Слегка разозлившись на себя за отсутствие находчивости, я постаралась найти что-нибудь полезное в интернете. Раньше тот не раз меня выручал. Немного подумав, я набрала в браузере: «Как успокоить девочку-подростка, недавно потерявшую мать?» — и задержала дыхание. Всего через мгновение гугл щедро предложил мне сразу несколько статей.
Я честно попыталась прочесть парочку, но написанное показалось какой-то ахиней. Много пафоса, мало тепла, сплошные философские разговоры. Из груди вырвался тяжелый вздох. Что же, придется положиться на интуицию.
Через пару секунд я была у двери Виолы и тихо в нее скреблась.
— Кто там? — спросил меня испуганный голос.
— Лида.
Из комнаты донеслось неуклюжее шлепанье босых ног, а потом дверь распахнулась. Виола стерла слезы, но глаза у нее были красные, а нос распухшим.
Я натянуто улыбнулась:
— Слушай, классно, что ты тоже не спишь. Пошли пожрем, а?
— Чего? — Виола даже растерялась.
— Мне что-то драников захотелось, но для себя одной как-то странно затеваться. Может, ты составишь мне компанию?
Она почесала затылок, а потом кивнула:
— Ладно. Только, наверное, надо переодеться.
— Не надо, — ухмыльнулась я. — Давай лучше устроим пижамную вечеринку.
Я тут же схватила ее за руку и потащила вниз, на кухню.
Спустя пять минут у нас уже вовсю кипела работа. Я чистила и мыла картошку, а Виола терла ее на терке. «Племяшка» заметно повеселела, и от сердца у меня постепенно отлегло.
С жаркой, кстати, пришлось попотеть. Виоле хотелось, чтобы картофельные оладьи получались ровные, но ей все никак не удавалось этого добиться. Она хмурила брови, сердилась на себя, но все равно не оставляла попыток. Я украдкой следила за ее действиями и подсказывала кое-что по мелочи. А потом не удержалась и обняла ее крепко-крепко:
— Слушай, ты такая молодец! Я в твоем возрасте вообще не заморачивалась: плюхала тесто на сковороду как получается. Ты у нас точно в шеф-повара не собираешься?
Она покраснела. Нет, что не говори, но мне достался самый скромный ребенок в мире!
Есть драники мы почему-то решили в гостиной. Это было одновременно весело и опрометчиво. Виола умудрилась уронить на диван сразу несколько оладий. Остались жирные пятна, но я заверила ее, что за подушками не видно. Мы ели драники и смотрели какую-то ерунду по телеку. Суровые дядьки на экране размахивали руками и крайне нервно обсуждали политическую ситуацию в стране. Впрочем, долго мы их не слушали. Мы почти сразу отключили звук и стали по-своему озвучивать всех, кто присутствовал в студии.
— «Как по-вашему, нужно ли класть в борщ чернослив? — пробубнила я за хмурого толстяка. — Я вот всегда с черносливом варю, но жена почему-то ругается».
— «Какой еще чернослив? — затараторила Виола за усача, который появился в кадре следом за толстяком. — Борщи надо варить из фейхоа! Из фейхоа, говорю вам!»
Камера повернулась к ведущей, и я быстро поменяла голос, чтобы озвучить ее по-новому:
— «Подождите, я записываю. Каких фей надо в борщ?»
Мы ужасно разошлись с этим дубляжом. Тарелка с драниками опустела, а я и Виола все валялись на диване, хихикали и болтали за головы в телевизоре. А потом нас как-то разом сморил сон.
Проснулась я со странным чувством внутри. У меня было стойкое ощущение, что на меня кто-то очень пристально смотрит. Я нехотя открыла глаза и тут же уткнулась взглядом в Павла. Он сидел рядом — на кресле — и с удовольствием меня разглядывал. Надо же! Оказывается, и ему не чуждо любопытство.
Заметив, что я проснулась, Павел смутился, но взгляд не отвел, просто добавил в него скуки и равнодушия.
— Привет, — сказала я шепотом не слишком уверенная в том, что уже не сплю.
— Доброе утро.
— Сколько времени?
— Семь.
— Черт! — я осторожно села, чтобы не разбудить Виолу. — Пойдем я тебя покормлю.
— Не надо. Я не голоден.
