Наконец мы оказались в отделе товаров для рисования. Виола даже взяла со стеллажа мохнатую кисточку и поводила ею по ладони.
— Может, купим? — робко предложила я.
Она тут же сунула кисть на место:
— Зачем?
— Ну, не знаю… Можем попробовать вечером нарисовать закат.
Виола замотала головой:
— Не хочу.
Вид у нее был совершенно непреклонный. Я вздохнула. Ничего не поделаешь, придется опять отступить. Хотя…
Я выудила с одной из полок красивый набор карандашей. Сорок восемь цветов — это же просто свихнуться можно! Руки сами собой с любовью уложили карандаши в корзину.
Виола следила за моими действиями напряженным взглядом.
— Ты не видела, тут есть альбомы? — спросила я у нее с улыбкой.
Она нахмурилась:
— Через два ряда.
— Отлично! Я, пожалуй, куплю себе один. Хочется попробовать запечатлеть ваш дом и сад.
— У тебя же есть фотоаппарат!
Я нарочно проигнорировала ее саркастичное замечание. Добавила в корзину сначала альбом, потом пачку простых карандашей, а чуть позже и пару ластиков.
— Какие забавные стерки сейчас делают! — вслух удивилась я. — В моем детстве даже близко не было подобных.
Ответа не последовало. Я оглянулась: Виолы рядом не было.
— Заяц, ты где? — я пошла по магазину, заглядывая в каждый угол. «Племяшка» как сквозь землю провалилась. Как это вообще возможно? Только что стояла рядом, а потом — раз, и нет.
По-настоящему испугавшись, я набрала Аркадию Матвеевичу. Он заверил, что девчонка из магазина не выходила. Пришлось мне снова плутать между стеллажей, распихивать людей локтями. На втором круге мне уже стала понятна хроническая тревожность Павла. На третьем я почти заплакала от ужаса.
Наконец Виола нашлась. Она стояла рядом со всякими деревянными штуками, которые можно было самому расписать красками. Я счастливо выдохнула и шагнула к ней:
— Хочешь сделать мне подарок?
Она чуть вздрогнула:
— В смысле?
— А что? Отличная мысль! — я сгребла с полки самую большую шкатулку и забросила к себе в корзину. — Лучший подарок — это подарок, сделанный своими руками, верно? Долгими зимами я буду смотреть на эту шкатулку и вспоминать тебя. Вспоминать, с какой любовью ты ее для меня расписывала.
— Но я не умею расписывать шкатулки, — попыталась схитрить Виола.
— Да брось! Рисунок сделаем вместе, а ты его потом просто раскрасишь. Кстати, чем их обычно разукрашивают?
— Акриловыми красками, — само собой вырвалось у «племяшки».
Я удовлетворенно кивнула:
— Значит, пошли за ними.
Из «Хобби-компота» мы вывалились с огромным пакетом. Виола превратилась в хмурого, сердитого ежика, но мне все равно казалось, что наметился небольшой прогресс.
Мы снова сели в машину. Аркадий Матвеевич быстро доел начатый пирожок и вытер салфеткой руки:
— Куда теперь?
— Туда, где продают вкусное мороженое! — попросила я без всяких колебаний, ведь мне надо было срочно задобрить свою разнервничавшуюся подопечную.
Аркадий Матвеевич быстро завел двигатель, а потом крякнул:
— А ничего так пирожки. Вкусные. Передайте, пожалуйста, Марте Петровне большое за них спасибо.
Я невольно ухмыльнулась:
— Вы ей лучше шоколадку купите. Шоколадка лучше всяких слов.
— И то правда, — кивнул он. — Куплю.
39
На седьмой день моего пребывания у Павла я учила Виолу готовить сырники. Первая партия пристала к сковородке, но мы быстро ее отшкрябали, а в тесто добавили побольше муки. Потихоньку дело пошло.
Павел заявился на кухню раньше обычного и украдкой наблюдал за нашими хлопотами у плиты. В своей тщательно отглаженной рубашке, в галстуке он смотрелся на кухне как ревизор. Впрочем, мы все равно довольно быстро забыли о его присутствии.
— Слушай, а кто ты по специальности? — спросила у меня Виола, выкладывая на сковороду очередные порции теста.
