Павел явно не проникся нашей радостью. Наоборот, он смерил нас таким недобрым взглядом, что по спине у меня побежали мурашки.
— И когда ты собираешься в Краснодар? — чуть погодя спросила у меня Виола.
Я задумчиво пожала плечами:
— Может, дня через три или четыре.
— А можно мне с тобой? — она заискивающе улыбнулась.
Это было неожиданно. И никак не входило в наши с Георгием планы.
— Конечно, можно! — авторитарным тоном заявил Павел. — Лида будет только рада твоей компании. Правда, Лида?
Он так на меня посмотрел, что не осталось сомнений: я рада, или мне не поздоровится.
Нервно сглотнув, я постаралась улыбнуться:
- Конечно! Одной вообще скучно в электричке.
— Ура! — Виола даже заёрзала. — Можем прямо после завтрака посмотреть билеты в интернете.
— Правильно, — похвалил Георгий. — Не затягивайте с покупкой. В сезон билеты разлетаюся как горячие пирожки.
34
Когда после завтрака я стала убирать со стола и мыть посуду, Павел устроил мне небольшую отповедь. Наплел что-то про то, что я транжирю водные ресурсы нашей родины. С весьма недовольным видом он отогнал меня от раковины и загрузил тарелки и кружки в посудомоечную машину.
Виола убежала в свою комнату переодеваться в купальник (она хотела окунуться сразу после того, как мы купим билеты), а я и Георгий замешкались на лестнице. Он притянул меня к себе и тихо сказал:
— Не расстраивайся: у нас все получится. Спокойно приезжай в Краснодар вместе с Виолой: я знаю, как ее отвлечь на пару часов, чтобы ты смогла наведаться к деду.
— А может, посветим в наши планы Павла?
— Зачем? В этом нет необходимости.
Я вздохнула:
— И все-таки ехать с Виолой очень неудобно. В электричке у меня куча шансов нарваться на знакомых.
— Замаскируйся получше и садись у окна. И меньше переживай.
— Так, голубки, а можно обжиматься где-то в другом месте, а не на лестнице, — раздраженно произнес рядом с нами Павел.
Я и Георгий одновременно вздрогнули и обернулись. Хозяин дома стоял позади нас и выглядел невероятно раздраженным.
— Мы вообще-то не обжимаемся, — хмуро буркнул Георгий, — а обсуждаем предстоящую поездку.
Он неохотно отступил на шаг от меня, давая Павлу пройти. Но тот почему-то не спешил. Окинув нас обоих тяжелым взглядом, он сказал:
— Значит, так, родственнички. Не забываем, что Лида здесь не просто так. Она — на работе. Бурные обсуждения устраивайте по ночам, а днем, пожалуйста, — занимайте моего ребенка.
— Мы и занимаем, — кивнула я. — И ничего у нас по ночам нет.
— Подробности ваших отношений меня не интересуют, — обидно усмехнулся Павел. — Ночью ты сама себе хозяйка, а вот днем, будь добра, посвящай свое время исключительно моему ребенку.
— Мне кажется, ты не совсем прав, — неожиданно вмешался Георгий. — Лида, между прочим, как и любой другой работник, нуждается в выходных днях и небольших перерывах. Она не железная вообще-то.
Губы Павла нервно дернулись.
— Она знала на что идет, когда подписывала договор. И работа у нее не такая уж тяжелая, чтобы нуждаться в переменках.
— Я и не нуждаюсь. Правда-правда, — вклинилась я, но Георгий еще больше нахмурился.
Он придвинулся к Павлу и, твердо глядя ему в глаза, отчеканил:
— Знаешь, дорогой зять, мне твой тон что-то вообще не нравится. Ты нанял Лиду через мое агентство, а я всегда гарантирую работникам хорошие условия труда. Так что умерь, пожалуйста, свой деспотизм.
— А может, ты не будешь диктовать мне, как вести себя в собственном доме? — с нажимом произнес Павел. — С собственным наемным персоналом?
Мне даже нехорошо стало от того, как накалилась обстановка. Я открыла рот, чтобы брякнуть что-то умиротворяющее, но не успела.
— Вы что, ругаетесь? — грохнул откуда-то сверху испуганный голос Виолы.
