- А это уж сама решай, - ответила она, поудобнее перехватывая белье и направляясь в дом.
- Мне главное, чтобы Эдит была жива-здорова. И деньжонками разжиться, чтобы за аренду заплатить. За два месяца заплатим, значит, ещё три месяца у нас есть...
- Отчего же - за два месяца? - сказала я и снова уперла руки в бока. - Заплатим за один. А вторую монету пустим в дело. Как говорится - не надо зарывать серебряные таланты в землю.
Жонкелия чуть не выронила только что стираное белье и посмотрела на меня подозрительно:
- Ты что это задумала? - спросила она, насупившись. - Заплатим за два месяца и сможем жить здесь до зимних праздников.
- Мамашенька, да мы тут через месяц ноги протянем от голода и холода, - я ополоснула руки в бочке, стоявшей под стрехой, подошла к старухе и забрала белье. - И где вы потом собираетесь брать деньги, чтобы заплатить вашему графу? Снова будете клянчить у судьи? Лучше бы вышли за него замуж - и клянчите себе на законных основаниях.
- Вот сама и выходи, - огрызнулась Жонкелия. - А деньги пойдут за аренду. И хватит мять стираное! Сложи его уже куда-нибудь.
- Обязательно сложу, - пообещала я ей. - Но аренду мы оплатим за один месяц. А завтра вы поведете меня в лавку, на ярмарку - что тут у вас есть. Мне надо посмотреть ваши цены и сделать покупки.
- Покупки?! - её чуть не хватил удар. - Ты спятила? Какие покупки, если у тебя денег -мышь наплакала?
- Узко мыслите, - поругала я её. - У нас тут золотое дно, а мы на муку намолоть не можем. Завтра надо посмотреть, что с колесом. Позовем плотников.
Она посмотрела на меня как-то странно и фыркнула: - Ну, зови.
В этот вечер я засыпала на неудобном тощем матрасе, укрывшись лоскутным одеялом, которое было мне коротко и приходилось сворачиваться клубочком, чтобы пятки не мерзли, а под головой у меня была подушка, набитая сеном и ветошью. Пусть белье было выстирано, оно все равно хранило чужой запах, а я с непривычки вздрагивала всякий раз, когда задевала шершавыми руками за щеку или плечо.
Окно мы с Жонкелией не стали заколачивать, а занавесили мешковиной, и было слышно, как вода льется на неподвижное мельничное колесо - будто кто-то вполголоса напевает монотонную песенку.
- Этот с зубочисткой - он ведь графский мельник? - спросила я у Жонкелии, когда она погасила свечу и легла на другую кровать, отвернувшись лицом к стене.
- Да, Закхей Чарлтон, - ответила старуха. - У него на мельнице восемь работников и четыре жернова. А у тебя работники разбежались, а жерновов только два, и они стоят.
- Но они ведь работали, - вполне резонно заметила я. - Значит, заработают снова. Устроим стратегию под кодовым названием «Весёлая мельница».
- Что? - она приподняла голову, чтобы на меня посмотреть. - Ты точно - тронутая!
- Спите уже, нормальная вы наша, - проворчала я и тоже повернулась лицом к стене.
Жонкелия уснула почти сразу, а я лежала и слушая, как плещется озеро, вспоминала про Витьку. Что там с этим балбесом произошло, когда я не вынырнула? А если потом вытащили мое тело? Витьку привлекут за непредумышленное убийство? Или спишут на несчастный случай? А если я найду путь домой - куда буду переселяться? Вряд ли мое тело любезно сохранят для меня в целости и сохранности, как фараонову мумию.
От этих мыслей становилось совсем несладко, и я предпочла не думать ни о чем, чтобы не бояться и не испытывать угрызений совести. Не надо думать о прошлом, надо сосредоточиться на том, что сейчас. Конечно, жизнь в условиях средневековья - это почище чем выйти без шлема против Кости Цзю. Идею поправить материальное положение посредством выгодного брака я исключила сразу. Во-первых, вид у меня сейчас совсем не товарный. Во-вторых, семейная жизнь для женщины вплоть до середины ХХ века была рулеткой - повезет или нет. Подхватишь венерическую болезнь - смерть. Тяжелые роды -смерть. Нет, я не Скарлетт, чтобы продаваться за лесопилку. Тем более, у меня есть мельница.