— Педагог-психолог.
— И где ты будешь работать?
— Пока не знаю, — честно призналась я. — Но уж явно не в школе. Я на практике чуть не сдохла от скуки.
— Зачем же ты выбрала такую профессию?
— О! Это произошло совершенно случайно. Учась в школе, я сменила десяток кружков, но так и не поняла, к чему у меня склонности. Сестра посоветовала мне факультет психологии. Наобещала, что там мне уж точно помогут найти свою суперсилу.
— И как? — по-настоящему заинтересовалась Виола. — Помогли?
— Отчасти. Я поняла, что никакой суперспособности у меня нет, так что можно смело заниматься чем угодно.
— А мне мама говорила, что у каждого человека есть какой-то талант, — возразила Виола.
— Ну не знаю. У меня вот что-то нет.
— А может, ты просто слишком ветреная? — подал голос Павел. — И не привыкла доводить начатое до конца?
От неожиданности я чуть сковородку на ногу не грохнула. Однако спорить не стала, только плечами пожала.
— А мне не кажется, что Лида ветреная, — возразила отцу Виола. — Может, ее суперсила как раз в том и состоит, чтобы уметь всего понемножку?
Он нахмурился:
— И все-таки лучше не брать с нее пример.
— Согласна, — подхватила я. — Вот моя сестра — другое дело. Она уже со школы верно выбрала профессию, и в свои двадцать пять руководит целым отделом в банке.
Павел удовлетворенно кивнул:
— Вот это я понимаю: серьезный подход.
— А я бы не хотела руководить, — вставила свои пять копеек Виола.
Лицо «братца» даже вытянулось.
— Ну это ты сейчас так говоришь…
— Нет, правда, — у Виолы даже глаза заблестели. — Я бы хотела посвятить себя семье и детям. А работать я могу нянечкой или продавцом.
Павлу ее слова явно не понравились. Он подскочил из-за стола и сгреб меня в охапку.
— Ты извини, ребенок, но мне нужно кое о чем переговорить с Лидочкой. Ты же справишься тут одна?
Она гордо улыбнулась:
— Конечно.
Павел послал ей полный любви и нежности взгляд, а потом довольно грубо вывел меня из дома и потащил в сад. Видимо, не хотел, чтобы до Виолы донеслась очередная его выволочка.
Когда мы оказались у бассейна, он вдруг схватил меня за плечи и ощутимо встряхнул:
— Что это еще за глупости ты вбиваешь в голову моей дочери?
Я даже не нашлась, что ответить. Если у человека паранойя, это, похоже, серьезно. Нет, ну сколько можно обвинять меня во всех смертных грехах?
— Молчишь? — еще больше разъярился он. — Совсем нечего сказать в свое оправдание? Значит, слушай сюда. Если я еще раз услышу подобный бред из уст своей дочери, ты немедленно поедешь домой, поняла?
Не знаю, что на меня нашло, но перед глазами словно кровавая пелена упала. Я завопила как чокнутая и бросилась на Павла. Он явно не ожидал ничего подобного, потому тут же потерял равновесие. В итоге мы вместе рухнули в бассейн, подняв миллионы брызг. Наверное, со стороны это выглядело эпично: он, она и настоящий фонтан.
Я вынырнула первой, а голова Павла показалась из воды только через пару секунд.
— Ты ненормальная? — почти сразу заорал он, нервно работая руками.
В ответ я расхохоталась. Его галстук так забавно бултыхался на поверхности воды! А светлая рубашка, кстати, стала почти прозрачной, красиво очертив мускулы.
— Чего ты ржешь, психованная? — он со всей силой шмякнул по воде рукой. — Из-за тебя я опоздаю на работу.
— Зато явно будешь спокойней, чем обычно. Твои подчиненные скажут мне спасибо.
Он подплыл ближе:
— Скажи, тебе ведь нравится меня бесить, да? Ведь нравится!
— Осторожно, — пробормотала я, проводя пальцами по его губам. — Забыл про мои штучки? Сейчас как наброшусь с поцелуями.
Кажется, мне удалось его удивить. По крайней мере, глаза у него распахнулись намного шире обычного.
— Что?