Мужчины моментально переменились в лице:
— Что? Нет, детка, конечно, нет. Так обсуждаем кое-что. По работе.
«Племяшка» сбежала по ступеням к нам и крепко обняла сразу обоих мужчин:
— Очень хорошо, что не ругаетесь. Терпеть не могу всякие ссоры.
Павел и Георгий обменялись убийственными взглядами, но больше не собачились. Все-таки благополучие моей подопечный значило для них очень много.
После того, как я приобрела для себя и Виолы билеты, Георгий уехал. «Племяшка» и Павел пошли работать в саду. Я предложила им свою помощь, но «братец», конечно, довольно грубо отказался. От нечего делать я отправилась по магазинам. Мне хотелось купить что-нибудь интересное для деда. Вообще, мы с Сашкой уже приготовили ему подарок — огромный корабль из конфет, — но ведь презентов много не бывает, так что я решила поискать что-нибудь еще.
В городе царила курортная суета: почерневшие от солнца мужчины то и дело предлагали мне сфоткаться с попугайчиком, пожилые женщины хватали за руки, уговаривая отправиться на экскурсию. Меня это, кстати, не напрягало. Я бродила от магазина к магазину с улыбкой: наконец-то можно не притворяться. И не надо бояться встреч со знакомыми. Георгий все-таки прав: мне нужные перерывы, хотя и кажется, что ничего серьезного я не делаю.
У деда все есть, так что с поиском подарков пришлось попотеть. В итоге я остановилась на зонте и красивом пледе. Последний был разрисован апельсиновыми дольками. Дед у меня любит яркое, так что плед ему точно понравится.
После шопинга я еще немного пошарахалась по улицам, съела мороженое. Мне ужасно не хотелось расставаться с охватившим меня чувством свободы (вранье — это все-таки не мое). Но потом мне позвонил Павел и довольно хамским тоном спросил, где меня носит.
— Мне нужно сделать несколько звонков по работе, — пояснил он. — Я бы хотел, чтобы ты заняла Виолу.
Я, конечно, тут же схватила ноги в руки и понеслась домой.
Виола моему возвращению необычайно обрадовалась.
— Не хочешь покататься на самокатах? — спросила она, как только я влетела в дом.
— Очень хочу! — без вопросов согласилась я. — Только дай мне пять минут, чтобы переодеться.
Вскоре мы с ней уже вышли из дома. Я, признаться, с самокатами раньше дела не имела, но, попробовав, немного прокатиться у дома, решила, что это не так уж и сложно. Вот только я жутко переоценила свои силы.
В Сочи многие улицы под наклоном, на них самокат ужасно разгонялся, и с ним было не так-то легко справиться. Пару раз я влепилась в симпатичных прохожих (один из них даже пытался взять у меня номер телефона), а на третий пропахала асфальт плечом и локтем.
Виола чертовски испугалась. Она стала настолько бледной, что при взгляде на нее я от страха забыла о собственной боли.
— Эй, заяц, ты чего? Все нормально, — пробормотала я, выуживая самокат из ближайшего куста.
— Ты вся в крови.
— Не правда! Крови совсем немного, — я чуть шею не свернула, пытаясь оценить масштабы «разрушений» (почти все мои «боевые» раны располагались сзади). — До свадьбы заживет. Сейчас промоем все водичкой и будем дальше кататься.
— Ну уж нет, — она поджала побелевшие губы и замотала головой. — Пойдем домой. Надо все как следует обработать.
Я попыталась сопротивляться, но она была непреклонна. Мы немного промыли ссадины минералкой, которая у нас была с собой, а потом двинулись к дому, таща самокаты на себе. По дороге я всячески пыталась отвлечь Виолу разговорами. Но получалось не особо. Наверное, мое падение что-то травматичное пробудило в ее памяти. Румянец все никак не возвращался на ее милые щечки, да и губы «племянницы» оставались бледными. Я даже разозлилась на себя: вот ведь неуклюжая идиотка — испортила ребенку настроение.
Во дворе дома мы неожиданно наткнулись на Павла: он расхаживал по вымощенной камнем дорожке и ожесточенно жестикулировал, беседуя с кем-то через гарнитуру. Впрочем, при виде нас, «братец» сразу прервал разговор:
— Что случилось?
