меня почти свирепо:
- За добрище? Ты хоть знаешь, что такое - голодать и остаться без крыши над головой, когда зима? Когда нет дров, чтобы согреться? Когда нечего поесть, никогда не найдешь даже сухаря заплесневелого? Вот эти две монеты, - она выудила из-за пазухи и показала мне два новеньких серебряника, - это плата за мельницу за два месяца. А потом у нас будет ещё три месяца, пока по договору аренды нам можно будет отсрочить платежи. Глядишь, как-нибудь протянем зиму, а там.
- А там ваши курочки начнут нести золотые яйца, - подхватила я зло. - Все четыре!
- Шесть, - поправила она меня.
- Да хоть десять, - отрезала я. - Только если сидеть на попе ровно, так и просидите, пока вас из дома выкинут. Без средств к существованию.
Вместо того чтобы рассердиться, она покачала головой и вздохнула:
- И откуда ты такая на мою голову свалилась? И говоришь странно, и яйца черенком ложки размешиваешь. Надеюсь, ума у тебя побольше, чем у Эдит, и в озеро ты, как она, не полезешь.
Она сказала это и не удержалась - бросила на меня быстрый и опасливый взгляд. Старуха, действительно, боялась остаться без невестки. Боялась, что погонят на улицу. Как собаку.
А ей - лишь бы крыша была над головой, пусть и в компании с зубастыми водяными духами.
Духи... моргелюты...
Я вспомнила отвратительную морду в окне и поёжилась. Нет, в озеро я точно не полезу. Не хочется там встретиться с тварями, у которых зубы, как у акулы. А судья не побоялся полезть за мной в озеро. Вернее - за Эдит. Судья. Ему-то что прибило искать вдову мельника?
- Зачем приехал судья? Что ему нужно было от Эдит? - спросила я у Жонкелии.
- Кто ж его знает, - ответила она. - Ворон - он тоже с придурью. Вроде бы сначала как человек - и разговаривает, и ведет себя, и вдруг на него как что-нибудь найдет - говорит какую-то ересь. И не понять с кем говорит. Недаром его из столицы выгнали.
- Выгнали?.. - машинально переспросила я, думая о событиях этого странного дня.
- Ну, сослали, - объяснила старуха. - Король отправил в ссылку. С запретом появляться в столице десять лет.
- А за что король отправил?..
- Откуда мне известно? - Жонкелия начала раздражаться. - Наверное, сунул нос туда, куда не следовало. Только он ничему не научился и продолжает и здесь совать нос куда не следует.
- Если он - судья, ему это по должности положено.
- Много чего ему не положено, - фыркнула она и уставилась на меня, оперевшись ладонями о колени. - Ты-то что будешь делать? Признаешься, что не Эдит?
- Признаться я всегда успею, - ответила я задумчиво. - А пока давайте-ка в комнате уберем, мамашенька. Мне тут ночевать, скорее всего, а вы такой свинарник там развели. А потом я хочу осмотреться и побольше узнать про ваших моргелютов. Скорее всего, это именно они меня сюда и притащили. Ну и курочек ваших проведаем. Есть-то нам что-то нужно.
Глава 3. Сыграем в ’’Весёлую мельницу”
С уборкой и стиркой мы с Мамашей Жонкелией провозились далеко за полдень. Первым делом я решила привести в порядок жилую комнату. Мы вынесли все тряпки, перестирали и развешали их, понадеявшись, что они просохнут до вечера. Солнце выглянуло из-за туч и светило тепло и ласково, но на берегу озера уже вовсю царила осень, и ночь обещала быть холодной.
Я вымела из комнаты весь сор, убрала паутину, висевшую по углам, оторвала доски на окне, чтобы помещение проветрилось, и на славу отдраила дощатый пол.
Дощатый пол - это вам не линолеум тряпочкой протирать, и после него я с сожалением посмотрела на свои руки. Красные, обветренные - они были ужасны. И нет никакого крема, чтобы сделать смягчающую масочку, и скраба тоже нет. И перчаток. И пилочки для ногтей.
Вздохнув, я отправилась стирать. Я выстирала белье и платья Эдит, которые обнаружила в сундуке. Платьев было всего два, поношенных, со следами штопки.