— Пойдем, — решительно сказала я и, скатившись с дивана, на цыпочках вышла из гостиной.
Павел пошел за мной. Очутившись на кухне, я сразу поставила чайник, а «братец» нерешительно присел за стол.
— Я сделаю горячие бутерброды, хорошо? — мой голос звучал слегка напряженно.
Павел только плечами пожал, а потом вдруг спросил с плохо скрываемой тревогой:
— Почему вы спали в гостиной?
— У нас была вечеринка. А что, ты — против?
— Нет. Просто слегка удивлен.
— Да ладно! Небось, страдаешь, что тебя не позвали на пати? Ну, признайся!
Он вдруг подхватил мой шутливый тон:
— Я еще не осознал ужас случившегося. Но чуть позже обязательно пострадаю по этому поводу. Кстати, давай помогу тебе с бутербродами.
— Давай, — я порылась в холодильнике, а потом протянула Павлу кусок сыра. — Порежешь?
Наши пальцы случайно соприкоснулись, и в этот раз, как не странно, дернулась не я — дернулся Павел. Это было по-настоящему неожиданно.
— Ты чего? — нахально спросила я, заглядывая ему в глаза.
Его зрачки подозрительно расширились.
— Ничего.
А в меня вдруг словно бесенок вселился. Я довольно игриво провела пальцами по руке Павла и тихо сказала:
— А, по-моему, ты как-то странно на меня реагируешь.
Он нахмурился:
— В моей реакции вообще нет ничего странного. Ты опять расхаживаешь по дому без лифчика, да и шортики эти твои мало что прикрывают.
— То есть я тебя привлекаю? — нескромно поинтересовалась я. — Как женщина?
— Допустим…
Я не смогла сдержать торжествующую улыбку, а он вдруг добавил ленивым тоном:
— Но не слишком обольщайся на свой счет. У меня просто давно никого не было.
— Я и не обольщаюсь. Спросила из чистого любопытства.
Он вдруг отложил сыр и нахально накрутил на пальцы прядь моих волос:
— Не думай, что я опущусь до того, чтобы спать с компаньонкой собственной дочери.
— Тебе вроде и не предлагали.
— Серьезно? — его губы тронула усмешка. — Значит эти твои жаркие взгляды не предложение?
— Какие еще взгляды? — рассерженно уточнила я и решительно выцарапала у него свои волосы. Кстати, очень вовремя! Потому что дверь на кухню вдруг распахнулась, и с порога раздался сонный голос Виолы:
— Доброе утро!
Я и Павел шарахнулись друг от друга, как бешеные ежики. Дорогой «братец», впрочем, на этом не остановился и вдобавок пошел красивыми зелеными пятнами:
— Доченька? Выспалась, моя хорошая?
— Ага — тряхнула лохматой головой Виола и, чуть пошатываясь, прочапала к столу.
— А мы тут бутерброды делаем. Будешь бутерброд?
— Наверное.
Я и Павел встревожено переглянулись. Слышала ли Виола нашу перепалку? Кажется, все-таки нет.
Утерев выступившую на лбу испарину, я быстро порезала колбасу. Павел начикал сыр. Мы изо всех сил старались выглядеть расслабленными и беспечными, но получалось не очень. Я и Павел то и дело что-то роняли и сталкивались друг с другом. К счастью, Виола не обращала на нас внимания. Она положила руки на стол, пристроила сверху голову и закрыла глаза. Бедный ребенок явно не привык к ночным вечеринкам.
Когда бутеры отправились в микроволновку, из холла вдруг донеслось треньканье домофона.
— Ого! — удивился Павел. — Кого это принесло в такую рань?
Он быстро вышел из кухни, а я стала заваривать чай. Меня все еще слегка трясло, но я точно не могла определить причину своего смятения. Сердце подсказывало, что дело совсем не в том, что мы чуть не спалились. Дело в признании Павла. Стоит еще раз воспроизвести его в голове — и под ложечкой тут же разливается странный, приятный холодок.
37
— Лида, это тебя, — вернувшийся на кухню Павел выглядел раздраженным.
— В смысле?
Он не стал ничего объяснять, схватил меня за руку и потащил в холл. У входной двери обнаружился щуплый паренек в обнимку с букетом из бледно-желтых роз и темной планшеткой. При виде меня гость заметно оживился:
— Лидия Васина? Вам цветы. Распишитесь о получении.