— Ничего! — поторопилась заверить я.
— Лида упала и поранилась, — хмуро рапортовала Виола.
— Совсем немножко, — я быстро обошла Павла, торопясь юркнуть в дом.
— Твою мать! — послышалось у меня из-за спины.
Я испуганно оглянулась:
— Что, все так плохо?
Вообще, плечо у меня жутко болело. Кровь запеклась, и кожу ужасно стянуло. Но я как-то надеялась, что повреждения у меня не такие уж и значительные.
Павел ничего мне не ответил, пробормотал еще пару ласковых своему невидимому собеседнику, а потом двинулся за нами.
— Заяц, сходи-ка ты выпей чаю, — предложила я Виоле, потому что цвет ее лица мне решительно не нравился.
— Да, малыш, дуй на кухню, — присоединился ко мне Павел. — Я сам помогу Лиде обработать раны.
— Не надо мне помогать! У меня пока еще руки не отвалились.
Павел только раздраженно фыркнул, потом решительно схватил меня за здоровое плечо и молча потащил по коридору. Прямо как неандерталец какой-то!
— Не, я правда могу сама, — пыталась брыкаться я, но он меня не слушал.
У дверей его комнаты я даже заподозрила неладное. Может, он и не о моих ранах печется? Может, меня ждет очередная трепка? В принципе, это вполне в духе «братца»: отчитать меня, даже не обращая внимания на заливающий округу фонтан крови.
35
Когда мы очутились у него, Павел усадил меня на кровать и принес из ванной аптечку. Она у него была внушительной. Что-то ворча себе под нос, «братец» достал бинты, вату и какую-то бутылочку. Кажется, с перекисью.
— Начнем с локтя! — сухо сказал он, отставляя в сторону мою руку.
— Ага, давай, — пробубнила я, стараясь не встречаться с ним взглядом.
Просто одно его прикосновение обожгло так, что я, кажется, вся до корней волос залилась румянцем.
С крайне озабоченным видом Павел стал заливать мои ссадины перекисью. И, видимо, решил, что отповедь таки не помешает.
— Когда я просил отвлечь моего ребенка, я имел в виду совсем не такое.
Локоть у меня стало ужасно щипать, и на глазах выступили слезы.
— По-твоему, я специально грохнулась?
— Не специально. Просто твоя безмозглая головеха забита всякой ерундой. И вместо того, чтобы смотреть под ноги, ты, наверное, слишком много глазела по сторонам.
— Глазела, — подтвердила я, кусая губы, чтобы не разреветься.
Мне было и больно, и обидно.
— Вместо того чтобы решать мои проблемы, ты создаешь новые.
— Создаю, — подтвердила я.
— Когда ты с Виолой, мне за нее даже более неспокойно, чем когда она одна. Нет, ну правда! Ты ужасно, ужасно безалаберная.
— Безалаберная.
Павла, кажется, впечатлила такая моя покладистость, и он с интересом заглянул мне в лицо. Очень вовремя, блин! Слезы, дрожащие у меня на ресницах, таки брызнули на щеки.
— Так! А это еще что такое? — он, кажется, не ожидал ничего подобного. — Что это еще за ручьи?
— Мне вообще-то больно, идиот! — процедила я.
Он, кажется, смутился:
— Сильно?
Вместо ответа я старательно испепелила его взглядом. Павел сочувственно покачал головой:
— Надо еще немного потерпеть, солнце. Я пока только локоть обработал, впереди самое неприятное.
— Не волнуйся: орать не буду.
Он осторожно стянул с моего плеча тонкую бретельку майки:
— Капец! Тут все фиолетовое. Может, стоит свозить тебя в травмпункт?
Меня даже передернуло.
— Не надо.
Павел придвинулся и аккуратно убрал с моей спины распущенные волосы, освобождая себе поле для работы. Даже несмотря на боль, от его прикосновений к моей шеи внутри все словно оборвалось. А потом он начал заливать мое плечо перекисью и одновременно дуть на него. Дуть! Словно я какая-то маленькая девочка.
Я даже дышать перестала. Мне было и больно, и приятно одновременно. Да что там! Я почти поплыла от странных, непривычных чувств.