Мельница!
Вот отсюда и надо плясать.
Светик, отнесись к жизни в этом мире, как к игре. Типа - прикольное приключение. Вроде реалити-шоу «Выживи на необитаемом острове». Конечно, мне не разрешили бонусом забрать с собой косметичку, любимую сковородку и нижнее белье, но по сравнению с тем же «Робинзоном Крузо» - положение у меня гораздо лучше. Не надо строить частокол, не надо жить в палатке. Крыша над головой есть, печка есть. Правда, готовить в этой печке нечего...
Я приободрилась и даже подосадовала, что сейчас ночь. Хотелось сразу бежать и запускать это чертово колесо, которое почему-то перестало крутиться. Мозгов у меня для этого точно хватит. А что? Получилось у Бриско - получится и у меня.
«Вашего мужа застрелили. Серебряной пулей», - голос судьи прозвучал в голове, как глас с небес, и мигом испортил мне настроение.
Между прочим, серебряными пулями убивали колдунов и оборотней.
Фу, даже думать о таком не хотелось.
Я запретила себе думать про оборотней, колдунов и водяных зубастых тварей. Сегодня мне надо отдохнуть. Все проблемы начнем решать завтра. Постепенно я согрелась и уснула. Мне приснился судья, который крался по дому, осторожно открывая двери в каждую комнату. Половицы тихонько поскрипывали, сливаясь с плеском воды в однообразную, тихую мелодию
Глава 4. Крутись, крутись колесо
Мне стоило больших трудов убедить Жонкелию не отдавать деньги графу, а приберечь серебряник на хозяйственные нужды. Но в конце концов старуха смирилась, когда я пригрозила, что прыгну обратно в озеро, и тогда она не увидит мельницы, как своих ушей.
Как могла, я привела себя в порядок, но расчесать волосы плохоньким щербатым деревянным гребнем так и не смогла. Башмаки у Эдит тоже были протоптаны до дыр, а платье хоть и выстиранное, но больше подходило какой-нибудь замарашке.
Ладно, на первый раз сойдет и так. Я была уверена, что Эдит в Тихом Омуте видели ещё и не в таком жалком виде - если она зимой босиком удирала из дома. Потом что-нибудь придумаю, а пока надо хоть немного освоиться в этом незнакомом и странном мире.
Деревня Тихий Омут находилась километрах в четырех от мельницы, но дорога, которая к ней вела, была на все десять. Грязь, ямы и рытвины - хоть я и поднимала подол платья до колен, все равно вымазалась до ушей, не говоря о том, что бродить по таким ухабам в длинном платье - это надо было перенестись сюда из тела мастера спорта по гимнастике.
Удивительно, что к Бриско ездили все по такой дороге. Признаться, я приуныла, потому что было понятно, что для привлечения клиентов надо заняться ещё и дорогой, а это -дополнительные расходы.
Но пока в моем распоряжении была всего одна серебряная монета и только одна лавка - в центре деревни.
Я смотрела по сторонам с любопытством, но не слишком крутила головой, чтобы не решили, что Эдит совсем съехала с катушек. Деревня была большой - пока мы добрались до лавки на площади в центре, я насчитала сто двадцать домов. А Тихий Омут тянулся ещё дальше, под уклон, к реке, которая протекала в долине.
Мы с Жонкелией вошли в лавку под звон дверного колокольчика, и к нам навстречу сразу вышел хозяин - важный большой дядька в нарядном камзоле и в туфлях с серебряными пряжками. Из рассказов Жонкелии я знала, что хозяина лавки зовут Савьер Квакмайер, у него жена, три сына и дочь, и он - единственный, кто привозит в деревню товары из города, потому что у него две огромных телеги и два тяжеловоза.
- Добро пожаловать, мамаша, - поприветствовал он Жонкелию, - добро пожаловать, хозяйка. Рад вас видеть, но в кредит больше не даем. За вами и так должок - четыре монеты серебром.
Теперь стало понятно, почему Жонкелия не рвалась за покупками. Я бросила на нее возмущенный взгляд - почему не сказала про долг и в деревенской лавке? Но она сделала вид, что ничего не заметила.
- Половина монеты - в счет долга, - сказала я так уверенно, как только могла, и выложила на прилавок деньги, - на остальную - муки, сала, соли и хороший костяной гребень.