— Что? — я даже зависла. Глядела на протянутую мне планшетку и почти не дышала.
Паренек с тоской посмотрел на Павла.
— Спокойно! — поспешил утешить тот. — Девочка просто из деревни. Никогда курьеров не видела.
Он вложил предложенную парнем ручку в мою руку, а потом поднес ее к формуляру:
— Давай, сестренка! Вспоминай буковки.
Под парой раздосадованных взглядов мне таки удалось собраться. Я нацарапала в свободной графе какую-то закорючку, и букет перекочевал в мои руки.
— А это от кого? — наконец додумалась уточнить я.
— Там записка. Посмотрите, — пояснил курьер и тут же вышел.
Я внимательно оглядела полученные розы и таки обнаружила в гуще листвы красивую золоченую картонку.
«Лучшей девушке — лучшие цветы», — гласила записка. А внизу стояла лаконичная подпись — «от Георгия, с нежностью».
— Как это трогательно! — саркастично заметил Павел, который, как оказалось, изучал записку с не меньшим вниманием. — Цветочки и слащавые записочки. И когда ты успела вскружить голову моему шурину?
— Никому я ничего не кружила. Это он сам решил за мной поухаживать. А я, между прочим, настоятельно просила этого не делать.
— Прямо на коленях умоляла? — в тоне Павла послышались пошлые нотки.
Я с трудом удержалась от того, чтобы не треснуть его букетом по голове:
— Если хочешь знать, мне эти дурацкие цветы вообще не нужны!
— Предпочитаешь айфоны и бриллианты? Умерь аппетиты, детка. Мужику надо сначала к тебе привыкнуть, а уж потом и до дорогих подарков дойдет.
— Да за кого ты меня принимаешь? — от охватившей меня ярости даже в ушах зашумело. — Я вообще никогда не пыталась раскручивать парней на презенты. Все, что мне нужно, могу купить сама.
В его глазах колыхнулся неприкрытый цинизм.
— Мы опять в роли оскорбленной в лучших чувствах девственницы?
У меня чуть пар из ноздрей не повалил. Какой же этот Павел отвратительный, мерзкий идиот! Даже не верится, что всего несколько минут назад внутри все замирало при мысли о том, что его ко мне влечет.
— Знаешь, что? А забирай-ка эти цветы себе, — я почти силой втиснула в его руки дурацкий букет. — И передай своему шурину, что я больше не стану говорить ни с одним курьером.
Я развернулась, чтобы вернуться в кухню, но Павел решительно преградил мне путь:
— Постой! Мне этот веник тоже не нужен.
Он попытался всучить цветы обратно, но я всячески сопротивлялась. Мы боролись секунд тридцать, и оба даже вспотели. В итоге Павел прижал меня к стене.
— Ты заберешь эти гребаные цветы, — процедил он мне в ухо. — Заберешь, раз уж заслужила.
— Что ты вообще вытворяешь? — прошипела я. — Если твоя дочь сейчас нас увидит, тебе придется долго с ней объясняться.
— Плевать.
Я вдруг поняла, что он прижимается ко мне всем телом, и в голове даже слегка помутилось. В океане ненависти поднялась волна совершенно другого чувства, под кожей разлился приятный жар. Надо было немедленно это прекратить.
— Хорошо, давай этот чертов букет сюда, — пробормотала я, опустив глаза: мне не хотелось, чтобы Павел догадался о том, как странно на меня действует его близость. — И вызови к обеду Аркадия Матвеевича.
— Зачем?
— Я хочу покататься с Виолой по городу.
Он, словно нехотя, выпустил меня из своих стальных объятий:
— Вот сразу бы так!
Я тихо фыркнула и тут же потащила букет в свою комнату. Надо было поставить его в воду. В голове у меня сложился один весьма интересный план, и для его осуществления было крайне важно сохранить розы в свежем состоянии.
Вернувшись на кухню, я обнаружила, что Павла и след простыл. Этот товарищ, похоже, плевал на правила приличия. Уехал на работу и даже не попрощался — ну как так можно? У меня даже настроение испортилось. К тому же бутербродов пришлось съесть в два раза больше, чем я рассчитывала.
Позавтракав, я и Виола пошли к бассейну и торчали там почти до полудня. День выдался душный, и вылезать из воды не хотелось абсолютно.
