На мгновение мне показалось, что я задыхаюсь. Ноги у меня так и пытались подогнуться, и только легкие нотки презрения во взгляде Павла заставили собраться. Я привалилась к стене и тихо сказала:
— Я и правда по делу. Вот! — я раскрыла альбом и протянула ему. — Смотри: это Виола нарисовала сегодня.
Он переменился в лице. Тут же забрал у меня альбом и впился взглядом в рисунок, провел по нему ладонью. Его глаза почти мгновенно подозрительно заблестели. Неужели слезы?
Подтвердить догадку я не успела: он отвернулся, отошел на пару шагов в сторону.
— Как ты смогла ее уговорить?
— Хитростью.
Несколько секунд он молчал, а потом едва слышно вздохнул.
— Ну хоть так…
Раздался странный хруст. Я заглянула через плечо Павла и поняла, что он вырвал лист из альбома.
— Эй! — завопила я. — Ты что творишь?
Павел оглянулся, в его лице уже не было и капли того наглого выражения, с которым он меня встретил.
— Пожалуйста… — попросил он дрогнувшими от волнения губами. — Разреши мне взять этот рисунок себе.
В его голосе было столько мольбы, что я даже не поверила собственным ушам.
— Ладно, бери, — пробормотала я, почему-то смущаясь. — Все равно ты его уже выдрал.
Он вернул мне альбом, и я натянуто улыбнулась:
— Спокойной ночи.
— Подожди, — он снова придвинулся ко мне и как-то по-особенному сжал мою руку. — Спасибо тебе.
— Да пока не за что. О серьезном прогрессе говорить еще рано, но мы работаем.
— Я знаю. Кстати, извини за утро.
— И ты меня извини, — пробормотала я чуть слышно и быстро выскользнула из комнаты.
Сердце у меня стучало как бешеное.
41
Еще два дня до поездки в Краснодар пролетели почти молниеносно. Я все так же устраивала для Виолы уроки кулинарии, а она продолжала учить меня рисовать. Последнее ей давалось нелегко: я старательно «тупила» и косячила.
Один раз я улучила момент и тайком спросила у Павла:
— А где Виолины подруги? Вроде Георгий говорил, что до аварии твоя дочь была довольно общительным ребенком.
«Брат» как-то сразу приуныл:
— Подруги отвалились. Виола несколько месяцев отказывалась с кем-либо общаться, так что эти девочки уже давно о ней забыли.
— Понятно. Ну ничего: эти забыли, новых найдем.
Он скупо улыбнулся:
— Какая ты все-таки амбициозная девушка! А по виду и не скажешь.
— Не стоит судить людей по внешности. А тем более делать скоропалительные выводы. Мне вообще кажется, твое мнение обо мне во многом не соответствует действительности.
— Может быть, — вдруг согласился он. — И все-таки я тебе так скажу: на подруг можешь особо не упирать. Главное, чтобы Виола к осени перестала противиться возвращению в школу. Большего от тебя не требуется.
Я, конечно, спорить не стала, но тут же решила искать нашей девочке приятельниц. И удача довольно скоро мне улыбнулась.
За день до поездки к деду я и Виола довольно долго шатались по городу, а, возвращаясь с прогулки, заметили неподалеку от дома двух девчонок, играющих в бадминтон. Незнакомки показались мне милыми и приветливыми, потому я тут же изобразила живейший интерес к игре, заставив Виолу остановиться.
Девчонки немного смутились, но лупастить ракетками по потрепанному воланчику не перестали.
Почти с минуту я пялилась на игру молча, а потом, когда незнакомки чуть привыкли к нашему присутствию, стала нахваливать особенно ловкие удары. В принципе, мне и правда было интересно. Лет десять назад мы с Шуриком тоже «резались» в бадминтон часами.
Когда девчонки устали и присели отдохнуть в траву, я нагло одолжила у них ракетки и кивнула Виоле:
— Попробуем?
Она, кажется, стеснялась, но отказаться не решилась. Смущенно хихикая, мы начали свою игру. Виоле понадобилось несколько минут на то, чтобы приноровиться, но потом получаться у нее стало весьма неплохо. Наверное, она тоже была знакома с бадминтоном раньше.