Пока белье сушилось, я прошлась по мельнице, чтобы получше рассмотреть своё наследство. Вернее - наследство бедной мельничихи.
Бриско постарался на славу и отгрохал крепкую, добротную мельницу, и колесо было новое, с широкими лопастями. Только стояло, застряв намертво. Вымокнув от брызг воды, я попробовала повернуть его, но оно не сдвинулось ни на сантиметр. Ладно, этим можно будет заняться позже.
Постройки во дворе никуда не годились. Причем, я видела, что доски на курином вольере и на коровнике были новыми. Но глядя на них, создавалось впечатление, что над Тихим Омутом пролетел ураган с нежным именем. Неужели всё это устроили эти самые... моргелюты? Зачем им ломать постройки?.. Пытались забраться в дом?.. Если у них такая силища.
Мои страхи развеяла Жонкелия.
- Топить-то чем-то нужно, - пояснила она, - ведь за дрова тоже надо платить. Здесь в округе валежника мало, а свалить дерево - это женщине не под силу. Да и нельзя здесь рубить деревья, пока земля принадлежит графу Фуллартону. Он сразу заметить и штраф затребует.
- Кто такой этот Фуллартон? - спросила я, когда полезла осматривать голубятню позади коровника, а Жонкелия осталась внизу, придерживая лестницу. - Богатый бездельник? Молодой или старый?
- Скорее - молодой, - рассказала старуха. - Но он не бездельник. У него тоже мельница. Не на этом озере, а по ту сторону Тихого Омута. Пока был жив Бриско, туда ездили только из города, кто не знал про нас, а местные все мололи только здесь. Граф очень из-за этого злился. Но Бриско исправно платил налоги и аренду, поэтому придраться было не к чему. Зато теперь графский мельник жирует. Все ездят только к нему.
- Правильно, конкурентов-то теперь нет, - я с трудом открыла рассохшуюся дверь и заглянула внутрь голубятни. - А почему ездили на вашу мельницу? Ваша мука была лучше?
- Мука была лучше, и мололи мы быстрее, - объяснила Жонкелия. - Бриско сделал запруду, и колесо вращалось, как сумасшедшее. Жерновов у нас всего два, но они большие. И тяжелее, чем на графской мельнице. А сейчас. всё стоит.
Голубятня была пустая, только ветер гонял по углам пыль, листья и сухой птичий помет. Вдоль стены располагались двенадцать насестов, но я не увидела ни клеток, ни ящиков с травой, чтобы птицы могли вить гнезда. Окно было открыто и зафиксировано палочкой-держателем. В нем единственном сохранились стекла. Будто голубятня ждала, когда ее обитатели вернуться.
Я припомнила, что голубятня в глухие века средневековья была привилегией дворянства. Поэтому мне показалось вдвойне странным, что мельник Бриско устроил голубятню возле своего дома. Хотел похвастаться достатком?
- А где голуби, мамаша? - крикнула я сверху.
- Не было голубей, - ответила старуха, задрав голову. - Бриско не успел их завести.
Не успел завести, а птичий помет по углам откуда? Может, дикие птицы залетали? Но зачем тогда держать открытым окно? Не найдя ответ для этой загадки, я спустилась на землю, и мы с Жонкелией отправились в огород.
Голубятня стояла позади всех построек, у самой кромки леса, а огород старуха разбила рядом с мельницей, чтобы легче было таскать на грядки ил для удобрения и воду для поливки.
Честно говоря, более жалкого огорода мне ещё видеть не приходилось. На кривых длинных грядках уныло торчали зеленые перья репчатого лука. Я вырвала пару головок - крупные, но тот самый сорт, который горький и острый. Лучше бы посадили что-то вроде сладкого крымского лука. Его хотя бы можно есть просто с хлебом. А этот лук хорош только для приправы мяса.
Больше в огороде ничего не уродилось, а что было - Жонкелия с моей предшественницей выдрали до последнего корнеплодика. И свеклу, и репу, и капусту.
- Да, не густо с урожаем, - признала я, оглядывая грядки. - И как вы планировали протянуть на таких запасах зиму?
Жонкелия посмотрела на меня хмуро, и я со вздохом переиначила вопрос:
- Что есть-то собирались зимой?
- Что есть - то и собирались, - огрызнулась она.