Я не ответила, доплыла до лестницы и быстро выбралась «на сушу». Хватит с меня общества этого грубияна. В конце концов, молоко за его вредность мне не дают.
— Стой, стерва! — закричал Павел. — Мы не договорили!
Желваки у него так и ходили. Пришлось немного задержаться у бортика
— Выбирай выражения, братишка, — процедила я, отпихивая его от лестницы. — Напрасно ты думаешь, что меня так уж легко отправить домой.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет. Пока нет, — я послала ему воздушный поцелуй, а потом, тряхнув головой, побежала обратно в дом.
Настроение, конечно, было испорчено. Хотя чего это я? Давно пора к такому привыкнуть.
Из вредности я переоделась в весьма вызывающую маечку и шортики. Сколько можно подстраиваться под дурацкий вкус этого чудовища? Пусть терпит. Мне ведь тоже многое приходится терпеть — и ничего.
За время нашего отсутствия Виола дожарила сырники и сервировала стол. Пахло в кухне умопомрачительно. Оказавшись там, я предусмотрительно достала из холодильника сметану и с улыбкой присела на свое место.
— Ты переоделась? — удивилась племяшка. — А зачем?
— Так получилось, — уклончиво ответила я.
Больше она ничего не спрашивала. Природа наградила Виолу удивительным чувством такта.
Минут через пять к нам присоединился Павел. Он тоже сменил одежду на сухую и, кажется, даже подсушил волосы. Я его старательно игнорировала, а он нарочно неторопливо ел все, что ему накладывала дочь, и изо всех сил прожигал меня взглядом. Наверное, хотел испортить мне аппетит.
Наивный! Мой аппетит по утрам ничем не перешибешь.
40
Когда Павел уехал на работу, Виола позвала меня к бассейну. Я не стала сопротивляться, но прихватила с собой альбом и карандаши. «Племяшке» это, конечно, не понравилось. Она засопела, как какой-нибудь мопс. Впрочем, меня это не смутило: мною еще в детстве был идеально освоен навык игнорировать любые помехи. Я тщательно намазалась кремом от солнца и, опустившись в шезлонг, тут же погрузилась в рисование.
Минут пятнадцать Виола ожесточенно бултыхалась в воде, но потом любопытство в ней таки пересилило неприязнь. Она присела рядом со мной и стала заглядывать через плечо. Я пыталась нарисовать кусочек сада: дорожку, пальму и пару кустов. На первый взгляд, в этом не было ничего сложного, но получалось у меня почему-то ужасно.
Как жаль, что в седьмом классе, выбирая между ветеринарным кружком и художкой, я предпочла первое! Хотя, ладно. Будем делать хорошую мину при плохой игре.
— По-моему, симпатично получается, — весело сообщила я Виоле, в сотый раз подтирая ластиком корявые контуры.
Она посмотрела на меня слегка ошарашенными глазами.
— Лид, а ты что-нибудь слышала про перспективу?
— Перспективу чего? — ухмыльнулась я. — Перспективу прославиться и разбогатеть? Ну что ты! Не надо переоценивать способности своей тетушки.
Виола даже за голову схватилась, а потом решительно выдернула у меня альбом:
— Погляди внимательно! У тебя все предметы одинакового размера. Но ведь то, что находится дальше, кажется глазу маленьким.
— Чего?
— И дорожка! Дорожка должна постепенно сужаться.
Я всплеснула руками:
— Господи, ты совсем меня запутала. Ничего не понимаю.
Она почувствовала себя виноватой, покраснела. Пальцы Виолы, словно против ее воли, схватились за карандаш.
— Сейчас покажу, как надо!
Перевернув страницу, «племяшка» на мгновение словно испугалась, замерла. Но потом она все-таки взяла себя в руки и стала проворно делать простенький набросок:
— Вот, смотри! Кусты, которые дальше от тебя, должны быть меньше, чем те, что на переднем плане. А еще не забывай про линию горизонта.
Я сделала крайне придурковатый вид:
— А что с пальмой? Как быть с ней?
Вздохнув, Виола стала рисовать и ее. В какой-то момент она слегка увлеклась и даже заштриховала отдельные элементы, нанесла тени. Карандаш в ее руках напоминал волшебную палочку: каждая линия ложилась как надо. Я сидела не шевелясь, боялась спугнуть это внезапное волшебство.