— Вы не совсем правильно держите ракетку, — вдруг заметила одна из девчонок.
— Серьезно? — искренне удивилась я. — Покажи как надо, пожалуйста!
Девчонка попалась на эту хитрость и вскоре уже играла с Виолой вместо меня.
Через полчаса мы все перезнакомились. «Спортсменки» оказались сестрами. Их звали Оля и Юля, они были чуть младше Виолы, но не критично. Я, конечно же, пригласила их на чай. Да-да, вот такая я гостеприимная!
Девчонки засомневались и стали рассказывать про то, что родители запрещают им ходить в гости к незнакомым людям. Тогда я пошла и познакомилась с их мамой. Мне хватило и пяти минут, чтобы уговорить ее отпустить со мной детей. Не знаю почему, но обычно я легко вызываю у людей доверие (Павел чуть ли не единственное исключение).
Марта Петровна, кстати, ужасно обрадовалась гостям. Она любила готовить и переживала из-за того, что завтрак мы теперь стряпаем сами. На радостях, что снова есть повод встать к плите, Марта Петровна забабахала нам шикарные блинчики.
Когда домой вернулся Павел, Виола и наши юные гостьи уже покончили со светскими беседами и вовсю плескались в бассейне.
— Боже, кто это? — спросил Павел, поглядывая на меня ошарашено.
— Дети твоих соседей.
— Ты их выкрала?
— Нет, просто одолжила. К вечеру надо вернуть.
— Капец! — ухмыльнулся он. — Кто в здравом уме доверил тебе детей?
— Думаешь, кроме тебя в округе нет других идиотов? Ошибаешься!
Он почти сразу ушел в дом, но напоследок так странно на меня посмотрел! Словно впервые увидел. Во взгляде его даже промелькнуло что-то весьма похожее на уважение.
Спать мы легли пораньше. Поезд в Краснодар отправлялся из Сочи в несусветную рань, а перед дорогой обязательно нужно выспаться. Я это все понимала, а вот мой организм нет. Он никак не хотел засыпать. Почти час я вертелась с боку на бок, а потом все-таки отчаялась побороть бессонницу и отправилась на кухню, чтобы сделать себе чаю.
В доме стояла невероятная сонная тишина. Перед уходом Марта Петровна, ненавидящая духоту, законопатила все окна, потому с улицы сейчас не проникало ни звука.
Я неторопливо вскипятила воду и заварила себе чаю с тимьяном. В одном из шкафчиков нашелся липовый мед, он тоже отправился в чашку. Получилось вкусно. Я сделала маленький глоток, и мне вдруг захотелось звуков и запахов ночного Сочи. Открывать окна я не рискнула, чтобы не выпускать холодок, нагнанный кондиционерами, вместо этого перелила чай в закрывающуюся кружку и пошла на крыльцо.
Там не горел свет, но даже в полумраке я смогла разглядеть сидящего на ступенях Павла. Мое появление заставило его вздрогнуть и оглянуться.
Впрочем, поняв, что это я, он почти сразу расслабился, вытащил из уха один из наушников:
— Что, тоже не спится?
— Ага, — я слегка растерялась. — Не знала, что ты здесь. Я тогда лучше посижу у бассейна.
— Да ладно тебе! — он тихо фыркнул, а потом похлопал ладонью по месту рядом с собой. — Падай.
42
Наверное, нужно было уйти. Даже не наверное, а точно. Но я, конечно, не двинулась с места. Из вежливости помялась еще несколько секунд и таки присела на ступени рядом с Павлом. Его присутствие будоражило и притягивало.
— Угощайся, — чуть погодя, сказал он и протянул мне один из наушников.
Мне пришлось придвинуться, чтобы проводок дотянулся до моего уха. Наши плечи соприкоснулись.
От Павла веяло теплом и уютом. Меня так и подмывало положить ему на плечо голову, но я изо всех сил боролась с наваждением.
Мелодия, играющая в наушниках, была мне незнакома. От нее веяло грустью.
— Что это у тебя? — спросил Павел, когда я сделала очередной глоток из своей кружки.
— Чай. Хочешь попробовать?
Его губы тронула легкая улыбка.