- У вас курятника нет, одна крыша, - сказала я. - Зимы здесь холодные? Не боитесь, что курицы передохнут?
- Куриц забрали бы домой.
- Вот уж нет, - отрезала я. - Не хватало ещё куриц дома. Устроим их в голубятне. Лазать туда, конечно, не очень удобно, но можно поставить жаровню, будет тепло. Может, куры даже зимой станут нестись.
Я сама не заметила, как стала рассуждать так, словно собиралась зимовать в Тихом Омуте. А что, если придется?.. От одной мысли у меня мурашки по коже побежали. Нет, спасибо. Я хочу домой, к цивилизации, где горячая вода и туалет с удобствами...
- Жаровни нет, - старуха вернула меня из мечтаний о том мире в реальность этого.
- А вот это - уже проблема, - признала я. - Нам нужны жаровня, теплая одежда и мука, чтобы хоть лепешек испечь. Есть яйца каждый день - так себе перспектива, - я заметила недовольный взгляд мамаши Жо и поправилась: - Приедается - яйца каждый день. И вообще, смешно, что на мельнице муки нет.
- Запусти жернова, если такая умная, - огрызнулась она и пошла собирать просохшее белье.
Я осталась во дворе, задумчиво глядя на синюю гладь озера. Вдруг я здесь надолго? На зиму? На год? Вдруг долго не смогу найти дорогу назад? То, что не смогу быстро - я в этом даже не сомневалась. Потому что не известно как я сюда попала - случайно или по чьей-то воле. Если случайно, то глупо лезть обратно в озеро, чтобы отыскать портал между мирами. Если по чьей-то воле - то потребуется время, чтобы этого кого-то найти.
А зима, между прочим - не шутки. Это тебе, Светочка, не в городской квартире с центральным отоплением на снежинки за окном любоваться. На секунду мне стало страшно и тоскливо. Я снова посмотрела на свои руки и спрятала их за спину, чтобы не огорчаться лишний раз.
- Эй, хозяйка! - раздался позади меня грубый хриплый голос. - Не передумали? Пока предложение в силе - десятка серебром!
Я оглянулась, сообразив, что зовут именно меня (Эдит, конечно же, Эдит! но что поделать, если мы с ней уже сроднились?), и обнаружила, что возле покосившейся низкой изгороди, в проеме, где выломаны доски, стоит крайне неприятный тип. Ему было лет сорок на вид. Был он хмурым и рыхловатым, с красными толстыми щеками и маленькими пронзительными глазами, с жидкими черными волосами на висках и макушке, с кустистыми бровями, и ещё он грыз зубочистку, перекидывая ее из одного угла пухлогубого рта в другой.
Одет он был просто, но во все новенькое, а сапоги просто ослепляли блеском. Он хотел молодцевато перепрыгнуть через забор, но живот помешал, и, позорно провалившись на этом испытании, тип с зубочисткой поступил проще - пролез в дыру в заборе и встал своими блестящими сапогами прямо на луковую грядку.
Этого нельзя было стерпеть, особенно, если учесть, что лук был почти единственным средством существования на этой обнищавшей мельнице.
- Хозяйка... - вальяжно начал тип с зубочисткой, но я совсем не вальяжно его перебила.
- Эй, дядя! - прикрикнула я, потому что каблуками с набойками он давил луковицы, как гнилую картошку. - А ну - шаг в сторону! Не видишь, у меня тут огород?
- Огород? Это? - процедил он, но с грядки сошел и брезгливо вытер сапоги о траву. - Что с продажей, хозяйка? Вы подумали? Повышать цену больше не буду. Провороните -мельница уйдет за бесценок.
На новеньких штанах была мучная пыль, и я догадалась, что, скорее всего, это был тот самый графский мельник, который устранял конкурентов. Который не дает за мельницу настоящей цены.
Конечно, продать её было бы лучшим решением. Продать и купить домик с нормальным огородом и каким-нибудь фруктовым садиком, если здесь растут фрукты - с этим и справиться легче, особенно - женщине. Особенно - если она из другого мира и только вчера носила маникюр, а землю видела только в цветочном горшке на окне. Продать можно, но я понятия не имела о расценках в этом мире. Наверное, десять серебряных монет - это очень мало. Десять монет - это десять месяцев аренды, и то - не жилья, а земли. А мамаша Жонкелия сказала, что граф ссудил эту землю совсем даром.