Конечно же, никто не догадался вывесить ценники на товар в лавке, а расспрашивать хозяина о цене на муку или соль настоящая Эдит точно бы не стала, поэтому я предварительно вызнала у Жонкелии, сколько могли стоить продукты. Покупка гребня чуть не довела ее до припадка, но я была тверда - гребень необходим, потому что быть неряхой мне совсем не по душе.
Сделав вид, что рассматриваю фигурные пряники, выложенные грудой под стеклом, я краем глаза следила, как Савьер Квакмайер отмерял товар.
Весы? Зачем! Всё на глаз!
На полсеребряные монеты он отмерил около четырех килограммов муки в полотняный мешок, который подставила Жонкелия, кусок соленого сала с мясными прожилками, весом на килограмм, и горсть соли в тряпицу. Потом он выложил на прилавок костяной гребень. Неказистый, грубовато вырезанный, но это было лучше, чем деревянный. Я взяла его и спрятала в поясную сумочку - потрепанную, на перетертом чиненом ремешке, постаравшись скрыть, какая сумочка черная изнутри.
Сало принесла дочь хозяина - Сюзетт. Наверное, девушка больше походила на мать, потому что в отличие от отца была хрупкой, очень ладно сложенной, с пикантным и хорошеньким личиком. В моем мире такая лапочка закидывала бы инет своими пикантными фотографиями, но здесь она всего лишь скромно улыбалась, похожая в голубом платье, белом фартуке и кружевном чепчике на фарфоровую куколку. У нее были ярко-синие глаза (как драгоценные камни, честное слово!), очень белая кожа и темные волосы, разделенные на прямой пробор.
Увидев нас, она приветливо заулыбалась и сделала книксен, выставив потом ножку в ажурном чулке и черной кожаной туфельке на каблучке, с высоким переплетением ремешков:
- Госпожа Жонкелия, госпожа Эдит! Как ваше здоровье?
Она говорила ласково и улыбалась так же, но мне почудилась насмешка в этом нежном голосочке. И вообще... рот у Сюзетт был широковат, и когда она улыбалась, то становилась немного похожей на лягушку.
- Вашими молитвами, - ответила я, забирая сало, завернутое в тряпицу. - Спасибо за товар, в ближайшее время долг мы уплатим.
- Жду не дождусь, - вежливо ответил Савьер, глядя, как мы с Жонкелией укладываем сало и соль в корзину, а мешок с мукой перетягиваем веревкой на горловине. - Но не слишком верю, если честно.
- Почему это? - спросила я, и лавочник перестал мне нравиться раз и навсегда.
- Когда мельничиха покупает муку - это может означать только одно - денег нет, и не предвидится.
- Посмотрим, - буркнула я, перекинула мешок через плечо, и вышла из лавки, даже не попрощавшись.
Жонкелия потащилась следом за мной, держа на сгибе локтя корзину с салом и солью. На улице я подождала старуху и сказала, поудобнее устраивая мешок на плече:
- Показывайте, кто тут из бывших работников. Попросим помочь наладить колесо.
- Я же тебе говорю, - завела привычную песню Жонкелия, - они не согласятся, даже если ты заплатишь. А заплатить тебе нечем.
- Заплатим потом, когда мельница начнет работать, - терпеливо возразила я.
- Ну-ну, - сказала она под нос.
- Хотите, чтобы мы с вами ныряли?
Вместо ответа она поджала губы и пошла по улице, к колодцу, который находился на площади, напротив лавки.
Конечно же, ей не хотелось нырять. Да и мне тоже. После того, как я чуть не утонула, подходить к озеру мне было отчаянно страшно. Не говоря уже о зубастой роже, встретиться с которой в воде я бы хотела меньше всего на свете.
Возле колодца сидел парень лет двадцати, и без особого старания вытесывал ручку для ворота колодца. Увидев, что мы подходим, парень насторожился и замер, покрепче перехватив топор. Будто собирался обороняться. Идея пригласить кого-нибудь из деревни для ремонта колеса сразу показалась мне не очень удачной. Что это за работник, если он, того и гляди, отоварит хозяев топориком по голове?
- Олдус, - замогильным голосом позвала парня Жонкелия, - мы решили запустить мельницу, но что-то с колесом. Поможешь? А когда мельница заработает - мы тебе заплатим?