— Давай.
Я осторожно передала ему бокал, и он тут же сделал большущий глоток. В груди у меня разлился приятный холодок. Павел пьет из моей кружки! Всего несколько секунд назад ее касались мои губы, а теперь…
— Вкусно, — похвалил Павел, возвращая кружку обратно.
Я смотрела на него как завороженная.
— Что? — тихо спросил он, заметив мой интерес. — Чертовски хорош?
Внутри все словно перевернулось, но тем не менее я встретила его взгляд без смущения:
— Есть такое дело.
— Странно, что ты еще не привыкла.
— Ты редко бываешь дома. Бывал бы чаще — давно бы слился для меня с местностью.
— Не сомневаюсь.
Я еще немного отпила из кружки и снова протянула ее Павлу. Он опять коснулся губами того места, которое еще хранило отпечаток меня. В этот раз я отвернулась. Меня накрывало странными, непривычными чувствами. Мне хотелось, чтобы наше чаепитие длилось вечно. Хотелось как можно дольше ощущать Павла рядом с собой, искоса любоваться на его профиль.
Вот только хоть и медленно, но кружка опустела. И приличия потребовали от меня уйти в дом, чего мне совершенно не хотелось.
— Может, еще чаю? — предложила я с затаенным отчаянием.
Павел повернулся ко мне и замер. Наши лица были близко-близко, и я чувствовала кожей его горячее дыхание. Меня словно парализовало. Несколько секунд мы сидели не двигаясь, а потом Павел вдруг подался вперед и накрыл мои губы поцелуем. Легким и таким волшебным, что в груди словно петарда бабахнула.
Я закрыла глаза, наслаждаясь послевкусием, а Павел вдруг поцеловал меня снова. Потом еще раз. Каждый следующий его поцелуй становился страстней и горячей. Павел словно изучал грани дозволенного, каждый раз позволяя себе все больше и больше.
Вскоре он по-хозяйски обхватил мое лицо ладонями и даже пустил в ход язык. Я выронила кружку, она куда-то укатилась, но меня это нисколько не взволновало. Освободившимися руками я обняла Павла за шею и чуть не застонала от накрывшего меня удовольствия.
Очередной наш поцелуй длился секунд сорок, а потом мы чуть отодвинулись друг от друга, чтобы перевести дыхание.
— Они все-таки работают, да? — спросил Павел с легкой усмешкой.
— Ты про что?
— Про твои штучки, — пояснил он. — Еще немного и ты таки окажешься в моей постели. Все-таки у тебя есть суперсила. Она в твоем умении манипулировать людьми.
Очарование момента стремительно улетучилось, облетело как лепестки роз после урагана.
— Ты идиот? — прошипела я, ощущая легкую трясучку. — Я ни разу не пыталась тобой манипулировать.
Он покачал головой:
— Ты такая милая, когда врешь. Глаза как у лисички из сказки.
— Да иди ты! — я выдернула из уха наушник и зашвырнула им в Павла.
— И чего ты истеришь? — прохладным тоном спросил он. — Твои желания вполне понятны. Ты молода, тебе скучно целый день торчать с ребенком, хочется флирта и интима.
— То есть теперь уже просто интима? Не замуж? Раньше ты утверждал, что моя цель — захомутать богача.
— В тот раз я поторопился с выводами. Для таких серьезных целей ты слишком поверхностна и импульсивна.
— Ну надо же! — я даже руками всплеснула. — Как мило! Значит, ты переместил меня из отряда хищниц в отряды идиоток?
Павел вдруг усмехнулся:
— Зачем же так грубо? Нет, я считаю, что ты обычная легкомысленная девочка. Такая же, как многие твои ровесницы. Но если я ошибся, и ты все-таки хочешь удачно выйти замуж, бери Георгия. Он, кажется, настроен серьезно, а со мной тебе светит только незатейливый перепихон.
— Кажется, совсем недавно ты уверял меня, что никогда не будешь спать с компаньонкой дочери.
— Я так и думал. Но ты умеешь переубеждать, верно? В конце концов, к чему эти предрассудки? — его голос сочился сарказмом. — Мы взрослые люди, так что можем иногда расслабиться. Не думаю, что это так уж повредит нашим отношениям.