- Десять - мало, - сказала я деловито. - И вам это прекрасно известно, так что прекратите говорить глупости.
- Глупости? - хмыкнул он и огляделся. - У вас просрочка по аренде третий месяц. В ноябре граф выставит вас вон, и я получу эту развалюху даром.
Так бы и было, но мельник не знал о двух серебряных монетках, что Жонкелия выклянчила у судьи, а я знала, и они-то заставили меня чуток принаглеть и совсем не чуток приврать. Главное - пока избавиться и от этого типа. Эй, дайте же несчастной переселенке в другое тело хотя бы освоиться? Чего навалились-то все разом? Сначала судья, теперь мельник...
- За аренду будет заплачено сегодня же, - небрежно ответила я, уперев руки в бока, чтобы выглядеть побойчее. - И к вашему сведению, одной черепицы на этой крыше, - я мотнула головой в сторону мельницы, - больше, чем на двадцатку серебром. А голубятня - та и вовсе картиночка.
- С чего бы это на двадцатку? - огрызнулся мельник, и я поняла, что попала в точку. - За нее восемь дадут, не больше. А голубятня ваша никому не сдалась. Придумали ещё -голубей разводить! Кому они нужны? Перевод корма, а мяса - с горсточку! Десять серебром
- и ни горшеном меньше.
- Отвечу через месяц, - ледяным тоном произнесла я, назначив максимальный срок отсрочки. За месяц я или вернусь обратно или точно разберусь, что тут к чему и почём. -Потому что через неделю приезжает покупатель, он хочет посмотреть мельницу и обещает за неё побольше десяти монет.
Тип так и подпрыгнул, и зубочистка вывалилась изо рта.
- Какой такой покупатель? - возмутился он. - Врете вы всё, хозяйка! Никто в округе не купит вашу мельницу.
- А я и не про округу говорю, - отрезала я. - Приедет покупатель из города. Ему врачи сказали переселиться в деревню, поближе к природе. Вот он и задумал стать мельником -доходно и нехлопотно. Если предложит полную цену - это вы останетесь с носом.
- Кто он? - выпалил мельник.
- Ха-ха, - мрачно сказала я ему в лицо. - Так я вам и назову его имя. Месяц. А потом поговорим.
Этой фразочкой я осталась довольна, потому что мельник побледнел, потом побагровел, потом достал из кармана новую зубочистку и крепко прикусил ее.
- Доиграетесь, - пообещал он с угрозой. - Решили из себя строить настоящую хозяйку? Не поздновато ли? Всем уже известно, что вы - две курицы, только и способные, что бестолково квохтать!
Больше всего хотелось обозвать его в ответ. Петухом, например. Он и в самом деле походил на жирного, обнаглевшего петуха. Но я решила не ругаться намертво, потому что покупатель из города существовал только в моем воображении. Кто знает - может, придется продавать мельницу именно этому мерзкому типу. И тогда он даже десятку пожалеет.
Но и бояться его не стоило. Или хотя бы стоило показать, что его никто не боится.
- Всего доброго, - послала я графского мельника. - Вон дыра в заборе - назад и с песней. Я сказала - месяц. А там - посмотрим.
- Посмотрим, посмотрим, - пообещал он и с кряхтеньем протиснулся обратно за изгородь.
- Только когда будем смотреть, я десятки точно не дам. Восемь серебром - красная цена вашему хлеву!
- Там разберемся, у кого хлев, - крикнула я ему вслед, когда он, широко шагая и зло размахивая руками, двинулся к дороге, где стояла коляска, запряженная каурой лошадью.
- Ух ты, - услышала я за спиной и оглянулась.
Мамаша Жонкелия стояла с охапкой стираного белья и тоже смотрела вслед мельнику.
- С чего - «ух»? - спросила я, ещё не остыв от короткого, но динамичного разговора.
- «Ух» - потому что Эдит так точно не заговорила бы, - пояснила Жонкелия. - Настоящая Эдит заплакала бы. Может, жаловаться бы начала.
- Предлагаете мне плакать и жаловаться? - спросила я с вызовом.