— Нормально? — спросил Павел, чуть погодя.
Я смогла только кивнуть. Мне ужасно не хотелось, чтобы он отодвигался, чтобы убирал свободную руку с моего плеча.
— Больше нигде нет ссадин? — он довольно бесцеремонно задрал мою майку, но мне и в голову не пришло сопротивляться. Наоборот, где-то в глубине души возникло желание, чтобы его нежные осторожные пальцы обследовали каждую клеточку моего тела.
Довольно неторопливо оглядев мою поясницу, Павел вернул майку назад и деловито спросил:
— Может, еще зеленкой пройдемся?
— Нет! — в ужасе заорала я. — Не хочу быть зеленой еще две недели. Ни платья не наденешь, ни купальник.
— Ох уж эти блондинки! — он тихо и совсем беззлобно рассмеялся. — А ничего, что вид у тебя и так далеко не товарный?
— Нормальный у меня вид, — пробормотала я и попыталась вернуть бретельку назад.
Он перехватил мои пальцы:
— Подожди. Еще повязку наложу.
Это наше касание опять заставило меня покрыться предательскими мурашками. К счастью, Павел вроде ничего не заметил, потому что переключил внимание на бинты.
Минуты через две он приложил ко мне аккуратный белый валик и стал облеплять его пластырем. Я даже глаза закрыла от удовольствия. Не, я точно больная на всю голову! Сижу тут млею, даже несмотря на боль. Надеюсь, это не означает, что в душе я какой-нибудь повернутый мазохист?
— Готово! — наконец с гордостью сообщил Павел. — Локоть заклеивать не будем. Ссадины на нем неглубокие, вряд ли будут тебя беспокоить.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — ответил он и вдруг довольно нежно потрепал меня по голове. — Будь осторожней в следующий раз.
— Хорошо.
С беспечным видом я вышла из комнаты, а в коридоре привалилась к стене. Ноги у меня подкашивались. Понадобилась целая серия глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Чертово наваждение! Почему этот мужчина так на меня действует?
— Ты в порядке? — Виола появилась передо мной так же неожиданно, как привидение. Я даже вздрогнула. А потом сразу нацепила на губы счастливую улыбку:
— Оу! У меня все супер! Можешь не сомневаться.
Павел вдруг тоже вышел в коридор:
— Девчонки, может, кино посмотрим? Как вам идея?
Я пожала плечами, а Виола вроде даже слегка приободрилась:
— Давай.
Они быстро нашли в интернете какую-то комедию и приготовили в микроволновке попкорн. После этого мы пошли в гостиную. Павел и Виола устроились на диване, а я заняла кресло.
Наверное, фильм был интересный. По крайней мере, «племяшка» хохотала до упада. А я… Я почти не отрывала взгляда от Павла. Не пялилась, нет. Смотрела искоса, чтобы он ничего не заподозрил. Фильм Павла тоже немного расслабил. Скорбные морщинки вокруг его губ слегка разгладились, а из глаз ушло выражение затаенной горечи.
Я любовалась его красивым профилем и никак не могла переключить свое внимание на фильм. А потом мне в голову пришла совершенно дикая фантазия. Будто мы одна семья. Будто каждый вечер мы проводим вот так: смотрим кино, объедаемся вкусняшками. И будто я могу просто встать с кресла, подойти к Павлу и обнять его. Накрыть его губы своими.
Фантазия наполнила меня невероятно острым удовольствием, но уже через пару секунд мне самой от себя стало противно. Какая же я все-таки эгоистка! Передо мной люди, которые совсем недавно потеряли самого дорогого для них человека, а я тут, в мыслях, уже нагло втиснула себя на его место. Нет, мне никогда не стать частью этой семьи. Я только подруга. Подруга по контракту, и к концу лета я исчезну, потому что во мне уже перестанут нуждаться.
36
Ночью Виола плакала. Тихо, как котенок. Я слушала ее всхлипывания с замирающим сердцем, но в голову совсем не шли слова утешения. Что, черт возьми, вообще говорят в таких случаях? К сожалению, а может, и к счастью, раньше я не сталкивалась с серьезным горем. Судьба всегда была благосклонна к моим родным и друзьям.