Он с нарочитой грубостью потрепал меня по колену:
— Ну что, пошли?
— А перепихон точно будет незатейливым? — зачем-то спросила я.
— Конечно! Кто ты такая, чтобы для тебя стараться? Сделаем все по-быстрому и баиньки.
Я уставилась на него во все глаза. Никак не могла понять: он шутит или серьезно?
— Не пытайся думать, у тебя все равно это не получается, — философским тоном заметил Павел.
У меня даже дыхание перехватило.
— Знаешь, мне еще никогда не попадался такой же мерзкий тип, как ты.
— Серьезно? Я думал, у тебя большой опыт.
— Спокойной ночи, — процедила я, поднимаясь на ноги. — Увидимся утром.
— Спокойной ночи, девочка, — насмешливо кивнул он. — Если что, обращайся: с удовольствием помогу тебе снять напряжение.
— Не дождешься, — выпалила я и, хлопнув дверью, скрылась в доме.
43
Утром Павел вел себя так, словно ничего не случилось, словно вчерашний разговор мне только приснился. «Брат» встал раньше нас всех и даже сделал для меня и Виолы бутерброды. Получилось у него весьма вкусно. Наверное, Виола в него такая талантливая кулинарка.
Позавтракали мы минут за пять, а потом Павел сразу отвез нас на вокзал. Всю дорогу он что-то насвистывал и улыбался, словно у него праздник какой-то. Мне это нежданное веселье было ужасно неприятно. Меня саму почти трясло при малейшем воспоминании о стычке накануне, и всю дорогу до вокзала я избегала даже смотреть в сторону «любимого брата».
Правда, вскоре свою неприязнь пришлось пересилить из-за рокового стечения обстоятельств. Точней из-за контролера, требующего предъявлять при посадке все документы. На перроне Виола не отходила от меня ни на шаг и могла обнаружить мою настоящую «личность». Я ужасно разнервничалась и таки созрела до того, чтобы попросить «брата» о помощи.
Извинившись перед племянницей, я отвела Павла в сторону и, близко придвинувшись к нему, зашептала:
— Тебе нужно ненадолго отвлечь Виолу.
— Зачем? — спросил он и словно против собственной воли погладил меня по волосам.
Я даже ненадолго зависла от этой непрошеной нежности. А еще вдруг заметила, что морщинки вокруг глаз «брата» резче, чем обычно, да и сами глаза какие-то воспаленные и уставшие. В них не было ни капли веселья.
В душе у меня все мучительно перевернулось. Мне вдруг отчаянно, до дрожи, захотелось погладить Павла по щеке, снова поцеловать его. Словно в ответ на мои мысли его губы чуть дрогнули, им явно тяжело давалась искусственная улыбка. На мгновение я забыла, о чем собралась просить. К счастью, легкий толчок какого-то неуклюжего пассажира, спешащего на посадку, привел меня в чувства. Я встала на цыпочки и почти прижалась губами к уху Павла:
— Я должна показать контролеру паспорт, а мне категорически нельзя светить перед Виолой свое кубанское происхождение.
— Точно! — он понимающе кивнул и тут же шарахнулся в сторону, словно боялся того, что мы так близко друг другу.
Через секунду Павел уже отвел дочь подальше от меня и стал шептать ей что-то очень забавное. Виола уткнулась ему в плечо и тихо захихикала. Я быстро продемонстрировала контролеру все документы, а потом тут же убрала их обратно в рюкзак. От волнения сердце так и норовило выпрыгнуть из груди.
Совершенно по-семейному, Павел помог мне и дочери забраться в вагон. Вещей у нас почти не было: у меня рюкзак, у «племяшки» небольшая сумка. Я не брала с собой ничего, кроме подарков, потому что не собиралась оставаться в Краснодаре с ночевкой.
На прощание Павел помахал нам рукой. Его натянутая улыбка растаяла, уступив место тревоге.
— Все будет хорошо! — пообещала я и тут же отвернулась. Мне не хотелось, чтобы он догадался о том, что я уже не могу на него злиться.
Наконец поезд тронулся. Перрон уступил место домикам, пальмам и безграничной синеве Черного моря…