Когда Марта Петровна позвала нас обедать, приехал Аркадий Матвеевич. Это оказалось весьма кстати. Я для виду похлопала дверями и ненадолго выскочила во двор, а потом заявилась на кухню с букетом.
— Марта Петровна, это вам.
Домработница, в этот момент разливающая по тарелкам борщ, даже застыла:
— В честь чего? День рождения у меня только через два месяца.
— Это не от меня, — поспешила пояснить я. — От другого человека. Он попросил сохранить его имя в тайне, но намекнул, что букет — это такая форма извинений. Вроде он в чем-то перед вами провинился и давно собирался попросить прощения. Вот только, видимо, нужных слов так и не подобрал.
Марта Петровна переменилась в лице. Кажется, она сначала даже хотела отказаться от букета, но потом вдруг смягчилась. Отложив половник, забрала у меня розы и тут же поставила их в вазу.
— Красивые! — похвалила цветы Виола.
Марта Петровна нервно дернула плечом:
— Наверное.
Все то время, пока мы ели, домработница слонялась по кухне с каким-то раздосадованным сопеньем. Но когда я и Виола встали из-за стола, она вдруг протянула нам бумажный кулек:
— Передайте этому извергу.
— Кому?
— Аркадию Матвеевичу, будь он не ладен! — домработница вздернула подбородок в заметном раздражении. — Тут пирожки. Я что-то много напекла, вам все равно все не съесть. Пусть хоть этот обормот часть стрескает. Все лучше, чем в мусорку.
Я старательно спрятала улыбку:
— Конечно, передадим. И правда, чего пирожкам портиться?
38
Гостинец Марты Петровны поставил Аркадия Матвеевича в тупик. Когда я передала ему кулек, он даже глаза вытаращил:
— А чего это она, а?
— Ну не безразличны вы женщине, — вздохнула я. — Заботиться она о вас, подкормить хочет. Что странного-то?
Он приоткрыл кулек и тщательно обнюхал его содержимое:
— А она точно туда яду не подсыпала? Как-то уж слишком это все подозрительно.
Я даже на мгновение пожалела, что все это затеяла. Но потом все-таки взяла себя в руки и даже улыбнулась:
— Мы с Виолой тоже ели эти пирожки. Как видите, с нами все в порядке.
Аркадий Матвеевич подозрительно сверкнул глазами, но нервничать вроде перестал.
Я назвала ему адрес, по которому нас следовало отвезти.
— А что там? — спросила Виола, которой часом ранее были обещаны шопинг и вкусняшки.
Чуть помявшись, я решила не откровенничать.
— Да так. Магазин. С него начнем, а там как пойдет.
Мне было страшно, что она заупрямится, если узнает, куда именно я ее везу. Ведь ехали мы в «Хобби-компот» — магазин товаров для творчества.
Мои опасения, кстати, оказались ненапрасными. Когда я и Виола поднялись на крыльцо «Хобби-компота», «племяшка» резко побледнела и нахмурилась.
— Нам сюда? А что ты хочешь купить?
— Пока не знаю, — пробубнила я и таки втянула ее в магазин. — Может, какую-нибудь раскраску, а может, и материалы для вышивки. Знаешь, иногда даже в отпуске хочется занять руки.
Магазин встретил нас ароматом дерева и красок. И толпой. Привычной курортной толпой, гудящей, как рассерженный улей.
Первым делом я увлекла Виолу в отдел с товарами для шитья. Чего здесь только не было! Лоскуты для одеял, кружевные и шелковые ленты, звонкие пяльцы и пуговицы самых невероятных форм. «Племяшка» как будто расслабилась, даже заинтересовалась всем этим разнообразием. И я, конечно, с удовольствием разделила ее энтузиазм: тщательно ощупала глиняные бусины, потеребила пестрые катушки и разноцветные замочки.
Потом незаметно для себя мы переместились в отдел скрапбукинга. Здесь были тонны красивой бумаги, миллионы разноцветных пайеток, забавные наклейки и кружево. И главное, все почему-то казалось жутко нужным. В какой-то момент я не удержалась и сложила в захваченную на входе корзину набор листов с нежно-розовыми принтами. У меня не было ни одной идеи, куда эту красоту можно приспособить, но внутри проклюнулась четкая уверенность, что без нее мне в Сочи не прожить.