Наметив ластиком блики, Виола поняла, что пора остановиться:
— Теперь понятней?
— Слушай, ты так круто рисуешь!
— Да прям, — она низко-низко опустила голову, словно ее не похвалили, а наоборот, отругали.
Ее светлая макушка засверкала на солнце как золотые перышки.
— Нет, правда! Ты — талант! — искренне заверила я. — А можно я сохраню этот твой рисунок? Как образец, да и просто на память.
Виола дернула плечом, мол, делай, как хочешь, а уже через секунду снова бросилась в бассейн. Даже с утра вода в нем была как парное молоко. Несколько минут «племяшка» металась из угла в угол, как дикое животное в клетке, но потом вдруг словно выдохлась. Щеки ее весьма нездорово разрумянились. Виола притащила откуда-то плавательный круг и зависла на нем посреди водной глади, старательно надвинув на глаза огромную шляпу.
А внутри меня все клокотало: Виола снова рисует! Рисует! Мне хотелось немедленно сообщить о нашем прогрессе Павлу, но по телефону я этого делать не рискнула. Решила дождаться вечера.
Наивная!
Мы с Виолой успели поужинать и немного прогуляться по набережной, а Павла все не было. В итоге я отправила «племяшку» спать, а сама, выждав минут двадцать, спустилась в гостиную, чтобы таки подкараулить «брата». Сидела я там почти час, а потом слегка задремала. Наверное, стрекот цикад меня убаюкал. Цикады в этот вечер заходились как ненормальные.
Щелк-щелк… Я подняла голову от подушки и прислушалась. Кажется, входная дверь. Ноги сами поднесли меня к окну: автомобиль Павла уже был во дворе. Я размяла затекшие плечи и помассировала шею, а потом выждала пятнадцать минут, чтобы дать «брату» время переодеться. Выждала и, прижав альбом, к груди, двинулась к его комнате.
Стучать мне пришлось дважды, потому что после первого раза никто не открыл. Впрочем, и после второго за дверью была тишина. Может, мне показалось, что Павел в доме? Может, он вышел в сад? Я уже было развернулась, чтобы вернуться в гостиную, как дверь позади меня еле слышно отворилась.
— Ты что-то хотела? — в голосе Павла было столько приятной хрипотцы, что под ложечкой у меня затрепетало.
Я обернулась. Он стоял передо мной почти голый, только бедра прикрывало полотенце. По красивым мускулистым плечам и груди стекали капли воды. В общем, ничего удивительного, что все мысли разом покинули мою блондинистую голову.
— Зачем ты пришла? — с нажимом переспросил Павел.
Черт! Действительно, зачем? Что-то я решительно не могу вспомнить. Мой взгляд проследил за одной из капель, медленно но верно сбегающей по крепким мышцам пресса к островку темных волос, виднеющихся над полотенцем.
— Что, так и будешь пялиться? — в тоне Павла послышалась насмешка.
Я испуганно опустила глаза и тут же заметила альбом в своих руках. Ах да, вот же мое дело!
Набрав полную грудь воздуха, я протиснулась в комнату и прикрыла за собой дверь.
— У меня для тебя сюрприз.
— Что, опять? — он как-то странно улыбнулся и резко оттеснил меня к стене. — Никак не уймешься?
Его зрачки угрожающе расширились, отчего довольно светлые глаза стали почти черными. Между бровей пролегло две напряженных морщинки. Он подался вперед и задумчиво погладил меня по щеке. А потом его пальцы по-хозяйски очертили мои губы. Я едва заметно вздохнула. Что он, черт возьми, делает? Я и так с трудом соображаю из-за всех этих дурацких кубиков на его прессе.
Губы Павла тронула понимающая улыбка. Он читал меня как открытую книгу и явно упивался произведенным эффектом. Чуть погодя, он позволил своим пальцам пробежать по моей шее, скользнуть на грудь и опуститься почти до ложбинки между чашечек кружевного бюстгальтера, торчащего из-под моей майки. Нахальные пальцы оставили на коже горячий след и тут же вернулись к моему явно раскрасневшемуся лицу, словно ничего и не было.