- Можешь даже вернуться на работу, Олдус, - заговорила я как можно приветливее. -Условия оплаты те же.
- Запустить мельницу? - уточнил парень.
- Да, - подтвердила я. - Только всё равно там нужны мужские руки и...
- Ищите дураков! - Олдус ощетинился, как ёж, и вскочил, бросив недоделанную колодезную ручку. - А я - ноги моей не будет на вашей проклятой мельнице!
- Ты что орешь? - сквозь зубы процедила я и оглянулась - не услышал ли кто про проклятую мельницу. Не хватало ещё сыграть на руку господину Закхею, чтобы за мельницу с чертями не дали и десяти серебряных монет. - Нормальная... в смысле, обыкновенная мельница. Если тебе там что-то показалось спьяну.
- Мне показалось?! - он вытаращился на меня, а потом напоказ расхохотался, - Хозяйка, а не вы ли бежали пять миль босиком и по снегу, а потом прятались у пастора в овчарне и вопили про демонов?
Даже так? Ничего себе - меленка-вертеленка. Краем глаза я заметила, что из лавки выглянули Савьер и его дочь, а с противоположной стороны к колодцу с ведрами и кувшинами шли три нарядные девицы в разноцветных платьях и белоснежных передниках. Совсем некстати.
- Слушай, Олдус, - начала я ласково, - то, что было - это было просто недоразумение. Сейчас всё под контро... сейчас всё тихо и спокойно. Мне только и нужно, чтобы ты немного посмотрел колесо, оно почему-то не вертится.
- Вот сами и смотрите! - огрызнулся он, подхватил ручку и торопливо пошел прочь. Оглянулся на ходу - и прибавил скорости.
- Поговорила? - мрачно осведомилась Жонкелия. - Никто не пойдет из деревенских. А приглашать мастера из города - у тебя денег нет.
- Заладила, - проворчала я и добавила уже громко: - Ладно, пошли домой. Обойдемся без этих трусов. Перевелись мужики, наверное.
Мы с Жонкелией развернулись в сторону мельницы, но не успели сделать и пары шагов, как на площадь из переулка вывернул судья. Он сидел верхом на вороном коне и сейчас, в черном камзоле и надвинутой низко на лоб остроконечной шапке, как нельзя больше походил на нахохлившегося ворона.
- Его только не хватало, - прошептала Жонкелия, и ускорила шаг.
Я пошла за ней, делая вид, что не замечаю господина Кроу, но он сам заметил нас и направил коня поперек нашего пути.
- Добрый день, мамаша, - поздоровался он с Жонкелией, но смотрел почему-то на меня. -И вам, хозяйка, добрый день.
Мы с Жонкелией нестройно поздоровались в ответ и остановились, переминаясь с ноги на ногу и не зная, чего ожидать от этой встречи.
- Что это Олдус сбежал от вас, как от огня? - спросил судья, чуть наклоняясь в седле и упирая кулак в бедро. - Чем это вы его так напугали?
- Ничем, - ответила я первой. - Позвали его обратно на работу, но не сошлись в размере оплаты.
Лицо у Жонкелии приняло страдальческое выражение, но она ничего не сказала, и мне пришлось продолжать:
- День сегодня хороший, господин Кроу, но всё равно дождь обещают. Мы пойдем, с вашего разрешения, не хочется потом по грязи тащиться.
- А я вчера искал лодку, - сказал судья так же ласково, как я только что разговаривала с Олдусом, - и не нашел. Представляете?
- Унесло течением, - быстро ответила Жонкелия.
- Утонула, - одновременно с ней ответила я.
Повисла неловкая пауза, и судья заговорил ещё ласковее:
- Так утонула или унесло?
- Мы-то откуда знаем, господин судья? - ответила я, незаметно ущипнув Жонкелию за локоть, чтобы помалкивала. - Нас же там не было. Мало ли что могло случиться. А вдруг ее украли? Может, мне заявление о краже написать?
- А вы и писать научились, хозяйка? - судья удивленно приподнял брови.
Вот блин блинский! Так вляпаться! Я готова была проглотить язык, но проглотить уже сказанные слова было невозможно. Оставалось одно - врать дальше. И как можно правдоподобнее.
- Научилась, - соврала я, не моргнув глазом. - Оказывается, это не так сложно. Я и читать теперь могу, господин судья. Если прикажете - то даже по книжке.